Торговец не понимал. Но Гассану уже представилась картина бело-лунного камня, который остался в его памяти навсегда. Со временем он отыщет это сокровище и, как окажется, напрасно.

– Ну, камень такой, белый… – пытался донести до него мужчина.

Тот его по-прежнему недопонимал, но и не мог сказать покупателю «нет». С сожалеющим взглядом он предложил другой товар. В этот момент Гассана отвлекло одно из воспоминаний незнакомца, когда он наткнулся на него в его сознании. Столкнувшись мыслями, взволновавшие Гассана, помешало вести контроль над дальнейшими действиями, которыми были заполнены в голове незнакомца. Отвлекшись от них, Гассан, продолжил воздействовать на его мышление. Человек по указанию филистимлянина оттого что был суетлив, слабохарактерным, несмотря на важную свою внешность и корыстным в жизни, как оказалось, в каждом он подозревал, что его ищут или весьма могут нарушить его покой, тем его особенности и облегчали управление гипнотизером. Под контролем Гассана он скинул на землю часть товара продавца. Так Гассан случайно наткнулся на углы, отвечающие за координированием его состояния, тем самым нарушив их, вышедшие за грань спокойствия незнакомца.

– Ничего у вас нет! – Чужак как-то хотел объяснить иудею свои внезапные действия, но и показать свою слабость не желал. – Гибель! Гибель неотвратима страны междуречья! О! Мой предок… Ка Дингер!.. – сказал он.

Тут Гассан уже покинул сознание Нехишры, так он выяснил еще и имя человека.

Вдруг лицо Нехишры изменилось. Чужестранец пытался осознать, что произошло, его вид был растерянный. И он что-то бурча неизвестными словами, покинул торговую лавку. Гассана тут же заинтересовало, что думает по этому поводу сам торговец. Продавец, поднимавший на место фигурки, две из которых оказались не пригодны для продажи, употребил лишь одно слово.

– Кальдуи, – сказал он негромко.

Гассан благодаря чужестранцу впервые узнал о других племенах, живших вдали от его родной Филистии. Что, собственно, и станет в будущем предпосылкой к закату его карьеры у царя Израиля. Испив до конца чашу с напитком, Гассан поторопился узнать больше о народе, упомянутом купцом. Не теряя времени на опыты с сознанием чаёвщика, оставив ему один шекель, направился к лавке. Поставив на место одну из последних опрокинутых чужаком статуэток, Гассан обратился к торговцу:

– Уважаемый, а кто такие кальдуи, о которых вы упомянули? – Торговец удивленно обратил взгляд на Гассана, он гадал, как тот мог услышать его. Все же надеясь найти в нем покупателя, охотно поделился:

– Да места, прославленные богатством, колдунами и прохвостами, которые якобы знают, как пользоваться самой магией! – ответил лавочник, пояснив происхождение случайно промелькнувшего у него слова.

– Добрый человек, не желаете ли что купить у меня? Вот статуя с самого холма Исайя. Вы слышали об этом месте? Нет? О! Это самое священное место Израиля, оттуда, говорят, и вышел к нам, израильтянам, сам пророк Соломон, который и стал нашим мудрым правителем.

– Что, прямо с того холма? – сыронизировал Гассан.

– Так гласит сказание, – засомневался в своих словах сам купец.

– А расскажи еще про те страны, откуда этот незнакомец, – допытывал его Гассан.

– Ничего большего, – пожал плечами торговец, – слышал, что есть там самая быстрая река, разделяющая два города, не более. Слушай, купи, а? На память, будешь вспоминать и гордиться. Вот, например…

Он взял одну из фигурок, демонстрируя ее перед филистимлянином.

– А что за камень имел в виду незнакомец? – продолжал интересоваться филистимлянин.

– Какой камень имеешь ты в виду?

Торговец понимал, что напрасно тратит время с Гассаном. Пара человек подошла к его лавке, один, оставшись, принялся рассматривать утварь. И наконец, чтобы отвязаться от настойчивого не-покупателя, нашелся с ответом:

– Отправляйся в Яффу, там, может, найдешь ответы на все свои вопросы, – обратился он к Гассану, тут же переключив внимание к другому любопытствующему к его диковинным фигуркам, торговец уже не обращал на филистимлянина никакого внимания. Гассан отправился восвояси. Под вечер филистимлянин, вернувшись в хижину дяди, заметил, что внутри никого не было, но в комнате на этот раз было тепло. На столе стоял кувшин с водой, в блюдце для еды находилось несколько засушенных плодов и нарезанных ломтей хлеба. Отужинав, Гассан отправился к девушке, отметив про себя, что если на завтра он ничего не найдет по работе вновь, то в тот же день, как только встретит Равена, поговорит с ним о семье из Беф-Орона.

Нефертатонптах уже отдыхала и попросила оставить ее одну. Гассану не оставалось ничего делать, как вернуться в часть хижины со стороны, где проживали они с дядей, ожидать Равена.

Итак, Хесену удалось узнать, кто являются его действительными родителями.

Хесен продолжал жить у старика в Дане, зная теперь, кто он ему на самом деле, сдружился с ним. А свою новую знакомую из страны, которую евреи называли Египет, попросил Равена разместить в другой части хижины с дополнительной платой, внося сумму за нее сам.

По истечении трех месяцев с той поры, когда Хесен поселился в городе Дан, он больше узнал о жизни израильского царства и о том, что началось строительство храма царя Соломона, которое за краем Иерусалима было в самом разгаре. Сюда Гассан при помощи Равена устроился плотником и поностью влился в коллектив отделения рабочих по этой профессии. Здесь были еще другие отделения. Отделения каменщиков, камненосов, отделение замесителей – людей, готовивших раствор для изготовления строительных камней и их укладки. Отделение, которое называлось главным, включало исключительно руководителей рабочих бригад.

Однажды один из иудеев покинул свое отделение замесителей раствора, и Хесен по стечению обстоятельств заменил этого работника. Оставив свою деятельность, он перешел в другое отделение. Его группа плотников включала обработку, переноску строительных материалов, укладку готовых деревянных материалов для внутренних и наружных конструкций, перегородочных стен, частей, являвшихся недекоративными, служащих для опалубки. В такой команде хватало человек, нежели в отделении замесителей, где требовалось умение не только приготовления смеси для сцепки камней, ее носки, но и знание их пропорций.

Где жил сам царь Израиля, знали лишь его приближенные. Но шли слухи, что он спускается и поднимается на небо лишь для принятия необходимых, каких-то важных решений в собрании с мудрыми служителями. Где эти мудрые мужи жили, слившись с бытом иудееев, приравненные к жрецам, никто ничего и как они выглядели, также не знал.

Государство Израиля располагалось у Большого моря, которое имело свою спокойную жизнь. Городская охрана царства разделялась на небольшие подразделения в каждом из израильских колен, подчиняясь одному главному в самом Иерусалиме. Отличаясь от военных подразделений Ханаана тем, что относились к гражданскому обществу.

В Филистии, например, содержался сбор групп размером в тысячу человек и по необходимости выдвигавшихся малыми группами для усмирения непорядка в окрестностях, в основном, конечно же, если это было выгодно лидеру своего племени. Все воины были платными. Внутри самих поселений Филистии существовал окрестный порядок, без обложения какой-либо данью, из числа поселян в составе трех или шести человек для контроля местных прав населения. В соседствующих областях, граничивших с Ханаанской землей, частые набеги и конфликты одних племен с другими после разросшейся державы Израиля, казалось, воцарили спокойствие среди кочевников, обретающих со временем статус земледельца.

Найдя работу, отдалившись от жилья дяди наступали времена, когда температура воздуха стала теплой, Хесен уже не тратился на более плотные одежды. Ему достаточно было иметь длиннополое платье из простой ткани и легкий жакет из более прочной материи. Едва ли выделяясь среди остальных рабочих на стройке. Те, в свою очередь, носили также простую одежду: кто легкие штаны, рубахи, подпоясанные веревкой халаты, и так далее.

Завершение строительства

Прошло три месяца с начала строительства храма Соломона, и шесть месяцев, после того как Гассан покинул земли Филистии и теперь принимал непосредственное участие в возвышении стен культового сооружения. От Гассана требовалось, как и месяц назад, также замешивать раствор для установки декоративных камней и кирпичных блоков.

Составом блоков была смесь ракушечника, песка и вязкого вещества, то есть они были весьма легки, их создавали на месте. Часть такого строительного материала позже даже экспортировалась в Египет.

Здание возводилось позади статуи с крыльями, посвященной царю, откуда, как говорили, должен являться сам царь израильский. Весь план архитектуры не был известен строительным мастерам, они их связывали с группами из специалистов каждых отделений. Всем планом храма владел его создатель, Хирам Абиф, личный архитектор Соломона, так знали его в обществе. Это на вид сорока лет мужчина, гладко выбритый, с еврейско-латинским профилем. Вьющиеся короткие волосы он часто скрывал под капюшоном легкой накидки. Зачем он это делал, никто не знал.

Шел месяц нисан. Народ еврейский готовился к празднику Песаху – дню вывода евреев из Египта. В этот день на главной площади Иерусалима люди, кто желал, исполняли гимн «Насере юмзес» – необидную поучительную песню, но высмеивающую царей Египта и независимость еврейского народа.

Гассан жил на стройке. Зачастую по вечерам слышал он, как рабочие распевали эту песню при свете факелов и пения ночных птиц. Едва слышимые голоса поющих в хижинах из прутьев и веток несли в песне что-то спокойное. Гассан, не имея корней к этому этносу, немного жалел, что его вероучение не даёт присоединиться к ним, однако запрета тому не было никому. Все же что-то внутри него запрещало ему это делать.

В утро шестого нисана на предстоящий день итуитивно предвещал, что должно нечто произойти. Проснувшись с коллегами в хижине – их было пять человек, сходив по своим нуждам, ополоснув лицо из свеженаполненного водой кувшина – их всегда заполняли к утру с позднего вечера и складывали рядом с собранными из веток и лапника лачуг для рабочих, вдруг Гассан услышал человеческие крики и тут же стал искать их источник, но долго делать это ему не пришлось – огромная тень накрыла ту часть площадки, где был Гассан. Он поднял голову. Ему пришлось забыть о своих делах и про работу и увидеть нечто похожее на птицу, от которой исходил гул.

– Стальная птица! – кто-то кричал.

– Это птица Рок! – поддерживали его другие.

– Нет, это филистимский сокол! – предложили другие.

– О да! Он может извергнуть пламя!.. – Опасались чудовища обыватели.

Гассан обратил внимание на одного кричащего из рабочих. Он точно знал, что на его родине таких птиц нет.

Под конец рабочего дня он решил обратиться по этому гиганту – к Хирам Абифу, узнать его мнение. А пока он, собравшись с мыслями, отправился к месту своей работы. Вместе с другими из отделения стал носить воду, чтобы замешивать приспособленной рукоятью в большом корыте смесь. Это механизм, где три человека крутя рычаг, шагая по кругу, приводя в работу другой привод, который, в свою очередь, приготовлял нужный раствор.

По плану еще двадцать суток – и стены храма были бы готовы. Носители камней по краю здания по выложенным строительным лесам нередко уставали, и им требовалось подкрепление. Гассан за дополнительную плату соглашался и на эту работу. Полностью выматываясь к вечеру, он ложился на лежанку из сена, и наступавший сон сразу его вырубал. Подработка началась сразу после случая, когда один из камненосов случайно выронил камень. Летевший вниз камень задел голову другого рабочего, взбиравшегося по рабочим лесам. Однако тот, отделавшись только ссадиной и испугом, все же отошел от работ и отправился обратно в места, названные им как-то «края семи холмов», к своему поселению, поклонявшемуся одному из покровителей их жизнедеятельности, хранительнице скота, расположенного возле берегов Волнующейся реки невдалеке от народа италийцев, проживавших на части суши западнее Греции. Гассан мало общался с этим парнем, но знал, что он не был ни евреем, ни греком.

К вечеру, как всегда, Гассан, поужинав той же едой – засушенным мясом, вялеными фруктами, – с которой он начал свои дни в Иудее, но без вина. Усевшись с рабочими, решил лечь спать попозже, чтобы всё обдумать и во что бы то ни стало на завтра поговорить с главным архитектором.

В самом деле, к Хирам Абифу имел личный подход, кто был лишь приближен к нему, и только во время работ, а Гассан по знакомству своего дяди получалось, имел другое более доверительное приближение.

Запивая водой хлеб, съев перед этим три плода инжира, Гассан, вернувшись в шалаш, расположившись на промятой соломе, слушал речи других, на этот раз услышав интересную историю.

– Ха-ха… – посмеивался над историей товарища коллега Гассана из его нового отделения камненосов.

Готовить связывающие вещества для кладки камней и выравнивания стен и носить камни было делом опытным, трудновыполнимым, но Гассан был переведен по ходатайству другого архитектора в отделение камненосов, потому что строительство подходило к концу и рабочих в отделении замесителей вполне хватало.

– Ты что, впрямь веришь, что море Большое кишит всякими монстрами?! – говорил один.

– Да вот я тебе говорю, они покланяются кому-то! – сказал другой, забыв о еде.

– Не знаю, Ворислав! Мой прадед всю жизнь ходил в море и никого, кроме огромных рыб, не встречал, и еще моллюсков, и…

– Ну вот!..

– И каких-то ползающих тварей на дне… – дополнил первый, разжевав финики, запивая их водой, этим занимался и его сосед, напротив полулежа на мятой от времени подстилке из лапника.

– Ну вот! Говорю тебе, чудо-рыба же есть! – не унимался второй собеседник.

– Это был кашалот, дубина. Да, есть такая рыбина. Слопает тебя – и апс… и нет тебя… Слыхал историю про Иону?

Двое других засмеялись. Гассан знал, о ком идет речь – о филистимском Дагоне, покровителе морских пучин и идоле плодородия.

– А это что тогда было? Фуить!.. – Второй показал на небо, проведя пальцем в сторону, куда скрылась металлическая птица.

– Это птица Рок. Слышал о такой птице? Рассказывают, что она…

Один из рабочих отделения замесителей раствора для камнеблоков, бывший коллега Гассана, филистимлянин, поменяв отделение, не сменил лачугу, вдруг остановился, заметив в небе яркие вспышки в незакрывающемся проеме, забеспокоившись. В лагере рабочих обратили на это внимание, когда они, издавая звук, напоминавший свист, начали ниспадать.

– О! – разказчика это явление взбудоражило на немыслимое объяснение.

– Это она! Это птица Рок выпустила на прогулку своих слуг!

– У нее есть слуги? – не выдержал Гассан, спросив камненоса.

Тот переключился на филистимлянина.

– Конечно, у нее их много! – продолжал сочинять его коллега. – И теперь они будут рыскать и испускать…

Он не успел выложить выдуманное им на ходу объяснение, как вдруг летящие с верху яркие точки, размножались, выпуская лучи, которые, впиваясь в землю, всколыхнули ее небольшими взрывными волнами. Некоторые лучи попадали в деревья, кусты, поджигая их. Но может из-за влажного воздуха, то ли по своему такому физическому состоянию пламя их быстро угасало, оставляя обугленными листья хвои и стволы деревьев. Часть лучей попадала на спасавшихся людей, обжигая им кожу рук, испепеляя часть одежды. Два или три таких луча попали в хижину, где располагался Гассан. Она загорелась.

– Это Рок! Рок! Птица с крыльями в два человека и опереньем как ножи!.. – выкрикивал не на шутку напуганный иудей, поверив в свои слова. Он успел выскочить из шалаша и затаился между камней, подготовленных для верхней части здания, рядом с настилами, в которых были сложены вымеренные емкости для разлива растворов.

Гассан также бросился к блокам затаиться между ними, как и часть рабочих, пытавшихся укрыться у стен здания. Он ничего не мог ответить соседу, так как также был напуган.

Явление продолжалось недолго. Когда яркие вспышки закончились, все немного успокоилось. Но у всех на устах был лишь один вопрос: что это было? Один из отделения камненосов словно оживился.

– Это Рок! Птица Рок и ее племя! Оно хотело убить нас! Чтобы мы прекратили строить этот храм, ибо она считает, что он не нужен. Она нас всех погубит, если мы продолжим его строить!

Кто-то из людей стал его поддерживать, оглядываясь на догоравшую хижину, говоря: «Правильно! Правильно!»

– Люди, нам срочно нужно уходить отсюда, если у вас есть семьи, спасайте себя! Бросайте все! Пусть Соломон достраивает свой храм сам! Пусть строят его слуги!.. Пока нас…

Объясняя произошедшее, рабочий старался до каждого донести ее смысл. Толпа поддерживала его, повторяя слова: «Правильно! Надо уходить! Нам не нужны такие деньги!» Кто-то предложил обратное, отодвинув поддержку последней фразе требований, но тут же был перефразирован толпой.

– Нет! Пусть лучше они поднимут нам жалованье!

Это был юноша из Греции по имени Несер, тот, всегда менял место жительства, ведущий кочевой образ жизни, жил, по разным странам, побывав и в тех, что были за морем. Однако, не поддержанный людьми Несер затерялся в толпе. Но до своего времени. Волнения стали подниматься до того, что часть рабочих, замешивающего отделения смеси для укрепления строительных камней забралась, внутрь постройки и пыталась что-то творить с ее стенами, вырисовывая на них какие-то надписи. Никто уже не думал об отдыхе. Темнело. Стало холодать. Время отдыха уже началось, но никто не собирался расходиться. Наконец внутри храма появился перетревоженный архитектор Хирам Абиф.

– Что вы такое вытворяете?! При чем здесь стены?! – негодовал архитектор.

Люди, скорее напуганные, но не озлобленные, решили высказаться. Вызов к начальству оказался удачным. Завидев Абифа, они тут же побросали куски камней, которыми портили стены.

– Это проклятое место! – начал один, из которого злость, зародившись где-то в глубине его подсознания, вырывалась наружу.

Но он первым бросил камень на пол.

– Да! – подтвердил кто-то из присутствующих.

– Мы не должны здесь больше работать, иначе нас всех перебьют, – жаловался он.

– Да-да, перебьют! – подтверждали люди.

Над ними вместо крыши, после кладки которой строительство бы закончилось, сияло звездное небо, казавшееся мирным и спокойным. Но Хирам Абифу нечего было сказать. По-своему каждый был прав. Никто не знал, что произошло и откуда были эти шарообразные тела, выпускающие лучи, чтобы напугать людей, или природное явление, которому не было объяснения. Главный архитектор не знал, и он вышел из незаконченного храма.

– И каждый что считает? – обратился зодчий к народу, теперь ему точно нужно было что-то сказать.

Собравшаяся возле входа в здание толпа словно ожидала слова старшего стройки.

Хирам Абиф имел право суждения, ему позволяло положение руководителя строительства. Другие же управляющие, разделенные по частям строительного плана, руководствовавались словом главного архитектора царя, либо молчали, либо также были взволнованы и поддерживали рабочих.

Но вдруг внутри здания послышался хруст, это пол начал рушиться и уходить куда-то под землю. Те, кто были в храме, спешили выбраться на улицу, испугав и заинтересовав тех, кто был снаружи.

Затаив дыхание, заслышав грохот внутри постройки, все молча стали наблюдать за дальнейшими событиями. Вдруг стены также начали рушиться, затягиваясь под землю. Людей охватило беспокойство, они стали удаляться от рушившегося храма в сторону валки леса, за которым находилась уже городская округа Иерусалима. Когда люди почувствовали дрожание земли, ринулись в сторону города. Лишь несколько человек осталось на месте. Среди них был Гассан, два грека, один египтянин, три еврея и сам архитектор храма. Толчки рушили все окончательно. Их наскоро сделанные хижины разваливались в момент, пара из них загорелась от зажженного внутри них масляного горшочка с фитильком, освещавшего хижину. Кругом был слышен хруст и треск. Сложенные на месте бревна рушились, катились в разные места стройплощадки, сметая все на своем пути. Хирам Абиф, удачно увернувшись на удивление Гассана от налетевшего на него внезапно бревна, повернулся в сторону храма. Лицо его было серьезным. Расшитый халат развевался от появившегося ветра.

– О! Царь Соломон. О! Владыка израильского царства Ханаанской земли. Смилостивись, защити нас от погибели, – просил он.

Ветер повсюду раскидывал ветки, строительный мусор, попадая на лицо пылью. Но он продолжал говорить:

– Мы, люди израилевы, рабы божьи, строим тебе храм, чтобы царствовать тебе во веки веков, приди и…

Он не успел договорить, как вдруг из основания храма, куда уходил пол и стены здания, появился столб небывалой яркости, и внутри него Гассан, также пряча лицо от ветра с мусором, заметил силуэт. И в подтверждение догадок филистимлянина из него вышел мужчина, тут же все успокоилось. Дрожь земли прекратилась, и ветер стих. Человек, выбирая себе путь по оставшимся обломкам, направлялся к главному архитектору и тем людям, что еще оставались на стройке.

– Я услышал тебя, Хирам Абиф, – сказал он, остановившись на том расстоянии от него, чтобы его хорошо можно было слышать. – Я пришел снова, но в ранний час, перед тем, когда будет собран новый совет. Но земля требует вмешательства перед новыми делами человечества, и значит, я пришел вовремя. Но знаешь, дорогой мой Хирам, сроки еще не те, и будет много потрясений и землетрясений. Но продолжай строить храм, в котором будет править Израилем уже мой сын. Он скоро будет в Иерусалиме, чтоб выбрать себе жену из народа.

Внезапно со стороны человека, вышедшего из светящегося столба, который тут же исчез, когда он из него появился, выступил дым, в коем также угадывались человеческие силуэты. Но это были джинны. Один из них, чернее других, словно тень, остановился перед Соломоном. Это был ифрит, повелитель злых джиннов. Он что-то произнес ему на не известном никому языке:

– Мем хаму эстат чёурдеш!

Царь израильский недолго думал.

– Мхечаем исмыт! Каурдеш! – сказал он и указал пальцем в сторону.

Злой дух взвился в ярости. Взмыв над землей серпантином, всколыхнув пыль и украшенный бахромой открытый халат Абифа, который стоял неподалеку от царя, едва успевшего вновь укрыться руками от естественно-природного мусора. Гассан, наблюдавший за происходящим неподалеку, также пытался укрыться от пыли. Остальные из рабочих пали ниц, кроме одного еврея старше Гассана на десять лет.

Часть джиннов, закружившись вслед за их лидером, также казались озлобленными.

– Мех Ра арубен! – возгласил Соломон.

И поднял вверх ту же руку, которой вначале указал ифриту. Перед Гассаном появилось небывалое зрелище. Кольцо, что обхватывало кисть Соломона, вдруг засветилось, и джиннов словно стало засасывать в это свечение. Затягивающего кружившего черного ифрита Гассан рассмотрел только раз исчезнувшего после всех. Было ощущение, что он никак не хотел туда попадать. Его лицо было ужасно, скорей оно было похоже на морду, два клыка сверкнули перед лицом Гассана. Он почувствовал, что они словно пронзили его. Вскоре все закончилось. И тут же, конечно, у Гассана появились вопросы. Ведь не зря все это он испытал на себе: и ураганный ветер, и страх за архитектора, оставшегося целым, и, в конце концов, за руины, так старательно некогда возводимые долгими днями стены.

– Царь Соломон, – обратился он к царю, – вам, случайно, не известно имя Омар Юсуф ибн Хоттаб?

Разговор между царем и его архитектором был прерван филистимлянином, Соломон тут же обратил внимание на юношу, изучая его. Хирам Абиф также заинтересовался, но скорей прыткостью молодого человека. Так, он не считал филистимлянина за подданного Израиля и гадал, станет ли царь разговаривать с ним.

Однако царь не обошел юношу вниманием.

– Омар Юсуф, сын Хоттаба? – вспоминал Соломон. – Да, знаю. Однако… Так, значит, ты есть второй сын из… Филистии?

– Так вы и отца знаете?! – обрадовался Гассан.

Гассан с нетерпением ожидал ответа на свой вопрос. Однако лицо, скрытое за коротко стриженной порослью царя Израиля, не предвещало ему хороших откровений о его родственниках.

– Я подарил ему кольцо, которым можно повелевать джиннами северных руин старого храма. По дружбе. Он хорошо относился к учебе, когда мы были еще молоды. А его отец умел управлять сознанием животных.

– Да, мне рассказывал об этом мой дядя Равен, – сказал Гассан.

– Равен Эленийский? – удивленно спросил царь.

– Да… – подивился Гассан, предполагая, откуда он мог знать об этом человеке, но тут же додумался. Раз он знает его отца, значит, и его двоюродного братца.

– Хо-хо-хо! – рассмеялся Соломон. – Этот штукарь здесь, в Иерусалиме?

– О да, повелитель, – сказал Гассан.

– Забавно. Вспоминаю, когда твой отец покинул Ханаанскую землю, вернувшись в Египет. Но, признаюсь, мне известно о месте его нахождения и сейчас. Но я не знал, где у него второй наследник…

Соломон задумался. Он осматривал Гассана, словно пытался узнать, о чем тот думает. Он сократил расстояние к потомку Хоттаба.

– Должно быть, ты и есть тот его сын, мать которого оставила его дикарям… Был слух мне об этом… Так, значит, второй сын есть! Вот Хоттаб молодец! Но… зачем он скрыл это… Хм. Вероятно, из-за перехода в Магриб. Там ведь ваша родина, сынок. Ну да ладно.

Соломон обратился к Хирам Абифу, но повернулся обратно, чтобы дополнить:

– Омар Юсуф – халдейский преступник. Он никогда не вступит на землю обетованную! Что до тебя, Гассан…

Он отвернулся от Гассана, положил руку на плечо своего помощника и, отведя его в сторону, что-то сказал ему, потом он направился туда, откуда появился. Встал на место, где провал, и тут же Гассану проявилось еще одно чудо: по обе стороны от царя возникла пара ярко светящихся золотых крыльев. Закрыв им Соломона, они исчезли вместе с царем. Таких чудес он еще никогда не встречал, но теперь истинно поверил в удивительное проявление не известного ему мира, мира небывалого, о котором идут сказания. В своем поселении ему никогда не приходилось созерцать что-то подобное, относящееся к их идолу, кроме заурядных жертвоприношений.

У Гассана оставалось еще много вопросов к царю Израиля, но он лишь провожал его взглядом. Стоявший неподалеку от него израильтянин по имени Осий, родом из израилевого колена Ефрема, был также заворожен явлением. И воочию впервые увидев царя, был долго не в силах прийти в себя.

– Осий! – окликнул Гассан, заметив его ступор. – Пойдём помогать нашему зодчему. Пора снова строить храм.

Они двинулись к архитектору Абифу, за ними поспешили другие, отняв лица от земли от страха, или в дань уважения царю.

Пообщавшись с архитектором, до этого овладевший несколькими профессиями Гассан, словно подчиняясь чей-то воле, принялся за сбор новых отделений работников из числа тех, что остались. Каждому из этих семи человек отводилась своя работа. Гассан помогал каждому: либо одним работникам, либо другим.

И так прошло два дня. Уставшие за этот период люди все же не собирались покидать место строительства. Засыпая яму прежнего основания под здание, они готовились воздвигнуть новое. Уплотняли, как могли, землю, расчищали руины, рубили леса для восстановления площадки строительства. И все же число оставшихся людей категорически не хватало. Необходим был полный штат.

– Эх! И далось же нам немыслимое строительство, Осий! – поделился как-то Гассан с товарищем.

Они присели на пне, чтобы подвести итог выполненных работ. Казалось, все оставалось на своих местах: груда камней, развалины здания. Поломанные деревья, пни, развороченные хижины. Выгоревшая трава и усталые люди. Рядом с ними были еще три человека, один из них – египтянин Несер. Остальные рабочие, отдельно, бурно обсуждали свое положение.

– Нужна механика, – предположил египтянин.

Проживая с двенадцати лет в Иерусалиме, он неплохо говорил на еврейском языке и хорошо понимал многие слова, но так и не научился разговаривать без акцента.

– Механика?! Да где же ее отыскать? – скорей растерянно, чем утвердительно, сказал Гассан.

И хлопнув ладонями по своим коленям, огляделся задумчивым взглядом.

– Вокруг же одни палки, а из ученых лишь один Абиф. – Гассан кивнул в сторону, где позади него Хирам Абиф также сидел на пне, задумчиво поддерживая голову. Халат его истрепался и не так уже выделялял на нем позолоченной бахромой знаки и иероглифы.

– А мастера все разбежались, чтобы подать хоть какую-то идею, – сказал Гассан.

– Да не особенно-то они ученые были.

– Что? – не понял его Гассан и с остальными посмотрел на друга, ожидая объяснения Осия.

– Я имею в виду как… Я абсолютно уверен в их профессиональности, – старался подбирать слова Осий.

Он знал, что каждый из рабочих уважал своих строительных мастеров. Но в то же время смел предположить, что доверие среди оставшихся рабочих к ним могло и исчезнуть. Здесь остались только люди, преданные делу и самому царю.

– …Но где они?! Никого же нет! – оправдывался замеситель растворов.

Все понимали это, и поиски нужных слов Осию были излишни. Руководителей отделениями не осталось, они всех бросили. Для общества они оказались ненадежны в тот же момент, каждый из присутствующих считал, что эти люди ни в чем не были виноваты, всем дорога жизни своя, и у того и другого могла быть семья.

В этой кучке рабочих находился один человек из племен, соседствующих с Ханаанской землей, граничивших с Моавией и иудейскими коленами израилевыми. Поселившись рядом с Необитаемым морем, грек по происхождению, жил со своей семьей. Также как и Гассан, однажды он оказался в одном из городов Иерусалима, где ему была предложена работа на строительстве. Его звали Лот. Имя, которое он взял из истории моавского царства. Так как, с именем при рождении, ведя кочевой образ жизни, до того как обзавестись семьёй, жить бы ему там не удалось, племена постоянно воевали с соседями, и каждого, если ты не моавитянин, считали врагом. Сейчас Лот молча сидел и внимал речам собравшихся людей. Ему некуда было деваться, денег у него не было, а отправиться в дальний путь одному к родным местам у него не было желания.

День близился к завершению. Это можно было определить по солнцу, приближавшемуся к горизонту аль Магриба, и по похолоданию. Никто не знал, что делать. Ранее у всех было на уме одно – окончить постройку тем что, не начав ее разойтись. Но что-то заставляло их оставаться. С панорамой вокруг развалин ощущался голод. Вдруг Гассан услышал свое имя. Это главный зодчий Соломона позвал его.

– О да, Гассан, это Абиф тебя зовет, – подтвердил Осий, заметив, что Гассану голос послышался.