Нюрнберг. На веки вечные. Том второй

– Интересно, Кейтель блефует? – задумчиво спросил Даллес.

– А зачем ему? Он – человек старый, – так же рассудительно отвечал советский обвинитель. – По-моему, с жизнью он уже простился.

– Неужели фальсификация?

– Вне всяких сомнений.

– Но кто?

Шейнин хитро улыбнулся, глядя на своего собеседника.

– Помнишь, я тебе рассказывал про «Четвертый рейх»? Про возможное сотрудничество Берии с англичанами? Ведь именно из-за этих подозрений Сталин не допустил его к работе над этим процессом…

– Помню. И что?

– А то, что именно МИ-6 объединяет Канариса и Берию.

– Не может быть… – хлопнул себя по лбу Даллес.

Информация к размышлению (Вильгельм Франц Канарис). Будущий адмирал родился 1 января 1887 г. в семье хорошо обеспеченных «белых воротничков» провинциального разлива, что и сформировало главу немецкой разведки как личность. Достаток позволяет не суетиться, не кланяться лишний раз сильным мира сего. Образование дает возможность реализовать себя. Ну, а отдаленность от столиц – едва ли не залог удачной карьеры. В общем, Канарис был смел, решителен, умен, интеллигентен, порядочен. Он мог преуспеть на любом поприще. Но проявил настойчивое желание стать военным моряком.

Невысокого роста, скромный, со склонностью к иностранным языкам (английский, французский, испанский, русский) и умением буквально впитывать в себя нравы и привычки чужих стран и народов, Канарис быстро зарекомендовал себя как хороший специалист, дисциплинированный офицер и… отличный разведчик. Первое же «деликатное» задание – аудит строительства железной дороги, финансируемой рядом немецких банков, на Балканском полуострове, он выполнил блестяще.

Вильгельм Франц Канарис

Дальше – больше. Началась первая мировая. Канарис воюет, попадает в плен, длительное время скрывался в США, затем благодаря отличному знанию испанского, выдает себя за чилийца и по фальшивым документам, выдержав множество проверок, возвращается в Германию.

Следующее назначение Канариса имеет уже прямое отношение к тайной деятельности. В качестве сотрудника аппарата немецкого морского атташе в Испании будущий шеф абвера создает агентурную сеть, вербуя агентов из числа испанцев для наблюдения за вражескими и нейтральными судами в местных портах. С некоторыми из агентов Канарис будет работать долгие годы.¹²

Затем – затишье. До 1923 года Канарис практически не занимается разведкой. Он командует подводной лодкой, работает в штабе министерства обороны, занимает должность помощника командира на крейсере «Берлин». Кстати, среди подчиненных Канариса – Рейнхард Гейдрих, будущий глава нацистского Управления имперской безопасности и один из могущественных соперников и недругов адмирала.¹³

Новое назначение Канариса – главой одного из отделов управления морского флота военного министерства – связано с размещением заказов на строительство кораблей и подводных лодок через подставные фирмы нейтральных стран, в обход условий Версальского договора, запрещающего Германии иметь военный флот. Работа требует создания собственной агентуры и активизации уже имеющихся связей и Канарис буквально набрасывает разведывательную сеть на крупнейшие судостроительные фирмы Европы. Затем было сотрудничество с испанскими спецслужбами и подписание «Соглашения о взаимных отношениях между полицейскими управлениями Испании и Германии». Через Канариса было организовано обучение немецких летчиков в Марокко.

В 1935 году Канарис получает приказ возглавить абвер – отдел разведки и контрразведки военного министерства. Это ведомство было подчинено ВМФ и отвечало за борьбу с иностранными шпионами и сбор разведывательной информации в Германии, и за ее пределами. Также – это была уже не официальная сторона дела – абвер находился в постоянном конфликте с нацистскими спецслужбами СД и гестапо.

Под чутким руководством Вильгельма Канариса абвер из небольшой службы превратился в важнейший инструмент гитлеровской политики, обеспечивая секретность военных приготовлений Германии, внезапность ее нападений, а также успех «блицкрига» путем дезорганизации и развала тыла стран, избранных объектами агрессии. При участии абвера совместно с СД (внутрипартийная служба безопасности) была подготовлена известная провокация в Гливице, послужившая предлогом для нападения Германии на Польшу. Вечером 31 августа 1939 г. люди в польской военной форме захватили немецкую радиостанцию в небольшом германском городе Гливице, вблизи польской границы. После один из участников «нападения» зачитал по радио ложное сообщение на польском о том, что польская армия пересекла германскую границу и овладела немецкой радиостанцией. Сделав несколько выстрелов у микрофона, «террористы» покинули здание радиостанции. Неподалеку от здания остались лежать трупы тринадцати немецких заключенных, приговоренных к смертной казни, и одетых в польскую военную форму.

Участвовал абвер и в подготовке агрессии против Дании, Норвегии, Бельгии, Нидерландов и СССР. Во время войны боролся с партизанским движением, разведчиками-парашютистами, занимался пропагандой среди населения оккупированных территорий. Однако в феврале 1944-го в связи с рядом неудач в деятельности против СССР и в результате конкурентной борьбы с другими органами разведки, а также с падением доверия нацистской верхушки лично к Канарису, абвер был расформирован.

Руководители разведок редко становятся всеобщими любимцами. Канарис не стал исключением. После покушения на фюрера в июне 44-го один из заговорщиков дал показания против адмирала, но того лишь уволили со службы. Однако уже вскоре вместе с другими подследственными Канарис был отправлен в концлагерь.

Последняя перемена в его судьбе была традиционно спешной. По непонятной причине, в апреле 1945 г., во время наступления союзников на Нюренберг, Канариса спешно приговорили к смертной казни через повешенье. Офицер, присутствовавший, позже свидетельствовал, что последними словами адмирала были: «Я не предатель. Как немец я лишь исполнял свой долг». К месту казни Канариса волочили за ноги. За несколько минут до этого, находясь в камере концлагеря Флоссенбург, он передал тюремной азбукой Морзе, с помощью ложки и курительной трубки, несколько прощальных слов тем, кто сможет услышать. Его повесили на «железном воротнике». Этот садистский способ казни Гиммлер применял к личным врагам: тонкая стальная проволока, в отличие от веревки, вытягиваясь и пружиня, несколько раз «отпускала» свою жертву. «Маленького адмирала сегодня утром повесили, – рассказывал стражник одному из узников лагеря, – его несколько раз вздергивали и потом снова опускали. Он был такой живучий». Процедура заняла более получаса…¹⁴

Канариса казнили 9 апреля 1945 г., за месяц до крушения фашистского рейха, по обвинению в измене и участии в заговоре против Гитлера. Отныне он – человек, возглавлявший самую хитроумную и изощренную разведку Европы, на совести которой миллионы человеческих жизней – стал «борцом с фашизмом». По понятной теперь причине ему решено было приписать трогательную заботу о советских военнопленных, якобы проявленную в письме на имя Кейтеля. Причина проста – Интеллидженс сервис своих не бросает. Ему не забыли того добра, которое он сделал англичанам, будучи агентом их разведки в самом сердце рейха. Видимо, по той же причине его столь спешно и казнили – Гитлер не хуже англичан помнил и хорошее, и плохое…

Во всяком случае, об этом свидетельствуют факты. В 1936 г., сразу после начала фашистского мятежа, Канарис прибывает в Испанию. Близкий друг Франко еще с 20-х годов, он организует снабжение мятежников оружием. Являясь личным представителем Гитлера при «каудильо» на протяжении всего периода гражданской войны, Канарис становится ключевой фигурой в организации германо-фашистской интервенции, осуществлявшейся под руководством абвера. Свое пребывание в Испании он использует для создания широко разветвленной агентурной сети, которая была призвана стать в будущем опорой его огромной тайной империи, способной в случае необходимости пережить и смену режима в Германии.

В те дни Интеллидженс сервис получает первый сигнал, заставивший обратить более пристальное внимание на шефа абвера. Один из ее агентов сообщил о «весьма сдержанном» отношении Канариса к гитлеровской верхушке и высказал мысль, что его можно перетянуть на сторону британской разведки в качестве «дремлющего партнера». Руководство «МИ-6» ломало голову над смыслом сказанного. Формула была весьма расплывчата, и ее автором был, по-видимому, сам «хитроумный Одиссей» – так нередко называли Канариса в его окружении. Предлагал ли он англичанам свое сотрудничество против Гитлера или, наоборот, выполнял волю последнего? Одни были готовы видеть в этом редкую удачу, другие – опасную западню. Соблюдая осторожность, обе стороны пошли на развитие возникших контактов.

Незадолго до описываемых событий целая вереница фургонов для мебели и клетей с лошадьми для верховой езды появилась в небольшой деревушке Люкингтон, в графстве Уилтшир, к западу от Лондона. Затем прибыл со своей любовницей Виолеттой фон Шредер некий Треек, арендовавший здесь виллу. Новым знакомым он всегда говорил, что его отец – помещик из Прибалтики, бежавший из России после революции. Если речь заходила о коммунизме, показывал оставшийся на шее шрам от пули – «чудом спасся» от большевиков, приговоривших его к расстрелу… Треека сразу же благосклонно принял английский «высший свет». Он участвовал в дорогостоящих охотничьих забавах, когда и установил непосредственный контакт с узким кругом наиболее влиятельных представителей английской земельной аристократии и финансового капитала. Путь к этому ему открыли солидный счет в банке, шрам на шее и… помощь главы Секретной разведывательной службы Великобритании Стюарта Мензиса, загородное поместье которого «случайно» оказалось по соседству и было отделено от арендованного Трееком участка лишь живой зеленой изгородью.¹⁵

Агент абвера Треек был направлен в Англию «для установления контактов с британской ветвью „Синего интернационала“ – небольшой, тесно связанной группой политической и торговой аристократии, в руках которой находилась подлинная власть в Европе».¹⁶ Охота, и в частности «охота Бофора», проводившаяся под руководством герцога Бофора, штальмейстера Букингемского дворца, представляла собой, пишет он, «в такой же степени политический заговор, как и спорт». Одним из видных участников «охоты Бофора» был и Мензис. Однажды, прогуливаясь в парке, Треек сообщил, что направлен в Англию Канарисом специально для установления с ним связи, а в случае надобности обеспечить контакт «в таких вопросах, которые будут представлять интерес для нас обоих». Мензис не высказал возражений.

Арендовав фешенебельный особняк в Лондоне и еще одно загородное поместье в самом центре охотничьих угодий в графстве Нортхэмптоншире, Треек пробыл в Англии до самого начала второй мировой войны. Все это время он находился в тесном контакте с наиболее реакционными и антисоветскими кругами правящего класса Великобритании. Во время охоты он нередко оказывался рядом с Мензисом, и когда его лошадь прыгала через препятствие, последний кричал ему в шутку: «Дойчланд юбер аллес!» Подлинное лицо Треека, таким образом, ни для кого из участников великосветских забав и изысканных застолий не являлось загадкой. Но никто и не спешил срывать с него какие-либо маски – контакт с Канарисом (о котором, кстати, адмирал подробно написал в своем дневнике, обнаруженном после казни¹⁷) был выгоден как в начале, так и в конце войны, когда стало очевидным скорое начало раздела захваченных немецких территорий. Адмирал мог помочь своим британским друзьям в этом вопросе.

Да и Канарис, как видим, был не против этого… Еще в 1935 г. ему было присуще убеждение, что войну выиграет то государство, на чьей стороне будут США. Полагая, что Англия в случае войны, безусловно, сможет рассчитывать на американскую помощь, «двуликий адмирал» считал необходимым с точки зрения интересов германского империализма избежать войны с Англией. Его, таким образом, вполне устраивали разбойничьи гитлеровские планы «похода на Восток» при участии Великобритании или хотя бы с ее молчаливого согласия, и он активно содействует подготовке нацистской агрессии. Но когда, в частности накануне Мюнхена, среди группы германо-фашистских генералов и дипломатов возникли опасения, что кризис приведет к конфликту с Англией, Канарис оказался на стороне тех, кто хотел предотвратить такое развитие событий.

Все это не могло не отложиться в памяти Гитлера. Вкупе со вновь вскрывшимися обстоятельствами (определенно это были дневники Канариса и операция «Санрайз», в ходе которой весной 1945 года представители МИ-6 сообщили немцам о многолетней работе на них главного шпиона абвера), это сыграло свою роль при принятии решения о судьбе адмирала последней военной весной 1945 года.

– То есть, ты думаешь, что бланки абвера могли оказаться в руках Берии по линии МИ-6? – уточнил американец.

– Запросто. Но это не самое страшное для советского обвинения, что может обнаружиться в ближайшее время, – протянул Лев Романович.

– Секретные протоколы?

– Именно. Никитченко всего лишь затянул время, но оно все равно настанет – рано или поздно. И вот что тогда делать – большой вопрос. Однако, всем зевакам, которые еще не успели опомниться от смерти Зори, уже сейчас понятно, на чьих руках кровь моего коллеги! Что бы ты сделал на месте Сталина? Ведь делать-то что-то надо!

Даллес задумался.

– Определенно, ничего хорошего.

18. «Собибор»

17 марта 1946 года, Нюрнберг, Дворец правосудия

– Подсудимый Кальтенбруннер, – начал Руденко допрос очередного обвиняемого, – вы были начальником Главного управления имперской безопасности (РСХА), деятельность которого сводилась к шпионским акциям, политическим убийствам, репрессиям и организации деятельности концлагерей. Признаете ли вы себя в этом виновным?

– В руководстве РСХА – конечно, – стараясь держаться невозмутимо, отвечал допрашиваемый, – если, разумеется, является преступлением занятие должности в службе контрразведки. Держу пари, что у каждой из стран-союзниц есть своя контрразведка, и никому из вас в голову не приходит обвинять ее руководство в борьбе со шпионами, пусть бы она велась и не в белых перчатках.

– Перестаньте! – оборвал его председательствующий Лоренс. – Вас здесь обвиняют не в руководстве контрразведкой, а в организации концлагерей!

– Впервые об этом слышу…

Тут не выдержала уже скамья подсудимых. Геринг всплеснул руками от такой лжи, подскочил с места и рявкнул на весь зал:

– Нет, вы только послушайте! Каждый защищается, как может, но отрицать очевидное – верх цинизма, недостойного члена НСДАП! Тоже мне, белоручка…

Председательствующий осадил наци №2, но его высказывание не лишено было правды – именно такое впечатление производила на всех, без исключения, присутствующих, наглая ложь Кальтенбруннера. Никто из подсудимых, избирая линию защиты и претворяя ее в жизнь при помощи недомолвок, недосказанностей и непониманий, якобы имевших место, а равно встречных обвинений в адрес союзников, никогда не опускался до отрицания общеизвестных фактов, до такой банальной лжи. Хотя положение этого человека было незавидным, и, наверное, многие бы не поскупились на вранье, чтобы из него выпутаться…

Информация к размышлению (Эрнст Кальтенбруннер). Родился Эрнст Кальтенбруннер 4 октября 1903 года в городской общине Рид, Австро-Венгрии. Его далекие предки были кузнецами, но уже дед выучился на адвоката, а потом более двадцати лет работал бургомистром небольшого австрийского городка Эфердинг. Отец тоже выбрал профессию юриста, поэтому по идее ему ничего не оставалось, как пойти по стопам предков. Однако, получив среднее образование, он поступил на химический факультет в Высшей технической школе в Граце. По словам его однокурсников, Кальтенбруннер не отличался ни особым прилежанием, ни трудолюбием, не очень утруждал себя учебой. Вел себя агрессивно, часто участвуя в модных тогда студенческих дуэлях. И он имел хорошие физические данные для этого: рост в метр девяносто с широкими плечами и тонкими, но сильными кистями. Его рост еще станет предметом для обсуждения – после ареста весной 1945 года весь мир облетит его фотография в сопровождении двух американских солдат, над которыми он будет возвышаться едва ли не на две головы.

Эрнст Кальтенбруннер

На память о бурной молодости у него на лице остались глубокие шрамы, которые, по словам Генриха Гейне, «бездельники носили как свидетельство их мужественности». Остепенившись к годам двадцати, он поступил на юридический факультет Зальцбургского университета, после окончания которого он еще в 1926 году получил и докторскую степень в юриспруденции. Немного поработав в городском суде Зальцбурга, Эрнст Кальтенбруннер открыл собственную юридическую контору в Линце. Как отмечали советские участники Нюрнбергского процесса, он был самым трудным подсудимым, потому что умело пользовался своими навыками «буржуазного адвоката», ловко применяя различные юридические уловки. После шести лет адвокатской практики он вступил в Национал-социалистическую партию, стал активным членом охранных отрядов СС.

Благодаря своей физической мощи и умению манипулировать людьми, Эрнст Кальтенбруннер заметно выделялся среди боевиков, в числе которых в основном были малограмотная молодежь и безработные ветераны Первой мировой войны. Его много раз арестовывали за участие в силовых акциях, но ему удавалось каждый раз избегать более или менее серьезных наказаний.

В 1934 году боевики СС ворвались в кабинет канцлера Австрии Дольфуса, в перестрелке его ранили в горло. Полторы сотни австрийских эсэсовцев, среди которых был и Эрнст Кальтенбруннер, никому не позволили оказать медицинскую помощь истекающему кровью Дольфусу. После этого убийства его карьера резко пошла вверх, он становится лидером СС Австрии. Почти в каждой изданной биографии Эрнста Кальтенбруннера описана первая встреча с Генрихом Гиммлером, когда он мелодраматически сказал: «Рейсхфюрер, австрийские СС ждут ваших указаний!». В начале июня 1941 года ему присваивают звание бригаденфюрера СС, назначают командующим СС и полиции Вены.

Не выдерживая бремени свалившейся на него власти и нервного напряжения, связанного со стремлением удержаться на вершине власти, он начал пить. Сначала маленькими рюмочками коньяк для поддержания тонуса, потом с утра до вечера, а иногда и до утра. Постоянно курил, причем дешевые сигареты, потому что они крепче, а официально, чтобы быть ближе к нации. В своих мемуарах Вальтер Шелленберг поделился впечатлением от первой встречи с Кальтенбруннером: «Когда я увидел его, меня чуть не стошнило. У него во рту было всего лишь несколько зубов, причем все гнилые. В результате он говорил невнятно, и я с трудом понимал его речь с сильным австрийским акцентом. На Гиммлера это тоже произвело чрезвычайно неприятное впечатление, и он в конце концов приказал Кальтенбруннеру пойти к зубному врачу… Он смотрел на вас в упор, подобно змее, жаждущей проглотить свою жертву. Когда его просили высказать мнение по тому или иному вопросу, его угловатое деревянное лицо не менялось в выражении; только спустя несколько секунд угнетающего молчания он ударял по столу и начинал говорить. Когда я смотрел на его руки, у меня всегда было такое чувство, что это конечности старой гориллы. Они были слишком короткие, а пальцы пожелтели от дыма – Кальтенбруннер курил по сто сигарет в день».¹⁸

Несмотря на явный алкоголизм, в 1943 году его назначают руководителем РСХА (Главного управления имперской безопасности). Как считают, решающим фактором стало то, что он был верным человеком Гиммлера, надежным и неоднократно проверенным. Кроме того, Эрнст Кальтенбруннер считался лучшим специалистом по организации и действиям специальных отрядов. О его невероятной трудоспособности ходили легенды, как и об оголтелом антисемитизме. Управление занималось тайными операциями по всему миру, включая поддержку борьбы горских племен Ирана, Индии, Ирака с британцами, создание «пятой колоны» в Латинской Америке, диверсии в Советском Союзе, внедрение провокаторов в отряды югославских и французских партизан. Специальные группы занимались диверсиями и политическими убийствами. Надо сказать, что разоблачение Канариса и не беспочвенное обвинение его в сотрудничестве с англичанами – дело рук Кальтенбруннера. Однако, были в его деятельности и грехи посерьезнее…

Он сам лично активно занимался вопросами создания и функционирования концентрационных лагерей. Самым зловещим его детищем был Маутхаузен, который считался местом заключения самых опасных «преступников» без надежды на «исправление». Он был построен у каменоломни города Маутхаузен недалеко от австрийского Линца сразу после аншлюса. За время существования этого концлагеря через него прошло 335 тысяч узников из 15 стран, более трети из которых были замучены.¹⁹ Среди убитых в Маутхаузене было 32 тысячи советских граждан, в основном военнопленных. На процессе в Нюрнберге уцелевший заключенный этого лагеря Франсуа Буа показал: «Первые военнопленные прибыли в 1941 году. Было объявлено о прибытии двух тысяч русских военнопленных. По отношению к ним были приняты такие же меры предосторожности, как и по прибытии военнопленных испанцев-республиканцев. Везде вокруг бараков были поставлены пулеметы, так как от новоприбывших ожидали самого худшего. Как только русские военнопленные вошли в лагерь, стало ясно, что они находятся в ужасном состоянии. Они даже ничего не могли понять. Они были так обессилены, что не держались на ногах. Их тогда поместили в бараки по 1600 человек в каждом. Следует отметить, что эти бараки имели семь метров в ширину и 50 метров в длину. У них была отобрана вся одежда, которой и без того было очень мало. Им было разрешено сохранить только брюки и рубаху, а дело было в ноябре месяце. В Маутхаузене было более 10 градусов мороза. По прибытии оказалось, что 24 человека из них умерло в то время, как они шли 4 километра, отделявшие лагерь Маутхаузен от станции. Сначала к ним была применена та же система обращения как к нам, испанцам-республиканцам. Нам сначала не дали никакой работы, но почти нечего не давали есть. Через несколько недель они были совершенно без сил, и тогда к ним начали применять систему истребления. Их заставляли работать в самых ужасных условиях, избивали, били палками, над ними издевались. Через три месяца из 7000 русских военнопленных в живых остались только 30…

Был один так называемый 20-й барак. Этот барак находился внутри лагеря, и несмотря на электрифицированные проволочные заграждения вокруг всего лагеря, вокруг этого барака была дополнительная стена, по которой проходила проволока с электрическим током. В этом бараке находились русские военнопленные – офицеры и комиссары, несколько славян, французов и даже, как мне говорили, несколько англичан. Никто не мог входить в этот барак, кроме двух начальников – коменданта внутреннего лагеря и комендантов внешних лагерей. Эти заключенные были одеты как, каторжники, но они не имели никаких номеров… Я знаю подробно, что происходило в этом бараке. Это был как внутренний лагерь. В нем находились 1800 человек, которые получали менее одной четверти того рациона пищи, который получали мы. У них не было ни ложек, ни тарелок. Из котлов им выбрасывали испорченную пищу прямо на снег и выжидали, когда она начнет леденеть. Тогда русским приказывали бросаться на пищу. Русские были так голодны, что дрались, чтобы поесть, а эсэсовцы этим пользовались как предлогом, чтобы избивать их резиновыми палками… В январе 1945 года, когда русские узнали, что Советская Армия приближается к Югославии, они испробовали последнюю возможность: они взяли огнетушители, перебили солдат охранного поста, захватили ручные пулеметы и все, что они могли использовать в качестве оружия. Из 700 человек только 62 смогли убежать в Югославию. В тот день Франц Цирайс, комендант лагеря, дал по радио приказ всем гражданам, чтобы они помогли «ликвидировать русских преступников», убежавших из лагеря. Он объявил, что тот, кто докажет, что он убил хоть кого-нибудь из этих людей, получит крупную сумму в марках. Поэтому все сочувствующие нацистам в Маутхаузене занялись этой поимкой и им удалось убить более 600 убежавших, что было, между прочим, нетрудно, так как некоторые из русских не могли проползти более десяти метров».²⁰

Уже став шефом РСХА Кальтенбруннер любил ездить в Маутхаузен, где специально для него администрация лагеря устраивала показательные казни. В Нюрнберге бывший заключенный этого концлагеря Иоханн Кандута рассказал судьям:

«Вопрос: Скажите нам вкратце, что вы думали об этих посещениях Кальтенбруннера, то есть, что вы видели, что вы делали и когда вы увидели, что он присутствовал при казнях?

Ответ: Кальтенбруннер со смехом вошел в газовую камеру. Затем людей привели из барака на казнь, и потом были продемонстрированы все три вида казни: повешение, расстрел в затылок и отравление газом. После того, как пыль улеглась, мы должны были оттащить трупы.

Вопрос: Когда вы видели эти различные виды казней, это было демонстрирование способов казней или обычные казни?

Ответ: Я не знаю, были ли это обычные казни или демонстрирование…

Вопрос: Известно ли вам, были ли казни назначены на этот день или же это был показ для приехавших?

Ответ: Да, эти казни были назначены на этот день.

Вопрос: Откуда вам было известно, что эти казни были назначены на этот день? Кто-нибудь сообщил вам о том, что казни назначены?

Ответ: Мне сказал об этом начальник крематория гауптшарфюрер Роот. Он всегда меня звал к себе в комнату и говорил: «Кальтенбруннер сегодня приедет, и нужно все подготовить для казни в его присутствии». Затем нам нужно было протопить и прочистить печь».²¹

Кровожадность пьяницы Кальтенбруннера подтверждалась и его участием в массовых репрессиях, проводимых Гитлером по образу его восточного друга. Так, неудачное покушение на Гитлера 20 июля 44-го года в Растенбурге стало поистине «звездным» часом Эрнста Кальтенбруннера. Уже 21 июля в гестапо была создана специальная комиссия, которой предстояло вести следствие по делу «Черной капеллы». Гестапо арестовало более 7 тысяч человек, 5 тысяч из которых были казнены. Последние массовые расстрелы участников заговора были произведены 23 апреля 1945 года в Берлине непосредственно перед взятием столицы Рейха советскими войсками. За расследование покушения Кальтенбруннер получил от Гитлера Рыцарский крест с мечами. Не забыл он и Мюллера, на которого лично подписал представление к такой же награде. Правда позднее, в зале суда Кальтенбруннер попытался обвинить погибшего при штурме Берлина начальника гестапо в том, что он якобы самолично ставил подпись своего начальника под приказами об аресте. Но заместитель Мюллера Вальтер Гуппенкотен под присягой показал, что «ни один шеф отдела не имел права сам принимать решения в особо важных делах без согласия шефа полиции безопасности., даже в случае его временного отсутствия. Из собственного опыта я знаю, что именно Мюллер при подписании документов был особенно аккуратен и оставлял дела такого рода до возвращения шефа полиции безопасности».²²

Сейчас, конечно, ему было выгодно отрицать осведомленность о деятельности концлагерей и роли в репрессиях, сваливать все на других (желательно, покойников) и всячески пытаться акцентировать внимание Трибунала только на своей разведывательной деятельности. Для этого он и использовал давно знакомые ему тонкости юридической практики, к числу которых относилось владение презумпцией невиновности – коль отступать некуда, пусть обвинители доказывают, а он будет все отрицать.

– Хотите сказать, – продолжал советский обвинитель, – что вы никакого отношения к деятельности системы концлагерей не имели, и все, собранные следствием, доказательства вашей к тому причастности – фикция?

– Я не исключаю, что был осведомлен об их существовании и о том, что там отбывают наказание преступники, которых ловило и с которыми боролось РСХА. Но о методах…

– РСХА отвечало за пенитенциарную политику рейха! – всплеснул руками Руденко. – Как же вы его возглавляли, если не совершали инспекционных поездок по подконтрольным вам учреждениям?

– Я не сказал, что не совершал их…

– Да и из материалов дела следует, что совершали, и частенько!

– Но кто вам сказал о том, что я был свидетелем творившихся там зверств? Я о них не знал… – упрямо сопротивлялся загоняемый в угол шеф тайной полиции.

– А кто был их инициатором?

– Очевидно, персонал…

Журналисты в зале стали хохотать.

– Персонал тысяч концлагерей, по собственной инициативе, втайне от руководства рейха и от вас, в том числе, сговорившись между собой, творил бесчинства, а вы – ни сном, ни духом? Кто же их на такое толкал?

– Агитационная и пропагандистская политика, надо полагать. За нее Геббельс отвечал, если вы забыли.

– А о статистике, в том числе по смертности в концлагерях, вы как начальник РСХА что-нибудь слышали?

– У меня для этого были заместители…

– Которые, как и персонал лагерей, вам не подчинялись?

– О каждом шаге не докладывали. Статистикой занималось отдельное подразделение, в работу которого я не вмешивался.

– То есть, о статистике вообще ничего никогда не слышали? – настаивал Руденко.

– Может быть, слышал…

– И такая смертность вас не смутила?

– За смертностью это в ведомство Гиммлера, туда врачи относились.

Зал разразился просто гомерическим хохотом, который Лоренсу с трудом удалось пресечь.

– Хорошо, раз к концлагерям вы отношения не имели, то обратимся к вашей непосредственной деятельности. Контрразведка. Адмирала Канариса вы вскрыли как английского шпиона?

Тут Кальтенбруннера охватила гордость.

– Было такое дело, – отвечал он с некоей ноткой патетики в голосе. – А разве в вашей стране, генерал, со шпионами поступают как-то иначе?

– А как вы поступили с Канарисом?

– Его повесили как собаку на струне в концлагере…

– О работе которого вы, разумеется, ничего не знали?

В зале опять раздался смех. Хлипкая, хоть и верткая, линия защиты главного полицейского рейха рухнула окончательно.

– Хорошо. Я знал о концлагерях и о методах тамошних администраций. А как прикажете поступать с предателями и изменниками? И кроме того – вы так говорите, как будто я один эту систему создал, строил и поддерживал ее работу на протяжении всех 12 лет, что Гитлер был у власти.

– Согласен, систему поддерживала система. Но вы были ее главным функционером, не так ли?

– Да. Одним из главных…