– Какую вечерку? – отозвался я. – Мы что, завтра уезжаем? Пораньше поднимемся и сходим. А сейчас надо зайцев освежевать. Берем по одному и алга*.
– Я вижу, вы тут отвязались, – заметив разложенную добычу, удивленно промолвил Марат.
– Я зайцев потрошить не могу, – запротестовал вдруг
Юрий Иванович.
– Что его потрошить – минутное дело, – отреагировал я на реплику Юрика. – Засекай. Я на твоих глазах его разделаю за минуту. Спорим на бутылку коньяка?
Юрий Иванович замялся
– Бери часы, – продолжал я нагнетать обстановку.
– За минуту – это ты лишку хватил, – вмешался в спор Николай. – За пару-тройку минут можно выпотрошить.
– Пошли, – решительно скомандовал я.
Увлеченные предстоящим зрелищем, все двинулись к берегу озерка. Для удобства восприятия захватывающего представления каждый прихватил с собой стульчик.
– Возьми казан и нож, – велел я Юрику.
На берегу ребята расположились вокруг меня в ожидании действа.
_______
алға! (казах.) – вперед.
– Ну что, готов? – обратился я к Юрику.
– Начинай, – махнул рукой Юрий Иванович.
Я принялся за дело, и вскоре заяц был готов к употреблению в качестве полуфабриката.
– Сколько? – спросил я Юрика.
– 51 секунда.
– Вот, видишь?
Молча каждый из бывших зрителей взял в руки по зайцу и попытался превзойти мой результат. Первым расправился с тушкой Николай, но вышел за пределы одной минуты. Последним оказался Юрик. Но, в целом, мы быстро покончили с процедурой разделки животных и попытались запихать их в казан. И хотя посуда по объему значилась пятилитровой, все зайцы в неё входить отказывались.
– Надо порезать их на порции, – многозначительно заявил я.
Но даже поделенное на куски мясо выглядывало из казана наружу.
Никто не сомневался, что завтра набьем дичи не меньше. Впереди было уйма времени. Хранить добычу до отъезда в наши планы не входило, да и негде. Целый день мы ничего не ели, поэтому ни у кого в голове не могло возникнуть мысли, что мяса для варки слишком много.
Установили казан над огнем. Я со значением положил внутрь очищенную головку лука, и оставили блюдо на время в покое.
Пока ужин готовился, поставили палатки, приготовили спальные места, перекурили и сгрудились у казана.
Вода почему-то выкипала с поразительной поспешностью, и приходилось несколько раз добавлять в казан холодной, желтоватой жидкости из озера.
Где-то через час Марат предложил до начала трапезы попить чаю. Поставили на огонь чайник. Попили с сушками напиток, слегка отдающий болотом, и снова уселись у костра. Молча перекурили.
– Может, уже готово? – нетерпеливо проронил Юрий Иванович, которому ожидание еды стоило больших усилий, чем остальным.
Я отрезал от зайчатины кусочек и попробовал на вкус. В меня вперились три пары голодных глаз.
– Ну, как? – снова встрял Юрик.
– Еще не готово.
– Я думаю, следует перевернуть. – посоветовал Николай Константинович. – Нижние куски положить наверх, а верхние вниз и посолить.
Но реализовать на деле этот совет оказалось делом непростым. После неуклюжих попыток проделать предложенную операцию непосредственно в казане несколько кусков мяса угодили в костер, и расплескалась часть драгоценной жидкости.
– Ты так весь навар выльешь наружу, – забеспокоился Николай.
Тогда я взял две миски и поделил в них верхние и нижние части.
– Теперь попробуй те кусочки, что снизу варились, – снова выдал рекомендации дотошный Николай Константинович.
Я долил в казан еще воды, посолил варево, но пробовать не стал из вредности.
– Давай подождем еще полчасика, – осадил я надоедливого советчика.
Юрий Иванович от моих слов пошатнулся, едва не свалившись со стула.
– Сколько можно? – взревел он.
– Сколько нужно – столько будешь ждать, – отвязался я на Юрике.
Через час мы шумно уселись за стол. Я приволок казан. Николай достал бутылку водки и нетвердой рукой налил в кружки себе, мне и Юрику по пятьдесят граммов целебной жидкости. Я приступил к раздаче приготовленной дичи.
– За успех нашего мероприятия, – произнес заздравный тост Николай Константинович.
Мы, кроме Марата, дружно осушили «бокалы» и запустили в чашки свои деревянные ложки.
Бульончик нас не порадовал. Он отдавал болотом с примесью мыла.
Попробовали мясо. Оно оказалось недоваренным и с трудом отделялось от костей. Даже седлышко, наиболее мягкая, без волокон часть тушки, не вселяло оптимизма при употреблении. Вареная зайчатина имела привкус чего-то несъедобного с ярко выраженным запахом, какой обычно источает загнанный зверь. Даже Дуська брезгливо фыркала у своей миски.
Но, несмотря на явное несоответствие данной пищи общепринятым кулинарным стандартам, мы поедали её усердно, и я бы даже сказал, с каким-то хищным остервенением.
В конце ужина я поделился своими соображениями по поводу съеденного деликатеса.
– Все же дичь надобно жарить, а не варить.
– Нам надо двигаться к речке, – поделился своим умозаключением Николай. – Там вода проточная и не воняет болотом.
– Ребята, давайте утром сбегаем на озера, постреляем уток, разведаем, где речка, а уж потом переберемся туда, – внес своё предложение Марат.
Вариант Марата посчитали разумным.
V
На следующий день Марат поднял нас еще затемно. Раздули угли, подложили ветки саксаула, и лагерь ожил. Николай поставил на огонь чайник. Стали молча готовиться к утренней зорьке.
За ночь природа остыла. Повсюду лежал иней.
Как только оделись и подготовили снаряжение, тут же поспешили поближе к костру. Поеживаясь от холода, протянули к полыхающим сучьям окоченевшие пальцы. Потянулись за сигаретами. Каждый выбрал из горящей кучи по тоненькой веточке с синеватым пламенем на конце и со значением прикурил, сладострастно вкушая прелести походной жизни.
Скоро крышка чайника заплясала, а из носика повалил густой пар. Это был сигнал к завтраку. Переминаясь с ноги на ногу, мы столпились у стола, соображая, что поесть. Открывшаяся взору картина не вызывала аппетита. С вечера на нем оставалась немытая посуда и остатки продуктов, покрытые тонким снежным слоем. Хорошо, что кто-то уложил хлеб в целлофановый мешок. Николай достал замершую булку и стал тонко нарезать. Юрик принес две консервные банки без этикеток и вспорол их своим огромным охотничьим ножом. В одной из них оказалась тушенка, а в другой сливочное масло.
– Это Вера со склада НЗ принесла, – пояснил Юрий Иванович. Его жена работала в штабе военного округа и при обновлении неприкосновенных запасов ей, как члену комиссии, периодически кое-что перепадало из заначки.
Никто не видел сливочного масла в такой непривычной глазу упаковке, поэтому сразу потянулись к данному продукту животного происхождения.
– Отличное масло, – заключил Марат, слизывая остатки жирового вещества с кончика ножа.
Тем временем Николай Константинович нанизал отрезанные ломтики хлеба на ветку джиды и сосредоточенно принялся вертеть её над огнем. До нас донесся приятный запах свежеиспеченного хлеба. Не раздумывая, мы кинулись к ближайшему дереву с целью отыскания подобных приспособлений для осуществления аналогичных действий. Марат быстренько накромсал куски хлеба, а я аккуратно разместил на углях банку тушенки. Через пару минут все сидели у костра и, вдыхая хлебные ароматы, готовили, по выражению Николая Константиновича, гренки. Закопченные теплые ломти белого хлеба я обильно покрыл сливочным маслом, а поверх горкой уложил тушенку.
– А это – бутерброд по-кураксински, – в свою очередь заявил я, демонстрируя изделие окружающим. Под таким названием – Кураксу – находился ближайший от нас поселок.
Употребив горячую пищу, названную в честь реального географического места, мы значительно приободрились, а после выкуренной с чувством сигареты на сытый желудок были готовы к решительным действиям.
Ночная мгла начинала уже таять, когда мы цепочкой выдвинулись по направлению к озерам. Впереди в качестве проводника бодро вышагивал Марат, замыкал процессию Юрий Иванович.
Через четверть часа подошли к черневшей еще издалека стене тростника. Повеяло болотным запахом. С водоема доносилось разноголосье лысух, кряканье уток и отрывистый свист куликов. Из-за частокола водной растительности проглядывало зеркало воды. Озеро тянулось до горизонта, местами исчезая за барханами, и в ширину достигало не более шестидесяти метров.
У начала озера Николай отделился от группы с намерением зайти с противоположного от нас берега. Мы втроем пошли вдоль кромки тростников.
– Здесь где-то проход был, – сообщил Марат.
Через сотню метров, на самом деле, узрели изрядно протоптанную тропу. Осторожно ступая по плотно прижатым к земле ломким стволам растений, мы двинулись к воде. Как такового, берега не было. Уже с середины тропы сквозь растительный настил стал просачиваться черный ил, издававший резкий гнилостный запах.
К открытой воде подходить не решились, чтобы не спугнуть уток. Затаились в двух метрах от неё. Я взял Дуську на поводок. Приходилось рассматривать поверхность озера через стволы тростника. И хотя небо на востоке заметно посветлело, можно было разглядеть лишь возвышающиеся над водой хатки ондатры, торчащие повсюду кочки, да едва заметные верхушечные побеги роголистника.
Различить в этом наборе болотных ингредиентов уток было сложно. Как только мы ступили на охотничью тропу, они тут же замолкли и не взлетали только потому, что не видели объекта, издающего пугающие звуки, как бы мы не крались. Но явно насторожились и находились в оцепенении. В таком состоянии их вполне можно было принять за кочки или другие предметы, расположившиеся темными пятнами на воде.
Но тут с противоположного берега раздался громкий шум ломающегося тростника. К водоему, несомненно, двигалось крупное животное.
С середины озера стали подниматься утки. Их сидело там не меньше полусотни. Мы выскочили из зарослей по колено в воде и начали палить. Общими усилиями удалось выбить из стаи двух уток. Я с Маратом и Дуськой ринулся подбирать добычу.
Озеро, как и предполагалось по наличию кочек и водорослей на воде, оказалось неглубоким, что позволило нам быстро добраться в болотных сапогах до места, не замочив ног. Дуська увидела дичь первой, резво подплыла и ухватила птицу за грудку. Я взял из её пасти утку и похвалил за усердие. Приободренная, она тут же развернулась и поплыла к Марату, который в это время пытался извлечь из воды вторую. Но в последний момент, когда он уже коснулся оперения, та неожиданно нырнула, и Марат остался ни с чем.
Он стоял обалдевший, беспомощно раскинув руки. А все потому, что впопыхах, на волне успеха, он сунул свое ружье Юрику, и добить утку, которая, кстати, выплыла от него в пяти метрах, ему было нечем. Я же не мог вмешаться в этот инцидент из-за Дуськи, которая находилась от меня в створе выстрела.
Дуся, на глазах которой развивались эти драматические события, прибавила обороты и приблизилась к нырку вплотную, но тот снова ушёл под воду. Не останавливаясь, собака продолжала упорно грести по направлению исчезнувшей птицы. И вот подранок появился из воды перед самым её носом. Заметив страшного зверя, утка отчаянно забила крылом, но Дуся успела впиться в заднюю часть и принялась мять, пытаясь ухватить её покрепче.
Так с успехом для нас завершилась захватывающая эпопея на водах. Героиней её стала Дуся, которая продемонстрировала на деле охотничьи способности и по праву заслужила уважение среди двуногих собратьев по охоте.
– Здорово! – послышались одобряющие возгласы Николая Константиновича с противоположной от нас стороны.
– Так это ты, любезный?… А то мы гадали, что за животное ломится в камышах?.. Юрий Иванович даже предположил – не кабан ли шорох наводит… До сих пор вот трясется в страхе. А это, оказывается, у Николая Константиновича вдруг моча в голову ударила, и он решил испортить нам охоту, – откликнулся я, пытаясь излагать свое возмущение языком, близким по форме к литературному.
Тут на нас, откуда ни возьмись, налетел табунок чирков, со свистом пронесся над водой и мгновенно исчез из поля зрения. Никто даже не успел вскинуть ружье.
– Болтать меньше надо на охоте, – незамедлительно, используя ту же нормативную лексику, отреагировал Николай Константинович
После обмена мнениями стороны разошлись подальше друг от друга. Марат с Юриком побрели по воде, а я решил удалиться по суше. Так было удобнее перемещаться с собакой. Вышел из тростников и направился к перемычке между озерами, которую заметил, когда доставал нырка. Это было удачное место в центре пролета уток. Там они начинали снижаться перед посадкой на кормовое угодье.
До перемычки мы дошли быстро, и только я собрался шагнуть в заросли, как Дуся опередила меня и залетела туда первой. Её хвост сигнализировал о наличии рядом дичи. Скорей всего, фазана. Я отступил назад на открытую площадку, встал в стойку, расставив для устойчивости ноги, и поднял ружье в направлении предполагаемого взлета птицы. Через мгновение из тростников с шумом взметнулся петух. Вылетел он в том месте, где я ожидал. Предстал передо мной во всей своей красе в метрах десяти. Я выстрелил, но он продолжал лететь, пальнул во второй раз – никакого эффекта. Я не верил своим глазам и до последнего момента ждал, что фазан вот-вот упадет. Но мои ожидания не оправдались. После этого я не выдержал и громко разразился гневной тирадой, выбирая наиболее красочные и выразительные словосочетания, адресованные преимущественно самому себе. Не преминул упрекнуть за то, что взял не то ружьё. И теперь не имел возможности сопроводить дичь выстрелами до тех пор, пока она не скроется из виду. Дело в том, что накануне этой охоты я приобрел новое оружие: шестизарядный полуавтомат «Сайга», сконструированный на базе автомата Калашникова. Оба ружья я взял с собой, но к озеру пришел с привычной двустволкой шестнадцатого калибра.
Дуська выскочила из тростника и заметалась из стороны в сторону, отыскивая отстреленную птицу, очевидно, веря в мою непогрешимость.
– Дуся, уймись, – попытался я усмирить пыл собаки.
Та остановилась и вопросительно посмотрела на меня. Я доходчиво объяснил ей, что на самом деле хозяин прекрасный стрелок, но на сей раз произошла досадная промашка. В этой связи попросил у неё прощение за доставленное беспокойство и пустые хлопоты.
После длительного излияния досады мы двинулись к месту, где сел петух.
Несколько минут шли неторопливой походкой, размышляя каждый о своем. И тут из-под ног у меня с грохотом взлетела утка, причем кряква. От неожиданности я сгоряча отдуплетился, но заряды прошли мимо цели. Непонимающим взглядом я проводил удаляющуюся птицу и осмотрелся, не представляя, откуда она могла подняться. Как оказалось, в семи шагах от меня находилась глубокая яма диаметром в четыре метра с высокими берегами. Дно было до середины наполнено водой. По краям лужи зеленела травка. Утка заметила меня первой, но уже очень близко, поэтому взлет оказался шумным. Для разгона не было места.
Фортуна явно отвернулась от меня. Я вслух попытался прокомментировать промах и разобраться в причинах непопадания в цель.
Мои рассуждения, наполненные страстным желанием докопаться до истины, прервала стрельба, устроенная на озере. Я увидел одинокую, несчастную уточку, извивающуюся под градом пущенного в неё свинца… Когда же она удачно миновала, казалось бы, опасный участок и скрылась за барханом, я с облегчением вздохнул. У меня на душе стало легче.
Солнце любопытно выглянуло из-за песчаного бугра, словно заинтересовалось моими содержательными и глубокомысленными высказываниями. Я поприветствовал светило, поблагодарил за проявленный интерес к моей скромной персоне и отвесил низкий поклон.
Со спокойной совестью вернулся к озерам. Как-никак, оставил в живых два божьих существа.
Но утренняя зорька не задалась. И хотя утки налетали, попасть в них мне не удавалось. Наверное, спешил, и заряд проходил впереди идущих птиц, потому что после выстрела они резко забирали вверх, а над ребятами же успевали подняться очень высоко, что создавало им определенные проблемы, о которых коллеги поведали мне позже достаточно недвусмысленно.
Часам к десяти лёт прекратился. Мы выползли из тростников и отправились на поиски речки. С озера мы уносили трех уток, одна из них значилась на счету Марата. Оснований для расстройства не было. При любом раскладе – ужин был обеспечен. И нас еще дожидалась вечерняя зорька.
VI
Через полчаса мы уже стояли у тугайных зарослей, за которыми, по нашему разумению, находилась река, и пытались обнаружить проход внутрь. Так как видимых троп и редколесья не наблюдалось, с прищуром двинулись вдоль полосы местных джунглей, состоящих из колючих деревьев джиды и кустарников с обвивающими их цепкими растениями, которые все вместе, переплетаясь меж собой, делали их непроходимыми.
По пути следования Дуся выгнала двух фазанов. На этот раз я не упустил ни одной птицы и, к своему удовольствию, уложил в заплечный мешок. Всё это происходило на глазах моих спутников, которые молча восприняли мой успех, но идти дальше скученно уже не могли. Николай прибавил шаг и вскоре скрылся за поворотом. Марат сдвинулся левее в заросли чингила. И только Юрик не стал дергаться, продолжая двигаться в заданном направлении и избранном темпе, исключительно потому, что по жизни избегал лишних телодвижений. Мне пришлось вплотную приблизиться к кромке тугая, чтобы не мешать его ходу. Я старался, по возможности, идти с ним параллельно с таким расчетом, чтобы, если вдруг смажу по взлетевшей птице, у него бы имелся шанс тоже выстрелить.
Мы так увлеклись охотой, что забыли о своих намерениях, даже не знали толком, у реки ли находимся. Незаметно вышли в открытое поле с низким редким тростником. Впереди лежало озеро. Тугай в этом месте очерчивал полукруг и уходил чуть ли не в обратном направлении. От озера к нам шел Николай.
На месте изгиба тугайная растительность была реже, и мы решили подобраться к воде. Наши расчеты оправдались. Не успели пройти и полсотни метров, как уперлись в русло реки. Но вода в ней стояла лишь в небольших углублениях. Не было сомнений, что её где-то выше перекрывали. Когда переезжали речку по мосту, создавалось впечатление, что она полноводная. Радовало только одно обстоятельство – дно протекавшего здесь недавно водного потока было истоптано фазаньими следами.
Мы выбрались из тугая и решили осмотреться. Сразу же за озером возвышалась песчаная гряда. Дождались Марата и забрались на вершину. Было видно, как, бесконечно петляя, тугайная полоса делает огромный круг, огибая хребет, на котором мы стояли, и теряется вдали. В пойме реки поблескивало несколько озер.
– Что будем делать? – поставил я вопрос.
– Нужно воду попробовать в озере, – внес предложение Николай.
Оказавшийся на нашем пути водоем был раза в три больше того, возле которого находился лагерь. Вопреки нашим предположениям, по берегам озера рос невысокий редкий тростник, и торчали кустики гребенщика. На вкус вода вполне годилась для потребления.
После недолгих колебаний решили переместиться на новое место у озера с питьевой водой. Решающим фактором, склонившим нас к переселению, стали фазаньи следы, покрывающие дно обмелевшей реки.
Сборы были недолги, но сам переход заставил изрядно попотеть.
Солнце будто вконец распоясалось и неистово источало на землю не по сезону жаркие лучи.
От прежней стоянки до реки было около полукилометра, но вдоль неё до нового места поселения предстояло пройти в четыре раза больше. Охота настолько завладела нами, что мы незаметно протопали вдоль тугая не меньше двух километров, пока не набрели на озеро. Обратный путь к лагерю, кстати, не лишенный интереса к пернатым, тоже показался увлекательной прогулкой. Теперь же, нагруженные неподъемными рюкзаками, мы едва передвигали ноги. Через каждую сотню шагов буквально валились под куст в тень и несколько минут не могли отдышаться. После небольшого привала требовались огромные усилия, чтобы встать, поэтому, чтобы не терять на подъем и без того угасающие силы, решили приходить в чувство стоя. Останавливались у большого куста тамарикса, а там, где не было кустарника, у джиды, громоздили рюкзак на ветки и наваливались на него всем телом. Так, полулежа или полустоя, набирались сил для следующего броска.
Собирались быстро, и никто не подумал переобуться, снять теплые вещи, что были надеты еще ранним утром, да и пихать их было некуда. Юрий Иванович не нашел даже места для своего спальника. Впрочем, приспособить его поверх рюкзака, как обычно поступают туристы, он не мог по одной простой причине. Под дно своего полутораспального ватного мешка он подшил поролон толщиной в пять сантиметров, чтобы мягко и тепло было спать на земле и не заботиться о растительной подстилке. Обхватить такой спальник в свернутом состоянии не хватало рук. Юрий Иванович нес свое спальное место перед собой, ухватившись за алюминиевую проволоку, которой мешок был опоясан.
Из-за спальника Юрик не видел дороги и частенько терял ориентир, натыкаясь на кочки или внезапно возникающие перед ним кусты. В середине пути он вообще отказался идти дальше.
– Я буду ночевать здесь, – наотрез заявил он, грохнувшись в очередной раз вместе со своим мешком и рюкзаком на огнедышащий песок.
Стоило неимоверных усилий и кучу времени, чтобы сдвинуть его с места. Для этого потребовалось обрушить на его несчастную голову немереный поток красноречия, изыскивать реальные средства воздействия на его психику, формулировать убийственные аргументы, чтобы убедить его найти силы подняться и продолжить движение к намеченной цели.
На переход, полный лишений и невзгод, затратили более двух часов. До будущего лагеря первым добрался Николай, следом за ним я. Через пару минут к нам присоединился Марат. Как только скинули рюкзаки, сразу же сорвали с себя мокрые от пота куртки и ринулись к воде. Прохладная влага быстро привела нас в чувство. Появилось ощущение, будто тело, как надувной шарик, наполняется жизненными силами.
На горизонте замаячила фигура Юрия Ивановича. Двигался он явно не по прямой линии. И не только потому, что ему мешал спальный мешок, торчащий паровозной трубой, он просто уже не различал перед собой предметы. Они маячили впереди в туманной дымке. Практически несчастный Юрик перемещался по абрису.
Видеть эту картину без содрогания было невозможно. По сравнению с этим живописным полотном бурлаки Репина выглядели просто сосредоточенной группой спортсменов-разрядников, перетягивающих канат. Мы кинулись навстречу изнемогавшему товарищу.
Марат вырвал из скованных судорогой рук Юрика спальный мешок. Мы с Николаем ухватились за лямки рюкзака и стянули с его могучих плеч непосильную ношу. Но даже облегченный, Юрий Иванович не устоял на ногах и повалился, яко подкошенный колос или колосс Родосский, принимая во внимание размеры его тела. Марат с трудом, но заботливо подложил под голову бедняги необхватный спальник.
–Воды, – выдавил из себя умирающий.
Я стал нащупывать в карманах рюкзака фляжку, с которой Юрий Иванович не расставался. Но она была пуста. Тогда я принялся обшаривать рюкзак и нашел бутылку agua vitae. Эта «живая вода», политая на его иссохшие губы, возымела немедленное действие – подобно нашатырю, приводящему в чувство человека, впавшего в беспамятство. Глотнув водки, Юрий Иванович тут же встрепенулся, глаза его округлились, и из уст полилась адекватная обстоятельствам речь.
Через несколько минут мы втроем стояли у своих рюкзаков и обсуждали дальнейшие планы. Юрий Иванович с оголенным торсом похрапывал на краю полянки. Периодически до нас доносились протяжные, жалостливые стоны. При каждом таком излиянии страдания все тело мученика судорожно вздрагивало. Очевидно, ему снились ужастики великого перехода…
– Для начала давайте попьем чаю, – высказался Марат.
Николай молча достал топорик и пошел в сторону тугая вырубать рогулины и перекладину под чайник. Мы с Маратом отправились за саксаулом.
Когда сели за стол, Николай предложил Юрику присоединиться. В ответ послышалось невнятное мычание. Однако тело мычавшего товарища не двигалось. По всей вероятности, оно отказывалось подчиняться сигналам из центра и жило своей жизнью, отдельно от сознания. Где-то произошел сдвиг по фазе.
– Не трогай его, – отозвался я, – пусть набирается сил, – и с издевкой добавил: – запахнет жареным – приползет.
Поставили палатки, расстелили спальники. Теперь надо было думать об ужине.
– Чем сегодня порадуешь? – спросил я Николая, для которого наступил день дежурства.
– Бульончик из фазанов, – лаконично ответил дежурный.
Достали дичь и стали общипывать. Предстояло выдернуть перья и пух у восьми птиц. Начали с фазанов.
– Только, пожалуйста, не суй всех фазанов в казан, – памятуя опыт приготовления зайцев, обратился я к кашевару.
– Не волнуйся, двух птичек будет вполне достаточно, иначе бульона не будет, – успокоил меня Николай, истосковавшийся по жидкой пище.
Он прихватил две общипанные фазаньи тушки и двинулся к костру. На ходу по-хозяйски распорядился, чтобы утиный пух не смешивали с крупными перьями.
За спинами зацокали фазаны. Настало время их кормежки. Я с Маратом задергался. А Николай развернул перед нами аккуратно сложенную выглаженную наволочку.
– Пух и мелкие перышки складывайте сюда,– скомандовал он.
Как только с птицей было покончено, я, Марат и Дуся выдвинулись на огневой рубеж. Эта линия пролегала в пятидесяти шагах от лагеря. Столько же оставалось до окрайки тугая. В это время фазан обычно выходил из крепей на открытые места. В чащу решили не залазить, а пробежаться рядом.
Вернулись с двумя фазанами. Юрик уже сидел за столом и дожидался своей порции похлебки с половинкой сваренной птицы. Значит, сознание все же овладело телом. Реальное начало воссоединилось с виртуальным, и это радовало.
VII
Наутро следующего дня Марат снова устроил побудку, но никто из членов экспедиции его не поддержал. Он ушел один на дальнее озеро. Я и Николай посчитали необходимым обследовать территорию, пролегающую за хребтом, и видимую часть тугайного леса у реки. Спешить было некуда, и мы продолжали нежиться в спальных мешках, представляя, какая снаружи холодина.
Выползли из палатки с началом фазаньих перекличек, когда солнце выглянуло из-за верхушек деревьев, и в солнечных лучах начал плавиться иней.
Юрий Иванович идти с нами в разведку отказался.
– Я уже находился вчера, – ответил он. – Вот, до ближайшего озерка схожу и всё.
– Ближайшее озеро рядом. Зачем куда-то ходить, – съязвил я.
Юрий Иванович не пожелал вдаться в полемику, и скоро мы разошлись в разные стороны.
Мы с Николаем и Дусей взобрались на хребет. Юрик неторопливо, раскачиваясь из стороны в сторону, шел к озеру, расположенному от лагеря метрах в четырехстах неподалеку от реки.
Не успели мы миновать долину, раскинувшуюся c обратной стороны хребта, как услышали два выстрела. Стрелял Юрик. Мы насторожились. Последовало еще два выстрела, которые нас остановили. Следом еще дуплет. Мы не выдержали и поспешили назад. Канонада не утихала. На гребне мы внимательно оглядели воздушное пространство над озером, но лета уток не увидели. Юрик продолжал палить.
– В кого он стреляет? – удивился Николай.
– Может быть, отстреливается? Мало ли что. Какие-нибудь туземцы напали,– предположил я.
Недолго думая, мы кинулись на выручку.
Озеро, где «отвязывался» Юрий Иванович, было вдвое меньше нашего, но густо поросшее тростником. На противоположной стороне заметили «ворошиловского стрелка». Он копошился в зарослях, остервенело орудуя топором.
Мы не знали, что и думать.
– Неужто крокодила завалил? – снова высказал я предположение на ходу.
Когда подбежали ближе, Юрий Иванович шарил руками в грязи, нервно разбрасывая вокруг порубленные стволы тростника. Наконец, извлек наружу утку. Она была обезглавлена. От сердца отлегла тяжесть.
– Достала, блин, – в сердцах выразился он, выбравшись из зарослей.
Юрик был весь мокрый с головы до пят. Струи бегущего пота растворяли осевшие частички ила и мутными разводами растекались по всему лицу, оставляя темные следы под глазами и на веках. На трехдневной щетине торчали куски грязи.
– Ты что, целый патронташ в одну утку высадил? – выпучив на него недоуменные глаза, спросил Николай.
– А что делать? – с досадой откликнулся Юрий Иванович и поведал нам душераздирающую историю.
Следует иметь в виду, что его речь была насыщена отдельными красочными словами, фразами и оборотами, которые органично вплетались в ход повествования, подчеркивая эмоциональный накал страстей, и одновременно позволяли сохранять необходимый темпоритм в процессе изложения событий.
– Подхожу к озеру… Вижу,… утки сидят. Я… стал … подкрадываться. Только зашел… в камыши… Они… начали взлетать…Выстрелил… Смотрю… одна упала… Выбежал к воде,… Подранок…плавает по центру. Я шарахнул по нему раз, другой… Он… нырнул. Главное, дробь осыпает его полностью, а он… невредим… Как будто в бронежилете… Метров через пять выныривает, как вчерашний, я палю, а он… снова ныряет. Вот так бегал как савраска вокруг озера и не мог прикончить… Вконец загонял… Подумал уже плюнуть на него… Гляжу, к берегу подплыл и пытается… в камыши забиться. Что делать?.. Патронов уже нет… Хорошо, что рядом с ним находился, а то бы ушел… Схватил топор и врукопашную… Кое-как одолел.
Юрик перевел дух. И мы тронулись к месту стоянки.
– А вот они, – под впечатлением рассказа неожиданно встрепенулся я, – не понимают! – я указал пальцем вдаль. – Думают, что мы здесь прохлаждаемся. Пузо на солнце греем…
Мои спутники шагали молча в ожидании продолжения моей пламенной речи, пока не понимая, кого я имею ввиду.
– Представь, Юрий Иванович, – выдержав паузу, обратился я к страдальцу, – возвращаешься ты домой после этой, прямо сказать, тяжелой охоты, выжатый, как цитрусовый плод. Обмывшись, съедаешь что-нибудь и валишься на диван бездыханный. К тебе подходит заботливая жена и елейным голоском, полным любви и сострадания, говорит: « Чё разлегся? В ванне кран течет. В кухне лампочка перегорела. А он, видите ли, лежит, как будто его ничего в доме не касается». Именно когда мы уезжаем на охоту, в доме все начинает рушиться. Ты ей говоришь: «Послушай, я так устал…» А она тебе в ответ: «Отчего ты устал? Ты же отдыхать ездил»…
– Да-а, – в один голос затянули в знак согласия мои попутчики.
VIII
За разговорами незаметно подошли к лагерю. Юрий Иванович остался готовить ужин, а мы двинулись дальше по ранее разработанному маршруту. Вернулись туда, где был прерван наш поход, а через двести метров неожиданно вышли на дорогу. В нас, которые считали, будто находимся в необитаемых местах, это открытие не вызвало радости. Это был не просто след случайно проехавшей машины, а накатанная дорога с четко выраженной колеей, причем в низинах достаточно глубокой, с объездами. А это значило, что по ней ездили круглый год.