Холм Зверя

– Вам, конечно, виднее, милорд. – Горько проговорил Фёдор. Он знал, что Леманн был истовым верующим, но труды де Врена и его жизнеописания “От Халана Многоликого до Виктории Великой” – были любимым чтивом мезневчанина. Хотя, говоря по чести, мало кто по службе бывал в восторге, попадая в очередные распределения к экспедициям института – обычно это сопровождалось самоубийственными вылазками в самые проклятые места Империи. Однако… – Однако ещё сам Турон Сжигатель…

– Вольтер остановился! – Раздался крик Шульца.

Наст снега на раскинувшейся равнине был достаточно крепок, а потому Фёдор разослал по одному разведчику на две сотни шагов по ходу движения и по сторонам. Пусть на такой равнине у них не было и шанса остаться незамеченными, но это не значит, что сержант был готов оставаться слепым.

– Шульц, бери Гнома и Маркуса – проверьте. Остальным – круговая оборона!

Быстро снимаясь с лошадей, солдаты резво стали разводить их вокруг и укладывать – на такой местности они были их единственным укрытием. В то же время, потеря каждой из них стала бы ударом. Из-за опасности перехода и в целях маскировки было принято решение взять лишь пять запасных лошадей, что ныне скакали в конце колонны, гружённые едой и огневым припасом, которого взяли с большим запасов – два ящика. Как говорил Иоганн: “Лишний ящик пороха, не лишний. А для большого взрыва”.

Завидев остановку, Морган и Клауд резво развернули лошадей и отправились к отряду. Мишель снял с запасной лошади один из заготовленных на всякий случай мушкетов. Гномы может и подлый народ, но в одном они правы – огневой мощи никогда не бывает слишком много.

– Что, боишься подпустить шелудивую погань? – Усмехнулся один из залёгших дворян. Кажется, это был Рон.

– Смеешь сомневаться в моей доблести? – Полушутливо, с намёком на угрозу, ответил Мишель. – Не бойся, ублюдков всё равно останется достаточно много, дабы выпотрошить тебя.

– Вы говорите о чести, сражаясь гномьим порохострелом, ха! – Ещё один ливеец, Вилли, перехватил поудобнее эсток и с неприкрытым презрением глянул на пистоль в своей руке. – В чём честь, убить врага не схлестнувшись с ним в рукопашной схватке?

– Обязательно передам вашей матушке, что четыре дырки в вашем теле были получены максимально честно – в жалкой попытке запрыгнуть на дуб, где будет сидеть фелеска с аркебузой. – Мрачно ответил тому Леманн. Над равниной застыла неловкая тишина.

Замерев на мерно вздымающемся боку Ежи, мысли сержанта, равно как и остальных, вернулись к их первой, и, пока, единственной потере.

Два месяца назад Фриц Колесо отправился с Вольтером и Леманном в брошенную деревню и получил выстрел от мелкой чернокровки, засевшей на пути уже ставшего привычным маршрута патруля. Леманн тут же отомстил мелкой дряни, но расстояние в пять метров не оставляло Фрицу и шанса. К лагерным жрецам притащили уже давно остывший труп. Мелкая девчонка с лисьим хвостом и покрытая шерстью, вместо кожи, точно знала, где ждать разъезд.

Но лишь Фёдор знал, что та умерла с улыбкой на устах – в следующий раз ту деревню проверял уже Фёдор с Адрианом и Мишелем. На обратном пути он отпустил парней вперёд, предупредив, что ему нужно сделать крюк. Те сделали вид, что не поняли, куда отправился северянин, за что он был им искренне благодарен. Подойдя к дереву, солдат обнаружил тело фелески – скукожившуюся под деревом в позе ребёнка. Пуля раздробила ей правую ключицу, но не убила сразу – остальное сделали копыта лошадей. Пусть та и была чернокровкой, но она родилась под сенью Спящих – будущий сержант сжёг её под тем же дубом, потратив две фляги масла и полтора часа на рубку валежника.

Наконец от мыслей о прошлом Фёдора выдернуло возвращение Шульца и Вольтера – Гном и Маркус остались на том же месте.

– Докладывай! – Вперёд сержанта влез Леманн.

– Спящие проснулись. – Как всегда с ухмылкой начал толстый ливеец, но, уловив настроение, тут же исправился. – Вольтер уверяет, что видит впереди снежный шлейф, как от копыт большого разъезда, но…

– В чём дело? – Не дожидаясь конца заминки продолжил Фёдор. Он старался не смотреть в сторону Леманна, нарушившего субординацию, дабы случайно не показать своё неудовольствие.

– Сир, Шульц говорит, что не видит его. Как и остальные. – Несколько неуверенно проговорил сбитый с толку Вольтер, резко повернулся и указал чуть в сторону от направления их движения, где, как и повсюду кругом, расстилалось чистая небесная гладь. – Но я вижу его, вон он, прямо там!

– Вольтер, о чём ты, нергал тебя раздери, молвишь? – Поднимаясь с колен и отряхиваясь от снега, сержант пытался осознать происходящее.

– Клянусь Спящими, вон! – Кусая губы, молодой ливеец указывал рукой в пустующую линию горизонта. Парни вокруг зашевелились, неуверенно переглядывались и силясь разглядеть хоть что-то впереди. Раздались первые нервные смешки.

– Мы не смеем не верить вашему честному слову… – Вновь взял слово Леманн, и Фёдор уже набрал воздуха в грудь, дабы прервать много думающего о себе ливейца,который встревает в разговор, как их обоих прервал неуверенный голос лурканца Моргана:

– Сир, я тоже вижу этот шлейф.

– И йа, – подхватил милетец Клауд. Они оба переглядывались с остальными, ища поддержки, но все прочие, усиленно всматриваясь в указанную сторону, всё также не могли ничего разглядеть..

– Спящие защити, – пробормотал Леманн, запустив волну таких же шепотков. Липкий пот прошиб Фёдора – с колдунством им ещё сталкиваться не приходилось. Люди вокруг умолкли и принялись кто проверять пистоли, кто крутить родовые кольца – неуверенность можно было черпать ложкой.

– Какие указания, сержант? – Наконец нарушил повисшую в разговоре паузу Шульц.

Северянин неожиданно понял, что кусает верхнюю губу, благо, что под шарфом было не видно движения губ. От него зависит решение, и это осознание навалилось на его плечи, не дозволяя даже сдвинутся с места. Однако вбитая отцом выправка не позволила уронить свою честь и, что важнее, честь рода де Грабровенов. “Не знаешь что делать, атакуй!” – говорил отец.

Загнав пистолет в кобуру и потянув поводья, он поставил Ежу на ноги, попытавшись запрыгнуть в её седло одним движением, но одеревеневшие вмиг мышцы подвели хозяина, обращая ловкость в лёгкую заминку.

“Это всё от долгого ожидания и дороги”, – убеждал себя Фёдор.

– Зверь наконец нашёл нас достойными встречи. Не будем его разочаровывать. Вольтер, Морган, Клауд. Посменно едьте впереди и справа, также в двух сотнях шагов. Мы – за вами. Если это какое друидское проклятье, мы найдём его источник и уничтожим! Двадцать шестой полк, первая рейтарская рота, пятый отряд! Вперёд!

Сержант говорил как можно увереннее, придавая своему голосу несвойственный ему бас. Парни перед ним впервые шли в атаку, и он не смел предать их веру в него, как командира. Среди них он был первым среди равным! Однако его голос, в конце, всё же предательски дрогнул, но люди, его люди, этого уже не услышали. После крика “двадцать шестой”, все уже стояли на ногах, готовя лошадей.

– Двадцать шестой!

Вскоре боевая колонна была сформирована. Исходя из описаний троицы “ясновидящих”, Фёдор предположил, что противник в трёх-четырёх километрах от них. “Ясновидящими” парни стали не без помощи Шута.

– Если они тоже оконь, то нагоним в четверть часа. – Подумав секунду, сержант придержал лошадь, поравнявшись с Медведем.

– Мишель!

– Сир?

– Бери мушкет и держись позади. Это приказ! – Увидев намёк на возмущение лурканца, мезневчанин прервал его в зародыше. – И это не укор твоей чести! Ты единственный из нас, что имеет хотя бы шанс на прицельный выстрел из этого орудия, а мы не знаем, с чем схлестнёмся. Исполнять!

Отделавшись кивком, солдат отбыл в обозную часть колонны, считая себя вновь не допущенным до возможности свершить подвиг.

– Лурканцы… – Сержант не удержался от едкого замечания.

– Знают о чести всё. И отличные бойцы. – Сухо продолжил Леманн, вновь испортив настрой Фёдору. Тот, от досады, поддал пятками в бока лошади, пуская Ежевику в рысь, подавая пример остальным.

* * *

Вскоре стало понятно, что им удалось застать прячущихся врасплох. По словам “видящих”, столб снежной пыли сначала опал, а затем вновь поднялся – колдуны совершили отчаянную попытку бежать от наступающих имперцев.

– Ха! Их магия ест-т полная дрянь! – Усмехнулся Гном, заражая остальных залихватским настроем. Шульц немедля засунул два пальца в рот и оглушительно засвистел, подначивая остальных парней заулюлюкать и пустить лошадей в галоп. Даже Фёдора охватил сладострастное предвкушение – он вспомнил охоту в отчем доме, загнанных волков, ярость зверя, что сменялась отчаянием за миг до гибели…

– Спокойнее, молодняк! – Закричал Леманн, поравнявшись с северянином. – Это не игра, держать строй!

Слова ветерана возымели эффект – порядок колонны вскоре был восстановлен, а свист и смешки сменились напряжённым молчанием. С галопа все перешли на скорую рысцу – не пристало лошадей выматывать раньше времени. Быстро стало понятно, что “ясновидящие” уже должны были заметить преследуемых, но почему-то замечали лишь снежный шлейф, будто появляющийся сам по себе.

Наступил черёд Моргана – теперь он шёл лишь на полсотню шагов впереди. По его описанию, до убегающих оставалось не далее полукилометра – все в последний раз проверили оружие и, по приказу Фёдора, развернулись в цепь, как десятки раз до этого на игрищах. Только теперь пистоли были заряжены не холостыми, а впереди были не свои же пехотинцы, тренирующие выучку в строю терции. И, впервые, сержант был тем, кто вёл за собой строй, сжимая в руке вдруг потяжелевший палаш.

Ускоряясь с каждой секундой, всадники шли галопом, чётко выдерживая стройную линию. Только Ежа была на полкорпуса впереди – управляя одними лишь коленями, руки рейтар сжимали пистоли и мечи. Второй пистоль торчал из кобуры под левой рукой, третий – на голенище. Ещё по два подготовленных пистоля – на седлах, по одному под каждой рукой.

Неожиданно лошадь Моргана резко затормозила, выбрасывая седока вперёд головой. Ещё пяток лошадей заартачились, ломая строй, но остановить рейтар было уже невозможно – сержант воздел палаш к небу и направил его прямо перед собой – на девственно чистую гладь пустоши. Спустя секунду, картина перед лицом сержанта резко изменилась.

В семидесяти шагах от них тридцать чернокровок, кто на мулах, кто на лошадях, кто на своих четырёх, остановились и торопливо доставали пики и порохострелы, отчаянно пытаясь выстроить подобие строя. Прямо перед беглецами, в двадцати шагах, стоял, вытянув трёхпалую лапу в сторону рейтар, одинокий, покрытый мешковатой одеждой старый мадатхи, опирающийся на какой-то резной посох. Больше волк, нежели человек, он с ненавистью глядел на северянина, беспрестанно что-то нашёптывая. Направив Ежевику прямо на него, северянин, краем глаза, успел заметить, как плотный наст снега под копытами лошади взрывается, и из под него вырывается плотный пучок корней и чего-то, напоминающего чёрные лианы. Поддав в бока, Грабровен заставил Ежу прыгнуть, ускользая от неожиданной ловушки. Три десятка шагов. Не раздумывая, скорее для острастки, чем в надежде реально навредить, Фёдор спустил курок в направлении мадатхи, заставив того вздрогнуть, когда пуля просвистела левее чернокрокви. Двадцать шагов.

Сержант бросил в кобуру ставший бесполезным пистолет, понимая, что на второй выстрел нет времени. В отчаянной попытке спасти свою шкуру, мадатхи отбросил посох и ринулся прочь, к оформившемуся строю. Припав на четыре лапы, он окончательно потерял человеческий облик. Мимо сержанта прошелестела пуля, пущенная неумелой рукой здорового полумедведя. До строя блохастых оставалось не далее десяти шагов, когда клинок Фёдора вонзился в спину убегающего, вырывая из его глотки смесь собачьего визга и человеческого стона. Не раздумывая ни секунды, северянин пустил лошадь налево, вдоль стены пик, выхватывая пистоль из седельной кобуры. Один чернокровка, с огненно-рыжим мехом на ногах, проскользнул вперёд из строя, стремясь подцепить рейтара своей пикой. Пущенная с пяти шагов пуля с лёгкостью пробила доспех на груди самонадеянного фелеса, что тут же опал на землю.

Не оборачиваясь, Фёдор пустил коня вперёд. Одиночные выстрелы пистолей позади, грохот погромче – аркебуза или мушкет, рёв полумедведя, ржание раненых лошадей и людей. Пятьдесят шагов, смена пистоля, разворот. Всё, как тогда, на военных играх. К нему подскакал Гном, бледный, что сама смерть, с застывшей гримасой веселья и ужаса. За ним последовали Маркус, Ренато, Бран, Шульц, как всегда спокойный Леманн, Фриц, Валериан. Достаточно.

– Выучке они обучены. – Сухо подчеркнул ветеран, и его правота заставила сержанта поморщиться. Чернокровки торопливо разворачивали стену пик им навстречу, несмотря на то, что снег окрасил кровью не менее дюжины бойцов. Краем глаза он видел и недвижимые тела рейтар.

– Не дадим им собраться. Леманн! Собирай оставшихся и атакуй за мной! – рявкнул Фёдор.

Пустив Ежу с места в карьер, северянин повёл людей за собой, уже не столь плотным, но не менее смертоносным строем. Он поднял палаш и дважды крутанул его вправо – оставалось надеяться, что все бойцы увидели знак. Загнав его в ножны, сержант выхватил второй пистоль, не отрывая взгляда от приближающегося строя пик.

“Давай же… Беги! Хоть один!” – пронеслось у него в голове.

Но несмотря на потери и несущуюся им в лицо смерть, они не дрогнули. Один баагвай – полумедведь в красном кафтане и железном нагруднике, проревел и припал на колено, заражая остальных примером – те изготовились отражать удар конницы. Злая ухмылка тронула уста солдата. В сторону наступающих разрядилось два выстрела из аркебуз от фелеса и мадатхи – позади раздалось ржание одной из лошадей.

Закусив губу, менее чем в десяти шагах от строя, Фёдор резко осадил Ежу, заставляя ту встать на дыбы. Остальные просто замедлились, выстраивая жидкую линию перед строем чернокровок, что замешкались лишь на миг – миг, отделяющий вчерашних землепашцев от настоящих бойцов. Живых бойцов. Грянувший нестройный залп унёс жизни не меньше полдюжины ублюдков, руша и так хлипкий строй.

Не дожидаясь ответа чернокровок, подобно единому организму, отряд синхронно развернул лошадей и бросился вправо. Пятьдесят шагов, смена пистолей, разворот.

– Всё ест-т кончено. – Кривая ухмылка сползла с лица Джованни, уступая место глупой улыбке. Как и все прочие, они были сбиты с толку, но довольны собой.

– Ха. А Гном-то прав, чтоб мне монашка Ашайи в задницу дала! – Шут вновь засвистел, подбадривая остальных.

Леманн собрал отставших и повторил манёвр Фёдора шаг в шаг, с разницей в двадцать секунд. Чернокровки не выдержали зрелища павших товарищей и принялись разбегаться. Скривившись, сержант всё же отвернулся от сцены бойни, когда уловивший ход битвы Леманн тут же ударил в палаши. Нет ничего более жалкого, чем кучка оборванцев, убегающих от кавалерии в чистом поле, и более ужасного, когда эта кавалерия подзужена кровью павших товарищей.