Kostenlos

Друзья и недруги. Том 2

Text
0
Kritiken
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

– Все мои друзья остались с лордом Робином. Как бы я одна жила где-нибудь, кроме Шервуда? Кто бы меня защитил? Здесь я была под надежной защитой, женских рук в Шервуде было мало, а работы для женщин много. Да и раненых надо было кому-то лечить. Лорда Робина на все не хватало, у него было вдосталь других забот. Мужчины воюют, женщины залечивают раны. Здесь была такая же жизнь, как за пределами Шервуда.

– Странно! – задумчиво сказал Джеффри, выслушав ее ответ.

– Что тебе показалось странным? – усмехнулась Эллен.

Закончив с тестом, она принялась разводить огонь в очаге.

– Ты все время говоришь, что хотела жить одна, а в Шервуде было полно мужчин.

Эллен выпрямилась и, отряхнув руки от сажи, гневно посмотрела на Джеффри:

– Ты на что намекаешь?

– И в мыслях не собирался задеть тебя или оскорбить, – поспешил заверить Джеффри. – Странно, что ты среди стольких мужчин никого не выбрала себе в мужья.

– Я ведь уже говорила, что не хотела вновь выходить замуж, – отчужденным тоном заметила Эллен.

– Я помню, – невозмутимо ответил Джеффри. – Пока была замужем, успела обзавестись детьми?

– У меня нет детей, – сказала Эллен, и по тому, как она сжала губы, Джеффри понял, что этим вопросом затронул в ее душе какую-то болезненную струнку.

– А что с тобой было потом, после Шервуда?

– Я стала жить в Веардруне, как и те, кто остался с лордом Робином, когда он был восстановлен в правах. Когда же твой доблестный сэр Гай вновь объявил войну лорду Робину и тот покинул Англию, чтобы твой господин утихомирился, уехала вместе с леди Марианной в Уэльс к принцу Ллевелину и оставалась с ней, пока она не родила младшую дочь и не окрепла после родов, а потом снова вернулась в Веардрун.

То есть когда надобность в ней как в целительнице отпала, Эллен покинула леди Марианну. Значит, она предана прежде всего графу Роберту и только во вторую очередь его супруге.

– А леди Марианна тем временем продолжала жить в Уэльсе, – утвердительно сказал Джеффри, чтобы окончательно увериться в своих рассуждениях.

– Да, она покинула Уэльс, когда все мы вновь были с лордом Робином в Шервуде, и приехала в лес незадолго до битвы у Трента, – подтвердила Эллен.

– Я знаю, – вздохнул Джеффри.

Эллен удивленно вскинула бровь, но тут же вспомнила:

– Да, ты же видел ее, когда привез лорду Робину послание от Брайана де Бэллона.

– Я видел ее и раньше. Мы встретили ее на самой окраине Шервуда.

Теперь Эллен удивилась по-настоящему. Поймав ее взгляд, Джеффри усмехнулся:

– Когда до сэра Гая дошла весть о том, что она вернулась в Веардрун, он сразу предположил, куда она отправится дальше. Так и вышло: она задержалась в Веардруне от силы неделю.

– Ты хочешь сказать, что вы не случайно встретили леди Марианну, а поджидали ее?!

– Несколько дней подряд.

Эллен в приступе негодования всплеснула руками:

– То есть вы снова устроили ей засаду?

– Она ведь приехала в Шервуд живой и невредимой?

– И что?

– А то, что у тебя нет сейчас оснований для возмущения или новых упреков. Сэр Гай хотел лишь увидеть ее и попытаться отговорить, убедить вернуться в Веардрун.

– Какое невиданное благородство со стороны сэра Гая! А если бы он передумал, вновь вознамерился бы взять ее в заложницы? – с прежним негодованием спросила Эллен.

– Мы бы не позволили ему так поступить с ней, – ответил Джеффри, спокойно отражая гневный взгляд Эллен.

– Мы? Кто это – мы?

– Я и остальные ратники сэра Гая. Мы поручились леди Марианне в том, что обеспечим ее безопасность даже от самого сэра Гая.

Посмотрев ему в глаза и прочитав в них непоколебимую веру в свои слова, Эллен немного смягчилась. И все же она не верила ему до конца, как бы ни был уверен он сам в том, что сказал.

– Интересно, что бы вы сделали, надумай сэр Гай чинить ей препятствия?

– Примерно то, что сделал он, когда в его шатер неожиданно зашел Брайан де Бэллон и увидел там леди Марианну, – подняв руку, Джеффри рассек воздух ребром ладони и выразительно посмотрел на Эллен: – Нескольких минут бессознательного состояния вполне хватило бы, чтобы увезти леди Марианну, впрочем, как оно и вышло.

– Ты хочешь сказать, что Гай Гисборн так обошелся с Брайаном де Бэллоном? – все еще не веря ему, спросила Эллен. – Ради свободы леди Марианны?

– Сэр Гай в те дни сильно переменился, – печально сказал Джеффри. – Его раздавила война с графом Робертом, а смерть маленького лорда Лайонела прямо-таки подкосила. Утратив почти все, чем он дорожил, сэр Гай наконец-то обрел себя, к нему вернулись былые достоинства. Он уже ничего не искал, кроме прощения леди Марианны и достойной смерти, почему и передал через нее графу Роберту просьбу о поединке. Ее прощение и смерть от его руки – вот и все, что было нужно ему от них. Несмотря на все зло, что он им причинил, они проявили к нему снисходительность. Граф Роберт – к его просьбе, а леди Марианна – к мольбе.

– Будь я на их месте, то повернулась бы к нему спиной.

– Ты – возможно, а они поступили иначе, посчитав его достойным своего милосердия.

– Замолчи, Джеффри! Не то я сейчас разрыдаюсь от умиления и суп окажется пересоленным.

Джеффри замолчал, но ненадолго.

– Так почему ты осталась в Шервуде, а не вернулась в Веардрун? – спросил он, внимательно глядя на нее.

Эллен хотела отговориться, как это сделал он, тоже сослаться на прихоть, но сказала правду. Может быть, потому, что разговоры с Джеффри умеряли ее тоску.

– Не нашла в себе сил. Все, кого я знаю, кто дорог мне, вернулись в Веардрун, но Робина и Марианны там больше нет, и потому Веардрун мне кажется таким же безлюдным, как Шервуд сейчас. Но здесь они хотя бы неподалеку, я могу прийти к ним, поговорить с ними. Если бы их дочери оставались в Веардруне, было бы легче. Но брат леди Марианны – граф Линкольн – забрал девочек в Стэйндроп и запретил нам даже напоминать о себе леди Гвендолен. Быть там сейчас слишком тяжко. Вот и Дэнис покинул Веардрун, устав от его траурной тишины.

– Лорда Дэниса увело в дорогу сугубо мужское дело. Он правильно поступил. Жаль лишь, что отказался от моей помощи. Ты – другой случай. Если бы он на прощанье не подкинул тебе меня, как бы ты изводилась в тоске и одиночестве!

– Да уж, ты тот еще подкидыш! – невольно улыбнулась Эллен. – Сказал бы мне кто, что однажды я буду лечить ратника Гая Гисборна, да еще и не просто ратника, а того, кто возглавлял его дружину, – в жизни бы не поверила!

– Сильно не любишь нас? – с усмешкой осведомился Джеффри.

– Очень сильно, – не приняв усмешку, ответила Эллен, – не люблю – не то слово.

– Тогда почему лечишь меня?

Эллен задумчиво посмотрела на Джеффри, который не сводил с нее прищуренных серых глаз, и сказала:

– Прежде всего таков долг целителя – не оставлять без помощи того, кто в ней нуждается. А кроме этого… Ты был с нами в Кирклейской обители, тебе небезразлична гибель Робина и Марианны, ты спас Дэниса от верной смерти. Наверное, ты стал для меня отличаться от прочих ратников Гисборна.

– Да, у меня много заслуг! – хмыкнул Джеффри и, став серьезным, покачал головой. – Но ты заблуждаешься: во мне нет отличий от моих товарищей по оружию. Ну разве только в том, что я был старшим над ними, не более.

Вот и скажи ему доброе слово, как он тут же отмахнулся и поставил себя в один ряд с теми, кого она боялась и ненавидела, как и весь Ноттингемшир боялся и ненавидел дружину Гая Гисборна. Надо быстрее поставить его на ноги, и пусть уходит на все четыре стороны.

– Если бы я вдобавок знал, куда идти! – вздохнул Джеффри, и Эллен вздрогнула, решив, что думала вслух. Бросив на нее насмешливый взгляд, он сказал: – У тебя все на лице написано. Никаких слов не требуется, чтобы понять, о чем ты думаешь.

– А ты умеешь читать по лицам мысли людей? – с иронией осведомилась Эллен.

Теперь он пропустил ее иронию мимо ушей.

– Чтобы выжить, надо быть очень наблюдательным, подмечать все, что происходит вокруг, не упускать ни одной мелочи. С тобой же и усилий прилагать не нужно: у тебя очень выразительные и лицо, и глаза.

Она налила в миску суп, отрезала ломоть от свежеиспеченной ковриги хлеба и села рядом с ним на кровать.

– Отдай ложку, – потребовал он, заметив, что она собирается кормить его с рук.

– А ты справишься? – с сомнением спросила Эллен.

– Если уж я справился с бритьем, то супом не обольюсь, – заверил Джеффри.

Он протянул руку, и она вложила ложку в его пальцы, глядя на которые, вспомнила, как они на ощупь играли ножом. Перед ее глазами вновь ожила та опасная игра, в которой с невообразимой быстротой мелькало стальное лезвие, и по спине Эллен опять пробежал холодок. Почему она забывает, какой он опасный человек, вспоминая лишь изредка, кто он? Услышав вздох Джеффри, она очнулась, оторвала взгляд от его пальцев и посмотрела ему в глаза. Они были чуточку насмешливыми и в то же время грустными.

– Неужели я так сильно тебя напугал? – снова вздохнул Джеффри. – Прости, я не хотел! Мне и в голову не пришло, что мое обращение с ножом нагонит на тебя такой страх. Думал, ты в Шервуде не раз наблюдала за подобными играми. Когда сэр Гай приехал в Веардрун в качестве нового шерифа Ноттингемшира, лорд Уильям, известный тебе и мне как Вилл Скарлет, в ожидании ответа от графа Роберта, примет ли тот сэра Гая или откажет, держал нас между стенами замка и забавлялся точно так же. Только лорд Уильям крутил в пальцах нож быстрее, чем получается у меня.

– Ешь, пока суп не остыл. Ты не испугал меня. Тут другое. Ловкость в обращении с оружием стрелков вольного Шервуда сулила защиту и безопасность, а твоя, напротив, напомнила об опасности.

– Оружие в их руках было не менее смертоносным, чем в моих. Вопрос в том, кто тебе друг, а кто враг. Так вот, Эллен, я хочу, чтобы ты знала: я не враг тебе и никогда им не стану. Нож или меч в моей руке не таят для тебя угрозы, но всегда защитят, если понадобится. В том я даю тебе слово.

 

Только убедившись, что она поверила ему, Джеффри принялся за еду. Пообедав, он уснул, а она вернулась к домашним делам. Проснулся он вечером, когда за окном стемнело. Эллен к тому времени завела лошадей в конюшню, управилась со стиркой и стелила себе постель возле очага. Джеффри выспался и просто лежал, заложив руку под голову.

– Кого же ты так сильно любила, что решила не выходить замуж, раз уж не могла выйти за того, кто был тебе мил? – вдруг услышала Эллен задумчивый голос. Джеффри повернул к ней голову и, встретившись с Эллен глазами, улыбнулся: – Положим, у тебя был несчастливый брак, но овдовела ты давно, совсем молодой, если не юной. Ты ведь живая, теплая. Не могла же ты жить в одиночестве, никого не любя! А если любила, значит безответно, но сильно, раз предпочла не связывать себя новым браком. Так кого, Эллен? Вилла Скарлета, за которого так отчаянно вступалась? Или самого графа Роберта?

У Эллен перехватило дыхание. Он и вправду был очень умен и наблюдателен! Вот только она не собиралась делиться с ним сердечными тайнами и потому ответила полуправдой:

– Священника. Как ты понимаешь, брак в этом случае невозможен.

Джеффри долго молчал, пристально глядя в потолок, потом тихо, но очень уверенно сказал:

– Лукавишь, Эллен. Не хочешь быть откровенной.

Эллен рассердилась. Если она даже на исповеди не проронила ни слова о любви к Робину, то откровенничать с ним, ратником Гая Гисборна, не собиралась тем более. Она ведь не выспрашивала его тайну. Впрочем, ей и не требовалось спрашивать: он сам обо всем поведал в горячечном бреду.

– Послушай, – сказала она, стараясь, чтобы голос оставался ровным и бесстрастным, – я же не допытываюсь, есть ли у тебя жена, сильно ли ты ее любишь!

– Я тебе сам отвечу, – отозвался Джеффри. – Я был женат, но овдовел, как и ты. Женился, когда мне было немногим больше двадцати лет, супругу свою не любил, но относился к ней хорошо. Наш брак продлился недолго: после венчания не прошло и полгода, когда она умерла.

– А потом, после ее смерти? – не выдержала Эллен.

– А потом я решил, что моя жизнь слишком хлопотная и довольно опасная, чтобы обзаводиться семьей. Жена и дети видели бы меня очень редко, но сильно обременили бы мою жизнь.

– Чем же?

– Своим существованием. Оставаясь один, я отвечал лишь за себя, рисковал только собственной жизнью. А они стали бы заложниками и тем самым связали бы меня по рукам и ногам. Ради их безопасности мне пришлось бы делать многое из того, что я делать не хотел и не делал.

– Чьими заложниками? – не поняла Эллен.

– Сэра Гая, конечно, – пояснил Джеффри, удивившись ее непонятливости.

– То есть, служа сэру Гаю, ты в то же время его опасался?

– Сэра Гая всегда и всем следовало опасаться, но я его не боялся. Вот если бы у меня была семья, все сложилось бы по-иному: мне пришлось бы постоянно помнить о том, как он может принудить меня к повиновению.

– Странный ты, Джеффри! – призналась Эллен. – Тебя все считали самым преданным из людей Гая Гисборна, а ты говоришь так, словно вы были на равных.

– Какой есть, Эллен. Странный так странный. Не то чтобы я вел себя с ним как ровня, но позволял себе иметь собственное суждение и желал оставаться свободным в этом праве.

Он повернулся на не пострадавший от медвежьих когтей бок, приподнялся, опираясь на локоть, и с усмешкой посмотрел на Эллен. Опасаясь, что в разговоре он вернется к ее чувствам, она поспешно спросила сама:

– Если ты не любил жену, то почему женился?

Его лицо помрачнело, стало очень печальным, и, чуть слышно вздохнув, он ответил:

– Так было надо, Эллен.

– Кому?

Он дернул плечом и сказал:

– Ей, конечно. Кому же еще?

Его лицо стало замкнутым, в глазах проступила суровость, и Эллен спросила о другом, чтобы отвлечь его от печали, связанной с умершей женой:

– Брак сэра Гая и леди Беатрис не был удачным?

Уловка удалась. Джеффри очнулся, замкнутость в его лице сменилась легким удивлением.

– Как он мог быть удачным, если сэр Гай никого не хотел в жены, кроме леди Марианны?

– Тогда почему он женился на леди Беатрис?

– Ему же надо было на ком-то жениться, раз уж с леди Марианной его постигла неудача. Вот он и выбрал леди Беатрис. Из каких соображений именно ее, не знаю, да это и не важно. Стань его женой любая другая девица, он относился бы к ней точно так же, как к леди Беатрис: внешне учтиво, но в душе безразлично. Правда, ей, бедняжке, особенно не повезло, – протяжно вздохнул Джеффри. – Надо же ей было угодить в заложницы к леди Марианне, да еще и признаться в беременности, ничего прежде не сказав сэру Гаю! Она сильно сглупила, но кто бы, окажись в той ситуации, поступил иначе?

– Леди Марианна, – усмехнулась Эллен.

Джеффри усмехнулся в ответ и согласно покачал головой:

– Да, она-то ни словом бы не обмолвилась, понимая, чем это обернется для ее мужа! Сэр Гай не простил леди Беатрис тот день. Дело даже не в том, что он был вынужден уступить леди Марианне, освободив графа Роберта и Маленького Джона в обмен на леди Беатрис. Сэр Гай тогда впервые увидел их вместе – леди Марианну и графа Роберта. Ох, как он смотрел на них! Так и впился глазами. А они никого не замечали, кроме друг друга, тем более сэра Гая. И лица у них были такие… – Джеффри помолчал, пытаясь подыскать нужные слова, но так и не нашел. – Да, их связывала очень сильная любовь. Одно дело знать об этом, совсем другое – видеть собственными глазами. На жену сэр Гай даже не обернулся. Она лежала в обмороке на руках брата, я смывал с ее шеи кровь, чтобы сэр Брайан убедился, что леди Марианна не причинила его сестре никакого вреда. Но ему было все равно, что она порезала ножом собственную ладонь, а не шею леди Беатрис. С того дня он крепко невзлюбил леди Марианну, а когда леди Беатрис умерла, попросту возненавидел.

– Отчего она умерла? – спросила Эллен.

– Зачахла, – ответил Джеффри и, поймав удивленный взгляд Эллен, невесело улыбнулся. – Именно так она и умерла. У нее открылась чахотка, начала идти горлом кровь, и она истаяла прямо на глазах. Она же выходила замуж за сэра Гая, будучи влюбленной в него по уши. Семейная жизнь ей представлялась сплошным безоблачным счастьем, и она никак не могла понять, почему сэр Гай относится к ней так холодно, если сам же просил ее руки. После той истории в Руффорде, наверное, что-то поняла. А если и нет, для нее это все равно ничего не меняло. Даже рождение сына не поколебало враждебности, которую сэр Гай испытывал к ней. Пока она носила ребенка, он еще принуждал себя относиться к ней если не ласково, то терпимо. А после родов и в постель к ней ложился через силу, только чтобы зачать дитя. Когда она за год так и не понесла, он вообще перестал с ней спать. Не разговаривал, не замечал, если она пыталась заговорить, делал вид, что не слышит. На поминальной службе по ней он даже молился с явным облегчением.

Эллен вспомнила разговор с Гисборном, который Джеффри вел в бреду.

– Это ты убеждал его быть с ней поласковее?

Он бросил на нее быстрый и острый взгляд, но не стал спрашивать, сама она догадалась или узнала от кого-нибудь.

– Да, – просто ответил он. – Она не придумала ничего удачнее, чем однажды выплакать мне свое горе. Лучше бы брата взяла в утешители! Сэр Гай слушал меня, приходил в ярость, даже как-то дал мне пощечину, но все-таки шел к ней, проявлял участие, расспрашивал, как она себя чувствует. Она прямо-таки расцветала, не замечая, что он чуть ли не дрожит от нетерпения уйти прочь. Ей хватало и такой малости. Но стоило ей родить, как разговаривать с ним о леди Беатрис стало бесполезно и крайне опасно… А почему ты вообще завела разговор о леди Беатрис?

– Так, просто к слову пришлось, – ответила Эллен, не говоря о том, что в этой истории ее интересовала не столько судьба брака Гисборна – в общих чертах она была и так всем известна, – а заступничество Джеффри за леди Беатрис.

– К слову! – недоверчиво повторил Джеффри. – Что-то я не помню ни одного слова из сказанных сегодня, которое могло навести тебя на вопросы о ней.

– Мы говорили о браках – твоем, моем, вот мне и пришло в голову спросить тебя о леди Беатрис, – нашла объяснение Эллен, показавшееся ей логичным.

Джеффри оно таким не казалось.

– У вас, женщин, странный порядок в голове. Я бы назвал его полным хаосом.

– У всех? – поинтересовалась Эллен, не совладав с язвительностью. – Или одна женщина для тебя составляет исключение из общего правила?

Угадав, о ком она говорит, он грустно усмехнулся:

– Она вообще была исключением из всех правил, Эллен. Тем и привлекла сэра Гая. Его вечно влекло то, что ему самому оставалось недоступным. Я вот, к примеру, вовсе не удивился, узнав, что она предпочла графа Роберта. Тот был ей под стать – вернее, она ему. Хоть я и желал видеть леди Марианну своей госпожой, но граф Роберт одним своим существованием лишал сэра Гая всякой надежды добиться ее согласия. А уж то, что они оказались обручены еще в ту пору, когда граф Роберт был наследником графа Альрика, для сэра Гая явилось самой неприятной неожиданностью. Ему бы тогда и отступиться, а он лишь сильнее закусил удила.

– И в чем это выразилось?

– Приказал следить за ней. Где она бывает, с кем хотя бы словом обмолвилась. Пытался узнать, видится ли она с графом Робертом или нет. То, что они знакомы, он знал, догадавшись, кто выручил леди Марианну, когда ее похитили по приказу Роджера Лончема и спрятали в аббатстве, откуда собирались увезти прямиком в Лондон.

– И вы за ней следили? – с легким ехидством осведомилась Эллен.

Джеффри повел в ее сторону глазами и невозмутимо ответил:

– Конечно.

– И выследили?

– Нет, – сказал он как отрезал. – Мы ни разу не видели их вместе.

По его тону было нельзя понять, действительно ли он ничего не знал о ночных свиданиях Робина и Марианны или знал, но не собирался говорить о них Гаю Гисборну. Эту миссию взял на себя сводный брат Джеффри – Хьюберт. Джеффри словно передались мысли Эллен. Едва она подумала о Хьюберте, как услышала голос Джеффри:

– Мы с тобой много спорили, Эллен, кто в чем виноват, а кто нет. Не знаю, думала ли ты над тем, что я тебе говорил, но я обдумывал каждое твое слово. Во многом я все равно остался при своем суждении, но в одном ты права. Я поступил неверно, попустительствуя Хьюберту. Мне следовало убить его сразу, едва он согласился на предательство.

Эллен почувствовала удовлетворение: хоть в чем-то ей удалось переубедить его.

– Как он вообще попался тебе? – спросила она.

– Из-за собственной бесшабашности, – с презрением в голосе ответил Джеффри. – Слишком далеко ушел от границ Шервуда, установленных графом Робертом, да еще и в зеленой куртке. Со мной было пятнадцать ратников, он был один, так что взял я его легко. Он, в сущности, и не пытался сопротивляться, особенно когда узнал меня и понял, что я его тоже признал. Мне бы уже тогда насторожиться. Ваши никогда не сдавались, даже если мы их превосходили числом, так что с самого начала было очевидно, за кем останется поле битвы. Но они все равно шли напролом, предпочитая умереть в бою, чем сдаться в плен. А он сдался.

– Почему ты просил за него сэра Гая? Если я правильно поняла тебя, вы не слишком ладили с Хьюбертом.

– Удивительно, как ты смогла это понять, если я не рассказывал тебе о нем! – хмыкнул Джеффри.

Эллен прикусила язык. Она поняла, что Хьюберт в детстве был горазд на проделки, за которые доставалось его сводному брату, со слов самого Джеффри. Вот только слова были обращены не к Эллен, а к матери Джеффри, и опять-таки в бреду. Конечно, она могла ему прямо об этом сказать, но что если он замкнется в себе? Она ведь не знала, что из услышанного ею было запретной темой, а что нет. Эллен была уверена, что нельзя касаться ни в коем случае только одного – истинных чувств Джеффри к Марианне. Решив проявить осторожность и в том, что относилось к Хьюберту, она ответила так:

– Ты говорил, что презирал бы себя, будь у вас общая кровь…

Неопределенно покрутив пальцами, Джеффри принял ее ответ, хотя и заметил:

– Это уже потом, после того как он пошел на условия сэра Гая. В детстве я его не презирал, хотя он изрядно докучал мне. Мать так старалась, чтобы в семье царил мир, что внушила мне необходимость относиться к Хьюберту снисходительно по его малолетству и всегда помнить, что он мой младший брат, хоть и сводный. Он же первым делом мне об этом напомнил, и я из благих побуждений попросил сэра Гая сохранить ему жизнь. А сэр Гай просто так милостей не оказывал! Услышав, что он предложил Хьюберту, я не усомнился в его отказе и прикидывал, как мне отвести петлю от шеи младшего брата. А Хьюберт согласился. Ладно, думаю, он же не клялся в верности сэру Гаю, мог и схитрить. Вернется к своим и расскажет обо всем графу Роберту. И вновь вышло не так, как я думал. Согласился он искренно и не из страха. Ему понравилась идея побыть лазутчиком, потягаться с самим графом Робертом. Это же так захватывающе: смотреть в глаза человеку, чьему слову подчиняется весь Шервуд, и чувствовать над ним тайную власть! Только понял я это слишком поздно, а в тот день совершал глупость за глупостью.

 

– А потом? Когда осознал, что Хьюберт и вправду стал предателем, почему не убил его?

Джеффри скосил глаза на Эллен и усмехнулся.

– Удивительно, правда? Ведь убивать так легко! Ты, например, сколько людей за свою жизнь убила? Ни одного человека, верно? А так просто рассуждаешь об этом, что в пору брать у тебя уроки способов умерщвления!

Эллен слегка опешила. Ей пришлось признать, что Джеффри прав: с ее языка слово «убить» слетало с непростительной легкостью. Он же по обескураженному виду Эллен угадал, что заставил ее смутиться, чем удовольствовался и больше не стал выговаривать ей.

– Когда понял, было поздно, – вздохнул Джеффри. – Самое гнусное предательство он уже совершил.

Она догадалась, что он имел в виду. Но ведь, кроме того, что Хьюберт выследил Марианну и узнал все о ней и Робине, после он совершил еще немало предательств, чуть не убил Робина, а вершиной его подлых дел была та самая засада у собора Святого Георгия. Ей было что возразить Джеффри, но Эллен вовремя вспомнила, что он никогда в ясном сознании ни словом не упоминал о том, что назвал самым гнусным предательством Хьюберта. Заговорить об этом значило бы забраться в заповедную часть души Джеффри, связанную с Марианной. Да и все равно они опять бы пошли по замкнутому кругу. Она помнила все его доводы: с вольным Шервудом, а значит и с Робином, он воевал, у собора Святого Георгия понадеялся на должную защиту Марианны. Нет, не стоит продолжать.

– Давай спать, – предложила Эллен и нарочито зевнула, – уже очень поздно.

Следующий день она посвятила уборке, прервавшись на то, чтобы покормить Джеффри, который окреп настолько, что не лежал, а сидел в постели, откинувшись на подушки. Его раны на боку наконец-то затянулись, и Эллен, утром придирчивым взглядом окинув дом, решила, что слишком запустила его, занимаясь лечением Джеффри и разговорами. Она выбила пыль из шкур, застилавших пол, вымыла сам пол, обтерла всю мебель. К вечеру дом засиял чистотой, зато Эллен почувствовала себя грязной с головы до ног.

– Я помоюсь, а потом перестелю тебе постель, – сказала она, доставая из сундука полотенце.

– Послушай, а как бы и мне вымыться? – оживился Джеффри. – Помнится, ты говорила, поблизости есть водопад?

Эллен посмотрела на него с большим сомнением. Вода в ручье была ледяной даже летом, а сейчас на дворе октябрь. День был теплый и солнечный, но к вечеру ощутимо похолодало. Если он будет мыться под водопадом, то может простудиться. Да и как она его туда доведет?

– Подставишь плечо, – сказал Джеффри, угадав ее сомнения, – а простудам я не подвержен.

– Все когда-нибудь случается в первый раз, – возразила Эллен: начинать лечение Джеффри заново ей не хотелось. – Нет, сделаем так: я нагрею воду, ты заберешься в лохань, и я помогу тебе вымыться, а после займусь собой.

– Ты думаешь, я помещусь в ней? – усомнился теперь уже Джеффри, посмотрев на лохань, которую Эллен, прилагая большие усилия, подтащила к очагу.

– Если постараешься, то поместишься, – сказала Эллен, переводя дыхание, и принялась наполнять котел водой, которую приносила из ручья.

Несколько ведер с холодной водой она поставила рядом с лоханью, и, когда в котле забурлила вода, наполнила ее до половины, смешав горячую воду с холодной.

– Тебе помочь забраться?

– Сам как-нибудь справлюсь, – ответил Джеффри, поднимаясь с постели. – А ты отвернись.

– Не ожидала подобной застенчивости! – рассмеялась Эллен, поворачиваясь к нему спиной. – Я ведь тебя перевязывала, сейчас буду мыть. Что, скажи на милость, нового и прежде невиданного мне откроется?

– Наверное, ничего, – согласился Джеффри, усаживаясь в лохань, где гулко вздохнул от удовольствия, окунувшись в теплую чистую воду, – но я не привык расхаживать нагишом перед женщиной, на которую хочу произвести благоприятное впечатление.

– Зачем тебе понадобилось производить на меня впечатление? – не сдержала улыбки Эллен.

– Ты то и дело ищешь во мне пороки, а я решил тебе понравиться, – ответил он и скомандовал: – Можешь поворачиваться.

Эллен начала с головы Джеффри, тщательно промыв его волосы, потом принялась тереть мыльной мочалкой тело. В лохани он действительно едва помещался, и то подтянув колени к подбородку. Смыв мыльную пену с его плеч и груди, она предложила ему отбросить стыдливость и выпрямиться в полный рост, чтобы она смогла окатить его чистой водой. Не споря с ней, он поднялся с самым невозмутимым видом, и на его лице не отразилось ни капли смущения. Лишь в серых глазах играла озорная улыбка. Он был выше ее на голову, и Эллен пришлось забраться на табурет, чтобы окатить водой Джеффри как следует, с чем она справилась, вымокнув при этом до нитки. Подав ему полотенце, Эллен перестелила постель, пока он вытирался, и скомандовала в свой черед:

– Ложись и отвернись, пока я буду мыться.

– И кто из нас застенчивый? – с веселой усмешкой спросил Джеффри, но сделал так, как она сказала.

Занимаясь мытьем, Эллен несколько раз оглянулась на Джеффри и, убедившись, что он лежит в неизменной позе спиной к ней, забыла о нем. Напомнил он о себе, когда она, облачившись в длинную ночную сорочку, сидела возле очага и сушила волосы.

– Мне можно наконец повернуться? Я устал лежать неподвижно.

– Да, конечно! – спохватилась Эллен.

Джеффри лег на спину, с видимым удовольствием запрокинул руки за голову и потянулся. Эллен провела гребнем по волосам и тряхнула головой.

– У тебя красивые волосы, – заметил Джеффри. – Густые и светлые, как у принцессы данов или норвегов.

– Одно из двух: либо ты просто льстец, либо сейчас что-то попросишь, – откликнулась Эллен.

– Ничуть не польстил тебе, а сказал истинную правду, за которую никакой награды не потребую, – рассмеялся Джеффри, но тут ему пришла в голову мысль: – Хотя да, ты права. У меня есть просьба. А ты уже неплохо разбираешься в моих повадках! Я сам не думал, что буду тебя о чем-то просить, а ты угадала.

– О чем ты хочешь просить меня? – улыбнулась Эллен, сплетая волосы в косы.

Джеффри поманил ее рукой, она подошла и присела рядом с ним.

– Разреши мне завтра прогулку, любезная врачевательница. Чересчур утомительно находиться в четырех стенах так долго!

– Как ты собираешься выйти из дома? – с укором спросила Эллен. – Добрался до лохани, от нее – до кровати и возомнил себя выздоровевшим? У тебя сил не больше чем у котенка!

– Ты так уверена в этом? – хмыкнул Джеффри и, поймав ее за руку, ловким движением потянул на себя.

Эллен от неожиданности упала ему на грудь, и Джеффри, не выпуская ее руку, другой рукой обхватил ее за плечи и накрепко прижал к себе.

– А теперь попробуй вырваться! – посмеиваясь, предложил он.

Эллен дернулась, но его рука держала ее крепче стального кольца. Новая попытка – и тоже без успеха.

– Не получается? – осведомился Джеффри.

– Вот и лечи тебя на свою голову, – проворчала Эллен и вновь попыталась высвободиться: – Отпусти уже, довольно похвастался силой!

Он ослабил захват, и Эллен приподнялась, но прежде чем успела выпрямиться, встретилась с Джеффри глазами. Он перестал смеяться, его глаза сузились, и он едва ощутимо дотронулся губами до приоткрытых губ Эллен.

Ее губы были нежными и теплыми, дыхание свежим и легким, и собственное тело мгновенно напомнило Джеффри, как давно он не делил постель с женщиной. Не было времени, силы уходили на другое, многодневная усталость вызывала только одно желание – спать. Если не выспаться, то урвать для сна лишний час. Да и рядом не было ни женщины, ни настоящей постели, а сейчас есть и то и другое. Силы отчасти вернулись, усталость прошла, и мужской голод охватил его со жгучей силой, потребовал насыщения, едва лишь Джеффри осознал, что держит в объятиях женщину и на ней из одежды только сорочка из тонкой ткани. Джеффри подумал: Эллен красивая, он к ней успел немного привыкнуть, вот только согласится ли она?