Достаточно вспомнить, как она смотрела на графа Роберта, когда его с леди Марианной везли из Кирклейской обители, вспомнить слезы, что нескончаемо текли по ее лицу. В тот день он не был удивлен слезами Эллен: по лицам друзей графа Роберта тоже струились слезы, да и его глаза щипала соленая влага, стоило ему бросить взгляд на бледное мертвое лицо леди Марианны. Но сейчас скорбь и слезы Эллен предстали ему совершенно в ином свете. Она любила графа Роберта, долго, наверное, все годы, что знала его, потому и осталась одна в Шервуде, что не нашла в себе сил покинуть того, кто ушел навсегда.
Теперь, когда в его голове все сложилось в стройную цепочку, Джеффри незаметно для Эллен невесело усмехнулся. Оказывается, они с ней куда более родственные души, чем он думал, и тоска у них общая.
Не стоит говорить Эллен, что он разгадал ее тайну. Джеффри было слишком хорошо с ней, чтобы поступиться ее расположением ради бахвальства своей проницательностью. Да и было бы несправедливым сказать, что он понял, из-за кого она отказалась от замужества, если сама Эллен ничего не знала о том, что таилось в сердце Джеффри. Так он думал, не зная, что в бреду открыл ей все тайники своего сердца.
– Пойдем домой, Нелли, – сказал он, отпуская ее, и вскочил на ноги. – Пусть прошлое останется в прошлом. Я сожалею, что растревожил твою память.
Эллен улыбнулась дрожавшими губами и смело заглянула Джеффри в глаза.
– Я не раскаиваюсь, что все рассказала тебе.
Все ты мне не рассказала, подумал Джеффри, да и не надо. Нет больше ни сэра Гая, ни графа Роберта. Некого корить в зле, причиненном тебе, и ревновать тоже не к кому.
Джеффри обнял Эллен и поцеловал долгим поцелуем. Она прильнула к его груди и внезапно почувствовала себя в полной безопасности с этим мужчиной – странным, то резким и суровым, то легким и обаятельным, но добрым, бесконечно добрым. Во всяком случае к ней. Она захотела вернуться домой как можно быстрее и лечь с Джеффри в постель, отблагодарить его за доброту самыми жаркими, самыми нежными ласками, ощутить тепло его сильного тела, услышать, как он застонет от удовольствия, которое она подарит ему.
Мысли и желания Джеффри были схожими с тем, о чем думала и чего желала Эллен. Добрая, нежная, красивая женщина, в чьей груди бьется чистое и верное сердце. Он напомнил ей о давних горестях, он же заставит позабыть о них. Ему нравится доставлять ей удовольствие в постели, но сегодня он постарается превзойти самого себя, лишь бы увидеть ее милое, отрешенное в страсти лицо в россыпи светло-русых волос, услышать ее тихие гортанные стоны. Он будет нежен, очень нежен с ней, лишь бы она забыла о грубости и жестокости мира, в котором им выпало жить.
– Пойдем, Нелли, пойдем! – прошептал он, заставив себя оторваться от ее губ.
Нагрузив вязанками лошадей, они повели их в поводу к дому, где Джеффри свалил валежник в кучу. Взяв полотенце, он отправился к водопаду. Эллен пошла вместе с ним под предлогом беспокойства за его едва затянувшиеся раны. Джеффри не стал возражать. Он понял, что она хочет посмотреть на него, полюбоваться его телом, и не стал отказывать ей в этом удовольствии. Ему льстило, что ей нравится смотреть на него, и он долго стоял обнаженный под обрушивавшимся на его голову и плечи потоком воды, энергично растираясь ладонями. Эллен смотрела на него, не отрывая глаз, чувствуя, как быстро забилось сердце в груди. Как же он хорош собой! Смотрела бы век не отрываясь.
После купания в ледяной воде Джеффри стало неудержимо клонить в сон, и он по настоянию Эллен прилег отдохнуть. Она тем временем завела лошадей в конюшню и тоже пошла в дом. Ее рука уже легла на дверную щеколду, как вдруг за спиной раздался топот копыт и громкие голоса. Она обернулась и увидела трех всадников с королевским гербом на одеждах. Лесничие! Прежде им не было хода в самое сердце Шервуда, где стоял ее дом, но то было прежде.
Лесничие осадили коней в нескольких шагах от Эллен. Один из них учтиво поприветствовал ее и спросил:
– По какому праву ты живешь в королевском лесу и кто разрешил построить здесь этот дом?
Эллен едва не ответила, что дом выстроен по приказу лорда Шервуда. Иного ответа у нее не было, но этот не годился. Шервуд перестал быть владением вольных стрелков и их лорда, на лес вновь распространилась власть короля Иоанна. Не услышав ответа, лесничий повторил вопрос.
Эллен охватило острое чувство опасности. Если бы только Джеффри сейчас был рядом с ней, но он спал. Едва она об этом подумала, как за ее спиной скрипнула дверь и рука Джеффри тяжело легла на ее плечи. Прикрыв глаза от облегчения, она прислонилась спиной к его груди.
– Кто докучает тебе? – спросил Джеффри, глядя поверх головы Эллен на всадников.
Его ладонь лежала на рукояти меча, который Джеффри предусмотрительно захватил с собой, услышав мужские голоса. Эллен увидела, как лица всех троих всадников неожиданно изменились. На них отразилось целая буря чувств, закончившаяся нескрываемой радостью:
– Джеффри?! Не может быть! Это и вправду ты?!
Джеффри медленно убрал руку с плеч Эллен. Всадники спешились и бросились к нему, а он поспешил им навстречу. Каждый крепко обнял Джеффри, смеясь и похлопывая его по спине. Он отвечал им такими же крепкими объятиями и тоже смеялся радостным смехом.
– Парни, как же я рад видеть вас!
– Ты куда подевался? Мы не знали, что и думать!
– Что ты делаешь в Шервуде?
Джеффри провел ладонью по шрамам на лице и оглянулся на Эллен.
– Пообнимался с медведем. К счастью, попал к этой доброй женщине, взявшей меня на излечение.
Лесничие поклонились Эллен с большей сердечностью, чем прежде, до появления Джеффри. Она же с трудом нашла в себе силы ответить коротким кивком и скрылась за дверью. Оказавшись в доме, Эллен прислонилась к стене, стараясь успокоить дыхание, и в изнеможении закрыла глаза. Она поняла, откуда лесничие знали Джеффри и кем они были. Услышав скрип двери, Эллен приоткрыла глаза и увидела Джеффри.
Ему было достаточно бросить один короткий взгляд на ее изменившееся, побледневшее лицо, чтобы понять, в чем дело. Подавив вздох, он мягко спросил:
– Ты позволишь взять кувшин вина и кружки, чтобы угостить товарищей?
Отшатнувшись от стены, Эллен отозвалась резким смешком:
– Почему ты спрашиваешь разрешения? Разве теперь не твои товарищи стали хозяевами в этом лесу?
Джеффри крепко сжал губы и воздержался от резкого ответа, продолжая пристально смотреть на Эллен. Она пожала плечами и невыразительным голосом ответила:
– Делай что хочешь. У меня только одна просьба: чтобы твои товарищи не переступали порог этого дома.
– Как пожелаешь. Благодарю за любезность! – сказал он самым бесстрастным тоном, отложил меч, взял кувшин, кружки и скрылся за дверью.
Эллен опустилась на пол и стиснула ладонями виски. Как она могла, как посмела подумать, что в нем есть хотя бы малейшее сходство с Робином? Забыла, кто он? Давно ли не стало Робина, давно ли его стрелки покинули Шервуд – и вот ратники Гисборна чувствуют себя в этом лесу, как в собственном доме! Ее забил озноб от гнева на Джеффри, на саму себя.
Джеффри с лесничими устроились возле стены под окном, с другой стороны которого в душевных муках корчилась Эллен.
– Так куда ты подевался? – услышала она голос одного из лесничих. – После погребения сэра Гая передал мне командование дружиной, а сам как сквозь землю провалился!
Так и есть, горько усмехнулась Эллен, она не ошиблась. Товарищи Джеффри были его соратниками, служившими Гаю Гисборну под его командованием. А кем еще они могли быть?
– Судя по твоей одежде, Томас, ты недолго замещал меня. Как вы оказались в лесничих? – спросил Джеффри, разливая по кружкам вино.
– Как-то надо было жить дальше, – ответил тот, кого Джеффри назвал Томасом. – Замок и земли сэра Гая поступили в казну, немногим позже король Иоанн передал их в лен Брайану де Бэллону. У того свои ратники, сам он уехал в Лондон, и неизвестно, когда вернется. Да и никто из нас не захотел перейти на службу к нему. Лучше король, чем Брайан де Бэллон! Лесничие теперь снова в почете, жалованье хорошее. Сперва сам устроился, потом встретил Мэтью, помог и ему. Узнал, что Никлас поселился с семьей в Ноттингеме, – и его отыскал.
– С семьей? – удивился Джеффри. – Ты женился, Никлас? На ком?
– На Джоанне, на ком же еще? Он вздыхал по ней с того дня, как впервые увидел в Герефорде, – рассмеялся Томас и стукнул кулаком по плечу смутившегося товарища. – Все надеялся, что сэр Гай отпустит Джоанну и выдаст замуж, и только сейчас дождался.
– Странно!
– Что тебе кажется странным, Джеффри?
– Не сочти за обиду, Никлас, я удивлен, что она согласилась выйти замуж, да еще так быстро!
Томас, заметив, как на лицо Никласа набежала тень, поспешил ответить вместо него:
– Слуги Бэллона весьма круто обошлись с ней: обобрали до нитки и выгнали из замка едва ли не в одной сорочке. Не прими она предложение Никласа, то просто погибла бы. Правда, и у него, как у всех нас, в те дни не было за душой почти не гроша. А ведь ей в начале мая рожать, так что служба и жалованье пришлись Никласу очень кстати!
– В начале мая? Постой! Как в начале? – Джеффри нахмурился и, сообразив, понимающе кивнул: – Отчаянный ты парень, Никлас! Видать, крепко любишь Джоанну! Она того стоит.
– Ее сына я тоже забрал от приемных родителей, – сказал Никлас спокойным голосом, дав понять, что Джеффри может не проявлять тактичность. – Славный мальчуган! Очень похож на Джоанну, и такой же светловолосый, как она.
– Ну, не знаю, не знаю! – фыркнул Томас. – Когда я впервые увидел его, чуть не перекрестился. Взгляд, голос, жесты – вылитый отец! Никлас наврал ему с три короба. Дескать, ушел в крестовый поход, не зная, что оставил Джоанну в тягости, а потом, считаясь погибшим, годы томился в сарацинскому плену. Вот Джоанна и была вынуждена отдать сына на воспитание, повинуясь воле лорда. Ух, как парнишка за это сердится на сэра Гая! На Джоанну больно смотреть, когда сын упоминает его имя, всякий раз прибавляя недоброе слово.
– Чувства Джоанны можно понять, а вот ты, Никлас, призадумайся! – посоветовал Джеффри. – Если у сына такой же, как у отца, острый ум, он со временем разберется, где ложь, а где правда.
– Чему быть, тому не миновать. Чтобы Джоанна не огорчалась, я запретил мальчику говорить о сэре Гае дурно и приказал каждый вечер молиться за упокой его души. Хватит об этом! – отрезал Никлас. – О себе мы рассказали, а что ты, Джеффри?
– А я пока здесь, – кратко ответил Джеффри, кивнув на дом, и указал глазами на разлитое по кружкам вино.
Бывшие ратники Гисборна взялись за кружки и, стукнувшись ими, сделали по глотку.
– Что это за дом, Джеффри? Мы спросили твою хозяйку, да, кажется, напугали ее. Кто разрешил построить его в королевском лесу?
Джеффри усмехнулся:
– Тот, чья воля здесь была много выше воли короля и при ком вы, что в одеждах с королевским гербом, что в ратном облачении с гербом сэра Гая, и шагу не смогли бы сюда ступить.
– Граф Хантингтон!.. – протянул третий лесничий и понимающе сказал: – Вот почему хозяйка так переменилась в лице! Догадалась, кто мы?
– Она умная женщина, – невесело улыбнулся Джеффри.
– Выходит, она из тех, кто был в Шервуде с графом Робертом?
Он молча прикрыл глаза, подтверждая догадку бывшего соратника.
– И она знает, кто ты?
– Да, Мэтью, знает.
– Знает, но приютила тебя?
– Не только приютила, но и вылечила. Признаюсь, медведь меня сильно помял.
– Странно! Тебя, командира дружины Гая Гисборна, лечит женщина, преданная графу Роберту!
– Шервуд вообще странный лес, Никлас. Здесь все иначе, чем за его пределами.
– Значит, дом построен без разрешения? И как нам теперь быть?
По тону могло показаться, что лесничие спрашивают у Джеффри совета, словно по-прежнему видят в нем командира, и его ответ больше походил на приказ, чем на совет:
– Оставьте в покое этот дом. Забудьте, что он здесь стоит.
– Как скажешь, Джеффри, – ответил Томас именно так, будто получил приказ и был готов исполнить его в точности, не отступая ни на шаг от воли командира.
– Вот и славно, – улыбнулся Джеффри, и бывшие ратники Гисборна заулыбались в ответ как по команде.
Они сделали еще по глотку вина, и Томас спросил:
– Так куда ты все-таки подевался? Едва закончилась поминальная служба по сэру Гаю, ты переговорил со мной и остальными, приказав им подчиняться мне, сел на коня и уехал. Куда?
Помолчав, Джеффри ответил:
– Поскольку сэр Гай погиб и его тело было предано погребению, я счел свой долг перед ним исполненным и намеревался найти того, кому давно хотел предложить свой меч. Тем более что он предлагал мне остаться с ним, когда я приезжал к нему парламентером от Брайана де Бэллона. Признаюсь, его предложение ошеломило меня. Я едва не согласился, но сэр Гай в то время был жив. Пришлось отказаться. Смерть сэра Гая развязала мне руки, я стал свободным и мог следовать велению сердца.
– Значит, ты отправился на поиски графа Роберта, – понял Томас. – Тебе удалось найти его?
– Удалось, – криво усмехнулся Джеффри, – но не так, как я думал. Граф Роберт умел сбивать со следа, и я, проплутав два дня по лесу, понял, что не сумею его отыскать. Тогда я решил приглядеть за Брайаном де Бэллоном, понимая, что тот будет носом землю рыть, лишь бы найти графа Роберта и оправдаться перед королем за поражение у Трента. Он ведь бросился прочесывать Шервуд, едва дождавшись окончания дня, в течение которого стрелки графа Роберта должны были покинуть лес, если хотели получить королевское помилование.
– Мы так и не поняли, почему они ушли. Если вспомнить, как каждый из них был предан графу Роберту, подобное отступничество необъяснимо. Особенно учитывая, как они сражались у Трента – не на жизнь, а на смерть.
– Не было никакого отступничества, – жестко ответил Джеффри. – Граф Роберт сам приказал им отправляться по домам, умолчав, что он единственный, кого король обошел своей милостью. Они поверили ему, как верили всегда и во всем, вот и ушли, думая, что и он отправится в Веардрун. А он остался в Шервуде.
– Один?
– Нет. Леди Марианна осталась с ним и несколько его друзей, заподозривших неладное.
Бывшие ратники помолчали, обдумывая слова Джеффри, потом Мэтью спросил:
– И долго ты пробыл в засаде у замка Бэллона?
– Пока к нему не приехал гонец из Кирклейской обители. Бэллон немедленно отправился в дорогу с половиной сотни ратников. Я услышал, куда они едут, и решил их опередить, спрямив путь через лес. Но от дождей лесные тропинки размокли хуже проезжей дороги. Когда я добрался до обители, Бэллон покидал ее, увозя тела пятнадцати ратников. Час, всего лишь час – и все могло сложиться иначе.
– Ты видел их? – помедлив, спросил Томас. – Они и вправду погибли?
Джеффри тяжело вздохнул, запрокинул голову и посмотрел в небо, не дав пролиться слезам, навернувшимся на глаза. Прикусив губу, он покивал.
– Да, видел. Он лежал на спине, изрубленный мечами. Она – у него на груди, со стрелой между ключиц. Если бы не лужи крови, его раны и ее стрела, можно было подумать, что они просто спят.
– Как они оказались в Кирклейской обители? Она же воспитывалась там, ее не могли не узнать, а значит, и его!
– Ее ранили стрелой, когда они уходили от погони Бэллона. Она потеряла много крови, умирала. Сентябрь был гнилой, дождь лил не переставая. Нужен был кров, лекарства. Где еще он мог все это найти? – глухим голосом ответил Джеффри.
– Но почему именно эта обитель?!
– Она оказалась ближайшей. Добираться до другой у них просто не было времени: леди Марианна умерла бы раньше, чем они доехали. И он рискнул ради ее спасения.
– Ради ее спасения! – с горечью воскликнул Никлас. – А настоятельница выдала их Бэллону.
– Не сразу, – вздохнул Джеффри, – она долго колебалась. И если бы только выдала! Вдобавок она заперла снаружи на засов дверь комнаты, которую им отвела. Дрянная старуха считала, что совершает подвиг во имя высших материй, а искупалась в их крови так, что ее в тот же день хватил удар. Но язык у нее шевелился, и она поведала, как их убили, во всех подробностях. Граф Роберт отказался от сопротивления ради леди Марианны и, взяв с Бэллона слово чести, что ей ничто не грозит, простился с ней и сказал, что готов за ним следовать. А тот ответил, что у него приказ короля не принимать добровольную сдачу графа Хантингтона.
– Почему же он сразу не сказал об этом графу? – с возмущением спросил Томас.
– А как бы иначе он обезоружил его? – тяжело усмехнулся Джеффри. – Тот попросил Бэллона не делать этого на глазах у леди Марианны, но Бэллон и в такой малости ему отказал. И тогда леди Марианна, несмотря на то что была ранена и почти без сил, бросила графу Роберту его меч.
– Да! – с восхищением выдохнул Никлас. – Она была удивительной женщиной, леди Марианна!
После недолгого молчания Мэтью спросил:
– Как Бэллону удалось одолеть его? Ты упомянул, что пятнадцать ратников были убиты.
– Не уверен, что он справился бы один с пятью десятками. Но, кто знает, может, и справился бы. Он ведь был воином от Бога, – Джеффри задумчиво сощурил глаза. – В любом случае Бэллон не стал проверять. Он прострелил графу Роберту руку, тот выронил меч – и все. Я насчитал пять ран от клинков, пробивших его грудь насквозь. Каждая из них была смертельной. А он, по словам настоятельницы, не только устоял на ногах, но еще и сумел прожить несколько минут. Все-таки у него была невиданная, несокрушимая сила духа! Когда же он умер на руках у леди Марианны, Бэллон рассказал ей, что король помиловал графа Роберта, но отдал устный приказ найти его и убить, прежде чем весть о помиловании разнесется повсеместно. Швырнул ей это в лицо и застрелил леди Марианну со словами, что ему не нужна свидетельница и мстительница.
Эллен, слышавшая каждое слово, беззвучно заливалась слезами, кусая ладонь, чтобы не разрыдаться во весь голос. Она тоже видела Робина и Марианну, лежавших в крови – своей и чужой. Тягостное повествование Джеффри заставило ожить в ее памяти страшную картину того дня.
Бывшие ратники Гисборна дослушали командира и долго сидели в скорбном молчании. Встрепенувшись, Томас сказал:
– Постой, а почему из твоих слов выходит, что он сражался с ратниками Бэллона в одиночку? Ты же упоминал, что с ним были люди.
– Да, и я столкнулся с ними лоб в лоб у двери в ту комнату, когда примчался в обитель. Они узнали от монахини о том, что в монастыре побывал Бэллон и что он сделал, когда было уже поздно.
– Как же они проспали приезд Бэллона, да еще с таким большим отрядом ратников? – с плохо скрываемым негодованием спросил Мэтью. – Знали, что обитель опасна, и даже не следили за воротами?
– Нет, друзья, не надо корить их, – сказал Джеффри, грея в ладонях кружку с вином, – граф Роберт им ни словом не обмолвился, что леди Марианна воспитывалась именно там. Настоятельница разрешила ему остаться при жестком условии: никто из его людей не должен выходить из отведенной им комнаты. Дескать, обитель женская, присутствие мужчин смущает сестер. Ворота там видны только из покоев настоятельницы, а графу Роберту и леди Марианне она предоставила епископские покои, которые находятся в отдалении от комнаты, где были его стрелки. Стены там такие толстые, что в коридоре не слышно, что происходит в кельях. Крепкая западня! Да и чем они могли помочь графу Роберту? Только умереть вместе с ним. Полагаю, он потому и не сказал им ничего. Понимал, что если настоятельница склонится к предательству, то не он, так хотя бы они уцелеют и позаботятся о леди Марианне. Почти так и вышло: мы забрали оттуда графа Роберта и леди Марианну и отвезли их в церковь неподалеку от Фледстана.
Бывшие ратники Гисборна наполнили кружки вином доверху и осушили их со словами:
– Вечная память графу Роберту и леди Марианне! Достойные были люди – что он, что она.
Короткое молчание, гулкий вздох и протяжный голос Мэтью:
– До сих пор сожалею, что он отказался принять над нами командование при штурме Ноттингема. Прости, Джеффри, ты всегда был нам хорошим командиром, а все же хотелось, хотя бы разок, пойти в битву под его началом!
– Не извиняйся. Я ведь сам предложил графу Лестеру отдать нас под руку графу Роберту, но тот не согласился. Что ж! Он был в своем праве. Будь я на его месте, поступил бы так же.
– И все-таки жаль!
– Ну и что ты теперь собираешься делать, Джеффри? – спросил Томас и, когда тот в ответ неопределенно передернул плечами, предложил: – Присоединяйся к нам!
Джеффри покачал головой и отрезал:
– Нет! Королю Иоанну я не буду служить даже под страхом смертной казни! Подлее человека нет на земле.
– Ты говоришь о короле! – с упреком заметил Никлас.
– Мне все равно, – ледяным тоном ответил Джеффри, – вы мои слова передавать не станете, а ему я мог бы сказать это прямо в лицо.
– Это из-за приказа Бэллону по поводу графа Роберта? – тихо спросил Мэтью.
– Не только. Иоанн мог одним мановением руки прекратить войну сэра Гая, объявленную графу Роберту. Но нет! Король сам натравливал его на графа Роберта, вместо того чтобы остановить. Сколько крови пролилось, сколько людей погибло! В этом прежде всего виноват Иоанн! Нет, друзья, я не стану ему служить ни дня, ни часа. Лучше подохну с голоду.
Допив остатки вина, Джеффри и его товарищи поднялись на ноги и обнялись на прощание.
– Выздоравливай, Джеффри. Мы еще навестим тебя. Передай хозяйке поклон, скажи, что мы не хотели испугать ее, и за дом пусть не тревожится. О нем никто, кроме нас, не узнает.
Проводив бывших соратников, Джеффри вернулся в дом. Услышав его шаги, Эллен немедленно поднялась на ноги и быстро вытерла рукавом мокрое от слез лицо. Но Джеффри заметил ее покрасневшие глаза и припухшие веки. Он сел на скамью, устало привалился спиной к стене и вытянул ноги.
– Нелли, что тебя так огорчило? Да, они, как и я, служили Гаю Гисборну, теперь стали королевскими лесничими. И что? Они отнюдь не такие дурные люди, которыми ты их считаешь, – негромко сказал он, пристально глядя на Эллен.
Она ответила ему взглядом, полным ненависти, и спросила хриплым от слез голосом:
– А чем твои соратники так примечательны? Чем они отличаются от наемников прочих лордов? Такие же насильники и убийцы, как ратники того же Роджера Лончема. Да если бы сэр Гай неизвестно из каких соображений не запретил бы вам прикасаться к Марианне, все вы внесли бы посильную долю в насилие над ней во Фледстане – и с превеликим удовольствием!
Лицо Джеффри окаменело, в глазах вспыхнуло ужасающее пламя. Его так и подбросило со скамьи. Оказавшись в шаге от Эллен, он подался к ней и очень тихо сказал:
– Что? Мы бы приняли в этом участие? И я тоже? Какая же ты… – он замешкался, не в силах подобрать нужное слово, махнул рукой и напустился на Эллен с еще большим негодованием: – Мои товарищи охраняли ее, в том числе и те, что сегодня были здесь. Они едва не вступили в сражение с ратниками Лончема, рвавшимися продолжить бесчинство.
Выражение его лица было таким страшным, что Эллен невольно отшатнулась. Крепко обхватив себя руками, Джеффри говорил быстро и яростно:
– Ты ничего не знаешь о том дне, ничего! Когда мы приехали во Фледстан и я вошел в караульную, ее насиловал один из ратников Лончема. Мое появление не остановило его! Обернулся, чтобы посмотреть, кто вошел, и продолжил. Он насиловал ее прямо при мне, не смущаясь. Когда я велел ему убираться, он предложил подождать своей очереди!
Голос Джеффри пресекся, рука непроизвольно сжала рукоять ножа, заткнутого за пояс. Он не сказал, как обошелся с тем ратником, но слов и не требовалось. По его лицу, глазам, пальцам, побелевшим на суставах, Эллен поняла, что тот ратник после наглого ответа жил не дольше секунды.
– Она была еле жива, почти не дышала. Даже не поняла, что произошло. Лишь села, подтянула ноги и обхватила колени руками. Я набросил на нее плащ, чтобы прикрыть наготу – на ней не было ни лоскутка, – а она, не открывая глаз, закуталась в него и прислонилась к стене.
Не в силах больше говорить, Джеффри шагнул к двери.
– Куда ты?! – встревожилась Эллен.
– На сеновал. Не хочу ни видеть тебя, ни оставаться с тобой под одним кровом, – ответил он, сжигая ее гневным взглядом: – Ничего не зная, ты считаешь себя вправе судить и приговаривать, огульно называть всех насильниками и убийцами. Я ни одну женщину не брал силой, а леди Марианну…
Он задохнулся от негодования. Эллен метнулась к нему и, ухватив за ворот куртки, торопливо сказала, лишь бы он не уходил, да еще в таком гневе:
– Тогда расскажи мне, пожалуйста!
– Рассказать тебе? – Джеффри зло рассмеялся. – А кто ты такая? Почему я обязан рассказывать тебе о том, к чему ты не имеешь ни малейшего отношения? Хочешь узнать подробности ее унижения или я вечно должен оправдываться перед тобой?
Он говорил так, словно хлестал ее по щекам, и в его глазах горела едва ли не ненависть к ней. Заметив, что она удерживает его, Джеффри оттолкнул Эллен и резким ударом руки распахнул дверь. Охнув, он вдруг ухватился за стену и, соскользнув по ней, осел на пол, зажимая ладонью бок. Куртка под его рукой мгновенно намокла от крови. Опустившись на колени рядом с Джеффри, она расстегнула куртку, рубашку просто разорвала и увидела, что одна из ран открылась. Джеффри больше не отталкивал Эллен, лишь тяжело и прерывисто дышал, закрыв глаза и прижимаясь затылком к стене. Эллен попыталась поднять его, но безуспешно. Тогда она спросила:
– Джеффри, ты можешь встать?
Он открыл глаза, и Эллен отшатнулась: он смотрел на нее так ожесточенно, что обжигал пламенем, полыхавшим в его глазах.
– Оставь меня! – хрипло сказал Джеффри. – Одним ратником Гисборна больше, одним меньше – какая тебе разница?
Эллен, не в силах найти слова, посмотрела на него умоляющим взглядом и в такой же безмолвной мольбе прижала руки к груди. Взгляд его серых глаз немного смягчился, он вздохнул и, цепляясь рукой за стену, поднялся на ноги. Эллен тут же подставила ему плечо, крепко обвила рукой его стан. Он хотел оттолкнуть ее, обойтись без ее помощи, но пошатнулся и сам схватился за ее плечо. Эллен довела его до кровати, на которую он рухнул и закрыл глаза.
Промыв рану, она нанесла лекарственную мазь и перевязала Джеффри. Все это время он хранил молчание. Эллен провела ладонью по его щеке и спросила:
– Больно?
Джеффри приоткрыл глаза, бросил на нее странный сожалеющий взгляд, словно из них двоих в лечении нуждалась она, а не он, и резко ответил:
– Да.
Заметив, как она принялась смешивать с водой маковую настойку, Джеффри дернул уголком рта. Он говорил о другой боли, и Эллен не сумела понять его правильно. Впрочем, стоит ли удивляться, если она так легко отмахнулась от возникшего между ними доверия и поставила его в один ряд с грубыми скотами Роджера Лончема? Джеффри вспомнил, как она швырнула ему в лицо, что только приказ сэра Гая воспрепятствовал ему и его соратникам присоединиться к насилию над леди Марианной, и его снова затрясло от негодования. Когда Эллен поднесла кружку к его губам, он молча выпил лекарство и уснул, не сказав больше ни слова.
Эллен просидела возле Джеффри всю ночь. Не отрывая от его лица печальных глаз, она мучилась острым чувством вины. Ведь, кажется, она провела рядом с Джеффри не один день, разделила с ним постель, где мужчина открывается женщине больше, чем в любых словах. Настороженность к нему давно потеснили другие чувства – приязнь и уважение. Ей было известно и то, как он относится к Марианне. Почему же она не сдержалась и оскорбила его так, что сильнее оскорбить, наверное, и нельзя?
Но, с другой стороны, невозможно забыть о многолетней вражде Гая Гисборна с Робином, как и о том, что именно Джеффри все годы этой вражды возглавлял дружину Гисборна и был его правой рукой. Он сказал, ратники сэра Гая охраняли Марианну во Фледстане от ратников Лончема. Почему бы и нет, если таков был приказ, отданный Гисборном? Но не они ли потом захватили Марианну в соборе Святого Георгия и доставили в Ноттингем, откуда Робин спас и ее, и Вилла не иначе как с помощью чуда? Выполнили один приказ сэра Гая так же, как выполнили потом другой. Воля Гисборна – вот единственное, что руководило Джеффри и его соратниками как во Фледстане, так и в соборе Святого Георгия. Да, Джеффри объяснял ей, как получилось в тот раз, что, выполняя приказ, он имел все основания считать, что этот приказ не достигнет желаемой цели. Но ведь был еще и приказ стрелять в Робина, когда сэр Гай в Руффорде обнаружил, что и он, и его дружина окружены вольными стрелками. Был бы выполнен этот приказ, не помешай тогда Марианна, взявшая в заложницы леди Беатрис?
Ратники Гая Гисборна! Во всем Ноттингемшире и далеко за его пределами их боялись куда сильнее, чем ратников того же шерифа. Не мог же этот всеобщий страх не иметь под собой оснований! Эллен видела их только однажды, когда приезжала к замку Гисборна, но в тот день она не обратила на них внимания: разговора с сэром Гаем было достаточно, чтобы мир вокруг нее разрушился. Но позже, в Шервуде, она слышала много рассказов о ратниках Гисборна, гораздо более умелых и беспощадных в бою, чем ноттингемские, и часто воочию представляла их. Безмолвные рты, неподвижные лица, беспощадные глаза – верные псы Гая Гисборна, готовые разорвать любого, на кого укажет рука господина. И во главе этой стаи неизменно был он – Джеффри. Эллен выхаживала его, отчаивалась, когда ему было совсем плохо, радовалась, когда он начал выздоравливать. Она полюбила долгие разговоры с Джеффри, в которых душа успокаивалась, близость с ним подарила ей такое блаженство, которое она успела позабыть. Ее влекло к Джеффри, она привязалась к нему, забыв, кем он был, пока внезапный приезд его бывших соратников не вернул ее в дни вольного Шервуда. Рассудок и сердце Эллен впали в полнейшее смятение, причиной которого стал Джеффри, лежавший сейчас в забытьи. Грозный и очень опасный недруг, но в то же время – верный друг и надежный защитник. И любовник, честно напомнила себе Эллен, ее любовник, в чьих объятиях она таяла от наслаждения, как много лет назад в объятиях Робина. Опять она сравнивает Джеффри с Робином, укорила себя Эллен и поняла, что запуталась и в этом человеке, и в себе самой.
За окном забрезжил рассвет. Почувствовав, что все тело затекло от долгого неподвижного сидения на табурете, Эллен устало поднялась и вышла из дома к ручью умыться. Прохладный ветер овеял, остудил лицо. Эллен закрыла глаза и, подышав запахами опавшей листвы, еле слышно сказала:
– Как мне быть, Робин? Раньше ты давал мне ответ на любой вопрос, а теперь и спросить некого!
Сильный порыв ветра встрепал ей волосы и провел прохладной ладонью по щеке.
– Просто помни всегда о том, что я предлагал ему остаться со мной. Этого достаточно, Нел, – почудился любимый голос – спокойный, уверенный, властный.