Люблю тебя, сестренка

Я смотрела в окно, стараясь дышать ровно, чтобы не укачало. Поглаживала перемотанные руки и репетировала речь, которую мне придется выпаливать каждому, на кого наткнусь. Возгласов «Алла, это ты? Где была? Сколько лет пропадала? Поди, замуж вышла, деловая стала?», увы, не избежать. Не избежать и взглядов, наполненных отвращением. Люди любят болтать. Особенно пожилые. Им всегда есть дело до чужих судеб. Уверена, они уже вдоль и поперек обмусолили нашу семью и мой отъезд.

За окном автомобиля мелькали сухие обнаженные деревья. Сколько же секретов они видели и хранили. Сбрасывали каждую осень листья, пряча под ними тайны сибирского городка.

В голове стучала одна единственная фраза «Папа умер». Как бы ты ни был готов услышать однажды такое, это будет больно, словно твое тело бросили в центрифугу, выжали до последней капли и затем проехали сверху катком, ломая остатки души. Хотя мы и не были близки с отцом в последнее время, я скорбела. Только пока об этом не знала. Сестра бы сказала, что мое черствое сердце не способно испытать всю боль от потери, а папа бы, как всегда, смягчил ее острый язык и добавил «хорошо, что Алла не такая».

Я все еще думала, что по приезде отец откроет мне дверь, и я выдохну, заявив им: «И кто тут подлая дрянь?».

С приближением к дому на душе становилось тошно. Кошки скреблись, оставляя длинные поверхностные царапины от прошлого. Я уже узнавала тусклые однотипные дома в три этажа, полуразваленный кирпичный завод, который почти растащили на материал, грязные улочки, невзрачные деревянные постройки и грязный снег. Завода уже давно нет, а смог над городишком так и остался. Дымкой заволокло небо, голову начало сжимать.

Вдоль узких улиц уродливо возвышались двухэтажные бараки, исписанные неприличными словами, кафе и банк. Вывески давно выцвели. Они висели еще со времен мамонтов.

Водитель повернул налево. Картина не изменилась. Можно было подумать, что мы ездим кругами. Те же бараки, обшарпанные дома и развалины водонапорной башни. Ее так и не привели в порядок. В ряд тянулись гаражи.

Когда я увидела свой дом, мне пришлось сжать руки до онемения, чтобы унять дрожь. Реальность настигала, «медленно сворачивая мне шею». Я здесь не из-за ностальгии. Я здесь из-за отца.

– Третий подъезд, – сказала я водителю, и тот кивнул.

Он вышел из машины и достал из багажника чемодан. А я не торопилась выходить. Осознание того, что это не сон, и назад пути не будет, ударило под дых. Я уже была готова вернуться обратно, прячась от прошлого и настоящего, но таксист постучал в окно и вежливо улыбнулся, приглашая меня на выход. Он открыл дверь и подождал, пока вытащу неохотно свое тело.

Морозный воздух сковал дыхание, а ноздри покрылись инеем. Вот она – сибирская зима. Я утонула в высоком воротнике куртки, чтобы не повредить морозом кожу. Выдвинув ручку на чемодане, благодарно улыбнулась водителю и направилась к входу. Радовало то, что зимой местные сплетницы не паслись, как овцы, около подъездов, обсуждая каждого, кому не повезет пройти мимо. Хотя была вероятность, что они торчали в окнах по своим квартиркам и наблюдали за всем, что творилось вокруг.

Я еще долго стояла около двери, не решаясь постучаться. Входить в дом детства, но уже без отца – больно и страшно, так страшно, если бы падала в бездну. Но я не могла стоять так вечность. Понимая, что мне придется взять все заботы на себя, сделала глубокий вдох и резко выдохнула.

Они не справятся без меня.

Тогда я постучалась и дернула ручку. Дверь была открыта. Такие уж тут живут люди, никогда не запираются. Раньше можно было даже заметить торчащий ключ в скважине.

В квартире царили полумрак и гробовая тишина. Не очень приятное сравнение, но точное. Хотелось крикнуть, есть ли кто дома, но язык не поворачивался нарушить разрывающую тишину. Из прихожей было видно часть гостиной. В ней почти ничего не изменилось. В этом городе хоть что-то меняется?

Я до жути боялась увидеть гроб посреди квартиры. Раньше, когда умирали люди, их привозили домой прямо в гробу. Ночевать с мертвым телом – полный бред. Ты один, в соседней комнате тело мертвеца, и твоя фантазия начинает разгораться не на шутку. Но ничего подобного в доме не было. Я сняла ботинки и прошла по коридору к кухне. К моему удивлению, все зеркала в доме не занавесили. Я бы не сказала, что моя семья набожная, но мне казалось, они чтили традиции «как у всех».

Развернувшись, направилась к спальне родителей. В голову ударило воспоминание. Когда мы с сестрой только перешли во второй класс, папа купил нам настольную игру, что-то по типу «бродилок», и мы всей семьей под отблески свечей во мраке играли за кухонным столом или на полу. Из-за непогоды нам часто отрубали свет. И от скукоты спасали игры под пламя свечей.

Свечи являлись не только освещением, но еще и частью театра теней. Папа с мамой устраивали нам целые пьесы с антрактами, используя руки и тень на стене. Я невольно улыбнулась. Такие воспоминания грели ледяную душу. Я даже на какое-то мгновение забыла про причину моего приезда.

Направилась в дальнюю комнату – некогда мою спальню, которую мы делили с сестрой. Дверь была прикрыта, и за ней раздавалось глухое хлюпанье. Я толкнула дверцу, и она со скрипом распахнулась. На кровати ютились мама с сестрой.

Анна подпрыгнула от неожиданности. Ее лицо распухло от слез. Волосы запутались, и к щекам прилипли мокрые прядки. Честно говоря, выглядела она кошмарно. Как и должен выглядеть скорбящий человек. Мама была похожа на мумию. Она высохла. Впалые щеки, синяки и мешки под глазами вызывали ужас. И отвращение. После всего, что сделал ей отец, она так убивалась?

Они обе бросились ко мне, когда до них наконец-то дошло, кто стоит перед ними. Сестра вцепилась в меня так сильно, что я еле устояла на ногах. Мне пришлось ловить равновесие. Мама подошла и нежно обняла. Она постарела. Я видела эту старость в ее глазах. И ощущала боль.

– Привет, мама, – тихо произнесла я.

И мы разревелись.

Сейчас

Тошнота отпустила, и Андрей вздохнул с облегчением. Он положил под язык цитрамон и залил сверху тремя чашками кофе. Город все еще окутывала темнота, стараясь отодвинуть и без того поздний рассвет.

Андрей все также мечтал остаться дома, откупорить очередную бутылку «Fox&Dogs»⁵, сесть перед телевизором и пялиться бездумно, заливая боль.

Раздался телефонный гудок. Андрей потер лоб, будто собирался с мыслями, и поднял трубку.

– Капитан, все в сборе.

– Понял, скоро буду.

Через несколько минут он уже сидел за рулем своего старенького «Ниссан Санни» и прогревал двигатель. Приборная панель барахлила. Он стукнул по ней кулаком, дверка бардачка от хлопка раскрылась, и содержимое вывалилось наружу.

– Чертова колымага, – разозлился капитан.

Он стал запихивать обратно документы и наткнулся на билеты в санаторий на берегу Азовского моря, куда собирался пригласить жену на годовщину. Андрей смял их и забросил к остальному хламу. Он нажал на кнопку радио, и во всю громкость заорал Стинг⁶.

Когда в машине стало тепло, он тронулся с места. Что-то заскрипело под колесами, выбрасывая снежную волну.

Ночью снегопад обрушился на город и застелил дороги большими сугробами, поэтому «Ниссан» Андрея застрял в паре мест. Но автовладелец выбрался.

Проезжая мимо площади, где почти полчаса назад стоял автобус, столпилась очередь на маршрутки. Город просыпался, вместе с ним и проблемы.

Машина Андрея остановилась около оградительной ленты и двух патрульных, которые крепили ее к столбу. Несколько любопытных зевак пытались сунуть нос и выяснить, что стряслось в проулке. Андрей заглушил мотор и выбрался из автомобиля, брякнув ключами. Двое патрульных обернулись и поприветствовали следователя.

– Товарищ капитан, – протянул руку Игорек.

– Что у нас?

Андрей бросил угрюмый взгляд в проулок и подкурил сигарету.

– Обнаружен труп девушки, предположительно лет двадцати пяти- тридцати.

– Кто обнаружил?

– Паренек из паба. Он работает ночным сторожем и выносит мусор по утрам. Вот. Нашел тело.

– Кирилл на месте?

– Все уже здесь, капитан, – добавил долговязый напарник Игорька.

Андрей потушил бычок о снег и бросил в урну, но не попал. Окурок ударился о стенку и отскочил. Капитан пересек ленту, достал перчатки и положил под язык ментоловую конфету.

– Кто опрашивал паренька?

– Кирилл Александрович, – ответил Игорек.

– Хорошо. Личность уже установили?

Игорек переглянулся с напарником.

– Что?

– Пока нет, капитан.

– Сложности? – Андрей снова достал пачку и закурил.

– Да. Сами все увидите.

Капитан зашел в проулок. Когда он исчез, Игорек с опаской посмотрел на коллегу и заверил его:

– Такого у нас еще не было.

Восемь лет назад

– Скоро мы будем свободны! – Алла пыталась перекричать музыку.

Она прижалась губами к Ванькиному уху и повторила фразу. Он радостно кивнул и закружил ее в танце.

Толпа юных гениев, так их называли учителя, праздновала лучший день их юности и беззаботности. Вся жизнь впереди. Будущие военные медики, учителя, инженеры или юристы. Были среди них стипендиаты МГУ, победители олимпиад по английскому языку, истории и информатике. Были и троечники, о которых отзывались шуточно, мол, способны они лишь быкам хвосты крутить.

Почти все парни в классических костюмах, привезенных из столицы области. Девочки блистали в своих пышных нарядах. Им бы только по подиуму дефелировать. Настоящий показ мод. Из всей толпы нарядных девушек выделялись две. Алле удалось убедить сестру оторваться на вечеринке года, а не грустить, забившись в угол ресторана. Девочки веселились так, что стерли ноги в кровь.

– Давай снимем туфли, я уже не могу, – громко сказала Алла, отходя в сторону.

– Согласна. Они ужасно тесные, – скривила рот от боли Аня. – И как эти модели ходят в них постоянно? Я в них три часа, а уже проклинаю.

Девчонки расхохотались, скинули туфли под стол и вернулись на танцпол.

Когда заиграла медленная песня Мики Ньютон⁷⁷, ребята начали расползаться по сторонам: кто-то возвращался на места и продолжал есть, кто-то уходил из зала, а кто-то неловко переминался с ноги на ногу в надежде, что его пригласят.

Аня прекрасно понимала, что Алла зацапает Ваньку и даже не одолжит своего парня на один танец. Она – собственница. И не отдаст свое, даже если ее сестра будет умирать от скуки. Поэтому Ане не оставалось ничего, только встать к остальной кучке неудачников, ожидавших своего часа.

Она наблюдала за красивой, самой популярной парой в школе. В душе зарождалась больная ненависть. Она впилась ногтями в ладони, подавляя приступ ревности. Ванины руки на талии Аллы вызывали гнев. Но Аня натянула довольную маску любящей сестры и продолжала наблюдать. У нее было три минуты, чтобы порассуждать о несправедливости судьбы. Какая подлая ирония, ведь девочки, так похожие друг на друга, совершенно разного сорта. Даже бунтарский и несдержанный темперамент Ани не смог противостоять всегда контролирующей все и всех сестре. Алла утопала в успехе и внимании, Анна же, напротив, не пользовалась популярностью.

– Какие же они милые, не находишь? – Даша из параллельного класса прервала задумчивую Аню. – Твоя сестра – просто класс! Я так завидую ей. Еще и такого сладкого парня отхватила.

– Что со мной не так? – нервно отозвалась Аня.

–– Ты о чем? – к разговору девочек присоединилась Аленка из Дашиного класса.

– Мы с Аллой на одно лицо. Почему ее считают красивой, а меня нет?

– Ну… Это… – Даша замешкалась. – Я не знаю. Нашла, кого спросить. Ты тоже, наверное, красивая. Просто у Аллы харизма, сечешь?

– Нет, – Аня нахмурилась и облокотилась спиной о стену.

– Она яркая и активная. И-де-аль-на-я! – Алена явно оживилась. – Помимо танцев еще кружки всякие. Ну, там, активистка, в общем. Как еще объяснить. Она берет своей энергией.

– А я?

– А ты – нет. Ты же «оторви и выбрось». Бунтарка. Бунтари нынче не в моде. Ты контрастируешь со своей сестрой. Хотя если честно, никогда не думала, что близняшки настолько бывают разными.

Аня закусила губу. Ей пришлось сдерживать слезы. Речь Алены звучала обидно и так бесцеремонно разрушила остатки самооценки.

– Все хотела спросить… А вы чувствуете друг друга? Ну, как в кино. Там показывают, что близнецы даже на расстоянии могут уловить настроение друг друга.

Аня начала заводиться. Болтушка Алена все никак не унималась. Лучше бы Аня не спрашивала ни о чем.

– О, смотри, кто идет, – Даша перевела разговор, понимая, что Аня на взводе.

Ваня вел Аллу под руку, словно в замедленном действии, как в лучших фильмах про любовь. Не хватало спецэффектов на заднем плане. Например, взрывающихся машин, огня или тлеющего дома.

Иван протянул Анне руку.

– Приглашаю на танец, – он мило улыбнулся.

– Иди, пока ди-джей включил еще одну композицию, – сказала Алла. Она сияла, словно Мадонна, сошедшая с картины Рафаэля⁸.

Ваня заботливо подтолкнул Аню в спину. Они встали почти посередине зала. Она положила ему на грудь руки и слегка прижалась. Он обнял за талию. Ане показалось, что Ваня почувствовал ее дрожь и неуверенные движения.

– Не волнуйся, я тоже не умею танцевать, – подбодрил он, будто прочитав ее мысли, и крепче прижал к себе.

Алла осталась стоять с Дашей и Аленой.

– Все-таки какая ты молодец, что уступила сестре парня на пару минут.

– У тебя явно вместо языка огромная язва, полная яда, – отрезвила Алену Алла.

Близняшке не понравился Аленин тон. Она бросила на нее холодный взгляд. Алле было достаточно одного взгляда, чтобы убить все вопросы. Но сегодня она не церемонилась.

– Смотрю, тебя вообще никто не пригласил.

Даша закусила губу, чтобы сдержать улыбку. Алена искусственно улыбнулась и удалилась в дальний угол зала. А Алла смотрела на пару, танцевавшую в самом центре, и ощущала какое-то странное горькое предчувствие. Что-то таилось внутри ее сестры.

Пять дней назад

Не знаю, сколько мы прорыдали, но мое лицо распухло от слез. Сама от себя такого фейерверка чувств не ожидала. Когда нам удалось, наконец, успокоиться, из меня вырвался неприятный вопрос:

– От чего он умер?

– Он? – я заметила, как перекорежило сестру.

– Ты знаешь, о ком я, просто назови причину.

– Это наш папа! Как ты можешь называть его в третьем лице? Он, что, для тебя пустое местоимение?

Я не понимала, от чего Аня так завелась.

– Ты цепляешься к словам! Я просто…

– Просто что? Ты как обычно «просто». «Я просто подумала. Я просто сказала». Вот вся твоя сущность, Аллочка.

– Не смей меня так называть.

Я вспыхнула от злости. Хотела ударить сестру так сильно, чтобы расквасить ее физиономию. Разбить в кровь, чтобы она не была на меня похоже, даже отдаленно. Аня всегда знала, на что надавить, чтобы вывести меня из себя. Но я стиснула зубы и угомонилась. Мои фантазии остались при мне.

Случилась первая наша перепалка. А я здесь еще и часу не пробыла. Девочка выросла, а терпения не прибавилось. Все так же завожусь с пол-оборота.

– Девочки… – едва сдерживала слезы мама. – Хватит, умоляю. Оставьте ваши стычки. Вы забыли о самом главном.

– Все хорошо, мам. Прости нас, – Аня притворно извинилась.

– Где я могу расположиться? – я покосилась на сестру, так и не погасив свой гнев

– В гостиной, – быстро ответила Аня. – Постелишь себе на диване. Пойдем обедать, мам.

***

Анна приготовила рыбный суп и пожарила драники. Давно я так не ела – по-домашнему. Мы почти не разговаривали. Иногда перекидывались парой слов. Еда в горло не лезла, но я заставила себя плотно поесть. Чтобы не поникнуть, нужно иметь энергию.

Мама поковырялась в тарелке и ушла к себе в спальню. Я даже услышала щелчок щеколды.

– И как она держится? – спросила я, не ожидая ответа. Глаза у Ани были на мокром месте. – Потерять мужа, с которым прожила почти двадцать семь лет. Хотя он не был идеальным.

Она шмыгнула носом, взяла салфетку и высморкалась. Мне оставалось молчать. Ком вины застрял в горле.

– А мы потеряли… – ее слезы потекли рекой. Она уже не смогла сдерживать всхлипы.

И эту цепочку подхватила мать. Из-за двери сначала послышался стон, затем глухие рыдания. Она кричала в подушку.

Во всей этой ситуации я не знала, как мне себя вести. Больше не хотелось плакать, но и показаться равнодушной тварью тоже не желала. Сестра непременно заметит мою стойкость и примет ее за безразличие. Каждый по-своему проживает боль, я, например, храню ее глубоко внутри и постепенно, кусок за кусочком, съедаю себя.

– Ань, – я положила руку на ее плечо.

Все эти долгие годы мне не хватало сестры. Моей половинки. Как бы странно это ни звучало, даже такой холодной душе, как у меня, нужна горячая часть, которая будет время от времени топить лед.

– Не надо, не успокаивай. Мне необходимо дать волю чувствам. Прореветься, – ее глаза налились кровью.

Ане приходилось терпеть меня, я это прекрасно осознавала. Обиды сжирали ее изнутри. Но я не давала поблажек. Никому. Поэтому продолжила:

– Надо решить с похоронами, – я сделала паузу, чтобы дать Ане осознать – нам придется все это пережить. – Вы что-нибудь уже предприняли?

– Когда бы? – Аня слегка прикрикнула на меня, но затем смягчилась. Я ее понимаю, боль злит. – Я имею в виду, он… его не стало вчера. И… мы не звонили никуда. У нас и…

Я молча достала телефон из кармана и набрала в поисковике ритуальную службу. Мне выпало самое неприятное – организовывать похороны собственного отца.

Через полчаса решила проблему с местом на кладбище, заказала гроб, венки и цветы, договорилась, чтобы тело не привозили домой, а отправили в день похорон в ритуальный зал.

– Послезавтра – самый трудный день. И его надо пережить, – сказала я Ане.

– Вот так просто?

– Что? Просто пережить?

– Нет, я про…, – она снова всхлипнула и стерла слезу со щеки. – Одним звонком ты все решила? Не выходя из дома?

– Э-м-м, да. Так и есть.

– Тебе всегда удавалось все сделать безупречно. Не то, что мне.

– Да брось, это не так, – здесь мне пришлось слукавить. Это так. Я все выполняю безупречно.

– Что у тебя с руками?

Я опустила взгляд. Бинты слегка растрепались и посерели.

– Ты же знаешь, я никогда не у мела готовить.

Аня хмыкнула.

После такого долгого диалога наступила пауза. Мне нечего было сказать или даже спросить. Чувствовала себя чужаком в родном доме. Мы не виделись восемь лет. А поговорить было не о чем.

Я уставилась на нее. Аня заметно похудела. Даже стройнее меня. А вот глаза потускнели. В них не было жизни. Волосы стоило бы привести в порядок. Но она – моя близняшка. И в остальном людям было бы сложно нас отличить.

Еще в детстве мы поклялись друг другу помимо того, чтобы не трогать женихов, еще и не красить и не стричь волосы без согласования. Восемь лет молчания не нарушили наш священный пакт. Длинные, ниже лопаток, пшеничные волосы. У нас обеих.

Я допила чай со вкусом земляники. Анька всегда его пила, с самого малого возраста. Ее любимый вкус. И уже хотела пойти прилечь на диван в гостиной, как Аня резко спросила:

– Как ты там устроилась? В Питере, – она откинулась на спинку стула и с легким презрением наблюдала за мной, помешивая ложкой в кружке.

Я немного подумала над ее вопросом и ответила не сразу. Интересно, что именно ей было важно услышать? О моей квартире с видом на город, откуда даже видать Лахта-центр, или о банковском счете?

– Неплохо по меркам культурной столицы.

Она искривила губы в улыбке, мол «вот оно как».

– Слышала, ты прикупила здоровую хату. Бизнес у тебя прет, сестренка.

Вот оно – нотка в голосе, которую я легко уловила. Ожидаемо. Это зависть и обида. Сотни раз слышала этот тон в голосах разных людей, считающих, что слишком рано такой молодой девушке стать такой успешной. Успешнее, чем они.

– Да, квартира хороша. Я взяла ее в ипотеку.

– Не важно, у тебя свое жилье. Молодец, сестренка.

Ужа дважды Аня назвала меня сестренкой, только подача чересчур язвительная. Я старалась молчать и выдавать информацию очень расплывчато, не вдаваясь в подробности.

– Мужик-то хоть есть? Или же по Ваньке убиваешься?

В этот момент я хотела запустить в нее ложкой, а следом и тарелкой. Вот же стерва! И давно она оперилась?

Но я сделала несколько вдохов и выдохов, чтобы успокоиться. И да, не подавать вида, что меня зацепили ее слова. Слабая гусеница превратилась в сильную бабочку. Как она умеет словами поддеть! Палец в рот не клади…

– Эй, прием, прием. Земля вызывает воздух…

Папа всегда так говорил. Когда кто-то из нас зависнет, отключится от реальности, он возвращает нас… Возвращал. В сердце кольнуло. Я впервые поймала себя на мысли, что скучаю.

– Нет, мужчины нет.

– Что, совсем?

– Ну, есть один. Мой подчиненный.. Он…

Откровенность – не мой конек. Тем более рассказывать о жизни сестре совершенно не было желания.

– Так, так, так. Поподробнее, – она уселась удобнее и облокотилась на руки.

– Он подкатывает ко мне, – я улыбнулась натянуто. – Но я его не рассматриваю в качестве мужчины на жизнь. Может быть, на ночь. Не более того. Такой себе вариант.

– Он что, зануда? – Ане действительно было любопытно, я увидела это в ее глазах. Она даже немного оживилась. Давно мы не разговаривали, как сестра с сестрой, тем более о мальчиках.

– Ну, скажем так, слишком слащавый.

Она сморщила нос в отвращении.

– Фу, терпеть таких не могу. Помнишь Пашку из параллельного класса. Его еще тигренком называли. Весь такой лощеный, милый и урчащий.

– Да, – я тоже сморщила нос.

– Эх, были времена… И что, в таком-то большущем городе, нет подходящей кандидатуры?

Я снова не ответила сразу. Если я признаюсь, как мне одиноко, и что я недавно выбралась из глубокой депрессии, то она возликует. А мне этого не хотелось. Возможно, Анна что-то ощущала. Эта наша особая связь… которой вовсе не существует. Но я не решилась ей рассказать о своей столичной жизни.

– Я посвящаю себя работе. А в свободное время отрываюсь с друзьями.

– О.. ты всегда была душой компании…

Вот, снова. Нотка зависти.

– Ты наверняка хочешь отдохнуть с дороги. Я буду у себя в комнате, если что-то надо, зови.

«У себя в комнате». Когда-то она принадлежала нам. Но Аня права, это не моя комната. Больше не моя.

Я прошла в гостиную, достала из чемодана пижаму, сходила в душ, переоделась и легла на диван. Даже не стала его раскладывать и доставать постельное белье. Просто хотела лечь и забыться.

– Мне понравился наш разговор, сестренка, – Аня выглянула из-за двери.

Я промолчала. Закрыв глаза, сделала глубокий вдох. Мне померещились запахи детства: мама только что испекла ароматные булочки с маком, папа полил цветы, и от влажной земли Анька начала чихать. Все-таки одной маленькой частичкой я дома.

Восемь лет назад

Анька вернулась счастливая после танца с Ваней. Ее глаза сияли, а сама она пылала. Щеки раскраснелись, волосы немного взъерошились. Лак не помог. Волоски стали выбиваться из прически. А еще Аня слегка вспотела. На лбу выступила испарина.

Алла старалась не подавать вида, что раздражена и слегка приревновала, ведь это она предложила Ване пригласить сестру потанцевать. Она пыталась выискать на лице парня хотя бы нотку удовольствия, чтобы можно было зацепиться и устроить ему скандал, разыгрывая сцену ревности. Но он был непроницаем, как стена на пути скитальца.

– Пойдем танцевать, – предложил Ванька и протянул по-джентельменски руку своей девушке.

Алла вздернула нос, она хотела, чтобы он понял, почему она себя так ведет. Ваня держал свои руки слишком низко.

– Нет, – категорично ответила девушка.

– Да ладно. Песня классная. Помнишь, мы под нее танцевали на день влюбленных. Весело было.

Ваня взял Аллу за руку и потянул. Девушка вырвала ее и отошла назад.

– Мое «нет» – всегда означает «нет». Ничего больше.

Ваня нахмурился, не понимая, за что Алла рассердилась на него. Твердость в ответе расстроила его. И он ушел.

– Ты чего? – спросила Аня сестру.

– Я не хочу танцевать. Настроение пропало.

Алла направилась к столику. В пустой стакан она подлила рюмку водки и разбавила содержимое соком. Резким движением отправила алкогольную смесь себе в рот, при этом морщась от послевкусия. Аня в изумлении таращилась на сестру. Та небрежно поставила стакан на стол и задела рядом стоявший бокал. Он упал и со звоном разбился.

– Ты в порядке? – подбежал к ней Ваня.

– В полном, – жестко огрызнулась Алла. Но прогонять Ваню не стала. – Мне нужен свежий воздух.

***

До конца вечера Анна сидела за столиком в ожидании сестры и ее парня. Только они куда-то запропастились. Ведущий устроил последний конкурс, развеселил родителей и толпу дергавшихся под музыку выпускников. Затем зал заметно опустел. Некоторые родители забрали своих юнцов и уехали домой.

Родители близняшек все еще сидели с другими взрослыми, но уже собирались уходить. Раиса выискивала глазами дочерей. Заметив Анну, одиноко сидевшую в углу стола, она неловко помахала. «Значит, Алла где-то рядом и все хорошо». Раиса волновалась за них. Отпускать во взрослый и жестокий мир своих прелестных девиц – это как разрывать душу на части. Она посмотрела на мужа. Тот уже достаточно набрался.

Сергею нравилось выбираться из дома и сидеть где-то еще, кроме гостиной перед телевизором с вечно ворчливой женой. Она в очередной раз умоляла его не напиваться, аргументируя тем, что у него нет чувства меры.

– Я тащить тебя домой не собираюсь. Знай, если напьешься, останешься там, где упадешь, – с укором сказала Рая перед выходом.

Сережа делал хорошую мину при плохой игре. Он не хотел рушить семью, но и жить с женой не было сил. Он мечтал бросить все и уехать далеко, найти женщину с более мягким характером, с которой он бы сдувал пылинки. Но он упорно ждал, когда девочки вырастут и покинут дом, чтобы он смог собрать свои вещички и под покровом ночи молча исчезнуть. Он бы оставил жене записку, что она сломала в нем любящего человека, что она своими собственными руками задушила в нем мужчину, но он все равно благодарен ей за годы совместной жизни. Сергей даже искал утешение в объятиях другой женщины, лишь бы задеть Раю и оттолкнуть ее от себя. Только она простила его и в этот раз.

У него выработалась тактика – не можешь уйти, сделай так, чтобы тебя выгнали. В попытках оставить семью ему пришла в голову идея – пить. Если он будет хорошо прикладываться к бутылке, то сможет забываться и глушить свою потерянную любовь, а также достанет этим жену. Какая адекватная женщина захочет состариться с алкоголиком? Но он не рассчитал свои силы. Жена верно терпела его запои, а он не заметил, как скатился до алкаша. Поэтому уходить уже не имело смысла.

Больше всего ему было стыдно перед девочками. Они молчали, не желая верить в то, что некогда внимательный отец, стал забывать важные моменты. Что он часто возвращался домой нетрезвый, и мама закрывалась в ванной и плакала. Но ему хотелось свободы. И если он не мог ощущать ее физически, то он решил уйти от реальности морально.

Кто-то из родителей предложил пойти встречать рассвет на стадион, и Сергей под эту марку, лишь бы не идти домой, один из первых выкрикнул рьяное согласие.

Рая посмотрела на него, тяжело вздохнула и решила, что с ним она никуда не пойдет.

Сейчас

Кирилл стоял под ярким светом прожекторов. Поодаль около мусорных баков крутился участковый и рьяно что-то искал. Криминалист согнулся над телом, видно было лишь ноги девушки, а один из сотрудников группы фотографировал место преступления.

Андрей закурил еще одну сигарету, перебивая отвратный запах.

– Пока установить личность не удалось. Наш единственный криминалист делает всю работу за отдел. Во всяком случае, все, кто не в отпуске, здесь.

Андрей молча слушал, выдыхая столп никотинового дыма прямо в лицо Кириллу. Но он терпеливо докладывал начальнику следственной группы, что произошло.

Криминалист загораживал лицо девушки, но ее длинные волосы, вымазанные кровью так, что невозможно было понять какого они цвета, распластались на алом снегу. На Андрея накатили воспоминания о бывшей жене, и внутри все свернулось в клубок. Даже мерзкая мысль проскользнула в его голове, что это могла бы лежать его Алена. Андрея передернуло, и он прогнал эту жуткую мысль. Он вспомнил ее прекрасную улыбку. Когда жена улыбалась, то обнажала десны, от этого улыбка казалась огромной, как у Чеширского кота. Он загрустил.

Кирилл вырвал капитана из воспоминаний:

– Зрелище не для слабонервных.

– Был бы я капитаном, если бы оставался таким неженкой, как ты? – грубо ответил Андрей и снова затянулся.

Он сделал два шага левее, и перед ним открылась ужасная картина. Лицо девушки превратили в кровавое месиво. Голова Андрея закружилась, и он едва сдержал рвотный позыв. Он сделал затяжку и задержал дыхание, затем медленно выпустил дым, отведя взгляд от тела.

Пять дней назад

Проснулась и не поняла, где я. Когда в сознание проникла действительность, гнетущее чувство тоже вернулось. Как же были прекрасны мгновения забвения. Я накрыта пледом. Наверное, Анька позаботилась обо мне.

Только сейчас я почувствовала смерть в доме. Ею пахло. Давящая тишина разрубала на куски.

Поднялась и, укутавшись в плед, прошла на кухню. В доме по-прежнему тоскливо. Где-то вдалеке слышалось тиканье часов. Такая обстановка угнетала еще больше. Сестры нигде не было. Скорее всего, заперлась в комнате. А возможно, была у мамы. Я решила не беспокоить никого из них. В телефоне открыла поиск здешних кафе – выдал всего три. Одно из них располагалось на улице, по которой стоял наш дом. Сердце защемило. Раньше на том месте были занятия по танцам. Мы туда с Анькой бегали три раза в неделю.

Что ж, времена меняются, потребности людей тоже. Выходит, еда – главная составляющая развлечений. Все дорогие сердцу места рано или поздно превратятся в места поглощения пищи.

Я натянула штаны, свитер и впрыгнула в ботинки, накрутила шарф вокруг шеи и накинула часть на голову, чтобы не напяливать шапку, укуталась в свой длинный пуховик и тихонько вышла. Ветер стал еще холоднее, чем днем. Смеркалось.

Взглянула на экран телефона. Почти четыре часа. Удивилась тому, что проспала всего несколько часов. Хотя ощущалось, как будто целый день прошел. Я зарылась в теплую куртку, прячась от ветра, который вздымал снег вверх и закручивал его вихрем.

Пройдя половину пути, резко затормозила. На противоположной стороне дороги стоял человек, некогда дорогой сердцу. Внутри все скрутило. Он не узнал меня, потому что я скрыла свое лицо за воротником. Стояла как вкопанная, не могла пошевелиться. Он расчищал тротуар около двери в ресторан. Ему удалось открыть свой бизнес? Я не выдержала и перешла дорогу.

– Ваня! – окликнула его я и махнула рукой.

Он поднял голову и застыл. Долго всматривался в мои глаза, а затем одними губами произнес мое имя.

– Не верю своим глазам! – на лице у Вани появилась улыбка.

Я вздохнула с облегчением. Встретить на улице города своего бывшего – такая себе перспектива. Но то, что он рад – повышает самооценку. Мне бы не хотелось бередить раны ушедших лет, но врать себе я не стану. Чувства всполохнулись во мне. То ли от переизбытка негативных эмоций за последние сутки, то ли от ностальгии по прошлому. Но было приятно встретить когда-то любимую душу.