Принуждение к миру. Военные действия России в Финляндии в 1710—1720 г.г.

Гангутское сражение

После битвы при Стуркюро бои внутри Финляндии прекратились, шведские части отошли далеко на север страны, и русская армия отдыхала. Никаких признаков смягчения позиции и стремления к миру со стороны шведов при этом пока не наблюдалось. Собиравшийся покинуть Турцию король потерей Финляндии явно был обеспокоен, но не больше того – он мечтал о реванше.

Для Петра настало время ввести в дело свой флот.

В это время царь впервые почувствовал себя сильным в Балтийском море и в порыве чувств написал Меншикову: «Теперь дай, Боже, милость свою! Попытаться можно». Попытаться Пётр хотел завершить завоевание Финляндии, занять Аландские острова и перенести военные действия на территорию Швеции. Составными частями этого плана должны были стать прорыв галерного флота к Обу, взятие его морским десантом и – если позволит обстановка – идти «гораздо в даль неприятельской земли», т.е. высаживать десант на шведском побережье. Корабельному флоту предписывалась задача прикрытия этих операций на линии от Котлина до Обу и недопущение шведского флота в Обусские шхеры и Финский залив.

Е. Тарле пишет: «Шведы, несмотря на тяжкие неудачи в 1713 года, на появление русских в Обу и на потерю всей Южной и части Западной Финляндии, вовсе не считали себя побеждёнными на море». Они не могли, конечно, не видеть, продолжает историк, что сделали капитальную ошибку, не выстроив вовремя достаточно гребных судов и оставшись поэтому в почти беспомощном положении при действиях русских моряков в шхерах. Но чем объясняли впоследствии шведы свой губительный промах? Именно своим высокомерным отношением к русским морским силам, самоуверенным убеждением, что они, будучи сильнее русских при единоборстве линейных кораблей, даже и не подпустят русских к шхерам, а потом потопят их в открытом море.

Всё это оказалось ошибкой и псевдопатриотической фантазией. Шведы даже и не заметили того, как стало меняться соотношение сил и в линейных флотах, они ничего в точности не знали не только о постройках кораблей на русских верфях, но и о непрерывных покупках судов для русского флота за границей. Морская разведка у шведов была в те времена из рук вон плоха. (Не весьма блестящей, впрочем, была она и у Петра). Единственной державой, у которой морской шпионаж, идущий рука об руку с массивным дипломатическим шпионажем, всегда оказывался на высоте, была Великобритания. И последнее: даже в те годы, когда шведский флот еще был на самом деле гораздо сильнее русского, шведское командование как-то не сумело найти места, где можно было бы нанести русским серьезный удар.

Требовалось испытание, хотя бы в ограниченных размерах, чтобы обе стороны могли получить некоторый новый материал для сравнения относительной оперативности своих флотов и их общей боеспособности. Таким испытанием, правда, еще не давшим полного материала для окончательного, категорического, бесповоротного решения вопроса, но произведшим громадное впечатление и в Швеции, и в России, и в Европе, явился бой у Гангута 27 июля 1714 года.

…Кампанию 1714 года Пётр хотел начать как можно раньше. Лёд на Неве сошёл 20 апреля, 27 апреля командиры галерных флотилий получили приказ генерал-адмирала Апраксина спускать на воду скампавеи, чтобы 28 начать на них погрузку провианта, а 30 апреля – разместить на галерах лошадей и быть готовыми к выходу в море. На Котлине подготовкой корабельного флота руководил капитан-командор А.Е.Шельтинг. К 8 мая он вывел все зимовавшие военные корабли на рейд: 9 линейных кораблей (468 пушек), 5 фрегатов (176 пушек) и 4 шнявы.

9 мая 1714 года галерный флот, высшим начальником которого был генерал-адмирал Ф.М.Апраксин, беспрестанно паля из пушек, вышел из Санкт-Петербурга к Котлину. Он насчитывал 99 скампавей, поделённых на 3 эскадры по 33 скампапвеи в каждой: Пётр командовал авангардом, Апраксин – кордебаталией, а Боцис – арьергардом. Каждая эскадра делилась на 3 дивизии по 11 галер в каждой, причём во вторых дивизиях имелось по одной конной галере, т.е. на борту имелся кавалерийский десант. Командование корабельным флотом Пётр I, как первый среди флагманов адмирал (шаутбенахт), после отрешения от должности К. Крюйса, тоже взял на себя. Он держал свой флаг на «Св. Екатерине». Командирами отдельных эскадр у Петра были капитан-командоры¹⁸ П.И.Сиверс и А.Е.Шельтинг. Талантливый моряк и тактик И.Ф.Боцис в ночь накануне выхода флота из Петербурга неожиданно скончался.

Накануне похода капитан И.А.Сенявин привёл из Англии два превосходных корабля, вполне готовых к бою. За время пути он приобрёл такую симпатию и уважение со стороны их английских экипажей, что когда корабли зимовали у Рогервика, и можно было ожидать нападения шведов, англичане подняли на судах русские флаги и объявили Сенявину о том, что под его командой будут сражаться со шведами как русские.

16 мая его брат Н.А.Сенявин доносил царю из Ревеля, что несколькими днями раньше закупленный в Голландии корабль «Перл» не смог пройти к городу и был вынужден укрыться в гавани Пернова, так как вход в Ревельский залив сторожила шведская эскадра в составе 16 кораблей и под командованием Г. Ватранга. 17 мая, согласно новому донесению Н. Сенявина, на ревельский рейд пришли 4 шведских корабля, 3 фрегата и 1 шнява¹⁹. Корабль «Верден» и шнява (бригантина) «Гейя» подошли близко к берегу, по всей видимости, желая обнаружить русские корабли, а затем вся эскадра ушла в море.

В Ревельском порту в это время стояли купленные в Англии корабли «Фортуна», «Армонт» и «Арондель» и построенный в Архангельске «Рафаил». Кроме них, Ватранг заметил береговые батареи и от атаки на город отказался. «Ввиду такого преимущества, по-видимому, невозможно напасть на них врасплох и причинить им какой-либо вред, даже если бы у нас был брандер», – докладывал шведский адмирал Карлу XII. В чём Ватранг увидел преимущество русских, нам не ясно. Создаётся впечатление, что адмирал по каким-то неведомым для нас причинам просто не захотел вступать в бой. Трусом или некомпетентным моряком он не был.

20 мая 1714 года гребные и транспортные суда с солдатами и военными грузами на борту начали движение от Котлина в финские шхеры, по направлению к Бъёркё. Их сопровождали линейные корабли и фрегаты. Двигались медленно и с большой опаской встретить шведский флот: по ходу проводили тренировки в гребле и маневрировании, дули встречные ветры, а с 11 до 21 июня задержались с выгрузкой грузов в Хельсингфорсе, так что к острову Гангут (Хангё-удд, Ханко) подошли только в конце июня и сосредоточились в бухте Тверминне.

Корабельному флоту было приказано идти к Ревелю в надежде, что он притянет к себе основные морские силы шведов. 11 июля корабельный флот стал на рейд Ревеля. В самом Ревеле стояли уже 6 кораблей – к упомянутым выше четырём судам присоединился купленный в Англии «Леферм» и построенный в Архангельске «Гавриил». В итоге Балтийский флот имел в своём составе 16 кораблей, 5 фрегатов и 3 шнявы, вооружённые 1070 пушками и с экипажем 6903 человека. По числу орудий и кораблей он уже превосходил шведский флот. Г. Ватранг в это время командовал 17 кораблями, 4 фрегатами и 2 прамами. Что касается галер, то русский «армейский флот» имел по отношению к шведскому армейскому флоту 20-кратное превосходство.

Тем не менее, Пётр не решился ввести корабельный флот в активные военные действия – он боялся получить «морскую Нарву», поскольку выучка экипажей на его судах продолжала оставаться довольно низкой. По этому поводу А.З.Мышлаевский сделал свой комментарий: «Маневрирование исполнялось неумело, суда теряли дистанцию и равнение… флот в этот период своего развития представлял собой то же, чем была сухопутная армия в 1701—1704 г.г.: была отчасти дисциплинированная масса, но не было выучки, спайки частей, внутреннего духа». В итоге корабельный флот участия в Гангутском сражении не принимал, а отстаивался под защитой береговых батарей Ревеля.

Лишь 18 июня была сделана робкая попытка атаковать шведский разведывательный отряд адмирала Лилье. Шведов обнаружили 17 июня, а в ночь на 18 июня стали выводить из Ревельской гавани суда: 11 кораблей, 5 фрегатов и 3 шнявы. Этот отряд плюс 7 галер и 9 бригантин двинулись утром на шведов, но Лилье при таком превосходстве русских от боя уклонился и ушёл в море. Погоня длилась 16 часов, к 17.00 русские настигли противника, и можно было открывать огонь, но в этот момент со шнявы «Принцесса», на которой находился флагман шаутбенахт Пётр Михайлов, т.е. царь, был поднят сигнал: преследование прекратить и возвращаться домой к Ревелю. Позже было получено объяснение такому шагу: впереди, в районе о-ва Нарген, обнаружили дымок, который был принят за дым, испускаемый главными силами флота Ватранга! Откуда у шведов при отсутствии пароходов мог выходить дым, не понятно – по всей видимости, Ватранг жарил на костре шашлыки или пил чай из русского самовара.

Из Ревеля царь постоянно бомбардировал короля Дании Фредрика IV просьбами прислать на подмогу свой флот. Король Дании под разными предлогами от оказания помощи уклонялся. Думается, царь хитрил и сильно перестраховывался, считая в душе свой флот всё ещё не достаточно сильным по сравнению со шведским.

Между тем, шведский флот, воспользовавшись тем, что западная часть Финского залива очистилась ото льда уже в апреле, занял позиции на открытом плесе у южной оконечности полуострова Хангё. Под командой адмирала Г. Ватранга там оказалось 15 кораблей, 3 фрегата, 2 бомбардирских судна и несколько малых судов. Они могли достаточно близко приближаться к берегу и препятствовать проходу галер в западном направлении. Принимать бой с большим флотом шведов в открытом море было бы безумием: при хорошем ветре, обладая лучшим ходом и артиллерией, шведы просто передавили бы мелкие скорлупки-скампавеи русских одной своей тяжестью. Не годились галеры и для открытого боя с таким противником. Другое дело в мелких шхерах – там скампавеи были хозяевами положения. Ситуацию мог бы разрешить русский корабельный флот, тем более при наличии почти сотни галер шансы на успех у русских были бы просто беспроигрышными, но «большой» флот отправили бездействовать в Ревель.

Мы уже видели возможность наблюдать за Петром I в разных ситуациях. Периоды кипучей активности и интенсивной работы его острого ума (Нотебург, Дерпт, Лесная, Полтава) иногда сменялись периодами какой-то странной апатии, когда его мозг неожиданно сковывался и отказывался работать в полную силу. Так было под Нарвой в 1701 году, до и во время Прутского похода в 1711 году и вот теперь… Куда подевались его удивительная прозорливость, решительность, выдумка и изобретательность? Казалось, что царя просто подменили.

Оценив силы и позиционные преимущества противника, Ф. Апраксин доложил Петру в Ревель о невозможности беспрепятственного прохода к Обу и начал оборудовать артиллерийские батареи на мысу Хангё. Фёдор Матвеевич, в присущей ему русско-боярской манере, даже предложил царю устраивать галерный флот на зимовку! Положение усугублялось тем, что корпус Голицына, расквартированный в западной части Финляндии, уже испытывал нужду в провианте.

Царь устроил в Ревеле военный совет, и тот рассудил, что «сделать диверсию», т.е. показаться хотя бы в виду эскадры Ватранга, никак нельзя, потому что… не было лоцманов! 18 июля царь сел, наконец, на фрегат «Святой Павел» и под конвоем 6 кораблей и 1 шнявы перешёл Финский залив, в тот же день пересел на галеру и пошёл на ней к Апраксину, а корабли снова отправил в Ревель. Командовать большим флотом царь поручил Шельтингу, оставив ему приказ обороняться от превосходящих сил противника и нападать на него только в том случае, если тот появится с малыми силами.

В Тверминне царь в продолжение нескольких дней собирал разведывательные сведения, усиливал наблюдательные посты на побережье полуострова Гангут, а отряду из 15 скампавей приказал нести дозор в шхерах, неподалёку от стоянки шведской эскадры. А потом вдруг мозг царя заработал, и он принял дерзкое решение, подсказанное и его предками, и варягами: перетащить несколько галер через полуостров в том месте, где его ширина была не более 2,5 км. По его приказу в лесу 23 июля стали делать просеку и оборудовать переволоку – деревянные полозья под галеры. Экипажи галерного флота взяли каждый по участку: авангард взялся за самый западный отрезок переволока, кордебаталия – за средний, а арьергард – за восточный участок. Появление русских судов на западе от полуострова должно было, по его расчётам, заставить Ватранга рассредоточить свои силы и облегчить прорыв к Обу. При этом Пётр перетаскивать все галеры не собирался – достаточно было показать шведам несколько скампавей.

Эти расчёты полностью оправдались.

25 июля/5 августа на флагманский корабль Ватранга «Бремен» приплыли 4 местных жителя и сообщили, что русские начали сооружение переволоки, чтобы перетащить на заданный берег полуострова свои галеры. Ватранг немедленно послал к западному берегу Хангё отряд гребных судов под командованием контр-адмирала Нильса Эреншёльда с экипажами около 940 человек. Другой отряд из 8 кораблей, 1 фрегата и 2 бомбардирских судов под командованием адмирала Лилье Ватранг отправил к восточной оконечности переволоки, к Тверминне для атаки против главных сил русских. С оставшимися силами – 6 кораблей и 1 фрегат – флагман держал контроль за Гангутским плесом. Ватрангу удалось сорвать попытку переволоки, но ему пришлось раздробить свои силы на 3 части, что и требовалось русским.

Когда с наблюдательных постов Петру I донесли о передвижении шведских кораблей, он отдал приказ готовиться к морскому прорыву к Обу. Для этого он решил воспользоваться ранними утренними часами, когда на море стоял полный штиль, и парусный флот шведов был лишён возможности передвигаться. В ночь с 25 на 26 июля (с 5 на 6 августа) 1714 года море заштилело. Корабли Ватранга находились довольно близко от берега, но их было явно не достаточно, чтобы закрыть Гангутский плес. Пётр решил воспользоваться этим и пустить галеры на прорыв мористее шведской эскадры, вне зоны действия артиллерии противника.

Первым на прорыв пошёл авангард М.Х.Змаевича и М.Я.Волкова из 20 скампавей. Обнаружив это, Ватранг приказал своим кораблям открыть по ним огонь, сниматься с якорей и срочно буксировать их гребными шлюпками, чтобы сблизиться с судами Змаевича и выйти на дистанцию артиллерийской стрельбы. Но всё было тщетно – Змаевич стремительно уходил на запад, а шлюпки, естественно, не могли быстро буксировать большие корабли. Дали сигнал адмиралу Лилье на соединение с флагманом, но и корабли Лилье из-за штиля тоже не могли стронуться с места.

Это позволило русским бросить на прорыв ещё 16 гребных судов под командованием Лефорта. И его отряд, так же как и отряд Змеевича, беспрепятственно прошёл на запад. Огибая южную оконечность полуострова, Змаевич встретился с судном из отряда шаутбенахта Таубе, который был послан на усиление эскадры Ватранга, и обстрелял его. Таубе уклонился от боя, лёг на обратный курс и повёл подчинённые ему 1 фрегат, 5 галер и 6 шхерботов назад, к Аландским островам.

Русские корабли в сражении у мыса Гангут 26 – 27 июля (6 – 7 августа) 1714 года.

Нильс Эреншёльд имел приказ контролировать западную оконечность переволоки и помешать ей любыми средствами и способами. Но выполняя приказ Ватранга, Эреншёльд никоим образом не представлял, что отряды Змаевича-Волкова и Лефорта уже прорвались на запад и имели приказ Петра после прорыва атаковать сходу его отряд. Шведский адмирал, обнаружив галеры противника, снялся с якорей и отвёл свои корабли в ближайший Рилакс-фиорд, где и был заблокирован русскими гребными судами. (Другие источники утверждают, что атаковать Эреншёльда Змаевичу помешала ночь, что, на наш взгляд, было мало вероятно).

Как эскадре Эреншёльда удалось сдвинуться с места и уйти в Рилакс-фиорд? Вероятно, в это время штиль уже прекратился, и подул ветер. Но почему и Таубе, и Эреншёльд уклонились от боя с русскими гребными судами? Вместе на открытой воде они, кажется, могли с успехом противостоять отрядам Змаевича и Лефорта. Нам представляется, что адмиралы, как и царь Пётр, так патологически болезненно переживали за сохранность своих драгоценных судов, что не решались использовать их по прямому предназначению – сражаться с противником. Эта болезнь дала о себе знать ещё в Копенгагенской операции 1700 года, когда адмирал Х. Вахтмейстер, вопреки приказам раздражённого Карла XII, не хотел посылать свои корабли на сближение с датским флотом, укрытым под защитой копенгагенских пушек. Этой болезнью, как мы видели, страдал и царь Пётр²⁰ – вероятно, сказывались уроки Прута.

Ватранг справедливо опасался абордажа со стороны русских галер и 26 июля благоразумно переместился в море подальше от береговой полосы. К полудню подул слабый ветер, и отряд Лилье соединился, наконец, с главными силами своего флагмана. Ватранг построил свой флот в две линии в месте прорыва отрядов Змаевича и Лефорта и стал готовиться к бою.

К вечеру 26 июля /6 августа русский галерный флот был выведен из бухты Тверминне и укрылся за островами у восточной границы Гангутского плеса. Ночью, когда весь район затянуло туманной дымкой, Пётр созвал военный совет. На нём решили: прорываться не мешкая и держаться при этом ближе к берегу. Нужно было воспользоваться для этого ночным временем, когда в тумане, на фоне берега, противник не смог бы увидеть маневр русского флота. Когда наступил рассвет, взору шведов предстали быстро идущие на запад вдоль берега русские галеры, но из-за безветрия шведские парусники снова оказались в роли бессильных наблюдателей.

Русские гребные суда следовали в походном порядке: авангард возглавлял сухопутный генерал А.А.Вейде, вернувшийся из шведского плена, кор-де-баталию – сам Ф.М.Апраксин, а арьергардом командовал сухопутный же генерал, герой Стуркюро, князь М.М.Голицын. При прорыве была потеряна скампавея «Конфай» – она села на мель. Часть людей с неё успели снять на шлюпки, но 232 человека – среди них 174 солдата Шлиссельбургского полка и полковой священник – всё-таки попали к шведам в плен. Остальные 98 гребных судов с 15-тысячным десантом, боеприпасами, продовольствием и фуражом, на виду у противника прорвались к Абосские шхеры. Ватранг попытался отбуксировать свои корабли ближе к берегу и месту прорыва, но лишь трём его кораблям удалось открыть огонь по галерам с предельной дистанции. Огонь шведских пушек причинил русским лишь мелкие повреждения. Так, к примеру, у поручика Нижегородского полка де Колера ядро оторвало каблуки и подошвы сапог и поранило ноги. Пётр I в прорыве не участвовал и перешёл на западный берег Хангё по суше.

Казалось, что цель достигнута, но неугомонный царь решил нанести шведам ещё один удар. К полудню главные силы русского галерного флота соединились в Рилакс-фиорде с отрядом Змаевича, сторожившего Эреншёльда, и стали готовиться к бою. Шведы построили свои корабли строем фронта в 2 линии, вогнутые вовнутрь, так что их фланги прикрывались островами. В центре первой линии располагался флагманский 18-пушечный фрегат «Элефант», на флангах стояли по 3 галеры, вооружённые все вместе 84-ю орудиями. Во вторую линию Эреншёльд поставил 3 шхербота с 14 орудиями малого калибра.

Ширина Рилакс-фиорда не позволяла русским одновременно ввести в бой все силы. Поэтому для атаки была назначена дивизия галерного авангарда, включавшая в себя 23 скампавеи. Авангард, разделившись на 3 группы, занял позицию в полумиле от противника. В центре пролива заняли исходные позиции 11 скампавей под командованием Лефорта и де Жимона. На правом фланге в 2 линии уступом вперёд стали 6 скампавей Вейде и Змаевича, а на левом – в таком же порядке 6 скампавей Волкова и Дамиани (Демьянова). Общее командование боем принадлежало Петру I, который находился в галере, стоявшей за линией судов, назначенных для атаки. Сзади царя сосредоточились главные силы гребного флота.

Развёртывание было окончено к 14.00 27 июля/7 августа 1714 года.

После обеда к «Элефанту» на шлюпке под белым флагом отправился генерал-адъютант П.И.Ягужинский. Поднявшись на борт прама, он предложил шведскому флагману спустить флаг и сдаться, чтобы избежать бесполезного кровопролития. Эреншёльд, несмотря на явное преимущество русских, это предложение решительно отверг. Он ответил парламентёру: «Я всю жизнь с неизменной верностью служил своему королю и отечеству и как я до сих пор жил, так собираюсь и умереть, отстаивая их интересы. Царю как от меня, так и от моих подчинённых нечего ждать, кроме сильного отпора…»

Тогда по сигналу 35 русских скампавей устремились вперёд. Пётр находился на борту скампавеи, в бою не участвовавшей. Из-за тесноты в заливе только 23 скампавеи могли реально участвовать в бою и атаковать шведские суда с фронта. История сохранила названия лишь 6 скампавей: «Костёр», «Ладога», «Мусельс», «Плотица», «Сом» и «Церапула». Точное количество участвовавших в бою людей тоже не известно. А.З.Мышлаевский на основании ведомости о назначении комбатантов из каждого полка сделал примерные подсчёты – их получилось 2940 человек из 11 полков²¹. В этой же ведомости указано, что в баталии командовал войсками генерал А.А.Weide, бригадиры М.Я.Волков и P.B.Leforte.

Первая и вторая атаки авангарда были отбиты сосредоточенным плотным огнём шведов. Шведы подпустили галеры на полупистолетный выстрел – 25—35 м и дали залп из орудий, и после второго залпа скампавеи повернули назад. То же самое произошло при второй атаке. Для третьей атаки Пётр избрал другой способ действий: он сосредоточил все скампавеи по флангам, что заставило шведский фрегат рассредоточить огонь своих крупнокалиберных пушек. На сей раз скампавеям удалось сблизиться с противником и навязать ему абордажный бой. В абордажном двухчасовом бою русские значительно превосходили шведов и уменьем, и числом. Одиннадцать русских галер буквально облепили шведский «Элефант», и по рассказу М. Комола, от тесноты многие русские солдаты падали с фрегата в воду. В походном журнале Пётр I записал, что «абордирование так жестоко чинено, что от неприятельских пушек несколько солдат не ядрами и картечами, но духом пороховым от пушек разорваны». Первыми, одна за другой, стали спускать флаги шведские галеры. Дольше всех отбивался «Элефант»²², но к 17.00 сдался, наконец, и он.

«Ведомости времени Петра Великого» сохранили описание боя: «…И хотя неприятель несравненную артиллерию имел пред нашими, однако ж по зело жестоком сопротивлении перво галеры одна по одной, а потом и фрегат флаги опустили. Однако ж так крепко оборонялись, что ни единое судно без абордирования от наших не отдалось. Шаудбейнахт, спустя флаг, вскочил в шлюпку со своими гренадёрами и хотел уйти, но от наших пойман, а именно Ингерманландского полку от капитана Бакеева гренадёрами…»

Шведы потеряли в Гангутском бою 361 человека убитыми, было ранено около 350 человек и 580 человек взяты в плен, включая раненого контр-адмирала и офицеров его эскадры. (Ко 2 декабря 1714 года около 200 пленных умерли). Трофеями русских стали фрегат (прам) «Элефант», галеры «Эрн», «Трана», «Грипен», «Лаксен», «Геден» и «Вальфиш», шхерботы «Флюндра», «Мортан» и «Симпан». Захваченные шведские суда Пётр приказал привести в Петербург. Первая крупная победа русского флота над шведским произвела в Европе огромное впечатление. В России в память о ней была выбита медаль с надписью «Русский флот впервые». Этой медалью наградили всех участников сражения, а Пётр был произведен в следующий чин – вице-адмирала.

По своему значению царь сравнивал Гангутскую победу с Полтавской на суше. По образцу празднования Полтавской победы 9 сентября был устроен торжественный вход в Неву русского флота и взятых в плен шведских судов. Суда пристали у стенки бывшей Троицкой площади, около 200 шведских пленных солдат и матросов сошли на берег и вместе с победителями приняли участие в торжественном шествии по городу. За шведскими рядовыми шли 2 роты преображенцев, за ними – 14 шведских офицеров, потом шли 4 русских унтер-офицера и несли низко опущенный флаг контр-адмирала Эреншёльда, далее шёл сам контр-адмирал, а уже за ним – царь Пётр и полковники Преображенского полка. За Гангутское сражение Пётр был повышен в звании до вице-адмирала.

Н.И.Костомаров в своём труде о Петре Великом приводит трогательный эпизод с пленным Эреншёльдом:

– Вот, – говорил царь русским, – верный и храбрый слуга своего государя, достойный величайшей награды из его рук и теперь приобретший моё благоволение до тех пор, пока он будет со мною. Хотя он перебил у меня много храбрых русских, что я им (т.е. шведам, авт.) всем прощаю, пока они теперь все в моей воле.

– Хотя я поступал честно, служа моему государю, – отвечал Эреншёльд, – но я исполнил не более, как свой долг. Я искал смерти, но смерть не встретила меня, а теперь в моём несчастье мне остаётся немалое утешение быть пленником вашего величества и пользоваться таким вниманием великого мореходца, достойного вице-адмирала.

За дословный текст этого диалога мы не ручаемся, но смысл его и достоверность всего эпизода для нас вполне очевидны. Пётр не раз демонстрировал уважительное отношение к пленным шведам, считая их своими учителями, а их боевые подвиги – достойными подражания. Подчёркивая верность шведов своему королю, Пётр адресовал свои слова не только к шведам, но в первую очередь к своему окружению, которое своей честностью и верностью долгу не блистало.

Некоторые русские историки считают, что русский флот одержал над шведами победу благодаря чрезмерной осторожности адмирала Ватранга и отсутствию у шведов достаточного количества галер. Мы бы добавили к этому факт распыления своих сил Ватрангом и отказ Н. Эреншёльда вместе с Таубе атаковать только что прорвавшиеся на западную сторону Хангё галеры Змаевича и Лефорта. На «большой» воде у шведов были бы хоть какие-то преимущества – например, возможности маневра. Но Таубе ушёл, а Эреншёльд загнал свой отряд в ловушку.

Последствия сражения были таковы, что командование шведским флотом отказалось от ведения военных действий в финских шхерах и 29 июля отступила к Аландам для прикрытия берегов Швеции от высадок русских десантов. Но 8 августа русский галерный флот занял Аландские острова, и шведское побережье стало вполне доступно для русского оружия. Настоящий моряк, адмирал Ватранг понимал лучше кого бы то ни было, какой тяжкий не только материальный, но и моральный ущерб потерпели шведы под Гангутом. Вот конец донесения Ватранга королю Карлу XII, который, сидя в Бендерах, лишь спустя долгие месяцы получал деловые бумаги из Стокгольма:

«Какую глубокую душевную боль причиняют мне эти несчастные события, наилучше знает всевышний, которому известно, с каким рвением и с какими усилиями я старался выполнить возложенные на меня обязанности и как я усиленно старался отыскать неприятельский флот». Ватранг честно сознается королю, что русские, проявив разумную дерзость и необычайную активность, благополучно прошли мимо шведской эскадры: «К нашему великому прискорбию и огорчению, пришлось видеть, как неприятель со своими галерами прошел мимо нас в шхеры». Как пишет дальше Ватранг, его особенно огорчает, что он совершенно ничего не знает об участи шаутбенахта Эреншильда.

По поводу сетований шведского адмирала о судьбе Эреншёльда Е. Тарле приводит результаты исследований о Гангутском сражении советского капитана первого ранга Н. В. Новикова. Новиков утверждает (и приводит соответствующие неопровержимые доказательства), что на самом деле Ватранг уже на другой день после боя, т. е. 28 июля, хорошо знал о том, что Эреншёльд взят в плен. Но слишком горько Ватрангу было говорить об этих тяжких для шведского самолюбия подробностях русской победы. Чуть-чуть слукавить и для пользы дела обмануть начальство было не только русской чертой.

В занятии Аландского архипелага принял участие всё тот же армейский флот Ф.М.Апраксина. 3 августа русские галеры появились под Обу и взяли город без всякого сопротивления. Занятие Аландских островов было после этого лишь делом техники. Оставив конные галеры в маленьком городке Ystad, галерный флот двинулся вдоль западного берега Финляндии на север и дошёл до г. Васа. Как мы уже писали ранее, генерал К.Г.Армфельт со своими частями отступил в это время к Торнео. Галеры Апраксина дошли до г. Нюкарлебю, но наступали холода, и они повернули обратно и в районе г. Нюстада (Ништадт) устроились на зимовку. На этом кампания 1714 года была завершена.

В конце кампании, в сентябре 1714 года, десантный отряд генерал-майора И.М.Головина численностью 800 человек на 9 скампавеях²³ вышел из Васа, форсировал Ботнический залив и внезапно высадился в окрестностях Умео. Потрясённые шведы, почти без сопротивления, отступили, и тысячный русский отряд без боя занял город. Во время этого рейда Головин прошёл со своим отрядом по северному побережью Швеции, разрушил несколько железоделательных и оружейных заводов и захватил богатые военные трофеи. Поход пришлось прервать из-за наступивших сильных осенних штормов. Возвращение отряда было трудным, при возвращении в Финляндию несколько скампавей погибли, в результате потери в живой силе от кораблекрушений значительно превзошли боевые потери. Операция имела явную цель показать Стокгольму, что Швеция стала теперь уязвима и вполне досягаема для русского оружия.

Начиная с 1713 года англичане и французы почти одинаково ревностно старались убедить Петра поскорее согласиться на мир со шведами. 11 апреля (н. ст.) 1713 года Англия и Франция подписали в Утрехте мир, положивший конец тяжкой для обеих держав долголетней войне за испанское наследство, и с той поры обе державы почти с одинаковой энергией пытались предотвратить полный разгром Швеции Петром в случае продолжения борьбы на Севере. Однако царь категорически отказывался даже от перемирия на время ведения переговоров и громогласно заявлял, что речи не может быть ни при каких условиях об отказе России от отвоеванных у шведов южных берегов Балтики. Согласно Тарле, после гангутской победы уверенность Петра в конечном успехе еще более возросла. И ни угрозы короля Карла XII, вернувшегося, наконец, в Швецию из Турции, ни красноречие английских посланников и Версальского двора ничего не могли с этим поделать.

«Почему Петр так верил в конечную победу?» – спрашивает Тарле и отвечает: потому, что у него теперь был флот. В разговоре с английским послом Дж. Мекензи (МакКензи?) в ноябре 1714 года Пётр, со слов англичанина, довольно равнодушно реагировал на предположение о том, что шведы могли активизировать войну со стороны Финляндии или Балтийского моря, и уверенно говорил, что флот поможет ему добыть хорошие условия мира.