Свобода

– Представители ведомства, олицетворяющего тоталитаризм в одном из самых мощных тоталитарных государств, решили разобраться в природе этого самого тоталитаризма? – ухмыльнулся Шоцкий.

– Не суть, как это называется, я же говорю. Демократия, монархия, коммунизм. Это все блеф! Это инструменты манипуляции массами. Мозг и сердце любой системы – подчинение и контроль.

– Прошу прощения, вы через ваших псов хотите объяснить, а то и оправдать причину тотально рабства, поселившегося на земле с появлением человека? – поинтересовался Шоцкий.

– Мы хотим стать выше этого.

– Поясните.

– Идеальная модель, я бы даже сказал, конечная цель, это взятие контроля над контролерами. Приручить псов! – твердо сказал Степан Алексеевич.

– И обрести безграничную власть над миром? – ухмыляясь, спросил Шоцкий.

– Ну, это уж, как обстоятельства сложатся. И, заметьте, не миром, а мирами.

– Это сумасшествие, и судя по всему, масштабное. Да еще на международном уровне. Вы пытаетесь понять то, что сами и надумали. Вам так не кажется?

– Не ждал понимания. Давайте, обратимся к вам?

– С нетерпением жду.

– Вы вышли из-под контроля.

– Сильно сказано.

– Тем не менее, это так. Я отталкиваюсь от показаний Кравчука.

– Авторитетное мнение.

– У вас было видение.

– Подполковник любит бессмысленные детали.

– Это немаловажная деталь. Она совпала с вашим уходом в сторону.

– И что?

– Вы способны на сопротивление, в вас есть нечто, способное на жесткое противостояние контролю, учитывая вашу профессию, характер, и, одним словом, ваш авторитет и характеристику, представленную в личном деле. Это же касается и ваших подопечных, перешедших в зону ответственности ФСБ. Я в первую речь говорю о Кортневе. Да и остальные достойны анализа. Удачное совпадение, не правда ли? И вы, уверен, это знаете.

– Что вы такое… говорите?

– Это не чушь, поверьте. Вы это хотели сказать? – Степан Алексеевич поднялся. – Пожалуй, с вас достаточно для первого раза. Уверен, все останется между нами. Вы будете фильтровать наш с вами разговор еще очень долго. С вашим пытливым умом вы сделаете надлежащие выводы.

– Приложу все силы, – устало заметил Шоцкий.

– Строго между нами. И помните о сдерживающих факторах, тех, о которых вам говорил Кравчук.

У Шоцкого похолодело внутри.

– У вас будет время все обдумать, еще много времени. Вас, я так понимаю, скоро выпустят отсюда, вы отправитесь в отпуск, и там все переварите. Бывайте, полковник.

Степан Алексеевич пожал Шоцкому руку, захватил стул, и покинул камеру.

Шоцкий лег на кровать, опустил голову на импровизированную подушку и закрыл глаза.

День ушел в вечер, вечер поменялся местами с ночью. В камере было темно. Лишь тусклый свет, вероятно от фонарей, расположенных на улице, проникал сквозь решетчатое окно. Шоцкий спал.

Слабый ветерок колыхнул темноту в камере. Какая-то свежесть бегло коснулась лица Ивана Владимировича, и он тут же проснулся, открыл глаза и сел на кровати.

– Кто здесь? – испуганно прошептал он.

Легкая тень промелькнула мимо него и опустилась в дальнем углу камеры.

– Кто ты? – спросил Шоцкий, в тоже время, осознавая бессмысленность вопроса. Он был уверен, что не спит.

– А кто ты? – вопросом ответил мелодичный женский голос.

– Как ты здесь очутилась? – продолжал полковник.

– Ложь, как насаждаемое заблуждение, та же ложь. Ложь повсюду, и власть в ее руках… Ложь правит…

– Что тебе нужно?

– Тебе не хватает воздуха.

– Кто ты такая?

– Ты не хочешь этого знать. Мечешься, тянешься, сопротивляешься, но не хочешь. Однако ты способен дать бой.

– О, господи… Я тебя не понимаю…

– Меня никто не понимает.

– Что тебе… кто…

– Иди ко мне, это твой путь, но помни об ответственности.

– Я помню… Ты…

– Я не оттолкну…

Тень рассыпалась, превратившись в серебряную золу, и с тихим шелестящим смехом вылетела сквозь решетку окна.

Спустя два дня Шоцкого попросили на выход.

– Вы свободны, товарищ полковник, – отрапортовал сержант, стоящий на дверях и отдал честь, щелкнув каблуками.

– Премного благодарен, – отозвался Шоцкий. – Что ж, больше меня никто не навещал?

– Простите, товарищ полковник.

– Ты был дежурным в первый день моего отдыха?

– Так точно, товарищ полковник.

– Значит, ты пустил ко мне посетителя. Его тебе как-нибудь представили?

– Какого посетителя?

Шоцкий с трудом скрыл удивление. Поднявшись за своими вещами, которые ему пришлось оставить в кабинете, он встретил генерала.

– Извини, Иван Владимирович, такая установка была, я был против, но мне не дали… Ты как, полковник?

– Все отлично, товарищ генерал, а что за Степан Алексеевич?

– Кто это?

– Меня никто не хотел навестить? – настороженно спросил Шоцкий.

– Никто… о чем ты говоришь, Иван Владимирович?

– Ну, никто, так никто! Разрешите идти, товарищ генерал.

– Приятного отпуска, полковник!

– 44 –

Добравшись из аэропорта в Ростов-на-Дону, Мария успела на последний автобус до Волгодонска. Еще четыре часа в полупустом салоне и она на автовокзале. Отказавшись от предложений таксистов, Мария пешком направилась домой, на окраину города.

Ночные блики покрывали гладь Цимлянского водохранилища. Звезды, исполненные сочувствия, с опаской смотрели вниз. Дрожь захватила тело Марии, сердце щемило. Щемило от принятой разлуки и в предчувствии предстоящей встречи с матерью.

Калитка скрипнула. Слегка звякнула цепь, и послышался слабый вой, перешедший в жалобное скуление. Дверь в дом была заперта. Мария присела на скамейку у входа в дом и подняла голову к небу.

– Прости меня, господи, – прошептала Мария.

Ночь шумела донской тишиной. Воздух медленно остывал от дневного жара. Пахло домом.

Вдруг тревожное шуршание, тяжелые, но быстрые шаги и звук отворяемой двери.

– Доченька…

Мария подскочила и, не смотря на распахнутые объятия матери, рухнула перед ней на колени.

– Мамочка, прости! Прости, мамочка! – ком, так долго стоящий в горле, вырвался наружу, и Маша разрыдалась, пряча всхлипы в полах халата матери.

– В дом, Машенька, в дом… Простила, давно простила. Прости и ты меня, что не верила тебе, не верила в тебя, корила, да причитала. Не говори ничего сейчас, чувствую больно тебе. Ложись спать, утро поможет, раздевайся, я постелю тебе… Господи, Машенька моя вернулась…

Утро ворвалось во все окна дома, заливая его своим донским солнцем. Утро вылизало все закоулки комнат, поиграло с часами, и вскоре рассталось с ними, перевалив их стрелки за полдень.

– Устала, Машенька?

– Очень, мама. Но устала я не так… я не смогла… – Мария заплакала.

– Ничего, не говори, все со временем придет. Он отпустил?

– Мне очень жаль его.

– Любишь?

– Боже, мамочка, как я его люблю, но… погубила бы, если бы осталась с ним.

– Как же так?

– Ох, мама, не спрашивай, прошу, не надо!

– Он как же?

– Ох, мамочка, как он меня любит! Как любит!.. Но, он поклялся, что сможет…

– Что, дорогая моя?

– Сможет идти дальше один…

– Ох, девочка ты моя, деточка… Коли любит так, как ты, не сможет.

– Что же делать, мама?

– Судьбе покориться.

– Но, как же, мама? Неужели мы не можем, он не сможет покорить судьбу? Почему мы должны так от нее зависеть?

– Ох, не знаю, доченька, но идти супротив судьбы, бога – грех. Поживем – увидим.

– Что же делать мне?

– Машенька, а я обратно в деревеньку решила вернуться. Этот дом заложила. Как люди добрые посоветовали, сделала. Еще неделя, и ты бы не нашла меня здесь. Уедем вместе, будем в огороде работать, кур, да прочую живность выращивать, глядишь, еще все наладиться. А тебе нельзя показываться на людях. Люди, они разные, сама знаешь. Иной и порадуется, что дочь к матери вернулась, а другой побежит, да кляузу напишет куда следует. Долго ко мне ходили из полиции, все вынюхивали, выспрашивали. Да я знать не знаю, ведать не ведаю. На том и позабыли меня.

– Мама. – Маша обняла мать и села возле ее колен.

– А там глушь, никому мы там не нужны будем, глядишь, все встанет на свои места. А, между прочим, я должна доложить о тебе куда следует, как что-то услышу. Так то. А ты сама явилась… ох, Машенька.

– Ты меня укрываешь, мама, получается, – заметила Мария.

– А что ж, я родную дочь выдать должна? Кто я? Мать? Я мать.

– Ох, мама, все равно меня найдут.

– Что ты такое говоришь? Я тебя так упрячу! Ты только вот эти несколько дней потерпи, а после мы съедем. А там видно будет, может, еще что надумаем.

– Нет, мама, прости. Меня найдут не потому, что я со Славой бежала, не потому, что бежала от дома, от города, от работы, от жизни такой…

– Что ты говоришь, доченька? Да бог с ними, со всеми…

– Да, я убежала с любимым человеком… но, бежали мы к ней…

– Что ты говоришь?.. Машенька?..

– Я обещала Славе, что упрошу тебя спрятать меня…

– Конечно, мы так и поступим, об этом я и говорю тебе.

– Мамочка, я сделаю все, что ты скажешь. И мама, у меня есть деньги.

– 45 –

– У кого есть алгоритм выбора автосервисов, готовых к рассмотрению покупки краденых тачек? – спрашивал Андрей за завтраком в квартире, снятой накануне в Братске. – Вопрос ко всем.

Ислам пожал плечами.

– Я не представляю, – призналась Оксана, – просто ходить и спрашивать… пока не попадешься.

– Неплохой метод, – заметил Андрей. – Слава, что скажешь? Слава?

– Что? – Вячеслав вышел из задумчивости.

– Как «Крузак» продавать будем?

– На запчасти, частями, это безопасней.

– И долго, муторно и… черт знает, что сколько стоит. Так-то и на «Авито» можно выставиться. Но, что-нибудь эффективнее не найдется? Так, чтобы сразу!

– Делай, как считаешь нужным, – огрызнулся Кортнев, после чего поднялся и покинул кухню.

Андрей с Оксаной переглянулись.

– Это пройдет? – тихо спросил Андрей.

Оксана помотала головой.

– Машина магии быстро его покинула, – произнесла Оксана. – Будем ждать кризиса. Мне кажется, он неизбежен, и мы должны его поддержать, не оставлять одного.

– Надо быстрее валить, – проговорил Андрей.

– Из Братска?

– Из страны.

– Это ничего не изменит.

Андрей достал сигарету.

– Давай покопаемся в сети города, автосервисы отсечем.

Затея оказалась пустой. После посещения первой мастерской, Андрей, как не намекал на то, чего он хочет, не получил вразумительного ответа ни от кого, к кому бы он ни обращался. Ходили они вместе с Оксаной. Кортнев остался в квартире, запершись у себя в комнате. Ислама оставили присматривать за ним.

– Нет, ерунда какая-то, – сказал Андрей, когда они подходили ко второму сервису. – Так мы ничего не добьемся. Они же не идиоты. В лучшем случае нас разведут, в худшем – сольют ментам. И это мы уже давно обсуждали.

– Что делаем?

– Давай перекусим.

– Андрей?

– Я не знаю. Давай прогуляемся, сходим… куда тут можно сходить?

– Давай просто пойдем.

Уединившись за столиком кафе, недалеко от мемориала Славы, Андрей с Оксаной смотрели на пляж, расположенный рядом, и небольшой залив, клином врезавшийся в берег.

– Слава лишился веры, – задумчиво проговорила Оксана. – Он тяжело ранен, и ему сложно идти дальше, к нашей цели.

– Мне кажется, он растворяется, – отозвался Андрей.

– О чем ты говоришь?

– Свобода… Любовь… Мы все, я, ты, Петр Ильич, даже Ислам, обозначили пределы своего рабства и в какой-то момент вырвались из него. Это же в свое время сделал и Слава. Каким бы отменным офицером, служакой, он не был, пришло время, когда он стал тяготиться службой – она стала для него рабством. И он вырвался из его цепей, обретя покой, и, возможно, еще и некую гармонию. А то и относительную свободу, если в данном контексте о свободе можно говорить, как об относительной величине. И вот на горизонте возникла Мария, и его сразила любовь, чью силу нельзя ни измерить, ни понять. Эта сила толкнула его на преступление. Да, это защита своей любви, но преступление. Эта сила стала причиной его заключения. Будучи добропорядочным гражданином, Слава оставался бы в тюрьме до истечения положенного срока, либо боролся с произошедшей несправедливостью в рамках закона. Но он бежал. Сила, вырывающая из оков, ведущая к свободе, толкнула его? Нет, это снова была сила любви. Эта сила заставила убить его своего подельника, завладев справочником «Черных псов», благодаря которому он обрел новую личность и затерялся в стране. Эта сила привела его к своей любимой и привлекла ее к нему. Эта сила убедила их обоих бежать из страны. В поисках чего? Счастья быть рядом друг с другом. Это все была сила любви…

– Но что-то произошло, – угадала Оксана.

– Да, что-то произошло! Что-то, неподвластное нашему пониманию. Они же могли благополучно добраться до Японии, или еще куда, и затеряться в мире, и быть всегда вместе, быть связанными силой любви. Встреча с нами была лишь неким катализатором. Подтолкнуло Славу что-то иное, то самое, необъяснимое. Это была другая сила. Сила, увязшая в его сознании еще тогда, когда он решил избавиться от цепей службы. Да и, наверное, поддержавшая его решение о побеге, а после, поддержавшая и силу любви… вероятно. И она повела его.

– А Маша?

– Не знаю. Машу вела любовь, их любовь. А свобода? Как понять, что за сила ведет тебя? Как это можно сравнить, бросить на одни весы? Как это можно сделать, не зная наверняка, ни что такое любовь, ни что такое свобода? Как… Я не знаю. Они оказались связаны, силы. Наверное. Машей так владела сила любви, что впустить в себя еще какую-то силу она не могла, тем более силу, завлекшую Славу. Да, притяжение свободы настолько сильно, что разрыв с ней может грозить катастрофой. Видимо, Мария почувствовала что-то такое, и попросила Славу отпустить ее.

– Но ее также притянула свобода, – промолвила Оксана, – я в этом уверена.

– Ее свобода в любви, – прошептал Андрей.

– Я тебя люблю, Андрей, – еле слышно произнесла Оксана.

– Оксаночка, я люблю тебя. Мы вместе придем к ней. Мы вместе увидим ее и постараемся ее понять. Иначе, зачем все?..

– Андрюша?

– Да, милая?

– Ты помнишь, о чем я тебе говорила?

– Оксана? Нет, я не допущу этого…

– Ты должен будешь меня отпустить, как Слава отпустил Машу. Это мой выбор, это будет моим выбором, я так хочу. Ради нашей любви. Андрей? Я буду напоминать тебе об этом…

– Оксана… Я буду держать твою руку.

– Андрюша…

– А она сильна, – словно опомнившись, проговорил Андрей, – своей притягательностью, своей красотой, своей тайной. И ее никто никогда не видел. Разве может Слава справиться? Разве можем мы…

– И поэтому, Андрей, ты просто обязан…

– Оксана!.. – начал Андрей.

– Ведь только любовь и она… – перебила Оксана. – Что может быть еще?.. Остальное… мусор…

– Мусор, – задумчиво повторил Андрей. – А самое страшное, и в то же время, удивительное, Оксана, это то, что это все в нашем сознании, или еще глубже, еще дальше, еще недоступнее…

Оксана взяла Андрея за руку и крепко сжала.

– Я так хочу, чтобы мы предстали перед ней вместе, – твердо сказала она.

– Да, любимая, – улыбаясь, произнес Андрей, – в противном случае, все это мусор. – Он отвел взгляд, осматривая местность и вдруг замер.

– Что такое? – поинтересовалась Оксана.

– Мусорный бак, – рассеянно проговорил Андрей.

– Что?

Авторазбор «Восток» находился на северной окраине Братска, недалеко от аэропорта, в промышленной зоне. Андрей с Оксаной полдня потратили на то, чтобы добраться туда, и найти, с кем переговорить.

– Серьезное железо, – говорил сотрудник пункта, Семен, мужчина лет шестидесяти, с перепачканными в масле руками и лицом, местами покрытым металлической крошкой. Он разглядывал фото с экрана телефона Андрея. – Выглядит, как новый. – Семен хитро улыбнулся, взглянув на Андрея исподлобья. – Что ж не подкатил его? Я понял тебя, сынок. Видать, серьезно прижало? Верно?

Андрей криво улыбнулся, оглядываясь по сторонам.

– Да ты не боись, мне это все ни к чему. У всех свои проблемы. Однако помочь тебе не могу. Даже к шефу не пойду, и ты не ходи. Он такого не любит, да и наученные мы. Не пристало мараться. Пойми правильно. Ты такой приличный парень. Как… ну, да ладно. – Семен прикурил. Хочешь все и сразу?

Андрей кивнул.

– Есть у меня кум, Антип, у него своя свалка такого железа. Большая свалка, как настоящее кладбище. Но, далековато отсюда.

– Очень далеко? – поинтересовался Андрей.

– Ангарск, – ответил Семен.

Андрей присвистнул.

– Больше ничего? – спросил он.

– Так, чтоб тебе понравилось, не знаю больше. Ты ж не местный. Тут у нас знаешь, как дела делаются?

– Предполагаю. Как и везде…

Семен рассмеялся.

– То-то и оно. С огнем, паря, играешь, но раз считаешь, оно того стоит, валяй. Как, сможешь до Ангарска потерпеть? Я позвоню куму. Он при бабках, сразу отвалит. Безбожно, но отвалит… А у тебя и выхода нет. Долго мыкаться будешь, пока не сцапают, а это тут в легкую. К чему конкуренты, да и… ну, сам понимаешь…

– Доходчиво, – вздохнув, сказал Андрей.

– Так что, звонить куму?

– Давай.

– А ты адресок запиши. За городом, там все покрыто металлом. Вокруг, как в фильмах таких, ну, ты понял. Он развел там такой бизнес, и из Иркутска к нему сваливают. Не знаю, чьи лапы он греет, но дело идет. Пиши…

– Простите вы меня, – говорил Кортнев, – устал извиняться. Не могу я, ребята, еле терплю, но… Я соберусь, обещаю…

– Хватит уже, Слава, – прервал его Андрей. – Мы тебя сегодня уже обсудили, если тебе интересно. – Андрей рассмеялся. – Залезли в такие дебри собственной философии, что в конец запутались в своих мифах, да инсинуациях. Все мы переживем. Теперь у нас единый план.

– Что у нас?

– Значит так. Первое, нам придется сесть на трассу, которую мы объезжали. Либо топим «Крузак», либо пытаемся его слить в Ангарске. – Андрей рассказал о посещении свалки автомобилей.

– Рискнем, – уверенно сказал Кортнев, – деньги нам нужны, любые. Тайники больше не трогаем. Красноярска было достаточно. Нужно подготовиться, и не задерживаться в Ангарске. Если доберемся. Какой там участок?

– От Тулуна километров триста, – ответил Андрей.

– Рванем, наплевав на все? – предложил Вячеслав. – Предлагаю Оксану отправить автобусом…

– Да сейчас, конечно! – возразила Оксана. – Я вас не оставлю.

– Предчувствие у меня… Если ФСБ подсело в Омске, то весь восток под ними уже. А если лыжи Грифеля торчат из Красноярска, то сам бог велел перекрыть все шлюзы. И не важно, выставили они кордоны, или снабдили всех инспекторов нашими портретами.

– Предчувствие предчувствием, но нужно быть готовыми быстро сняться.

– Упакуем все вещи так, чтобы махом все забрать, – предложила Оксана.

– Что с оружием? – спросил Андрей, – у нас его, как в оружейной палате.

– По дороге сбросим лишнее, – сказал Кортнев.

– Итак, четыре рюкзака, да палатки, – начала Оксана, – мы заядлые туристы.

– Главное, чтобы патроны не посыпались, – заметил Андрей.

В ночь выехали из Братска, и на рассвете уже воткнулись в трассу Р-255 «Сибирь», повернув на восток. Кортнев был за рулем. Только автомобиль покинул Тулун, как Вячеслав вдавил педаль газа в пол и понесся, оставляя за окном сибирские просторы. До Ангарска добрались менее чем за три часа. И… без происшествий.

– Отменное у тебя предчувствие, – сказал Андрей, обращаясь к Вячеславу. – Оксана, что там карта?

– Три километра. Нужно съехать вон туда, и вдоль путей немного… вот черт!

– Ах, ты ж Слава! – воскликнул Андрей. – Что делаем?

– Я беру все на себя, – жестко произнес Вячеслав. – Как только торможу, хватайте вещи, и вон из машины. Оксана, дай взглянуть на карту.

Инспектор, которого заметил Андрей, оторвал спину от автомобиля и слегка приподнял жезл.

– Готовы? – спросил Кортнев.

– Как пионеры, – ответил Андрей, – только не задави никого, мы в городе.

Вячеслав, медленно подъехав к автомобилю ДПС, тут же рванул, обдав его пылью, и понесся по дороге в сторону промышленной зоны.

– Быстро подсели! – крикнул Андрей, глядя назад. – Сейчас коллег подключат. Надо бы, надо…

– Держитесь! – кричал Вячеслав. – Сколько?

Откуда-то сбоку послышался рев сирены.

– Вот и коллеги! – кричал Андрей.

– Сколько? – повторил Кортнев.

– Да столько же, три километра! – ответила Оксана, не отрываясь от карты. – Налево! Потом вперед, и следующий поворот направо… Черт, одни гаражи какие-то…

– Пока никого не видно! – крикнул Кортнев. – Готовьтесь!

Завернув за следующий поворот, он резко затормозил.

– Вон отсюда! – скомандовал он.

Выбросив вещи из салона, все выпрыгнули наружу и кинулись за ближайшее строение. Вячеслав тут же погнал дальше. Только они спрятались, как мимо пронесся полицейский автомобиль, за ним второй.

Кортнев вел машину, по памяти ориентируясь на местности. Вокруг были длинные ряды металлических построек, гаражи, ангары, склады, свалки. Он крутился между ними, стараясь сбросить хвост, пока, наконец, не оторвался настолько, чтобы сосредоточенно направиться к цели. Он помнил название, которое должно было висеть на воротах свалки. Вынырнув из очередного лабиринта, он увидел это название в трехстах метрах от себя. Выжав педаль газа, он направил автомобиль прямо на ворота и снес их, влетев на территорию свалки. Завернув за наваленную гору металлолома, Кортнев выскочил из автомобиля и кинулся к воротам. В это время охранник, сидевший в будке, не успев сообразить, что произошло, выбежал на улицу и встал, как вкопанный. Кортнев закрыл ворота и крикнул охраннику:

– Запирай давай! Есть чем?

– Чего? – охранник пришел в себя. – Ты какого…

– Быстро давай! – послышался сзади бас.

Несколько человек, подбежали к Кортневу. Один из них, тот, что крикнул, повторил, обращаясь к охраннику:

– Живей, цепь!

Ворота были заперты. Буквально через пять секунд мимо пролетела полицейская машина, за ней вторая.

– Лихо, ты, братец, – басил незнакомец, стоя среди груды старых автомобилей, в дальнем конце свалки, куда отогнали внедорожник Кортнева. – И всегда ты так?

– Раз на раз не приходится, – ответил Вячеслав.

Возле незнакомца, являющегося, судя по всему, хозяином территории, стояли еще двое крепких мужчин в рабочей одежде.

– Меня Антипом зовут, – сказал хозяин. – Мне Семен звонил, говорил «Крузер» подогнать хотят. Это он?

– Он самый, – ответил Кортев, глядя прямо в глаза Антипу.

– Леха, осмотри железо, – сказал Антип одному из подчиненных. Тот мигом направился к автомобилю.

– На авось надеешься? – спросил Антип.

Кортнев молчал, продолжая смотреть ему прямо в глаза.

– Ты смелый, мужик, я смотрю. Так что? На авось надеялся?

– Неожиданно произошло, – ответил Вячеслав.

– Неожиданно тачки уводишь?

– Как придется.

– Что за регион, не соображу?

– Тюмень.

– Ты так долго тянешь груз? И вдруг решил скинуть? Интересно. Ладно, не хочу ничего знать. А ты еще и без башни, мужик. Как зовут-то?

– Слава.

– Ты не боишься, Слава, что мы тебя кинем? И не просто кинем, а еще и закопаем.

– Как знаешь, Антип, твоя территория, – не моргнув глазом, произнес Кортнев.

Антип рассмеялся.

– Ты руку-то из-за спины убери, хорош волыну греть. Я человек мирный. И с мусорами у меня мир и всяческие взаимодействия. Баш на баш. А ты и не так прост! Ты, кстати, случаем, не мент? Вид у тебя строевой, да вот глаза бешеные. Мне Семен говорил, что молодой будет. Вы, я вижу, подстраховались. Молодцы… Ладно. – Антип развернулся и крикнул: – Ну, что там, Леха!

– Все путем! – ответил тот.

Антип отошел и пошептался о чем-то с мастером.

– Ты понимаешь, что ценник я устанавливаю, – обратился Антип к Кортневу.

Тот промолчал.

– Единичку отвалю. Ты же оперативно хотел, верно? По рукам?

– Добро, – ответил Кортнев.

Через час Вячеслав нашел своих друзей там, где их сбросил.

– Итого, у нас порядка двух с половиной миллионов, – констатировал Андрей, – и почему я раньше таким бизнесом не занимался? Все вопросы бы решил, покрыл бы кредиты…

– Нужно оставить на дорогу по стране, остальное поменять на валюту, – серьезно произнес Кортнев. – А прямо отсюда валить нужно, от греха подальше.

– Рюкзаки у нас тяжелые, – заметила Оксана. – Полны милитаризма.

– Скинем балласт и решим, что дальше и куда, – предложил Андрей.

– Свалим отсюда, а после решим, – вставил Кортнев. – Что скажешь, Ислам?

Тот лишь улыбнулся, пожав плечами.

– Оксана, что у нас с недвижимостью в Иркутске? – спросил Андрей.

Избавившись от лишнего груза, сбросив его в реку, распределили вещи по рюкзакам и выдвинулись в путь – электричкой до Иркутска.

После победы революции, Эрнесто Че Геваро занимает ряд высоких постов в правительстве Кубы, однако со временем решает покинуть такого рода деятельность, заявив, что: «После революции работу делают не революционеры. Ее делают технократы и бюрократы. А они – контрреволюционеры».