– А Криська, такая сдержанная всегда, а тут фрр, и убегла. Посидели бы еще, потолковали…
Мы с Богуславом переглянулись – сдержанность княгини нам с ним была хорошо известна. А тебе, княже, чтобы не познакомиться этой национальной особенностью, лучше бы припрятать свою тягу к противоположному полу подальше от терема, а то застукают тебя повторно за этим делом, и невиданная силища вдруг придет к супруге неведомо откуда, и порвет она тебя, как Тузик грелку! Пересел опять за стол, думу думать.
Ну да ладно. Пусть там княгиня общается с близкой ей по духу соплеменницей, а я попытаюсь ускорить у князя процесс заживления. Сидеть тут возле него очень долго мне просто некогда. Если никак не вмешиваться, а лениво наблюдать за процессом, понадобится по меньшей мере дней десять – пятнадцать, чтобы швы поджили.
И это срок для чистых и ровных послеоперационных ран, сделанных умелой рукой полостного хирурга, тщательно обработанных антисептиками при наличии обширной аптеки антибиотиков, а не для рванины от грязных когтей медведя, залитой для порядка солью и зашитой профаном в этом деле. Про антибиотики я уж просто молчу…
Инфицированность брюшной полости и послеоперационных швов, сейчас, пожалуй, главная проблема для прооперированного пострадавшего князя, и сидящего возле него захудалого полостного хирурга. Не дай бог, полыхнет зараза, вообще умаешься лечить.
А у меня своих горящих дел выше крыши! Один перенос лесопилок займет все оставшееся время до турпохода к южному морю.
А между делом нужно посетить волхва – глядишь чему еще полезному меня обучит, согласовать с ним состав экспедиции, а может он и боевые характеристики у ребят улучшит, показать заодно Забаву.
Получить от Добрыни полезные советы, типа, мыть в Днепре руки перед едой, а то еще облюетесь или вас понос прошибет перед схваткой с черным колдуном. Впрочем, увидим вражеского кудесника, за жидким стулом у нас, героев, дело не станет.
По ходу надо поженить Фрола и Катюшу, у них самих на хитромудрого священника Филарета выходов нет, и сделать то, что обещал – вылечить жену тиуна Антипа, работающего на боярина Твердохлеба Мишинича.
А в перерывах постараться заработать как можно больше денег! Кроме меня, никто это не осилит: ни бог, ни царь и ни герой, как это поется в Интернационале, бывшим долгое время гимном моей родины. Добиться всего можно только собственной рукой!
Ну, как-то так. Лечить, лечить и лечить! Время сильно поджимает, рассиживаться в княжьем тереме на даровых правительственных харчах мне просто некогда. Аля-улю, гони гусей, как говорили в далекую эпоху моей юности.
А еще взглянуть, как идет закладка фундамента церкви, научить кирпичников строить стены; узнать, нет ли сбоя в продаже карет и постройке ангара; посмотреть, как прижился на продаже досок покалеченный ушкуйник Ермолай с моими не очень смешными анекдотами; найти человека для замещения Матвея на пилораме во время похода.
Вот размахнулся старый дурак! Начал бы еще консервы и мясорубки делать! Нащупал что-то одно, и сиди ковыряйся до самой смерти, а то размахнулся – ни на что не похоже. И спишь явно лишка – аж по восемь часов в сутки! Леонардо Да Винчи и Никола Тесла больше двух часов на эти излишества не тратили. Остальное время работали. Наполеон говорил: «Нет времени спать, когда вокруг так много великих дел!» А ты тут дрыхнешь без ума, и хочешь обогатиться не на шутку. Ну, чего расселся тут, нахальная рожа из 21 века? Иди работай, бездельник!
Я вновь подошел к кровати и прервал неторопливую беседу Мстислава с боярином, хмуро буркнув:
– Место дайте, мне работать надо.
Богуслав сразу пересел за стол, освободив табуретку, князь стал внимательно изучать мое медицинское лицо – не шкоду ли какую удумало местное светило полостной хирургии. Вдруг сейчас брякнет: побольше всяких лишних органов надо больному отрезать, в основном детородных. Хватит государю и одного ребенка!
А мне княжий светлый образ был ни к чему, мое дело – оперированный живот. Начал работать. С точки зрения стороннего наблюдателя я ничего не делал: не махал руками, не бормотал заговоры, даже не молился в конце концов! Как лекарь, тоже себя никак не проявлял: не мял больного, не пытался залить в него настойку гадких травок (поди сам выжрал, лекарская паскуда!), не примеривался оттяпать здоровенным ножом что-то явно очень нужное. Просто сидел и смотрел, и ничего больше. Явно отсиживает, сволочь, оговоренные договором часы.
Первым делом забил тромбами несколько подкравливающих сосудов. Хоть и меленькие, а все убыток. Затем подавил многочисленные очаги инфекции, разбросанные по всем швам, и внутренним, и наружным. Мелкие, но много.
Затем резко усилил иммунитет. Теперь микроорганизмам не поздоровится. Организм кого убьет, кого просто съест – у него на это ориентирована туча разных клеток. За миллионы лет эволюции они были отработаны в совершенстве. У кого это не получилось, сгинули во тьме времен.
Но бактерии, вирусы и грибки тоже не терялись, и очень быстро подстроились: стали похожи на собственные клетки, и иммунный ответ начал запаздывать. Враг подкрадывался незаметно – волки в овечьей шкуре. И пока оборонительные системы учились распознавать нового противника, тот бурно размножался. А ведь надо еще и отработать убийственный ответ.
Истребить всех чужих нельзя, несут массу полезных функций, особенно в кишечнике. Вот и приходится клеткам-киллерам делить вредный-полезный очень часто по-новому. Микроорганизмы превосходят в изменчивости защитников в сотни раз. Поэтому я умничать не стал, и усилил иммунный ответ только на тех, кто уже взялся обживаться на свежих ранах. Как говорят англичане, поставил все точки над «И», и все черточки над «Т». Система «свой-чужой» заработала безукоризненно, и посильнее прежней. Вроде как вместо молотка, я для удара выдал кувалду, а вместо обычного кузнеца поставил богатыря-молотобойца. Вдобавок и я рядом – подсунется кто-то новый, не охваченный моими заботами, немножко перестроимся и раскатаем в блин эту гниду!
Видимо, времени на все это ушло немало, и Мстислав начал ныть и капризничать, как избалованный ребенок – дескать он устал и измучился просто неимоверно, а я ничего не делаю, просто гляжу, и чего там увижу, совершенно никому неизвестно.
Да, передохнуть будет и неплохо. Я расслабился, встряхнул руками, несколько раз глубоко вздохнул и прикрыл глаза – тоже с непривычки устали.
Князя мои манипуляции не впечатлили, и он взялся ныть дальше, о том, как ему хочется пить и есть. И давно уже пора вставать – ведь самочувствие-то сносное! Ну вот, вроде и передохнул, и глаза перестали болеть – можно работать дальше. Негромко спросил:
– Ты, князь, хочешь в кровати месяц проваляться и остаться больным навсегда из-за нескольких дней? Не буду тебе мешать. Ты государь, а я мелкая сошка, что за лекарь такой, тебе указывать? Поэтому разреши мне откланяться, так лечить не умею.
На этих словах я встал и начал имитировать желание уйти. Будет артачиться дальше, придется временно подавить волю по-нашему, по-волхвовски.
Мстислав сломался сразу.
– Да чего ты, я просто спросил…
Звучало это, примерно, как – я нечаянно. А за нечаянно бьют отчаянно! И чтобы князь не морочил голову и не измысливал всякие глупости, его надо попрессовать еще чуток.
Боярин, видимо, пришел к тому же выводу, и внес свою лепту.
– Человек тебе, Мстислав, жизнь спас, большое дело сделал.
– Другие тоже лечат! – огрызнулся молодец.
– Лечат. Еще как лечат эти лечцы-резалники! То руку оттяпают, то ногу. И теряют при этом половину раненных. А внутрь живота ни один и не лезет. Знают – дело гиблое! Владимир один такой лекарь на всей Руси, кто не боится рискнуть. Может потом и другие научатся. А сейчас только он один умеет, по сути ведет за собой передовую дружину.
– Есть же люди, выживают и без всякого лечения!
– А ты их видел?
– Ну, рассказывали…
– У них обычно раны неглубокие, поверхностные, кровят чуть-чуть, ненамного хуже царапин. Намочи это дело водкой, и можешь забыть о нем навсегда. У тех, у кого из брюха, вываливаются кишки, ни единого шанса не то что выздороветь, а даже хотя бы выжить и быть навсегда прикованным к постели нет.
– Но бояре же кишки мне вправили!
– И этим приблизили твою гибель. Они сроду нигде не воевали, а меч берут в руки, только чтобы им подпоясаться, для парадного выхода. А твоя рана была гораздо хуже той, что от острого клинка или стрелы. Медведь изодрал тебе весь живот в лоскуты. Володя сначала промыл все внутренности в соли, чтобы заразу, которую в тебя преданные бояре запихали, извести, а потом я держал, а он твои обрывки из отрывков штопал. Никто другой бы за это и не взялся. А ты начал тут ныть – я устал, я хочу к мамочке, дайте дитятке пряник побольше. Тьфу! В общем все! Мы идем ко мне пить водку, охранников я тоже забираю, и твори тут, перед тем, как подохнуть, что хочешь!
Капитуляция государя была полной. Голос прерывался, губы дрожали.
– Да я что… я ничего… пусть делает что хочет…
Он явно был не рад, что с нами связался. Боярин, постояв немного со зловещей рожей, перевел на меня взгляд:
– Ради Мономаха прошу, полечи этого молодого!
И тут он неожиданно подмигнул мне. Картинка в голове сразу выровнялась: Богуслава отсюда, пока князю угрожает опасность, палкой не вышибешь! Как, впрочем, и меня.
Я, помедлив для создания нужного эффекта, кивнул.
– Мономаха не знаю, а тебе боярин отказать не могу! Вместе такую ранищу шили!
Мы обнялись для получения более яркого впечатления у Мстислава. Тот аж растрогался, глядя на игру двух старых трагиков с волчьими привычками. Глаза его увлажнились. На бис добавили еще по реплике.
– Обещай, что не бросишь моего князя в трудный час!
– Обещаю!
Так и виделся театр моего времени: начались бурные и продолжительные аплодисменты. Раскланиваемся перед восхищенной публикой. Занавес. У нас здесь, конечно, не 20 или 21 век, но зритель тоже был растроган. Вот она, волшебная сила искусства!
Ладно, хватит куражиться, пора дальше работать. И в гляделки играть пока не ко времени, нужно пустить в ход что-то более тяжеловесное. Выбрал пару тряпок почище и подошел к Мстиславу.
Вытащил влажные тряпицы из дренажных отверстий, сунул поглубже новые, велел ему повертеться в кровати и надуть пару раз живот. Новый комплект почти не намок. Проглядел повнимательней брюшную полость еще раз – практически сухо, никаких карманов с жидкостью не обнаружил.
Немного посидел, подумал. А, будь, что будет! Сбегал за инструментами, в это время поднесли водку и миску. Замочил пару иголок и кетгут, там же ополоснул руки. Усыпил Мстислава, вынул тряпочки и несколькими стежками ушил обе дыры. Излишки кетгута отрезал ножницами. Разбудил князя. Все!
Почувствовал, что страшно вымотан. Взглянул на часы – до обеда чуть меньше часа. Поработаю еще после еды. А сейчас поваляться бы в покое. Укладываться здесь? Князь доймет глупыми вопросами. Где ты тихое древнерусское местечко?
Подошел Богуслав и отвлек меня от размышлений.
– Не желаешь ли Володя передохнуть перед обедом? Свободная лежанка у меня имеется.
– Очень даже желаю!
Поднялись и ушли, не вступая в прения с запуганным князем, оставшимся под неусыпным надзором боярских церберов. А то начнет сейчас: да ты здесь полежи, я тебе мешать не буду. Ответь мне только на один вопрос…, – в общем, шапкой не отмашешься. Богуслав жил поскромнее государя, ограничив свой быт двумя комнатками. По дороге, – он жил в другом крыле, рассказывал о своем житье-бытье.
– Живу скромно, один. Холостякую. Жена с детьми осталась дома, в Переславле-Залесском, а я с князем отбыл. Свой дом надо будет заводить, раз мне тут век коротать.
Дошли. Боярин провел меня в дальнюю комнату, показал на кровать.
– К обеду позову, а пока здесь один отдохни, мешать не буду.
И вообще куда-то ушел. Я с наслаждением скинул обувь и прилег. Устал неимоверно! А ведь вроде просто сидел и глядел, мешки с песком не таскал… Не заметил, как и уснул.
Проснулся аж через два часа! А ведь отлично выспался ночью. Да, укатали сивку крутые горки. Поесть было охота чрезвычайно. Видимо работа силой мысли сожгла килокалорий не меньше чем изрядная физическая нагрузка.
Завозился, встал. Зашел Богуслав, позвал обедать.
– А я думал, что все уже поели, а мне нужно добывать пропитание невесть где, – ответил я.
– А на всех нам наплевать. Кухонных я предупредил, что не дай бог нам с тобой чего не хватит, всей их толпе мало не покажется.
– А они что ж?
– Клялись, что всего будет вволю. Кто же боярину-дворецкому осмелится перечить?
Под эти беседы мы уже дошли до столовой и уселись за здоровенный стол.
– А чем ты на этой службе занят?
– Дворней ведаю, за хозяйством слежу, иностранцев принимаю. Сужу всех новгородцев, кроме местных бояр. В моем ведении Большой приказ.
– А он чем занят?
– Заверяет все сделки, пишет приказы по городу для населения.
– А тайный сыск у вас есть?
– Часть Большого.
Вот они, и полиция, и контрразведка Древней Руси в одном флаконе! А с главным и судьей, и сыскарем я сейчас обедаю.
Стол уже заставили блюдами. Изобилие местных трапез, особенно боярских и княжеских, меня до сих пор удивляло. Где в 21 веке сыщешь блюда из зубра и тура? Зубров осталось с гулькин нос, туров перебили и съели – не повезло животине.
Когда поели, спросил Богуслава:
– А зачем ты Забаву привечаешь? В чем тайный умысел?
– Он прост. Не будет рядом явно любимой жены, ты задергаешься и можешь не приглядеть за Мстиславом в нужный момент. А заменить тебя некем. А будет суженая рядом, куда ты денешься!
Резонно. И вижу – не врет. Увидев, что эту тему проехали, старый воин повел беседу дальше.
– Дальше то, что делать будешь?
– Первым делом напоим государя, весь рот уж поди ссохся, а потом я, повалявшись после обеда, начну его живот сращивать. А то просто сидеть и ждать, мало того, что это будет тянуться очень долго, нарастает риск всяческих нежелательных осложнений.
– Делай, как знаешь, кроме тебя тут решать некому – знатоков в Новгороде больше не видать.
– Думаю, и во всем мире тоже, – трезво оценил ситуацию в 11 веке я.
Боярин молча кивнул. Прихватив с собой кувшин с водой и пару кружек, подались назад. Я упал на кушетку, Богуслав начал заботливо поить князя.
– Эй, эй – не больше трех глотков! – обуздал я не в меру ретивого дворецкого, – лучше давать почаще. Погляжу попозже, коли хорошо пойдет, в следующий раз побольше дадим. Обязательно перед тем, как пить, хорошенько пополоскать водой рот – иначе жажда полностью не пройдет.
– Я уже попил, а сухость во рту страшная, – заныл больной, – что ж теперь, еще невесть сколько терпеть?
– Дай ему еще! А ты не вздумай сразу глотать, больше не получишь ни капли! – приструнил я Мстислава.
Тот тщательно прополоскался, глотнул, и выражение удовлетворения осенило его лицо. Охранники были другие – Богуслав решил, что для усиления эффекта их надо время от времени заменять.
Повалявшись, пошел лечить дальше. Еще раз проглядел все внутренние швы – кровоточивости нигде уже не наблюдалось. Выпота тоже было не видно.
Начал последовательно сращивать ткани. Дело шло туго – срасталось неохотно по такой свежей послеоперационной ране. Ладно, наметил – пока хватит. Может быть завтра пойдет побойчей.
Сегодня можно и отдохнуть. Супруга придет попозже. Ее звали к ужину, а по времени еще и полдником-то не пахло. Пошел еще полежать на кушетке в этой комнате. Неожиданно дружинник позвал боярина, и он удалился. У Богуслава, думаю, и без сидения возле князя, дел хватает с лихвой.
Вернулся он как-то очень быстро, а с ним неожиданно вошла… Забава. Я вскочил, бросился к ней.
– Что случилось? Почему так рано?
– Соскучилась…, – как-то непривычно робко отозвалась супруга.
В компании Мстислава она явно стеснялась: на щечках выступил румянец, часто закрывалась рукавом.
– Присядь возле меня, девица. Поболтаем о новгородских делах, – пригласил мою жену раненый властитель Новгорода.
Смущаясь, она попыталась оказаться от предложенной чести.
– Да я, княже, лучше пойду…
– Садись, садись! Срочных же дел у тебя нету?
– Какие у меня дела…
– Ну так и посиди с больным человеком. Потолкуем. Тебя как звать-величать?
– Забава.
Потекла беседа. Мстиславу, видать, надоело общаться с двумя старыми пнями, которые жучили его, как мальчишку. Хотелось опять почувствовать себя полновластным владыкой, а не обделавшимся щенком.
Я опять ушел поваляться. Разговор продлился минут пять. Поговорили о городских новостях, только захотели перейти к чему-то другому, как вернулась Кристина.
Дикий огонь ревности полыхнул в ней с новой силой. Увидев собеседницу мужа, красивую молодую местную девушку, княгиня от нахлынувших чувств опять забыла великий и могучий русский язык, и начала кричать на родном шведском, практически не делая пауз между отдельными словами и предложениями. Было похоже на пулеметную очередь.
– Не успела уйти, а он уже с женщиной! Что обещал? Как клялся! – при этом она активно, как вентилятор, размахивала обеими руками.
Мстиславу унять супругу было нелегко. Вдобавок, из-за слишком быстрой речи, он, видимо, еще очень плохо и понимал в чем, собственно, суть дела.
– Крися, Крися, да я и не вставал вовсе…
Пора было вмешиваться – не дай бог, ревнивица еще ткнет рукой в оперированный живот – греха не оберешься. Пришлось опять подниматься. Называется – полежал и расслабился после обеда!
– Королева! – произнес я громко и внятно также на шведском, – это моя жена! Забава, уступи место княгине. Государь захотел узнать мнение простых людей о своем правлении. А твоему будущему ребенку эти крики на пользу не пойдут.
Кристина облегченно вздохнула и присела на любезно предоставленный стульчик. Буря унялась. Мстислав, поняв в чем дело, расхохотался.
– А я-то думал, что меня здесь невесть в чем обвиняют! А тут просто ревность.
Государыня обиженно фыркнула.
– И смотри – в драку не полезь! – предупредил жену князь, – она тебе щелчка даст, покатишься до самой своей опочивальни.
– Да я… – начала опять горячиться шведка.
– Ты и одного мужчину-то не осилишь, а Забава русская богатырка, медведя кулаком прибить может. И с пятью здоровенными мужиками справится легко.
– Женщины не бывают такими сильными!
– На Руси великой еще как бывают. Мужчины – богатыри, бабы – богатырки. Владимир, попроси жену удивить нас чем-нибудь этаким.
Я вздохнул. Князь просит – отказывать неудобно.
– Забавушка, возьми меня на руку.
Она с готовностью подставила ладошку, и когда я на ней устроился, согнула руку в локте. Все это было проделано с легкостью необычайной. Ап! В наших цирках я такого номера не видал, и дю Солей тоже так зрителей не удивлял. Для полноты эффекта супруге только не хватало вскинуть вверх от плеча и другую руку. Ап!
Кристина с Мстиславом разинули рты от удивления. Одно дело, когда глядишь на здоровенного мужика, и совсем другое, когда на совершающую этакие трюки хрупкую девушку. Потом государыня загорелась и начала рваться на мое место.
– А возьми и меня посидеть!
Господи, какая она все-таки еще девчонка… Жена и тут не подкачала, удивив всех присутствующих, включая меня – подставила княгине ладонь на другой руке, не давая воли первому пойманному. Кристина зримо заробела, но тут взыграла кровь викингов и берсеркерский дух подтолкнул ее на посадку. Забава легко подняла нас обоих до уровня своих плечей на разогнутых руках. Вот это был ап…
Я изо всех сил цеплялся за держащую меня руку. Княгиня делала то же самое, только при этом согнувшись и звонко повизгивая. Боевой скандинавский дух, видимо, выдуло мощным русским ветром.
Через несколько сотен лет Петр Великий повторит это с Карлом Двенадцатым, показав ему необузданную русскую силищу в Полтавском сражении, и Швеция навсегда выйдет из числа воюющих за мировое первенство государств, сильно подняв этим уровень жизни своего населения.
Пресек эту богатырскую гимнастику Богуслав.
– Князь устал! Он нуждается в отдыхе.
– Точно, точно! – затараторил я, желая скорейшего избавления от демонстрации возможностей жены.
Кристина так же монотонно повизгивала – щелчка для скорейшего путешествия в опочивальню ей явно не потребуется: и так достаточно узнала о богатырках.
Всех отпустили на волю. Обессиленная государыня упала на табурет. Я стоял на трясущихся ногах.
– Эх, жаль мне нельзя было поучаствовать! – посетовал Мстислав.
Еще один носитель боевого духа нашелся! Хотя ему это и пристало – летописцы этого времени о нем писали: был храбр, и все соседи его боялись. Вот за это Мстислав и получил прозвище Великий, хотя правил землей русской всего семь лет. Неласковых грабителей-соседей, которых звали половцы, он оттеснил за Днепр и Буг, сильно прижал чудь.
Я поклонился и сказал:
– Негоже, князь, так утомлять мою супругу – она в тягости. Мы пойдем отдохнем в предоставленную нам боярином комнату.
Кристина с наперсницей пораженно глядели на Забаву – одна беременная подняла другую! Такое возможно только на Руси.
Мстислав, поняв, что перешкаливает, попросил:
– Богуслав, проводи…
В покоях, состоящих вроде как у княжеского дворецкого, из двух смежных комнатенок, уже стояла здоровенная кровать, аккуратно была расставлена остальная мебель. Мою красавицу больше всего порадовало здоровенное зеркало в серебряной оправе, стоящее на столе, и она тут же взялась в него смотреться.
Я не спеша полностью разделся и завалился на постель, которая сегодня станет супружеским ложем. Забава как-то неодобрительно покосилась на мои поползновения.
– Пока я беременна, ни о какой близости и речь даже не веди!
– Это еще почему такие гонения?
– Мама сказала – это сильно повредит ребенку!
Меняются тещи, а от их вредного влияния нигде не укрыться – подумалось мне, улети хоть на тысячу лет назад. Пора развеять заблуждение супруги. Сидеть монахом девять месяцев мне совсем не улыбалось.
– Твоя мать повитуха, или она лекарь с большим стажем? – поинтересовался я у суженой.
Забава смутилась.
– Да ну нет…
– Как же она берется об этом судить? Были у нее выкидыши после ласки мужа?
– Тоже нет…
– То есть матушка просто пересказывает тебе чьи-то чужие басни?
– Ну зачем ты так про маму…
– Я что, придумал о ней что-то нехорошее? Обхаял зазря? Просто сделал единственно правильный вывод из твоих же слов. И сделал этот вывод не бондарь или печник, не гончар и не скорняк, а лекарь с очень большим стажем, который неоднократно принимал роды, наблюдал за беременными – всякое бывало! Но такой чуши не слыхал ни разу! – гремел мой могучий голос.
– Но наш ребенок… – пискнула, сжавшись в комочек, моя ненаглядная.
Острая волна любви и жалости накрыла меня с головой. Провались оно все на свете! Лучше длительное воздержание, чем мучить Богом данную мне жену.
– Да и я люблю и жду маленького не меньше, чем и ты – заныл я в раскаянии, – не хочешь, не надо…
Забава кинулась, упала мне на грудь, крепко обняла, всхлипывая и орошая нас обоих слезами.
– Я хотела, как лучше! Вдруг у меня родить больше не получится! А хочу я тебя всегда! Сегодня ночью была одна, измаялась вся…
И слезы, слезы, слезы…
Мы стали целоваться, и сами не заметили, как это случилось. Когда супруга пыталась показать прежнюю удаль, я ласково ее пресекал – не горячись, радость моя, теперь уже так нельзя. Мне-то слава богу уже не тридцать лет, обуздывать себя в этом деле несложно.
Потом эта вакханалия страсти закончилась. Забава, глядя мне в глаза, тревожно спросила:
– А точно хуже не будет?
– Точно, точно…, – отвечал расслабленный я.
– Ты уверен?
– Конечно. Меня очень долго учили, чтоб я стал лекарем – целых шесть лет. И наставники были половчей меня. Каждый из них учил тому, чем он был занят всю жизнь. Несколько человек были, как у вас повитухи – следили за беременными, принимали роды и делали это десятками лет. Все они говорили одно: когда женщина в тягости, заниматься любовью можно, но без прежних безумств. Остерегаться резких рывков, подпрыгиваний под весом мужа и тому подобное. И ни в коем случае не терпеть никакую боль, и не переносить никаких неудобств! Тогда все будет хорошо.
– Поэтому ты меня сегодня и сдерживал?
– А какие еще могут быть причины?
– Ну может разлюбил?
– Не дождешься!
Счастливый смешок и опять поцелуи…
– И что, запретов вообще нет никаких?
– Как не быть.
– А какие?
– На последнем месяце все нужно делать плавно и нежно, примерно за две недели до родов лучше и вообще прекратить. А так польза от этого дела большая. Слышала, что первые роды самые трудные?
– Конечно! Бабы это все говорят.
– А знаешь почему?
– Конечно! Первенцу надо все расширить, и даже, бывает, кое-что и порвать. Остальные дети идут уже по проторенной им дорожке.
– Это точно. Но кроме этого есть еще и силы внутри, которые надо развивать. По науке они называются мышцы. Вот они от постельной любви и развиваются.
– Не пойму никак, – скисла Забава.
Ну с этим мы сладим. Я сначала дал ей пощупать мой расслабленный, а потом напряженный бицепс, объяснил поподробнее, как сумел. Она захлопала в ладоши:
– Поняла, поняла!
Вот и славненько. Беседа потекла дальше. Рассказал ей о своих хирургических успехах, получил положенные похвалы за ум, знания и невиданную смелость.
Пожаловался на трудности своего тернистого пути, поделился последними положениями психологии 21 века о том, что лекаря не нужно огорчать, расстраивать и вообще всячески нервировать – он сильно уязвим в моральном плане. Получил все мыслимые заверения по неприкосновенности и охране моего душевного покоя беззаветно преданной женой. В общем, жизнь задалась!
Спросил, чем обусловлено столь раннее появление любимой. Оказывается, для сохранения имущества, она подошла к кирпичникам. Ваня с Наиной обнимались на прежнем месте. На предложение остаться в доме на ночь, ответили бурным выражением восторга.
Оказывается, ребятам не то, что переночевать, даже и встретиться-то кроме как возле этого сарая негде. Они приезжие, хозяева арендованных ими квартир безжалостно гонят их вдвоем – не венчаны. На улице уже стало дождливо и сыро – наступила осень.
– Ну пусть скажут, что обвенчались.
– Что ты, что ты, окстись! Грех-то какой!
– Тогда пусть обвенчаются.
– Оба очень хотят. Ивану ничто не мешает – прежней жены нет, разница в вере их не смущает – бог у нас один.
– Разве?
– Их еврейский Иегова – это наш Бог отец. Иисус Христос его сын. Это мне Наина объяснила – сказала гордая своей понятливостью наивная русская женщина.
Еврей, он тебе, что хочешь объяснит, если это пойдет ему на пользу, подумалось мне. Но бороться с этими абсолютно не православными идеями сейчас не ко времени.
– А в чем же помеха? Пусть пойдут и поженятся.
– У Наины с прежним мужем развод не получен. Получить его в Новгороде невозможно – нужен раввин (это их поп) и прежний муж, два свидетеля их же нации. Все это только в Киеве. В нашем городе и иудея-то какого-нибудь захудалого не сыщешь – одна наша ведунья проживает.
– Да, замысловато! – крякнул я.
– Поэтому завела молодых в дом, показала где что лежит – тут еда, тут вход в погреб и ледник. А сейчас ты, наверное, ругаться будешь…
– И что же еще ты отчубучила?
– Посмотрела на их оживленные лица, и стало мне ясно – не улягутся они на купленной тобой недавно кушетке – слишком узкая она для двоих. А нужной ширины только наша с тобой постель в спальне. Перестелила им белье.
– И на что тут ругаться? Ваня мне и раньше был верный товарищ. А в поход сходим вместе, закадычные друзья, можно сказать – побратимы, все трое станем.
В голове мелькнуло – те, кто чудом вернется…
– Давай-ка лучше, чтобы их не мучить, поселим пока у нас. Широкую кровать столяры за день сделают. А в Киеве они свои дела и переделают: и разведутся, и поженятся.
– Дай бы Бог! – перекрестилась Забава.
Так мы валялись и беседовали до ужина, на который позвал нас боярин.
Поедая тетерева, Богуслав сказал:
– Мальчишка этот прибегал, как его, столяр.
– Пафнутий?
– Именно. Тут же велел позвать слугу, Мал звать, для проверки крепости этого изделия. Он здоровенный и толстенный, против Мстислава, наверное, вдвое весит. Велел укладываться на эту утку, потом поерзать на ней, затем посидеть. Хряка этого выдержала, не скрипнула, не хрустнула – значит и под князем не подведет. Пафнутию выдал вольную, он, счастливый, унесся. Мстиславу судно поставил вместе с другим слугой – подаст в случае чего, объяснил, как им пользоваться. Караульщики, когда князя погонит облегчиться, легко его на судно закинут.
– Лихо ты все организовал!
– Большой опыт командования людьми имею.
Поели, завели Забаву в наши покои, сами отправились опять к Мстиславу.
– Слушай, мне есть все больше хочется! – не утерпел прооперированный.
Я внимательно проглядел состояние кишечника – все было просто великолепно. Можно и рискнуть.
– Богуслав, а можем мы сейчас для государя легкий супчик сварить? Повар не ушел еще?
– Из-под земли достанем! Пойдем объяснишь, какой суп нужен.
Глядя на боярина, верилось – этот и из преисподней нужного человечка достанет. Либо сам станет варить, но еда князю обязательно будет!
Нам быстро нашли кулинара, и я все ему объяснил.
– Да это я махом спроворю! Может мясца для вкуса добавить?
– Не умничай тут! А то и самого на мясо пущу! – вмешался дворецкий.
Работа закипела. Пока варилось, растолковал повару, как и чем будем кормить больного, что можно, а что нельзя, и как в ближайшие дни надо готовить.
Через полчаса кастрюльку притащили и поставили на стол в княжеских палатах. Вначале несколько ложек супа дал я. Мстислав пожирал скудный харч, рыча, как молодой хищник. Переждали часок, все прошло отлично. Ни болей, ни тошноты, ни дай бог, рвоты.
Дальше стал кормить Богуслав, дал чуть-чуть побольше. Тоже привилось. Предупредил, что государь после такой голодовки, поест еще два-три раза. Больше не давать!
– Слуга вон сидит, все равно бездельничает. Пусть и займется, – кивнул боярин на подчиненного. – А я тут прилягу на твоей лежанке, присмотрю. Если что, придушу эту гниду на месте.
Зевающий в углу бородатый мужик сразу подтянулся и преисполнился служебного рвения. Видать, очень ценит свою подневольную жизнь. Дальше и без меня разберутся, решил я, и подался под теплый бочок к Забаве.
Глава 12
Утром встал не рано, решив наконец-то отоспаться. Попытки организма проснуться пораньше, безжалостно подавлял и продолжал спать. Когда уложить себя уже не удалось, долго потягивался. Наконец пришлось все-таки вставать.
Забава уже куда-то убежала. После умывания посетил Мстислава, поглядел его. Все было отлично. Пора расширять диету.
Слуга уже сидел другой. Прежнего то ли сменили, то ли удушили за нерадивость – вникать в эти древнерусские дела я не стал. Голодающий князь очень обрадовался сообщению о скором появлении каши.