Избранные нетленки в одном томе

«…И век мне воли не видать…»

 
…И век мне воли не видать
За нежелание страдать,
За неумение терпеть,
Когда сечёт по сердцу плеть.
И век в плену мне пребывать
За роковую благодать
Лукавых глаз, коварных уст,
Убивших свет высоких чувств.
И век причину мне искать,
Как мог так быстро я устать
От верных звёзд и сладких снов,
Даривших блажь певучих слов.
И век пройдёт, как Божья рать,
И лягу я навечно спать,
Не превзойдя, как вечный плен,
Святую боль чужих измен.
 

«И эта осень мне не удалась…»

 
И эта осень мне не удалась…
Пора моих высоких вдохновений,
Ты изменять мне стала, ты сдалась
На милость зла и пагубных сомнений.
А были годы! – Помнишь, из дождей
Слагали мы живительные песни,
Бродили по бульварам ворожей,
И жизнь казалась сказкой интересной?
А помнишь год, тот самый лучший год,
Когда под сенью северного сада
Мы отреклись от горя и невзгод
И наслаждались фугой листопада?
Или тот год, когда наперекор
Всему тому, что как-то нам мешало,
Мы тучи и ветра соединили в хор —
И оратория во весь сезон звучала?
А что ж теперь? Пейзаж твой вроде тот,
И вроде ливни те же и бульвары,
И листопад… но где былые чары,
Чему никто названья не найдёт?!
Уж третий год твои сады и ветры
Мне реквием слагают и поют,
И я, как дервиш, отмеряю метры
По слякоти в разрушенный приют.
Пора моих печальных вдохновений,
Сними с меня свой сумеречный сглаз,
Чтоб через год не произнёс я пени:
И эта осень мне не удалась…
 

«Ты лишена романтики любви…»

 
Ты лишена романтики любви
Или, по крайней мере, упоенья
От колдовского жжения в крови,
Когда бурлит истомой вожделенье.
Ты лишена способности любить,
Сходить с ума от чувств, высокой страсти…
Не потому ль ты продолжаешь жить
По легкому закону безучастья?
 
 
Что стоит жизнь, когда пуста душа?…
 

«Ход времени жесток и неподвластен…»

 
Ход времени жесток и неподвластен.
Года упрямо гнут и гнут судьбу.
Ты на сочувствие накладывал табу —
Так не проси ни у кого участья.
Ты отдавался полностью любви,
И, может быть, тебя любили тоже,
Но всё прошло – на одиноком ложе
Ты недвижим…. Где женщины твои?
Кто о тебе – таком – отныне вспомнит? —
Теперь без денег ты, без чина и без дел.
Когда царит повсюду беспредел,
Кто твою чашу влагою наполнит?
Ты брошен всеми, как и заслужил.
Ты предавал и предан был друзьями.
Какая боль, когда перед глазами
Уходит в дым, чем в жизни дорожил!
Но время не умеет возвращаться
И никому пощады не даёт,
Оно лишь тихо всем преподаёт,
Как бережно с ним надо обращаться.
 

КОБРА И МАНГУСТ

 
А между нами всё так же пусто:
Живём, как кобра живёт с мангустом;
Терзаем всуе друг другу души,
Как будто нет решенья лучше.
Ты поддаёшься сторонним взглядам
И предаёшь мангуста гадам;
Тебя уводит любое слово;
Ты повторяешь зигзаги снова.
Но, вопреки твоим извивам,
Твоим укусам, внезапным взрывам,
Я терпеливо, свернувшись в узел,
Возобновляю кошмар союза,
Возобновляю союз непрочный
На миг любви недолгосрочный.
А после вновь всё – так же пусто:
Ведь кобра жаждет других мангустов.
 

«Есть человек – и, значит, есть сомненья…»

 
Есть человек – и, значит, есть сомненья,
Как есть во всём и дружба, и вражда.
Но быть должно и к истине стремленье,
Иначе жизнь – ненужная нужда.
Есть человек, и он живёт и дышит,
Пытаясь миру что-то объяснить,
Но мир его не слушает, не слышит,
А норовит изгнать или казнить.
Был человек…. Его постигла участь
Затравленных любовью и хулой.
Но кто поручится, что мудрый Случай
Откроет истину дряхлеющей рукой?!
 

«Весь мир – театр, и люди в нём – актеры», …»

 
«Весь мир – театр, и люди в нём – актеры», —
Шекспир сказал и успокоил души.
Века проходят, но никто не спорит
С тем, что легко отвергнуть и разрушить.
Да, мир – театр, но люди в нём – лишь куклы:
На ниточках висят они убого
(И движет ими не мираж-паук ли,
Что выдаёт себя всегда за Бога?).
И люди-куклы, думая, что сами
Вершат дела и мыслят, и страдают,
Не ведают, что там, за небесами
Концами нитей кто-то управляет.
И, видя, как безвольны куклы-люди,
Как глупо их пустое самомненье,
Я говорю себе: играть не буду
В театре кукол чьё-то шевеленье.
И под всевластным вечно небосводом
Я помечаю понятое меткой,
Что лучше быть незримым кукловодом,
Чем быть на публике марионеткой.
 

«Никто нам не скажет, куда подевались…»

 
Никто нам не скажет, куда подевались
Безумные ночи, волшебные сны.
Во имя чего мы так глупо расстались,
На боль и страдание обречены?
И небо, и звёзды, и море, и песни —
Всё нами дышало, всё было для нас!
Но что же случилось в тот час неизвестный,
В тот, словно убийца, подкравшийся, час?
Кому помешало двух душ единенье,
Друг друга нашедших судьбе вопреки?
Чья зависть внесла в эти души сомненье?
Никто нам не скажет, кто наши враги.
И в этой толпе малодушной случайно
Дано ли нам встретиться, свидеться вновь?
Причина разлуки – извечная тайна,
Но большая тайна – былая любовь.
 

ИЗГОЙ

 
Где же источник живительной влаги? —
Сил бы набраться, глотнуть бы воды…
Изгнан и предан, бездомным бродягой,
Сирым брожу по пустыне беды.
Жадно впиваюсь я жаждой в бездонный,
В этот гнетущий, безжалостный зной…
Мрачно безмолвствует город бетонный:
Он – неприступен, он – брезгует мной.
Слепну… немею… оглох… задыхаюсь…
Кто бы помог, поддержал… Никого!
О мир людей роковой! Отрекаюсь
И от тебя, и от зла твоего!
Брошен, отвергнут и другом последним,
Верой последней – любовью Твоей…
Всё в этом мире – безумные бредни
Лживых, коварных, преступных страстей!
Скоро ль конец этой горестной саге?!
Падаю в обморок… чую гробы…
Где же источник живительной влаги?!
Сил бы набраться – и прочь от судьбы!
 

«Ну! соверши свою ошибку…»

 
Ну! соверши свою ошибку,
В который раз одну и ту ж,
А после хитрую улыбку
Пусть твой разгадывает муж.
 

«И опять я, как встарь, одинок…»

 
И опять я, как встарь, одинок,
И дождливы, и сумрачны дни,
И опять от тебя я далёк,
И погасли на небе огни;
И печаль, и тоска, и хандра;
И на сердце и холод, и мрак.
Доживу ли, мой друг, до утра,
До рассветного лая собак?
Я лелею надежду в груди
И колдую, себе вопреки,
Что услышу сквозь боль и дожди
Так знакомые слуху шаги;
Распахнётся тяжёлая дверь,
И я ринусь навстречу судьбе,
Как на волю отпущенный зверь,
Буду бурно ласкаться к тебе;
И, в твои упадая глаза,
Задыхаясь от счастья, скажу:
«Как прекрасна святая гроза!
Я её для тебя ворожу!».
Ты задумчиво-грустно вздохнёшь,
К моему прикоснёшься челу,
Поцелуешь меня и… уйдёшь
В эту серую зыбкую мглу.
И опять я останусь один.
Будут сумрачны новые дни.
И опять гильотины гардин
Мне погасят на небе огни…
 

«О боги вечные! О боги дальние!..»

 
О боги вечные! О боги дальние!
Где вы оставили свои сандалии?
Не там ли, где лежат кощунственно
И всепрощение, и всемогущество?
А где же суд – Суд справедливости?
Благочестивый теперь в немилости:
Над ним толпа вершит судилище.
Всё перемешано в святом хранилище!
Куда вы дели, о златокудрые,
И милосердие, и целомудрие?
В миру людей и ваших подданных
И честь, и совесть за злато проданы…
Отсортируйте своё величие
От непотребного и неприличного!
И уберите, многострадальные,
От глаза Господа свои сандалии!
 

«Дадут ли мне спокойно умереть…»

 
Дадут ли мне спокойно умереть
Мои враги – мои шальные песни?
Иль мне дано под пыткой в муках петь
И в том миру, в обители небесной?
Дадут ли мне в страданьях умереть
Мои друзья – несбывшиеся грёзы?
Или душе придётся отлететь,
Легко минуя вытекшие слёзы?
Дадут ли мне покинуть этот мир,
Не изменив своим былым поступкам?
И ты, мой нежный, мой былой кумир,
Всплакнёшь ли о былом о нашем хрупком?
Что рок сулит – того не подсмотреть!
Изнемогаю, жизнью утомлённый…
О, дайте мне спокойно умереть
В страданиях любви неразделённой!
 

«Я скажу тебе: «Здравствуй» после долгой разлуки…»

 
Я скажу тебе: «Здравствуй» после долгой разлуки.
Я скажу тебе: «Хватит нам обидами жить».
Я скажу тебе: «Больше не нужны эти муки:
Ведь друг друга мы всё ж не смогли разлюбить!».
Ты мне скажешь: «Привет» после долгой разлуки.
Ты мне скажешь: «Да, да, надо боли забыть».
Ты мне скажешь: «Всю ночь мне твои снились руки.
Я готова тебя с новой силой любить!».
И мы скажем «Прощай!» однодневной разлуке.
И мы скажем: «Теперь нет причины тужить».
И мы скажем: «О, как мы могли в этой вьюге
Целых двадцать часов друг без друга прожить?!».
 

«Томно кудри на плечи роняла…»

 
Томно кудри на плечи роняла,
Возносила мечтой к небесам,
Одурманивала, обвивала —
И я верил твоим чудесам.
Заворожен, безумен и светел,
Ликовал я воскресшей душой:
Наконец-то ту самую встретил,
Наконец-то святую нашёл!
Осиянный божественным ликом,
Очарованный сна волшебством,
Я в смятении робком и диком
Упивался своим божеством.
Вдохновенные дни обещали
Бесконечное счастье сердец,
Но, лукавые, не предвещали,
Что наступит печальный конец.
Томно кудри на плечи роняла,
Возносила мечтой к небесам…
На кого ты меня променяла?
Кто поверил твоим чудесам?
 

ЗВЁЗДНОЕ

 
Догорают последние звёзды,
Тихо тает на небе луна,
Уплывают таинственно грёзы
В те края, где царит тишина.
И забыты уже откровенья,
Как прошедшая горькая ночь,
Как далёкой весны вдохновенья,
Как былого безумия сочь.
И прохожим не ранним, не поздним
Ты по гулкой идёшь пустоте,
Вспоминая сгоревшие звёзды,
Проклиная, что были не те.
Может, это и лучшая доля:
Звёзды были! сверкали тебе!
Обожгли до неистовой боли?
Значит, так было нужно судьбе!
И, дойдя до конца и до края,
И не мысля себя превозмочь,
Ты увидишь, звезда, догорая,
Вдруг последнюю высветит ночь;
И найдёт на тебя озаренье —
Мол, за мраком коварных измен
Новой звёздочки свет и горенье —
Есть знаменье и знак перемен.
И вернутся уплывшие грёзы
Вместе с лунной сонатой ночей,
И померкнут все прежние звёзды
В свете звёздочки новой твоей!
 

«Мне надоело маяться…»

 
Мне надоело маяться:
Милая, успокой!
Не в чем мне больше каяться
Перед твоей тоской.
Мне надоело мучиться,
Видя, как ты грустна.
Осень была разлучницей.
Но на дворе – весна!
Видишь, природа в зелени,
Слышишь, поют цветы:
Благоуханьем велено,
Чтоб не грустила ты.
Я не хочу не нравиться
Влажным твоим глазам.
Дай же ты мне исправиться —
Или заплачу сам.
Мне надоело маяться!
Хоть до последнего дня
Буду, в чём хочешь, каяться,
Только прости меня!
Милая, брось печалиться,
Прошлое обнови.
Всё хорошо кончается,
Если живёшь в любви!
 

«Пусть твои воспалённые взоры…»

 
Пусть твои воспалённые взоры
И бессонные ночи твои
Не печалят людские укоры
И поступки шальные мои.
Обуян неизведанной страстью,
Неизведанный пыл берегу;
К твоему роковому несчастью,
Я тебя разлюбить не смогу.
И кипят, и бушуют безумства,
И бесчинствует злая молва.
Но твои ли не выдержат чувства?
Но моя ль упадёт голова?
Пощадить бы тревожные взоры,
Не пытать ни тебя, ни себя.
Ах, зачем в эти жгучие споры
Я втянул безрассудно тебя?
Ты грустна, ты в смятении робком,
Но ты терпишь удары судьбы
И не шепчешь покорно и кротко
Равнодушному небу мольбы.
Ведь они не помогут, не спрячут
Воспалённые взоры и дрожь.
Но глаза твои вовсе не плачут!
Где ты силы и волю берёшь?
 

«Ты стала чаще приходить…»

 
Ты стала чаще приходить
В мои виденья
И стала чаще мне дарить
Свои раденья.
А было время! – наяву
Ты приходила
И рифмам новую канву,
Смеясь, дарила.
И верил я, что счастье есть
На белом свете,
Что ты нашла (когда? – бог весть)
Судьбу в поэте.
Я верил в глаз твоих туман
И в жар объятий,
А после слёзы лил в обман,
Но без проклятий.
И много лет с тех пор прошло,
И дверь открыта,
И упоительное зло
Уже забыто.
И я с тех пор не выхожу
Из ожиданья
И сумасбродно ворожу
На миг свиданья.
Но всё, чего добился я —
Блажь привидений.
Не суть ли это бытия —
Ложь сновидений?
 

«А я любил, любил тебя…»

 
А я любил, любил тебя
И в дымном облаке мечтаний,
И даже в пламени страданий,
Печалясь, мучаясь, скорбя.
Любил тебя и в песне птицы,
И в буре полуночных игр.
О! ни один на свете тигр
Так не любил свою тигрицу!
Я по тебе с ума сходил,
Я отметал твои измены
И сокрушал разлуки стены:
Так сильно я тебя любил!
Но ты ушла, ушла к другому,
Сама не зная, почему.
Я не завидую ему,
Как своему пустому дому.
И тот, другой, с кем ты теперь,
Он будет так же упиваться,
И будет так же опасаться
За день, когда не хлопнет дверь.
Мне жаль его, а не себя:
Я отстрадал своё, ему же
Лишь предстоит рыдать на стуже:
«А я любил, любил тебя…».
 

«Благодари судьбу, живущий…»

 
Благодари судьбу, живущий,
За всё, что есть и что имел.
Благословен будь, неимущий,
И ты, кто вдруг обогател!
Благодари судьбу за муки,
За раны сердца без вины,
За неуслышанные звуки,
За неувиденные сны.
Благодари судьбу за счастье,
За скоротечную любовь,
За архаичное ненастье,
За неизведанную новь.
Благодари судьбу за память
И за беспамятство веков,
За всесжигающее пламя,
За безобидность огоньков.
Благодари судьбу за службу,
За – сквозь достаток иль нужду —
Самоотверженную дружбу
И беспощадную вражду.
Благодари судьбу, живущий,
За всё, что выпадет иметь,
За шанс пожить ещё в грядущем
И неизбежно умереть.
 

«Спроси себя: зачем живу?..»

 
Спроси себя: зачем живу?
Затем ли, чтоб плодить молву,
Давая пищу болтунам
Твою судьбу низвергнуть в хлам?
Спроси себя: живу зачем?
Вполне возможно, чтоб, ничем
Не выделяясь средь людей,
Растратить жизнь, как прохиндей.
Зачем живу? – спроси себя;
Не для того ли, чтоб тебя
Не по заслугам вознесли,
А после за нос провели?
Зачем живу? – себя спроси;
Найдёшь ответ, не выноси
Его из дум своих на суд
Злоизвергающих иуд.
Спросив себя «зачем живу?»,
Уткнись в росистую траву
Неопечаленным лицом:
Всё предначертано Творцом!
 

«Для меня этот год – это год катастроф…»

 
Для меня этот год – это год катастроф:
Я друзей потерял и любовь не сберёг,
И в порушенных снах ускользающих строф
Мой повергнутый дух, как изгой, изнемог.
Я входил в этот год, полон светлых надежд,
И с мечтою покой обрести для души,
Но под топот и визг сумасбродных невежд
В чёрной коме пришлось мне мечту задушить.
И нирванит во мне, как мираж, суицид;
А в руинах стихов – замогильная тьма;
И слезятся глаза изобильем обид;
И всё глубже во мне катастрофа ума.
Доживу ль до конца разрушительных дней,
До начала других созидательных строф?
Всё, что было со мной, сохраню для людей:
Им ещё предстоит этот год катастроф.
 

«Я вышел из джунглей пороков мирских…»

 
Я вышел из джунглей пороков мирских,
Пустыня добра предо мною предстала.
Былым утомлён, озираю устало
Просторы последствий деяний людских.
Смотрю и не вижу малейшего следа,
Чтоб кустик добра от добра произрос.
Невольно проклятья я вслух произнёс,
А джунгли ответили отзвуком бреда.
И эхо смеялось, росло и росло;
Чудовищный хор обезволил пустыню;
И в хаосе рок опорочил святыню;
И множилось, множилось, множилось зло;
И было бессильно безмолвное небо;
И зноем пылала пустыня добра;
И завтра всё будет, как было вчера:
Всё доброе завтра провалится в небыль.
Расширятся джунгли пороков людских,
И зло будет злом поощряться свободно;
И я буду вновь проклинать, но бесплодно,
Пустынный исход совершений мирских.
 

«Я хотел бы тебе рассказать голоса…»

 
Я хотел бы тебе рассказать голоса
Ненавязчивых снов, приходящих ко мне.
Я хотел бы тебя убаюкать в лесах,
Где таинственный дух ворожит в тишине.
Я хотел бы тобой переполнить моря
И дыханье твоё вознести к облакам;
Я хотел бы тебе показать, как заря
Посылает лучи вслед минувшим векам.
Я хотел бы с тобой побывать на Луне,
Из мелодии звёзд чародейство извлечь
И в иные миры на крылатом коне
Дорогую тебя и родную увлечь.
Я хотел бы тебя никогда не терять
Ни в далёких мирах, ни на грешной Земле.
Я хотел бы тебе подарить благодать
И в сиянии дней, и в печалящей мгле.
 

«Я придумал тебя из моих огорчений…»

 
Я придумал тебя из моих огорчений,
Изваял твою стать из тоски и тревог
И вложил в твою речь немоту отречений —
И другою тебя я придумать не мог.
Я осыпал тебя желтизной листопада,
Окаймил силуэт неизбывной мечтой.
От тебя ничего, ничего мне не надо —
Только радуй других и не мучайся мной.
Я придумал тебя для любви безответной,
Изваял твою стать для мучений моих,
Для бессонных ночей и печали сонетной,
Чтобы снова тебя изваять для других.
 

«В сонном шорохе осеннем…»

 
В сонном шорохе осеннем
Колдовством дремотных дум
Мне явился вдруг Есенин,
Опечален и угрюм.
Я спросил его: «Серёжа,
Отчего в твоих стихах
Так привольна и пригожа
Дева песенна в грехах?».
Он, не думая, ответил:
«Оттого, что мир любви
Не грехом телесным светел,
А симфонией в крови».
Я спросил: «Так отчего же
В дебрях слякотной молвы,
Извращён и искорёжен,
Не сберёг ты головы?».
Он задумался надолго,
А потом сказал: «Вполне
Может быть, что людям толком
Не пропел о Шаганэ».
И, воспомнив имя милой,
Он ещё угрюмей стал.
На плечо его уныло
Лист багряный опадал.
Но, стряхнув и лист, и думы,
Вдруг спросил он: «Бахтиёр,
А с чего ты сам угрюмый,
Отчего твой грустен взор?».
Я сказал: «Эх, брат Серёга,
Мир людей меня «достал»:
У счастливого порога
Потерял я Идеал».
«Не грусти, – сказал Есенин, —
Лиру звонкую настрой
И назло тоске осенней
О любви своей пропой!
Собери все звуки мира —
Звуков много Бог создал, —
И тогда душой и лирой
Обретёшь свой Идеал!».
Так сказав, исчез Есенин.
Я же слышу новый шум
В сонном шорохе осеннем,
В колдовстве дремотных дум…
 

«Приходите, друзья, приходите…»

 
Приходите, друзья, приходите
На могилу мою поплевать.
Приходите, враги, приходите
Мою память и дух оболгать.
Приходите и вы, роковые,
Кто ускорил мой скорбный конец,
Прослезитесь на дни золотые:
Их транжирил влюблённый мертвец.
Приходите и вы, незнакомки,
Я стихами вас не утомлю —
Обо мне вам расскажут негромко
Те, кого я любил и люблю.
Приходите, кто слышал когда-то
Обо мне и о песнях моих:
Вам расскажут, что жил не богато
И не бедно затворник и «псих».
Приходите и вы, кто по крови
Это сделать обязан: для вас
Я открою секреты любови,
Что скрывал я от пристальных глаз.
Приходите, кого не отметил;
Приходите, кого не назвал.
Я при жизни не очень был светел;
Умерев, может быть, засиял.
 

«Одинокая в небе луна…»

 
Одинокая в небе луна
Льёт печалью на нашу печаль.
Лёгкий трепет родного плеча.
Ты со мной отчего-то грустна.
Отвлекись от неведомых дум,
Расскажи, как жила без меня,
Начиная с разлучного дня,
Разлучившего нас наобум.
Ты молчишь, ты отводишь глаза,
Ты не хочешь того вспоминать,
Как небесную серую рать
Привела за собою гроза.
Ты не хочешь того теребить,
От чего зарыдает душа:
Те просторы и рай шалаша,
Где имели мы счастье любить.
Прислонись же к плечу моему,
Полувлажные веки сомкни:
Про твои одинокие дни
Я по тяжким вздыханьям пойму.
По ладони прозрачной твоей
Угадаю, что было с тобой:
Как пыталась одной ворожбой
Ты бороться с печалью своей.
Я отныне тебя не отдам
Ни грозе, ни тоске, ни тебе,
Ни другим, ни твоей ворожбе,
Ни тебя изменившим годам.
Ты в волшебной стране полусна.
Я теперь над тобой ворожу.
Не узнает, о чём я твержу
Одинокая в небе луна.
 

«Не обретёшь врага, сдаваясь…»

 
Не обретёшь врага, сдаваясь.
Не бросишь друга, не солгав.
Не похоронишь, улыбаясь.
Не вознесёшься, не предав.
Лукавы жизни постулаты;
Им повинуясь, все живут
И дня заслуженной расплаты
Самоотверженно не ждут.
И мы с тобой идём по жизни,
Не удивляясь ничему,
Не выражая укоризны
Ни даже Богу самому.
Но не предать бы нам друг друга,
Не остудить бы нам сердца,
И не попасть бы нам в услугу
Улыбке смрадной подлеца.
Нам не нужны мирские блага —
Вреда людей бы избежать.
И будет пусть дана отвага
Нам никого не осуждать.
 

«Я побывал в садах Семирамиды…»

 
Я побывал в садах Семирамиды,
У Вавилонской башни постоял
И памятник при жизни изваял,
Подобно Дарию, и надписал:
«Я жил в любви, но умер от обиды».
 
 
Обижен я не на друзей былых,
Забытых мною и меня забывших,
Не на врагов, так много мне вредивших,
Не на подруг, сегодняшних и бывших,
Меня спасавших от стихов моих.
 
 
Обижен я не на людей жестоких,
Не на коварство их и не на зло:
Мне никогда на добрых не везло.
На зло я отвечал добром назло.
Не такова ли участь одиноких?
 
 
И не тебе слова упреков шлю:
Моя любовь осталась без ответа —
Во мне ты не увидела поэта.
Пусть будет так! и, может быть, за это
Я никогда тебя не разлюблю.
 
 
Но, побывав в садах Семирамиды,
Вкусив чудес великих благодать,
Обижен я, что памятника стать
Я осквернил порывом надписать:
«Я жил в любви, но умер от обиды».
 

АЛИ КУШЧИ

 
Как часто я, о жизни размышляя
И удручён предательством друзей,
Али Кушчи невольно вспоминаю,
Достойнейшего мужа средь мужей.
 
 
О верный друг владыки Улугбека,
Али Кушчи, спаситель «Книги звёзд»,
Твой подвиг сохранил для человека
Труды властителя небесных грёз!
Ты не сбежал, не струсил, не укрылся,
Когда Абд аль-Латиф отдал приказ
Убить отца, от коего родился,
И Улугбека умертвил Аббас.
Ты мог сбежать, но, предан Улугбеку —
Учителя достойный ученик! —
Всё ж предпочел науки свет побегу
И храбро спас для мира Книгу книг,
И обессмертил имя и творенья
Царя небесных сфер и мудреца,
И сам навеки избежал забвенья,
Не потеряв ни чести, ни лица.
 
 
Как часто я в плену своей печали
При свете робком плачущей свечи
Шепчу душе: а ты не повстречала
Души такой, как у Али Кушчи.
Не повезло…. Но, может быть, в грядущем
Настанет срок, и в лабиринте мук
Я, осенён удачей вездесущей,
Найду тебя, мой неизвестный Друг.
 

«Я не могу отречься от былого…»

 
Я не могу отречься от былого,
От наших встреч в осенний листопад,
Когда под сенью неба голубого
Нас вежливо встречал безлюдный сад.
Вы были так спокойны и красивы,
Задумчиво смотрели на меня;
Ваш взгляд вселял уверенность и силы.
И в эти дни был счастлив, счастлив я!
Вы говорили медленно и тихо
О море, о поэзии, о снах,
О том, как чуден жемчуг облепихи,
О том, как дивно солнце в небесах.
Я слушал Вас, мне были интересны
Все Ваши мысли, Ваши все слова.
Во мне горел огонь любви небесный;
Я страсть свою обуздывал едва.
Я слушал Вас, перебивал не часто,
Никак не мог произнести «Люблю»:
Казалось мне, что потаённой страстью
Я образ Ваш и душу оскорблю.
Я Вам внимал и трепетно, и нежно,
Не смея прикоснуться, приласкать;
На Вас смотрел я робко и прилежно —
Но то была святая благодать!
Я счастлив был в осеннем листопаде,
В смятении невысказанных слов,
В незримом единении, усладе
Блаженных душ и благодатных снов.
Но день настал. И я в саду угрюмом
Один бродил по снежной пустоте;
Я был охвачен болью и безумьем,
Шепча мольбы несбывшейся Мечте.
Прошли года. Мне не дано иного —
Твержу себе и в опустелый сад:
Я не могу отречься от былого,
От наших встреч в осенний листопад…