Полпятого я был на Курском, через полчаса – уже на "Щёлковской", чтобы известным уже маршрутом добраться до Иваново. В этот раз мне попался автобус, делающий много остановок. Мы выехали в семь утра, а на месте я был только в полдень. Конечно же, я сразу начал звонить Рыжу.
Тишина.
Нарезаю круги по городу. Нахожу какую—то больницу, захожу и спрашиваю, как можно узнать, привозили ли к ним определённого человека. Узнаю – не привозили. Адреса Рыжа я не знал, поэтому не имел никаких представлений о том, где она могла сейчас находиться.
Лавка в каком—то запущенном и неухоженном сквере – и я сажусь на неё, затем, чтобы просидеть весь день до вечера. Не чувствую, что замёрз, замечаю только, что дрожат руки и ноги, а пальцы на руках практически не двигаются. Поздняя осень. Беру рюкзак и на прямых от холода ногах иду к автовокзалу.
Билет не беру – сижу внутри и пью ледяной "Ред булл". Мельтешение людей перед глазами помогает отвлечься и от холода, и от разных печальных мыслей приходящих в голову. Смс от Рыжа – "Ты в Иваново?". "Да. Сижу на автовокзале". "Езжай домой, ты замёрзнешь. Со мной всё хорошо". "Не хочу домой". "Зря. Я не приду к тебе". "От этих слов домой я точно не захотел. Я переживал, что больше не смогу увидеть тебя, или услышать, или прочитать твоё сообщение..". "Я жива. Езжай, пожалуйста, домой". "Не хочу".
Через пятнадцать минут она позвонила и я вышел в вечер ивановского автовокзала.
– Зачем ты приехал? – Потому что испугался за тебя. – Ты всё равно ничего не смог бы изменить. Я приняла слишком много таблеток. – Но кто—то же смог, раз ты жива. – Да.. Это было зря. В смысле – зря этот "кто—то" оказался именно в то время и именно в моей ванной. – Почему ты не веришь мне? Почему считаешь, что я обманул тебя? – Наверное, теперь уже верю.. Или ещё не верю.. Мне очень плохо сейчас. И трудно. Я не верю тебе, но и не верю в то, что ты оказался таким вот..который может не задумываясь соврать. Я не запуталась, нет, просто потеряла и никак не могу нащупать то острое место, которое разделяет грани между "я тебя люблю" и "я тебя не люблю". – Что дальше? Что мне теперь делать? – Сейчас – езжай, пожалуйста, домой, очень холодно. – Допустим, я сейчас уеду, а завтра, послезавтра, через неделю – что будет с нами, вместе и по отдельности?
Её глаза были грустны и ледяной ветер, сдувая волосы на лицо, время от времени скрывал их от меня.
– Я не знаю, Рэ. Мне нужно прийти в себя. Ты сам видишь во что я превратилась. Именно что не "в кого", а "во что" – в какую—то развалину, до которой никому нет дела. – Неправда. Мне есть дело. Ты общалась с Асти? – Ну так..буквально несколько предложений. – Но этого хватило, чтобы она..чтобы ты..чтобы всё закончилось между нами. – А всё закончилось? – Я не знаю, Рыж. – И я не знаю, Рэ. Ко мне через пару дней мама приедет, будет за мной ухаживать. Не волнуйся за меня тогда. – Буду волноваться. Ты мне совсем не посторонний человек. Если хочешь – иди, замёрзла уже. – Нет, ты езжай домой. – Не хочу домой – мне там нечего делать. – А здесь – есть что? – Нет. Но здесь я чувствую, что рядом ты, и мне спокойнее. – Рэ, езжай, пожалуйста. Давай созвонимся завтра, а через неделю—другую я приеду в Москву и мы встретимся и поговорим, обещаю. Только не сейчас. – Обещаешь? Мне очень нужна эта встреча. – И мне она нужна, Рэ. Дай только прийти в себя. – Хорошо. Я послушаю тебя. – Вот и замечательно! Поцелуй меня, Рэ.. – ? – Тебя смущают мои обветренные губы или ужасный внешний вид?
Что значил этот поцелуй и имел ли он смысл? Он был безумно приятным и согрел лучше горячего чая и самого крепкого алкоголя.
– Напиши мне, когда в Москву приедешь. – Это рано будет, часа в четыре утра. – Я дождусь. – Уверена? Хорошо, напишу. – Давай, Рэ, садись, а то без тебя уедет.
Один автобус, на который я купил билет раньше, я уже пропустил – Рыж тогда меня не уговорила.
– Сажусь. Я тебя люблю – и можешь ничего не отвечать. – Я скучала. И рада была увидеть тебя на самом деле.. Не забудь мне написать!
Двери закрылись. Какое—то время автобус стоял и Рыж не двигалась с места. Как только мы поехали, пошла и она – в противоположную сторону. Мне было хорошо в тот момент. Я отправил пару смс Рыжу о том, что я чувствую – будто прорвало, не мог остановиться – но ответы получил. Когда приехал в Москву, сразу написал ей – как договаривались. Ответа не последовало и я отправил "Приятных сновидений". Дома я спал до вечера, а проснувшись, увидел единственное сообщение. От Рыжа.
"Зачем ты уехал? Тебе нужно было остаться.."
You had to stay. Одиннадцатое дыхание.
Хорошо, когда тебя нет совсем – ни в физическом воплощении, ни в каком—либо другом. Никто не дотронется – затем, чтобы ошпарить кипятком безразличия или льдом фальшивой радости; никто не увидит – затем, чтобы одними глазами сказать, какого мнения о тебе; никто даже не узнает о том, что тебя нет и не было, пройдёт сквозь тяжёлый летний или лёгкий осенний воздух, размоет свои воспоминания ни о чём, которых в реальности тоже не существует.
Фантомная боль – фантомные воспоминания.
Никто не увидит, никто не удивит, никто не, некто – ты или я, без разницы. Я дрочу абсолютно пустой член, бесплотный и бесплодный, как твоё представление обо мне. На то, чтобы вырастить дерево, ума и знаний хватило. На то, чтобы снять с него урожай, – уже нет. Ты суёшь пальцы в рот, искусственно вызывая рвоту; в то же время я, за 400 километров от тебя, не могу выдавить из себя даже жалкого сгустка слюны – во рту пересохло настолько, что я чувствую, как воздух, который я вдыхаю, царапает нёбо и раздирает глотку до мяса. Оно кровоточит – и я наконец—то чувствую хоть какую—то влагу; сплёвываю полный рот крови, чтобы через пару минут повторить это действие.
Ты вынимаешь свои пальцы изо рта – их обволокла прозрачная слизь – и суёшь под струю воды. Никакой брезгливости – ты уже давно не считаешь, сколько раз это проделывала. Смыв слизь с пальцев, ты наполняешь ванну водой, засыпаешь туда соль, наливаешь колпачок ароматического масла ("с расслабляющим эффектом"). Становишься одной ногой, второй, садишься, гладишь ноги – проверяешь, не отросли ли волосы в ненужных местах, ложишься на спину, вынув руки из воды и положив их на бортики ванны, с одной и с другой стороны. Выключаешь свет, солёная вода обволакивает и нежит. Но как бы ты ни старалась, мозг отключить не получается.
Кровь перестаёт течь и теперь я могу поесть, вот только у любой еды всё равно вкус крови. И я не могу глотать, заливаю в себя литры воды, пытаясь протолкнуть кусок этого "Сникерса" хоть на сантиметр вниз по пищеводу. Мне это удаётся. Расплатой за относительную сытость становится кровь, снова и снова орошающая мой рот изнутри. Я терплю, плавлю "Сникерс" в микроволновке, вынимаю арахис и пью через трубочку что—то отдалённо напоминающее шоколад. Чихаю, разбрызгиваю, какая—то часть попадает на голые ноги; я вскрикиваю, неловко дёргаю одной ногой и, споткнувшись, падаю. Встаю, иду в ванную и смываю остатки шоколадного разбрызгивания.
Ты выходишь из ванной в прохладу кухни, пьёшь воду без газа и закуриваешь. "Кент8", я помню. Закончив, отрезаешь кусок позавчерашнего торта и садишься за ноут. Мой шоколад тебя вообще не ебёт.
– Почему ты не остался? Или не остался почему—то? Сейчас всё было бы по—другому. Я не хотела, чтобы ты уезжал. Но мне было страшно. Дома я приготовила ужин для нас, а ты уехал и я его выкинула с балкона. Вместе с посудой. Спать одной очень холодно, я ждала тебя.
Почему ты меня не остановила? Буквально толкала в спину, чтобы я сел в автобус и занял свободное место.
– Не знаю.. Мне было страшно после всего, что мы пережили, после всего, что я пережила.. Ты разве не видел, не смотрел в мои глаза? Как только ты сел в автобус, у меня потекли слёзы. Ты смотрел в окно – видел их? Руки из карманов не вынула.. Ты не увидел того, что я старалась тебе показать. А сказать напрямую мне смелости не хватило – я тоже вела себя не лучшим образом в некоторые периоды _до_ этой встречи. Глупая Рыж проёбывает любые возможности.
Не знаю, закончится ли это всё когда—нибудь. Какие—то дни и минуты сохранит память, а то, что это была и есть ненормальная, _аномальная_ любовь, мне будет напоминать маленькая татуировка на правом запястье. Пусть и читается она не так, как я думал до какого—то момента, но напоминать будет.
– Зачем ты её сделал? Зря. Испортил кожу непонятно зачем. Тебе это не нужно и не пригодится. Другие девушки потом спрашивать будут – что ты им ответишь? Что сделал это во имя ничего и..ничего? Рэ, я думала, что ты сохранишь свою голову в порядке, в отличие от меня.
Время шло, но в то, что состоится обещанная московская встреча, я верить практически перестал. Вроде как даже начал вылезать из ниоткуда, чтобы увидеть, что в настоящем времени ничуть не лучше. Набираю Рыж. "Набранный вами номер не используется". Типа того. И как я старался, пыжился и кряхтел, пытаясь стереть пусть самую мелкую, ничтожную часть из огромного массива памяти о нашей "совместной" жизни, чтобы в результате получить смс с незнакомого (до прочтения текста) номера и рухнуть в бессилии в вечный день её отъезда из Москвы в Иваново, в вечное "Ты обманул меня!": "Это Рыж. Я в Москве. Встретимся?".
Вот так просто – "Встретимся?". Сквозь чёрный цвет проступает слой ещё более чёрного, затем бледнеет настолько, что видно все сосуды и тонкие вены. Калибровка заканчивается и я вижу её ноги с разбитыми в кровь коленями – кровь живописно стекает к стопам, оставляя след – сложный узор, ложащийся извилистой сеткой. Щёлкает выключатель, теперь я вижу её всю – она одевается и уходит, капая кровью на бежевый ковролин. Я встаю со своего стула, оглядываюсь по сторонам и выхожу из помещения. За дверью – Рыж, одетая в лёгкое платье. Мы молча стоим, пока она не берёт мою руку в свою, – и мы выходим из здания, оставляя после себя полоску красных клякс. Мы живы ещё или как?
Договорились встретиться в "Тануки" на Дмитровском шоссе, недалеко от её дома. Была уже зима. Или осень как зима. Дул пронизывающий ветер, который в спальных районах, учитывая их местами дурацкую планировку, не утихает ни в одной точке – поджидает тебя за углом, в переулке, на балконе собственной квартиры и на остановке общественного транспорта.
Быстро сказав друг другу "Привет", мы нырнули в тепло ресторана, миновав услужливого узбека на входе, загримированного под сёгуна. А может и не загримированного.
Рыж выбрала стол, принесли меню, а я смотрел на неё и не мог насмотреться. Скучал и не мог наскучаться. Но именно сейчас казалось, что она холодна напоказ – прямая (насколько позволяет стул) спина, строгое лицо и красная помада на губах; никаких эмоций, никаких переживаний.
Я смотрю на неё, она смотрит в меню.
– У тебя деньги—то есть с собой? Сможешь расплатиться, если что? У меня вообще ни копейки, еды купить не на что.
Конечно, я взял с собой сумму, достаточную для нескольких ужинов и нескольких поездок на такси.
– Не волнуйся об этом и не ограничивай себя. – Могу заказать всё, что хочется? – Да. – Тогда я буду..
Не помню, что заказала Рыж. Я заказал овощи с рисом и мясом..мм..вроде того – их принесли на толстой чугунной сковородке. А! Рыж ела суши. Мы пили "Асахи" и жадно курили – тогда ещё можно было курить внутри кафе и ресторанов.
– Что ты мне расскажешь, Рэ? Не нашёл ещё никого? – Издеваешься? Нет. И не ищу. – Я тоже. Не хочу. К тому же я испытываю к тебе до сих пор противоречивые, но чувства. – Да? И как ты их можешь назвать или выразить?
Поцеловала меня в щёку. Засмущалась. Поцеловала в губы – быстро, отрывисто, два раза.
– Мне идёт красная помада? – Да, правда, кажешься слишком строгой. – Я и есть строгая. блядь, эту пепельницу когда—нибудь поменяют?!
Очередной окурок разрушил хлипкую пирамиду и пепел и фильтры с красной помадой и без неё разлетелись по столу. Подбежала жена сёгуна с "тысячью извинений" и быстро всё убрала. Я не настолько строгий – а жаль. Или зря?
– Так вот.. Рэ, чувства, которые у меня к тебе, не только противоречивы, но и нестабильны. И я не знаю, что с этим делать. Возможно, ничего не сделаешь. – Может и не нужно с этим ничего делать. – Может. Такого у меня ещё не было, с тобой вообще многое впервые. Ты, наверное, в курсе. – Относительно. – Что относительно? Ты всё забыл? – Смотря что ты имеешь сейчас в виду. – Нашу..мм..любовь. Занятия любовью, ссоры, ругань и физическое угасание. Это не всё, но этого хватит. Ты разрушил меня полностью и собрал заново – испытаю ли я ещё раз что—то подобное когда—нибудь?
[Чёрт, что ты чувствуешь на самом деле? Манишь меня своими тонкими пальцами с зажатой в них сигаретой? Пока она тлеет, ничего не кончено? Она не истлеет или моя надежда рассеется, когда ты ёбнешь мне пепельницей по лицу? Рассеется надежда и закончится жизненный цикл.]
– Физическое угасание.. – Именно. Сегодня я выпила всего лишь кружку чая. Рэ, ты мало зарабатываешь. На что мы будем жить?
[Мы будем жить? Где? Вдвоём или по отдельности?]
– Если это главный критерий, или один из главных.. – Не главный, но ты же знаешь..видишь, что я привыкла к определённому уровню комфорта. Права хочу получить, водить маленькую машину, выходить из неё в московскую слякоть в тёплой шубе и нежиться в ласковом море посреди зимы.
[Суженый, ряженый, На бабло заряженный].
– ..то можно что—то придумать. – Ты что, повёлся? – ? – Ахахахаха, Рэ! За кого ты меня держишь? За меркантильную сучку?
[Бля]
– Никогда не думал о тебе в таком ключе. – Но ты быстро клюнул. Больная тема, да? У тебя почти по нулям, у меня уже ноль. Мы на равных, ничто не мешает начать новую если не жизнь, то хотя бы белую полосу в этой жизни. Белую, Рэ, у меня даже краска дома есть, целая банка "лунно—белой", как моя кожа, краски. Её уже нужно использовать, скоро она может испортиться. – Ещё пива?
Заказав ещё пару бутылочек, последних на заканчивающееся свидание, но, возможно, не на вечер, мы снова замолчали – мы смотрели друг на друга, взгляды сначала блуждали, но довольно быстро встретились.
– Я сексуально выгляжу, да? – Здесь ни одна девушка не выглядит сексуальнее тебя. – Да ладно! Вон та – так и пялится на тебя весь вечер..а может, вы знакомы, а? – Первый раз её вижу. Я в твоём районе редко бываю. – Она следила за тобой и пришла сюда. – Хочешь, я позову её и мы узнаем, так ли это? – Она тебе подыграет, потому что с тобой я! – Сейчас позову.
Я приподнимаюсь со стула, Рыж обеими руками хватает мою руку и усаживает обратно.
– Нет, не хочешь правды? (улыбаюсь) – Рэ, я же пошутила.. И мне приятно, что на твоей руке есть я. – Ты же сказала, что зря всё это. – Зря. Но мне приятно. Очень.
Расплатившись по счёту, мы вышли в холодную дегунинскую ночь. Рыж не захотела ехать на такси, поэтому мы пошли пешком, тем более что идти совсем недалеко.
Иногда Рыж раскрывается иначе, играет красками на несколько тонов ярче, чем обычно, и тогда она преображается и внешне – черты лица заостряются, улыбка образует ямочки в уголках губ, а голос становится одновременно нежным и очень сексуальным.
Мы шли по вымершим дворам – кто захочет на улицу, где дует ужасный ветер, делающий из минус пяти минус двадцать пять? Недалеко от дома Рыжа стоял цветочный киоск – окна изнутри запотели, свежесрезанные цветы не любят тепло, но внутри было, судя по всему, немного теплее, чем на поверхности наших носов и щёк. Там хотя бы не было ветра.
– Рэ, Рэ! Купи мне цветы, как будто я твоя девушка. Или не твоя, а просто девушка. Которая тебе нравится. Или не нравится, но ты просто хочешь сделать ей приятно. Она замёрзла, а цветочки её согреют.
Рыж сама выбрала цветы – оранжевые герберы – и через несколько минут мы уже были у её подъезда. Ветер и не думал прекращаться, играя её букетом.
– Ох, Рэ.. Спасибо тебе за вечер! Ты мне сегодня столько приятностей сделал, что у меня, наверное, передозировка. – Ничего такого я не сделал. Разве бывает передозировка от приятных моментов? – Бывает. Когда их слишком много, то потом уже не так приятно. Я сегодня была на грани. Не хочу удовольствие превращать в рутину какую—нибудь. – Я бы с тобой поспорил на эту тему. – Но не сегодня уже. Во сколько у тебя последняя электричка? – В час тридцать с Курского. – Ой, тогда тебе уже пора. – Я успею, здесь не так далеко ехать. – Как сказать. Сначала тебе нужно доехать до метро – на такси, автобусе или маршрутке, остановка вон там. Можно долго транспорта дожидаться, особенно в такую погоду. – Ерунда. Не успею на последнюю электричку – зайду к каким—нибудь знакомым, скоротаю ночь у них. – А что это за знакомые? – Их имена тебе ни о чём не скажут – ты же их всё равно не знаешь. – Девушки? – Нет. А должны быть ими? – Ну..я не знаю..я же их не знаю (смех).
Фольга букета отчаянно – именно так шаблонно – трепыхалась на ветру, поблёскивая под тусклым уличным освещением. Пошёл редкий снег и на дороги выехала оранжевая уборочная техника.
– Рэ, я знаю, что тебе не очень нравится этот район, а я его очень люблю, потому что выросла здесь. В Иваново я оказалась только из—за мужа. Мне там тоже было неплохо, но Москва – моя, это такое твёрдое ощущение.. В детстве я любила стоять на мосту на "Моссельмаше" и наблюдать, как из отдельных вагонов составляются длинные—длинные поезда. И сейчас я это тоже люблю.. Рэ, я к чему..если что—то любишь, то просто так это не пропадает и не исчезает в никуда, не превращается в кучу плохо пахнущего "ничто".
[Например]
– И у нас с тобой также. Ничего не пропадёт – это нематериально, пропасть можем только мы. Пропасть, исчезнуть, слиться с серостью этих панелек девятиэтажных или лечь под поезд – итог один и тот же. Когда нас не станет, тогда не станет и всего того, что мы чувствуем. Нет, мы будем утверждать, что любим, страдаем, ненавидим, скучаем и тому подобное – но если нас обоих нет, то делать это будет некому, а если нет только одного из нас, то второму ничего не останется, как либо убить или заморозить в себе эти чувства, либо поделиться с кем—то другим, тем, кто в тот момент будет рядом. А воспоминания останутся, Рэ – и останутся тёплыми и нежными, какой бы временами чёрной не была наша с тобой история.
Мне даже сказать—то и нечего.
– Я замёрзла, Рэ. И бабушка дома не спит, волнуется за меня. Я пойду. – Сказала бы раньше – я не стал бы тебя задерживать. – Брось ты, это я нас задерживаю. Спасибо за вечер! Я уже повторяюсь, да? Иди, Рэ, не мёрзни. Обязательно напиши, когда доберёшься до дома или до знакомых!
Объятия, поцелуи, взгляды. Взгляды.
– Пока, Рыж. Тебя нельзя не любить. – И спасибо за цветы – они прекрасны!
Я развернулся и пошёл в сторону остановки транспорта. Пока ветер не начал уносить от меня звуки, я услышал, как Рыж набрала на домофоне код, зашла в подъезд и за ней нехотя захлопнулась железная дверь, гулкая от мороза.
Прождав двадцать минут эту чёртову маршрутку, через пятнадцать я оказался в метро, а ещё через два часа и одну поездку на электричке и одну на такси – дома. Написал Рыжу. Тишина, как и раньше по ночам. Я заварил чашку ночного кофе, выкурил ночную же вкусную сигарету и лёг спать.
Первым смс от Рыжа было ночное – "я тебя любл". И я тебя любл, мысленно ответил я. Но сколько ещё ты собираешься меня мучить? Второе сообщение от Рыжа, длинное, часть первая:
"Я зашла в подъезд, подошла к лифту. Мне вдруг стало так больно, я заплакала. Двери открылись, я вошла внутри, нажала кнопку своего этажа. Не доехала – вышла раньше, чтобы покурить в подъезде в форточку, ждала, пока из глаз течь перестанет. Видела, как ты мёрзнешь на остановке. Выкурила три подряд, вытерла с лица то, что смогла вытереть, и открыла дверь своей квартиры холодным ключом. За.."
Часть вторая:
"Зачем ты уехал? Тебе нужно было остаться!!"
__________________________________________________________________________
Напиши, когда доберёшься. Аня.
__________________________________________________________________________
You had to stay. Двенадцатое дыхание.
Мне некуда деться, разве что сдохнуть, повиснуть худым трупом с редкими складками жира под потолком высотой 2.52 в комнате площадью в неполные восемь квадратных метров. Прятаться негде, прятаться вообще бессмысленно.
Я стою на вершине недостроенной плотины. Подо мной – примерно двадцать пять метров свободного падения в болото с одной стороны, в шахту, усеянную шипами торчащей из стен арматуры – с другой, третья грань – утрамбованная земля, густо усыпанная битым стеклом. Я смотрю вниз, пока дообеденное солнце доводит до совершенства мой загар. Мне незачем торопиться и я прикуриваю первую. Предпоследняя затяжка расслабляет меня настолько, что стоять становится сложно – слабеют ноги – и я ложусь голой спиной на парапет, чувствую кожей бетонную крошку и самые мельчайшие неровности. Раскидываю руки в стороны – как и ноги за несколько секунд до этого – и проваливаюсь в сон, настолько краткосрочный, что он больше похож на внезапную незапланированную отключку; по часам на телефоне – шесть с половиной минут плюс новое смс от тебя. Просыпаясь, вздрагиваю и закуриваю вторую. Прятаться бессмысленно.
Я не думаю о тебе. Я тебя не чувствую и не ощущаю. Ты – это всё равно я, как и наоборот. Если мы встанем вплотную к друг другу и ослабим контроль лицевых мышц, мои губы слегка приоткроются и – поскольку улыбаюсь я плохо – ты почувствуешь всего лишь тёплое дыхание (я чищу зубы два раза в день, если что). И если ты будешь злая, то уверенным кивком головы запросто сломаешь мне нос и рассечёшь нижнюю губу, чтобы в следующее мгновение, пока я приподнимаю брови в лёгком нокауте, схватить меня обеими руками за голову в районе затылка и размазать большими пальцами рук кровь по моим щекам. Я всё—таки смогу криво улыбнуться и тогда ты будешь довольна. А если ты будешь добрая, то в ответ на моё дыхание из приоткрытого рта ты всего лишь аккуратно прикроешь его и позволишь взять себя за талию, сама расположишь мои руки в нужных местах, сфокусируешь взгляд и мы поменяемся ролями – я размазываю кровь по твоим щекам, вправляя сломанный нос и слизывая сопли с губы. Порядок действий не менялся – удары наносила ты, как и в первом случае. Мы стоим вплотную к друг другу, я глажу твою выпирающую скулу и не думаю о тебе.
Ты что—то решила – определённо или не очень – и это никак на мне не отражается и не отразится. Я знаю, что я делаю – и это со всех сторон выглядит нелепо. Я жду. Ко мне не относится ничего из того, что ты придумала, что ты воплотила и на что построила планы – твои лёгкие ничуть не чище моих, что делает наши шансы на продолжение знакомства вне времени равными.
– Ну..я не буду повторяться, Рэ. Не было никого в квартире. И ничего, кроме кровати со свежим постельным бельём и открытой форточки в единственной комнате. От меня только несчастья – несправедливо, что сыпятся они на тебя одного. Я постоянно всё порчу, капризничаю, буквально отпихиваю руками даже самые маленькие намёки на абстрактное счастье, которое может стать вполне реальным. Может и не стать, но я так ни разу и не попробовала за наши две последние встречи. Мне легко понять, почему ты и во второй раз ушёл. Мне нелегко понять, почему ты ушёл во второй раз. И в первый. И вообще отпустил меня в ту ёбаную поездку в Иваново. Ты, ты, ты, ты, ты, ты, ты, ты, ты.. А где я? Где место для меня и есть ли оно вообще? Рэ, послушай – когда ты не будешь знать, как и где меня найти, а такая ситуация будет, то ищи (если вообще захочешь искать) там, где ты меня отчётливо представляешь. Так отчётливо, что можешь потрогать. Что можешь что—то сказать – и я отвечу. Я обязательно отвечу! Если промолчу – покопайся в моих карманах, я заранее напишу записку. Мы ещё увидимся, Рэ – если у _тебя_ будет такое желание.
Прошло достаточно много времени после последней нашей встречи вживую. Я не знаю, менялось ли что—то кардинально в жизни Рыжа – те несколько сообщений, которыми мы перекинулись за весь этот период, содержали так мало информации, что никакого общего впечатления не сложилось.