– Лу! А если бы ты его потеряла? Это же любимый перстень матушки!
– Не потеряла! – заявила Луиза и потерлась щекой о руку сестры. – Гвен!
Гвендолен не выдержала, рассмеялась и поцеловала младшую сестру. Теперь, когда перстень был найден и водворен на место, у Гвендолен нашлось время для Джеффри. Она узнала его, не забыла о нем и, крепко обняв Луизу, посмотрела на него ледяным взглядом.
– Дядя, что делает в Стэйндропе этот человек?
Ее голос был полон негодования, а синие отцовские глаза впились в Джеффри неотступным взглядом. Он невольно подумал, что если бы взгляд убивал, как оружие, то леди Гвендолен приложила бы все силы, чтобы убить его.
– Я взял его на службу, – ответил Реджинальд и, прекрасно понимая чувства, бушевавшие в груди старшей племянницы, пояснил: – С этого дня, Гвен, он будет охранять тебя и Луизу. В этом и заключаются его обязанности.
Гвендолен посмотрела на дядю так, словно не поверила собственным ушам.
– Охранять меня и Луизу? – повторила она и потрясла головой: – Это невозможно! Я знаю, кто он!
– А я, полагаешь, пребываю в счастливом неведении? – усмехнулся граф Линкольн и непреклонно сказал: – Гвен, будет так, как я решил. Смирись!
Гвендолен покривила губы и откликнулась горьким, не детским тоном:
– Смириться? Кажется, я только тем и занимаюсь изо дня в день, что учусь смирению!
Граф Линкольн предпочел не заметить горечь ни в словах, ни в голосе племянницы. Погладив Гвендолен по голове, он спокойно заметил:
– Не самая плохая наука, Гвен, и весьма похвальная добродетель для женщины, которой ты станешь через несколько лет.
Гвендолен посмотрела на дядю с немым укором, и Реджинальд, не выдержав, тихо вздохнул:
– Милая, это ведь не я придумал взять его на службу да еще приставить к тебе и Луизе.
– Кто же? – усмехнулась Гвендолен.
Луиза встрепенулась, шлепнула сестру по плечу, привлекая внимание, и, добившись своего, ясным голосом заявила, глядя ей в глаза:
– Я!
– Ты? – Гвендолен изумленно воззрилась на сестру. – Зачем он тебе понадобился, Лу? Это плохой человек!
– Хороший, – ответила Луиза, и в ее голосе вновь прозвучал металл. – Для тебя и для меня. Так сказала матушка!
Лицо старшей сестры выразило неудовольствие, но смягчилось. Увидев, что леди Гвендолен покорилась воле Луизы точно так же, как до нее это сделал граф Линкольн, Джеффри поразился власти, которой она обладала и над дядей, и над старшей сестрой. Малышка верховодила, как считала нужным, а ей никто и слова не говорил поперек!
Глубоко вздохнув, Гвендолен посмотрела на Джеффри в упор суровым взглядом и тихо, но отчетливо произнесла:
– Если на то воля матушки, так тому и быть. Но только будь добр: постарайся, чтобы я видела тебя как можно реже.
– Как скажете, ваша светлость, – со всей серьезностью ответил Джеффри. – Это несложно.
Послышался легкий стремительный топот, и в оставленную приоткрытой дверь проскользнул волкодав, подставил голову под ладонь Джеффри и негромко гавкнул, привлекая к себе внимание.
– Я же велел тебе ждать во дворе! – укорил его Джеффри и вдруг увидел, как Гвендолен изменилась в лице и впилась взглядом в собаку.
– Артос? – сказала она охрипшим от волнения голосом.
Волкодав ответил громким лаем, сорвался с места и, подскочив к Гвендолен, поставил передние лапы ей на колени. Гвендолен счастливо рассмеялась и обняла пса за шею.
– Артос! Это и вправду ты?! Как ты здесь оказался?
Волкодав ткнулся ей в ухо влажным носом, словно что-то шепнул, и Гвендолен вскинула удивленные глаза на Джеффри:
– Откуда у тебя любимый охотничий пес моего отца?
– Мы с ним случайно встретились, леди Гвендолен, подружились, и он предпочел остаться со мной.
– Понимаю! – после недолгого молчания вздохнула Гвендолен. – Что Артосу делать в Веардруне? Там нет ни отца, ни матушки, ни меня и Лу.
Она искоса бросила взгляд на графа Линкольна, который тот не счел нужным заметить. Гладя собаку по загривку, Гвендолен осведомилась:
– Дядя, можно Артосу жить в моих комнатах?
– Если он сам того пожелает, то можно, только сперва озаботься вымыть его, – ответил Реджинальд.
Артос пожелал. Потоптавшись, он улегся у ног Гвендолен, и та, довольно улыбнувшись, погладила его по голове. Дружба Артоса с Джеффри чуточку смягчила ее, но Гвендолен не поддалась даже столь малой слабости и, вскинув глаза на Джеффри, спросила с едва заметной угрозой:
– Почему я до сих пор тебя вижу? Ты плохо слышишь?
Прежде чем Джеффри успел ответить или скрыться с глаз Гвендолен, граф Линкольн неожиданно пришел ему на помощь.
– Пойдем, – сказал он, указав Джеффри на дверь. – Хочу поговорить с тобой.
Луиза поймала взгляд Джеффри и негромко, но очень выразительно произнесла:
– Недолго!
Они вернулись в залу, где Джеффри меньше часа назад предстал перед графом Линкольном и куда пришла Луиза. Реджинальд указал Джеффри на стул, сам опустился в кресло напротив и кивком отдал безмолвный приказ слуге. Тот поставил на стол два кубка, разлил по ним вино и, поймав быстрый взгляд графа Линкольна, немедленно удалился.
Как только закрылась дверь за слугой, Реджинальд уже не властно, а скорее устало указал Джеффри на кубок и поднес к губам тот, что стоял перед ним.
Джеффри пил вино в учтивом молчании, не смея заговорить раньше графа Линкольна, из-под ресниц рассматривая его лицо. Оно утратило холодную неподвижность, на нем отразилась глубокая скорбь – хозяин Стэйндропа стал таким, каким Джеффри запомнил его в тот памятный день, когда графа Роберта и леди Марианну привезли в церковь. Такая же скорбь прозвучала в голосе Реджинальда Невилла, когда он наконец заговорил:
– Я спешил в Кирклейскую обитель, получив весть от Робина, но по дороге, неподалеку от Фледстана, встретил его друзей с двумя повозками, в которых они везли его и мою сестру. Среди них я заметил тебя. Так и было?
– Да, ваша светлость, – ответил Джеффри, – я был вместе с теми, кто привез графа Роберта и леди Марианну к той церкви.
– Значит, ты был в Кирклейской обители, – сказал Реджинальд.
Джеффри молча склонил голову, подтверждая его слова.
– Расскажи мне, что ты видел, – негромким голосом потребовал граф Линкольн.
Джеффри рассказал.
– А потом вы пошли к настоятельнице, – повторил его последние слова Реджинальд и устремил на Джеффри тяжелый взгляд: – И что же она вам поведала? Постарайся точно вспомнить ее слова.
– Мне нет нужды вспоминать их, – тихо ответил Джеффри. – Каждое слово, что она произнесла, вырезано в моей памяти.
Он говорил, граф Линкольн молча слушал и, когда Джеффри замолчал, откинул голову на спинку кресла и посмотрел вдаль серебристыми, как у сестры, глазами.
– Да, – выдохнул Реджинальд, – слово в слово! Все, как мне говорили два ратника Брайана де Бэллона.
Джеффри вскинул бровь. Заметив это, Реджинальд тяжело усмехнулся:
– Друзья Робина обо всем рассказали мне, но я хотел убедиться сам. Настоятельница умерла раньше, чем я добрался до Кирклейской обители: отпевание, погребение, устройство дел в Веардруне и переезд племянниц в Стэйндроп… Я приказал захватить кого-нибудь из людей Бэллона, из тех, кто были с ним в том монастыре. Они красочно рассказали, как убивали Робина, а следом за ним Марианну.
Поймав быстрый взгляд Джеффри, Реджинальд покачал головой:
– Нет, мне не пришлось применять к ним пытки. Они сами были в ужасе от того, чему стали свидетелями. Если смерть Робина не особенно впечатлила их – они больше думали о том, что могли пасть от его меча, – то убийство моей сестры повергло в смятение. Поэтому они рассказали мне все, что видели и слышали, по доброй воле.
Джеффри не стал спрашивать, что сталось дальше с ратниками Бэллона. Едва ли граф Линкольн отпустил их на свободу, рискуя, что они вернутся к своему господину и признаются в том, что откровенничали с братом графини Хантингтон.
Утомленно закрыв глаза, Реджинальд долго молчал. Джеффри увидел, как по его губам пробежала невыразимо грустная улыбка. Не открывая глаз, граф Линкольн чуть слышно сказал:
– Робин был моим другом. Больше того, он был моим правителем, хотя ты вряд ли поймешь, о чем я.
– Я понимаю, ваша светлость, – решился сказать Джеффри и, встретив взгляд мгновенно открывшихся глаз графа Линкольна, пояснил: – Сэр Гай пытался стать одним из вас. Отказ графа Роберта принять его в ваш круг стал краеугольным камнем их вражды.
– А как тебе стало об этом известно? – спросил Реджинальд, не сводя с Джеффри очень пристального взгляда.
Джеффри усмехнулся и пожал плечами:
– Иной раз сэр Гай снисходил до откровенных разговоров со мной. Я знаю о Посвященных воинах, ваша светлость.
– Знаешь, – повторил Реджинальд, задумчиво глядя на Джеффри. – А знаешь ли ты, что никто не узнает о Посвященных, не имея на то права?
Джеффри счел благоразумным промолчать. Граф Линкольн вздохнул, тяжело поднялся с кресла и, заложив руки за спину, зашагал по комнате.
– Все шло как должно, – думая вслух, сказал он. – Но потом что-то нарушилось. И сейчас мне не дает покоя мысль, что если бы Марианна не оказалась связанной с Робином, то прожила бы долгую и спокойную жизнь.
– Вы заблуждаетесь, – неожиданно услышал Реджинальд твердый голос бывшего командиры дружины Гисборна. – Если бы леди Марианна не стала женой графа Роберта, ею бы завладел мой господин.
Встретившись глазами с графом Линкольном, Джеффри кивнул.
– Поверьте мне, ваша светлость: так бы оно и было! Все слуги, все ратники сэра Гая поклялись оберегать леди Марианну, доведись ей стать его супругой. Мы положили бы свои жизни, чтобы исполнить данную клятву. Но ведь супруги не всегда пребывают на людях. Есть часы, когда они предоставлены только друг другу. Так вот, прежде я не был уверен, а после стал убежден в том, что эти часы оказались бы роковыми для них обоих. Леди Марианна!.. Живая, свободная, яркая, как огонь! Граф Реджинальд, рано или поздно мой лорд впал бы в гнев и убил вашу сестру, как бы мы ни оберегали ее. Для нее во всем этом мире был только один мужчина – граф Роберт. Не сомневаюсь, что даже в свой смертный час она ни одного мгновения не сожалела о том, что отдала сердце ему.
Реджинальд замер, посмотрел на Джеффри долгим взглядом и хотел что-то сказать, как в дверях появилась служанка. Присев перед графом Линкольном в глубоком реверансе, она взволнованно произнесла:
– Ваша светлость, простите меня! Но леди Луизу сегодня никак не уложить спать. Мы уже не знаем, что и поделать! Графиня Клэренс сама пытается урезонить ее, но все бесполезно. Она плачет, буянит и даже стучит кулаками.
Выслушав ее, Реджинальд рассмеялся.
– Луиза очень похожа на Марианну, и не только обликом, – сказал он, обращаясь в никуда. – Та вела себя точно так же, когда умерла мать, – опустив глаза на служанку, граф Линкольн ответил: – Сейчас я зайду к леди Луизе.
– Ваша светлость, – неожиданно для себя вскинулся Джеффри и, когда граф Линкольн обернулся, попросил: – Позвольте мне сопровождать вас.
Реджинальд посмотрел на него и, недолго подумав, ответил:
– Идем.
Пока они шли к покоям сестер, Джеффри решился задать беспокоивший его вопрос, на который не мог найти ответ, как ни пытался:
– Ваша светлость, от чего или от кого я должен оберегать графиню Гвендолен и леди Луизу? Что может им угрожать под вашей защитой?
Реджинальд повел в его сторону глазами и едва заметно усмехнулся. Заметив взгляд и усмешку, Джеффри подосадовал на глупое положение, в котором оказался. Под воздействием сна, в котором ему привиделась Луиза, он изложил графу, в чем должна заключаться его служба, и сам же теперь спрашивает, какой в этой службе смысл. Но граф Линкольн не удивился вопросу Джеффри.
– Ты ведь уже составил некоторое представление о моей младшей племяннице, – сказал он. – Как ты думаешь, какое впечатление она производит на людей, какие чувства у них вызывает?
Страх, безошибочно догадался Джеффри. Удивление, конечно, но прежде всего – страх. А то, что пугает, заставляет либо бежать, либо пытаться уничтожить источник страха. Наблюдая за Джеффри, Реджинальд убедился, что тот все понял, и не стал ничего уточнять.
– А леди Гвендолен? – спросил Джеффри.
Граф Линкольн очень устало вздохнул:
– А леди Гвендолен надо оберегать от самой леди Гвендолен. – Поймав вопросительный взгляд Джеффри, он добавил: – Сам во всем разберешься, когда узнаешь ее получше.
Возле кровати Луизы Джеффри увидел молодую женщину в богатом наряде. Отстранив девушку, которая, судя по куда более скромному платью, была нянькой Луизы, она пыталась успокоить девочку, но безуспешно. Луиза истошно плакала, не слушая увещеваний, произносимых мягким, ласковым голосом. Как только Луиза увидела Джеффри, плач немедленно стих. Она вскочила на ноги и протянула к нему руки. Женщина обернулась, и Джеффри узнал в ней сестру графа Роберта и супругу графа Линкольна.
– Что означает присутствие этого человека в Стэйндропе?! – спросила она, не соизволив заметить учтивый поклон Джеффри.
Луиза тут же залилась слезами.
– Не сейчас, – ответил Реджинальд жене и обернулся к Джеффри: – Похоже, тебе придется быть не только охранником, но и нянькой. Сам видишь: она требует, чтобы именно ты взял ее на руки и уложил спать.
Он даже не сменил одежду с дороги, не говоря уже о том, чтобы помыться! Как в таком виде прикоснуться к маленькой светловолосой девочке, ночная рубашка которой сияла свежестью и пахла лавандой? Пока на Луизе было платье, Джеффри брал ее на руки, но сейчас дотронуться до девочки, такой нежной и чистой после купания перед сном, казалось немыслимым.
– Мойся, – разрешила его сомнения Луиза, прекратив плакать. – Я подожду.
Реджинальд кивнул девушке, и та увела Джеффри. Абсолютно довольная собой Луиза свила из теплого покрывала гнездо и устроилась в нем воплощением терпеливого ожидания, не сводя глаз с двери, за которой он скрылся.
– Реджинальд, объясни, наконец! – потребовала Клэренс. – Он был правой рукой Гая Гисборна! Почему я вижу его даже не просто в Стэйндропе, а здесь, в комнатах Гвен и Лу?!
– Разве ты больше ничего не видишь, Клэр? – невозмутимо спросил Реджинальд и взглядом указал жене на Луизу.
– Реджинальд, ей через месяц исполнится два года. Всего лишь!
– Каким образом возраст влияет на ее суть? – осведомился Реджинальд, глядя поверх головы Клэренс и не желая слышать возмущение в голосе жены.
Но Клэренс обладала достаточно твердым нравом, чтобы легко сдаться – даже супругу.
– Ее суть проста: она очень маленькая девочка!
Луиза повернула голову в сторону тетки, смерила ее жестким взглядом и отчеканила:
– Нет. И ты знаешь!
– Нет, – повторил Реджинальд и, опустив глаза на Клэренс, подтвердил слова племянницы с тайным намеком в голосе: – Кому же, как не тебе, Клэр, об этом знать? Луиза совершенно права!
Намек оказал на Клэренс действие, ожидаемое Реджинальдом. Она смирилась, замолчала, но через мгновение вновь вскинула на него глаза, в которых отразилось недоумение:
– Но ты же не позволишь ему оставаться на ночь возле Луизы?!
– Не просто позволю, а прикажу.
Клэренс, не сводя с Реджинальда негодующего взгляда, протестующе покачала головой:
– Как можно? Ведь он мужчина!
Напоминание о приличиях неожиданно развеселило Реджинальда:
– А Луиза – девочка, которой не исполнилось и двух лет. Так, кажется, ты говорила? Клэр, у любой чинности должны быть разумные пределы. Но чтобы твоя душа оставалась спокойной, нянька Луизы будет по-прежнему спать здесь. Ее присутствия достаточно, чтобы ты посчитала условности соблюденными? Или нужна еще одна служанка?
Клэренс приоткрыла рот, намереваясь высказать все, что думает и о Джеффри, и о решении мужа. Заметив это, Реджинальд очень спокойно спросил:
– Желаешь ссоры со мной?
– Нет, – вздохнула Клэренс, признав себя окончательно побежденной.
– Тогда ступай к себе в спальню и ложись. Час очень поздний.
Клэренс опустила глаза и подставила Реджинальду лоб, к которому он приложил губы с нежностью, не ожидаемой ею после стольких слов, сказанных ими друг другу самым резким тоном.
– Ты придешь ко мне? – тихо спросила она, не поднимая глаз.
– Возможно, – ответил Реджинальд и, улыбнувшись, ласково провел ладонью по ее голове. – Ступай, Клэр.
– Спасибо, дядя! – звучно сказала Луиза, когда за графиней Линкольн закрылась дверь.
– Не за что, Лу, – усмехнулся Реджинальд и строго посмотрел на племянницу: – Постарайся впредь добиваться своего с меньшим шумом. Ты могла разбудить Гвен.
Луиза нахмурилась и кивнула. В этот миг на пороге появился Джеффри в сопровождении служанки, и Луиза тут же протянула к нему руки, больше не обращая внимания ни на дядю, ни на няньку. Джеффри бережно взял ее на руки, и она довольно улыбнулась.
– Тебе придется спать рядом с ней, – сказал Реджинальд. – Сегодня в кресле, а завтра для тебя обустроят постель.
– А я, ваша светлость? – спросила нянька, удивленная донельзя.
– А ты, Дженнет, завтра выбери еще одну девушку, которая вместе с тобой будет отныне ночевать в покоях леди Гвендолен и леди Луизы. А сейчас можешь ложиться. Сама видишь: леди Луиза в твоих услугах пока не нуждается.
– Сказку! – потребовала Луиза, когда граф Линкольн ушел, а нянька легла спать.
Джеффри пришлось вспомнить сказки, которые ему в детстве рассказывала перед сном мать. Он очень надеялся, что Луиза быстро уснет. Но она внимательно дослушала сказку до конца и только потом зевнула и потянулась. Джеффри уложил Луизу, и, падая с ног от усталости, устроился в кресле возле ее кровати.
То ли в преддверии сна, то ли уже во сне он неожиданно увидел графа Хантингтона. Роберт Рочестер взял с него обещание беречь обеих девочек как зеницу ока, и Джеффри заверил его, что не пожалеет жизни ни за Гвендолен, ни за Луизу. Еще он успел сказать:
– Я очень спешил к вам, граф Роберт!
Граф Хантингтон улыбнулся, едва ли не дружески сжал его плечо и ответил:
– Я знаю. Теперь, когда ты здесь, нам с Марианной будет спокойнее за Гвен и Лу.
– А утром? – спросила Луиза, вскочив на колени и переводя взгляд с отца на Джеффри.
– А утром он сочтет, что ему привиделся сон, но не забудет нашего разговора, – ответил Робин и взял младшую дочь на руки. – Ты спать собираешься, стрекоза?
Луиза помотала в ответ головой и указала пальцем в сторону спальни сестры:
– Гвен! Можно?
По лицу Робина пробежала мгновенная печальная тень, голос стал строгим:
– Если хочешь, чтобы я сейчас же ушел.
Луиза недовольно сдвинула брови, вздохнула и покорилась.
– Все, Лу, спи, – сказал Робин, собираясь уложить ее в кровать. – Я побуду с тобой, но недолго.
– Сказку! – потребовала Луиза, и Робин рассмеялся.
– Не много ли сказок для одного вечера?
– Нет! – уверенно воскликнула Луиза и рассмеялась в ответ, не сводя глаз с отца.
****
Так началась для Джеффри жизнь в Стэйндропе. Граф Линкольн относился к нему доброжелательно, супруга графа – холодно и почти враждебно, не заботясь этого скрывать. Сталкиваясь с Джеффри, она проходила мимо него, как прошла бы мимо кресла или стола, и удостоила разговором единственный раз.
– Я не терплю непотребства и держу челядь в строгости. Если ты соблазнишь какую-нибудь служанку, то либо женишься на ней, либо я выгоню ее и сумею уговорить супруга изгнать прочь и тебя! – сказала она, устремив на него ледяной взгляд голубых глаз.
– Вам нет нужды беспокоиться, – спокойно ответил Джеффри и непонятно по какому наитию добавил: – Я женат и не собираюсь нарушать верность жене.
Леди Клэренс окинула его высокомерным взглядом, губы покривились в усмешке:
– Женат? И где же твоя жена?
– В Веардруне, – сказал Джеффри, глядя на леди Клэренс невозмутимыми глазами.
Само название резиденции Рочестеров привело леди Клэренс в замешательство. Коротко кивнув, она ушла, не сказав больше ни слова.
К маленькой Луизе Джеффри за считаные дни прикипел всей душой. Ее улыбка и смех неизменно вызывали у него ответную улыбку. Обязанность укладывать ее спать, которую Луиза переложила с няньки на него, была ему в радость. Когда запас сказок, что помнил Джеффри, исчерпался, он стал придумывать новые, лишь бы она слушала его, затаив дыхание и склонив голову ему на плечо. Пристрастие Луизы забираться к нему на колени и на руки, трогало его сердце до умиления. Будь его воля, он вообще бы не отпускал ее с рук. Но на все была воля только самой Луизы. Она относилась к Джеффри как к собственности, беззастенчиво распоряжаясь им, что совершенно не задевало его самолюбия.
С Гвендолен было много сложнее. Старшая из сестер едва замечала Джеффри, и он, помня данное ей обещание, старался никогда не упускать Гвендолен из виду, но так, чтобы оставаться невидимым ее взгляду.
«Очаровательная! – приходили Джеффри на ум полные горечи слова сэра Гая. – Если бы ты видел, какую очаровательную дочь она родила ему! А со мной отказалась даже поздороваться…»
****
Они остановились на ночлег, возвращаясь из Веардруна в Ноттингем. Всю дорогу сэр Гай был молчалив и задумчив и скрылся в поставленном для него шатре, приказав подать вина и наотрез отказавшись от ужина. Джеффри занял свой обычный пост у входа в шатер, но простоял не дольше четверти часа, когда сэр Гай позвал его. Зайдя внутрь, он вопросительно посмотрел на своего господина.
– Выпей со мной вина.
Джеффри понял, что сэр Гай пребывает под сильным впечатлением от встречи как с графом Робертом, так и с леди Марианной, и неизвестно, встреча с кем именно потрясла его больше. С кубком в руках Джеффри расположился в складном кресле напротив сэра Гая и мелкими глотками пил вино, не спуская глаз с мрачного лица своего лорда. Сэр Гай молчал и только протягивал ему кубок, когда тот пустел, чтобы Джеффри снова наполнил его вином. После пятого кубка Джеффри счел нужным предупредить:
– Милорд, утром в дорогу. Вам будет тяжело держаться в седле, если вы выпьете еще.
Сэр Гай очнулся, бросил на него хмурый взгляд, и Джеффри, вздохнув, подал ему полный кубок.
– Она отказала мне даже в приветствии, – повторил сэр Гай, глядя перед собой невидящим взглядом, и криво усмехнулся. – Прошла мимо, унесла дочь, словно боялась, что я причиню девочке вред. А дочь у них очаровательная, Джеффри! Я бы предпочел ее сыну, которого мне родила Беатрис. Мальчишка весь пошел в мать: такой же трепетный и пугливый! В нем нет ничего моего. Если бы не внешнее сходство да уверенность в том, что Беатрис и в мыслях не осмелилась бы мне изменить, я бы не признал в нем своего сына. Эта девочка слишком хороша для него!
– Тогда, милорд, может быть, следует поискать для маленького лорда Лайонела другую невесту? – предложил Джеффри, вложив в слова иной смысл, который сэр Гай прекрасно понял: не затевать войну, оставить в покое и графа Роберта, и леди Марианну, и сами Средние земли.
Сэр Гай повел глазами в его сторону, и Джеффри, заметив в них огонек гнева, приготовился к окрику или пощечине, но гнев оказался направленным не на него – на графа Роберта.
– Ему было достаточно обменяться со мной рукопожатием, Джеффри, и я бы покинул Веардрун с миром. Но он не протянул мне руку – стало быть, война, – глухо ответил сэр Гай, одним глотком допив вино, остававшееся в кубке, и повелительным взмахом указал Джеффри на полог шатра.
Доверительный разговор был закончен. Они вернулись в Ноттингем, и сэр Гай начал войну, объявленную графу Роберту, войну, в которой Гвендолен, пленившая сэра Гая и поразившая его воображение, потеряла отца, мать, дом, весь мир, который ее окружал.
****
Помня слова графа Линкольна, сказанные о Гвендолен, Джеффри неусыпно наблюдал за ней, пытаясь понять, чего именно опасается дядя и опекун маленькой графини Хантингтон. Вдумчивая, очень серьезная девочка, совершенно не склонная к шалостям, в отличие от той же Луизы, которая была способна перевернуть Стэйндроп кверху дном. Гвендолен каждый день много часов уделяла занятиям, и, слушая ее беседы с учителями, Джеффри не заметил, как усовершенствовал собственное знание латыни и стал понимать валлийский и греческий.
Под опекой графа Линкольна в Стэйндропе воспитывалось много детей. Гвендолен крепко дружила только с Грифидом, внебрачным сыном правителя Уэльса, и Виллом, сыном графини Линкольн от первого брака. Ко всем другим сверстникам она относилась с одинаковой доброжелательностью, всегда была приветливой. Джеффри ни разу не видел, чтобы она с кем-то ссорилась, но и в играх, которые затевали дети, он Гвендолен не замечал. Она проводила свободное от занятий время если не за книгой, то за лютней. Пела она замечательно, и струны под ее пальцами откликались самыми сложными и изысканными мелодиями.
Но что-то было в Гвендолен, отличавшее ее от иных детей такого же возраста. Сначала Джеффри определил это отличие как чрезмерную серьезность, но очень скоро пришел к выводу, что ошибся. В Гвендолен таился некий подспудный огонь, запрятанный глубоко внутрь, и Джеффри понял, что именно этот огонь беспокоит графа Линкольна.
Она редко улыбалась, оживлялась лишь в седле: Гвендолен очень любила ездить верхом и была великолепной всадницей. Ее смех Джеффри слышал только тогда, когда она оставалась вдвоем с Луизой. Сестры были нежно и крепко привязаны друг к другу. Едва Луиза оказывалась в обществе старшей сестры, как тут же забывала про Джеффри, и только тогда он мог располагать собой.
По ночам, когда Луиза спала, Джеффри часто думал об Эллен, вспоминая два месяца, что они провели вместе в Шервуде. Воспоминания и мысли о ней доставляли ему одновременно радость и печаль. Впервые в жизни он встретил женщину, с которой не раздумывая хотел связать свою жизнь. Ему казалось, что и Эллен прониклась к нему нежными чувствами, что он смог заставить ее забыть о тоске по графу Роберту. Но только казалось. Как ей живется в Веардруне? Вспоминает ли она о нем хоть иногда? Не пожалела ли, что отказалась стать его женой? Никто не смог бы ему ответить на эти вопросы, кроме самой Эллен, а ее не было рядом. Но Джеффри все равно задавался ими вновь и вновь.
Однажды ночью он уже задремал, как вдруг услышал странные сдавленные звуки. Немедленно вскочив на ноги, он бросился к кровати Луизы. Убедившись, что девочка сладко спит, Джеффри прислушался и, одевшись, пошел в спальню Гвендолен.
Она металась по постели, по ее горлу прокатывались стоны, словно Гвендолен давилась то ли криком, то ли рыданиями. Присев рядом с ней на кровать, Джеффри осторожно дотронулся до ее плеча. Она тут же открыла глаза и в упор посмотрела на него. Джеффри был уверен, что она прикажет ему немедленно уйти прочь, но Гвендолен молчала. С тяжким глубоким вздохом она села и медленно, словно простое движение давалось ей с огромным трудом, отбросила с лица волосы, выбившиеся из растрепавших кос. Она так долго сидела, молчала и смотрела перед собой невидящими глазами, что Джеффри рискнул вызвать ее гнев, нарушив молчание:
– Привиделся страшный сон, госпожа?
Губы Гвендолен пошевелились, и он услышал почти беззвучный выдох:
– Кровь!
– Где кровь? – не понял Джеффри.
– Везде, – тихо ответила Гвендолен, все так же глядя перед собой. – На полу, на стенах. Кровавые пятна, лужи крови.
Джеффри начал догадываться.
– Вы бывали в Кирклейской обители? – спросил он, пристально глядя на Гвендолен.
Она молча кивнула и повернула к нему голову:
– Да. Еще в ту самую осень. Узнав, что дядя собрался туда, я упросила его взять меня с собой. Мы вместе с ним были в тех самых покоях.
Джеффри подумал, что монахини наверняка успели к тому времени отмыть все следы крови и с пола, и со стен. Гвендолен, словно прочитав его мысли, усмехнулась тяжелой, не детской усмешкой:
– Все верно! Там было чисто, безупречно чисто, и стены сияли белизной свежей побелки. Только я видела, как на них проступает кровь, – Гвендолен вдруг схватила Джеффри за руки и, сжимая их горячими, как огонь, пальцами, спросила, задыхаясь на каждом слове: – Скажи, почему Брайан де Бэллон убил их?! Ведь он сам признался моей матери в том, что был осведомлен о помиловании королем моего отца! А матушка? Как он мог застрелить ее? Почему?!
Глядя в ее глаза, где полыхал огонь, Джеффри усмехнулся про себя. Помилование! А в чем провинился граф Роберт, чтобы нуждаться в помиловании? Если только в неуклонном следовании собственным принципам, одним из которых была верность вассальной клятве королю, страстно жаждавшему смерти отца этой девочки.
– Потому, леди Гвендолен, что Брайан де Бэллон – убийца, – сказал он и вздрогнул, услышав новый вопрос:
– Как твой бывший господин Гай Гисборн?
Гвендолен обхватила руками колени и смотрела на Джеффри исподлобья с такой угрюмой ненавистью, что он понял: она видит сейчас не его, а сэра Гая. У нее было счастливое детство в Веардруне, ее обожали отец и мать, она знала, что они горячо и преданно любят друг друга. Сэр Гай положил конец ее детству, а Брайан де Бэллон обрек на сиротство. За что ей питать хоть малейшую приязнь к Джеффри, служившему сэру Гаю? Это ему надо быть благодарным за терпимость, которую старалась проявлять Гвендолен к его присутствию в Стэйндропе.
– Нет, госпожа. Отчаявшись завоевать дружбу вашего отца, сэр Гай стал его лютым врагом. Его много в чем можно винить, и у вас есть на то полное право, но сэр Гай не был хладнокровным убийцей, как Брайан де Бэллон.
– Ты можешь привести тому доказательства? – презрительно усмехнулась Гвендолен.
– Они очевидны. Сколько лет длилась вражда сэра Гая с вашим отцом? Годы! Неужели вы думаете, что сэр Гай был не в силах замыслить и осуществить покушение на графа Роберта, пока тот оставался наместником короля в Средних землях, но английский трон уже занимал не Ричард, благоволивший вашему отцу? Я привел вам один пример, могу привести и другие.
– Все равно! – Гвендолен небрежным жестом отмела довод Джеффри, продолжая упорствовать. – Какая, в сущности, разница? Зло всегда остается злом. Зачем разбираться в его обличиях?
– Чтобы уметь защищаться и побеждать, – спокойно ответил Джеффри. – Коль скоро зло нападает по-разному, то и отражать его надо, не ошибаясь в оружии.
Гвендолен упрямо хмыкнула, но призадумалась, взмахом руки приказав Джеффри оставить ее одну.
– Леди Гвендолен ничего не знает о тайном приказе короля Иоанна? – спросил Джеффри графа Линкольна на следующее утро.
Тот повел в его сторону глазами и отрицательно покачал головой:
– Нет. Не вздумай и ты даже словом обмолвиться!
– Почему вы решили скрыть от нее всю правду?
Реджинальд мог бы сказать, что не обязан отчитываться перед бывшим наемником, но ответил:
– Гвендолен еще слишком мала для такой правды. К тому же она носит графский титул, она вассал короны. Ты хочешь, чтобы она подняла бунт против короля Иоанна?
– Бунт? Леди Гвендолен, которой недавно минуло всего десять лет? – изумился Джеффри.
– Значит, ты недостаточно хорошо изучил ее, раз так удивляешься, – невесело рассмеялся граф Линкольн.