– Я заметила, как через какой-то момент ты начал клевать носом. Тебя хватило ненадолго.
– Ничего странного, Ирка! Была глухая ночь. После того, как я заключил пари, как назло, меня сразу же потянуло ко сну.
Её смех стал более заразительным. Она подарила мне белозубую улыбку.
– Ты начал смотреть в окошко, в котором ничего не видно, кроме проплывающих тусклых огней…, и этим ещё больше погубил себя. Скучный пейзаж, навевающий безмятежный сон.
– Но сначала, Иринка, я гордо зыркал на тебя, уверенный в своей победе. Мы, молча, играли в гляделки. Почему-то я не сомневался в том, что мне удастся, выиграть. Наивный! Вагон плавно качало. Проводник приглушил верхний свет. Поголовно все пассажиры видели радужные сновидения. На часах два часа ночи. Ты словно играла со мной. Потешалась! Ставила надо мной опыт. Именно тогда я почувствовал подвох, думая, что долго не продержусь и, отвернувшись, стал смотреть в окно, на темень. Это был детский психологический трюк с моей стороны. Мельком наблюдал, в надежде, что ты начнёшь моргать и зевать. А у тебя, блин, ни в одном глазу. Энергичная и спортивная. Казалось, что ты совсем не хочешь, спать. Тогда я искренне загрустил.
Молодая девушка склонила голову набок.
– Анвар, я помню трагичное лицо, которое ты состряпал, когда признался мне, что сдаёшься! В проблеске железнодорожных огней твои глаза излучали вселенскую печаль.
Мы одновременно расхохотались.
– Я полез на верхнюю полку, спать. Пристыженный, униженный и оскорблённый, – я специально оглянулся, чтобы удостовериться, не вызвал ли мой, не к месту, громкий смех недоумение на лицах других посетителей.
Затем приосанился, как пружина, выложив признание:
– Но я помню, Иринка, твой поцелуй на губах, когда ты решила подсластить горечь моего поражения и морально поддержать побеждённого. Ради этих минут был готов, с поднятыми лапками, лечь на лопатки ещё сто раз!
– Моё сердце разрывалось, что я не позволила тебе выиграть, – поделилась Ирина, – не уступила, не посторонилась! Если бы было возможно, то я переиначила свои поступки в этот день и поступила бы совсем по-другому!
Мы долго смотрели в глаза друг дружке, застыв, будто в замедленной съёмке. Я провёл рукой по её щеке. Ласково и учтиво, как бывало раньше.
– А я не могу забыть, как вместе ходили летом, загорать на пляж! – подала голос мама Иринки. Не удержавшись, она примкнула к нашей совместной беседе, разбавив интимное молчание.
Я повернулся к ней лицом. Дамира апа являлась миловидной женщиной шестидесяти восьми лет, с умными глазами на круглом лице и седоватыми волосами на голове. На её лице навсегда прописалась сердечная улыбка. Она обладала умением расположить к себе людей, в основном из-за своего покладистого характера.
– Ой! Я тоже помню, мама! На пляже в этот день собралась дружная компания! – очнувшись, возликовала Ирина.
– Никогда не забуду этот душераздирающий крик на пляже! – припрятав улыбку, я встал в позу независимого журналиста, получившего жирный гонорар за актуальный очерк.
– Какой крик? – недоумённо воскликнули Валеевы.
– Обычный…, но я охарактеризовал бы, как…, как истошный, пронзительный, убийственный! Разве вы не помните, кто оказался источником человеческой сирены?
– Разве кто-то тонул? Что-то я не припомню, Анвар! – растерянно изрекла Ира.
– Не дай Аллах! К счастью, никто не тонул, – я соскрёб неправильную отгадку девушки, будто ледяную наледь с лобового стекла, – отдыхающие находились в полном здравии, вполне заслуженно валяясь на песке в воскресный день.
– Кто кричал-то? – с удивлением спросила меня мама Ирины.
– Вы – уважаемая Дамира апа! Я не спутаю ваш несравненный голос, ни с каким другим!
– Я?!
– А, кто же ещё?! Именно Вы!
– Ах! Да! Это потешная история и я её вспомнила! – Иринка улыбнулась, посмотрев на маму, – Разве ты не помнишь? Анвар красочно расписал её в ярко – жёлтые тона летнего зноя?
– Простите! Что-то запамятовала! – виновато призналась Дамира апа.
Для замечательной женщины, которая сделала мне много добра, повторил:
– На пляж шумная компания ушла раньше меня, – начал я, – К сожалению, опоздал к назначенному времени. Я вечно опаздываю, а потом жалею. Пришлось, добираться пешком, в одиночку и самостоятельно. Добравшись до пляжа, я окинул взглядом огромную территорию излюбленного места отдыха горожан, в надежде отыскать ваши следы и, жизнерадостные, слегка загорелые, лица. Однако, как ни всматривался и не щурился вдаль, мне не удалось узреть никого из знакомых. Признаться, меня это сильно огорчило. Грешным делом, закралась в голову сумасшедшая мысль, что по каким-то причинам поход отменили, а меня не оповестили. Но делать нечего…, возвращаться обратно желания не возникло. Я глянул на ласковую речку, гостеприимно блестевшую, накатывающими на бережок, волнами. Решил, искупаться. Тем более жаркая погода вынуждала, окунуться в речной прохладе, предоставляя отличный шанс, освежиться. Я разделся и пошёл к воде. И едва замочив лодыжки, по всему пляжу раздался…, простите, Дамира апа, но я не могу выразить это другими словами…, оглушительный и душераздирающий вой «Ааааан-вааааар!!!». Теперь представьте! Тихо и умиротворённо. Накатывающие волны. Тишина. Спокойствие. Кайф. Душевное равновесие. Дремота и полуденная лень. И, вдруг – Ааааан-вааааар! Я никогда не слышал своего имени в такой ярко-истеричной и красочной интерпретации. Признаюсь, я испугался. А несчастных загорающих этот страшный крик заставил, подскочить и обернуться. Вы, Дамира апа, затмили всех оперных певцов и вокалистов, которые пытались, взять самую высокую ноту колоратурного сопрано. У Вас получилось намного виртуознее!