Глава 30. Макс. Чистая вода.
Остаток ночи коротаю в кафе на набережной, пью третью чашку кофе. Вкус кофе кажется таким… божественным! Сижу за столиком и жду, когда сведут мосты, чтоб можно было ехать. И свежий влажный воздух, и улицы, и небо на рассвете в лёгких белых облаках – я чувствую себя почти счастливым в это утро. Вернулся! Главное, что снова на Земле. А Жанну я найду. Начну искать с Кармана, надеюсь, что и закончу там.
Источник тихо возится во внутреннем кармане, и изредка прерывает утреннюю тишину вибрацией. Интересно, как он влез туда, ну, в смысле, в телефон… ведь есть же разница между мобильником и огромным звездолётом.
– Не тесно? – спрашиваю мысленно.
– Немного, – источник отвечает мне не сразу. – Я думаю, что батарею надо доставать. Бессмысленная вещь, зря место занимает.
– Ты собираешься всегда там оставаться? – удивляюсь я. Нет, это не дело, это же как прослушка в телефоне, а с другой стороны – какие бесконечно широкие возможности открываются…
– Так я смогу везде тебя сопровождать, – мечтает источник. – И помогать, и защищать…
– Как бы наоборот не вышло, – улыбаюсь. Всё-таки, с ним мне легче, с ним я не один. Да и вообще, он умильный. – Имя-то придумал?
– Не получается.
– Ну, как-то же к вам Главы Родов обращались, вспоминай. А, может, имя у тебя уже есть?
– Я Соуло, вот всё, что мне известно.
– А может, в честь того, кого ты больше всех любил, – предлагаю, но он не отвечает. Ладно, пусть подумает ещё.
Ну, наконец-то! В шесть часов ловлю такси и называю место. И вижу, что таксист, молодой и крупный парень, хотел сначала отказаться, потом подумал и, словно нехотя, кивнул. Озвучил сумму, смотрит на меня, надеется, не соглашусь. А я доволен, мне не до торгов. Отлично, значит, едем.
Ещё раз глубоко вдыхаю влажный речной воздух, от солнца жмурясь, и открываю дверь. Сажусь на заднее сиденье, ставлю рядом сумку. Как непривычно ездить пассажиром, привык уже, что сам всё время за рулём. Смотрю в окно – машины, люди, магазины. Дома, проспекты, утренняя суета. Как я скучал! Я только сейчас понял, как сильно люблю этот мир, а раньше всё было настолько привычно, что и не замечал.
Достал из кармана ложку – всё-таки, странное изделие. Наши ложки удобнее, причём намного. Непонятный материал.
– Кондаг, редкий ценный металл, – мысленно сказал источник.
– А почему тогда из него ложки на корабле сделаны? – мысленно же спрашиваю его.
– На «Магнуме» всё лучшее, он же флагман. Хотя я тоже всегда удивлялся.
– А что в этом кондаге особенного? – у нас тоже всякие чудики любят столовые принадлежности из драгметаллов, золота там, серебра. Я лично предпочитаю нержавеющую сталь, вполне достаточно. Для вилок и ложек.
– Сам увидишь.
Ну ладно, раз увижу… Механически кручу в руках странный столовый прибор. В зеркало заднего вида замечаю, что таксист кидает на меня изучающие взгляды, и, похоже, уже давно.
– Что, братан, недавно освободился? – спрашивает он, а я от неожиданности с силой сминаю чудную ложку в руках, скручиваю её пальцами.
– Да, недавно, – отвечаю, когда до меня доходит, что он принял меня за сидельца. Видимо, рожа у меня такая… говорящая. Или характерно счастливая. Но, по сути, он прав – я ведь действительно освободился.
– Я вот тоже месяц назад чуть не сел, – таксист явно увидел во мне родную душу. – Но пронесло. А мог бы. Что делать, думаешь, я хотел? Так жизнь такая, денег вечно не хватает. Отца нет, матери таблеток не купить, ёпа-мать, не на что. Вот и пришлось, раз подвёз, подождал, пока они там свои дела сделают, да другой. Коготок и увяз…
Слушаю его, кручу в пальцах пластичную гладкую массу, безучастно смотрю в окно. Да, я не знаю нужды и никогда не знал, ни в чём. А кому-то детей кормить не на что. А может, думаю и вытягиваю, свиваю пальцами в спираль длинную серебристую субстанцию, вот просто пожелать, как у Стругацких, счастья? Для всех, для каждого… Вдруг получится.
Такси сворачивает с автострады в сторону Василёво, осталось недолго. За окном ярко светит солнце, по обе стороны от дороги буйствует растительность, щебечут птицы. Таксист молчит, задумался. Я тоже молчу, ко мне подступает волнение. Смотрю на ложку в руках – Создатель, во что она превратилась? На ладони у меня изящная штучка, как венок, свитый из тонких стеблей, похожа на тот знак на груди у сервадов. И даже подобие самого цветка имеется, не такой, конечно, изящный, как мог бы быть, но то, что это цветок – видно каждому.
– Верум! – благоговейно прошептал в голове источник. – Немыслимо…
Мы проезжаем Сосновку.
Нам налево, – говорю водиле у развилки, и он сворачивает с дороги.
– Ты к кому сюда? – спрашивает меня, кинув короткий взгляд в зеркало. – К матери, к девчонке?
– К жене, – отвечаю честно. – А ты женат?
– Да нет пока… не встретил ещё, – говорит таксист. – Была одна, да не вышло. Ты, говорит, всё время на работе, а я молодая… Мне в клуб хочется, и в театр, и в ресторан, и в отпуск на какие-то острова. А, говорю, тогда понятно. Ну, и не стал больше звонить. А ты? Давно женился?
– Нет, недавно, – настроение у меня резко портится, да я и недели не был женат, когда это всё случилось. – Слушай, сейчас поворот будет, левый, без знака. Останови здесь.
– Так до ближайшей деревни ещё километров пятнадцать, – тычет парень в экран навигатора, но съезжает на обочину и глушит мотор. – Тут ничего нет. Куда ты пойдёшь?
– Мне здесь надо выйти. Спасибо, ты реально помог, – говорю я и протягиваю ему деньги. У таксиста падает челюсть. Да ладно, не настолько там и больше.
– Спасибо, конечно, но… не возьму я, – отказывается мужик наотрез. Вот нравятся мне русские, у них совесть просыпается в самый неожиданный момент, причём в тех, в ком её присутствие вообще трудно заподозрить.
– Бери, – говорю с нажимом и открываю дверь. И, под влиянием момента, протягиваю ему серебристый веночек. – Вот, держи, на память. И знаешь, завязывай с криминалом. Не стоит оно того.
Подхватываю сумку и выхожу. Не оборачиваясь, знаю, что парень смотрит мне вслед в полном ахуе. Пусть, думаю я, спускаясь с асфальта на грунтовку и закидывая сумку за спину.
Иду широкими шагами, прислушиваюсь, а такси всё не уезжает.
– Ты ему сегодня жизнь спас, – говорит источник.
– Как это? – спрашиваю.
– Он сегодня должен был на какое-то дело со своими ехать, но вместо этого повёз тебя. А их там ждали, завязалась перестрелка. Все, кого не перестреляли, попали под арест. А ещё ты подарил ему верум, и сегодня вечером, в Василёво, он в баре девушку встретит, свою, настоящую, женится через год…
– Откуда ты всё это знаешь? – вот сказочник, заливает мне тут.
– Я – энергия, мысль – энергия, информация – энергия… Так что мне ли не знать.
– Творящая сила – энергия? – не знаю, почему, но удивляюсь.
– А что, по-твоему?
– Не знаю, я думал, может, какая-то… что-то вроде жизненной жидкости.
– Ты о моче, что ли? – нагло кидает шпильку источник. А я, вообще-то, о крови. Вот ведь умник, всё желание отбил общаться.
Я и так нервничаю. Я приближаюсь, я уже близко к Карману. Даже взмок, то ли денёк слишком солнечный, то ли от страха. Шагаю по пустой дороге, вокруг зелёные поля под голубым небом. Лёгкий ветерок не остужает, лишь подчёркивает, как сегодня жарко. Пытаюсь сдержать нетерпение, как я понял, такие порывы особенно опасны. Не могу думать о том, что меня ждёт. Боюсь не увидеть Жанну, и увидеть тоже боюсь.
– Жаль, что Аяру Тарда не попалась такая безделушка, – говорит вдруг источник тихо и с сожалением. – Его ещё можно спасти.
– Это кто? Братец нашего мэйнера? – спрашиваю.
– Да, он свою любимую потерял, уже лет двести как. И ребёнка тоже не нашёл. Теперь сводит счёты с жизнью, и всё никак не удаётся, – источник рассказывает сухо и безэмоционально. На «Магнуме» наслушался всякого, видимо. – Но, при его старании и настойчивости, у Яннара есть все шансы брата потерять.
Теперь понятно предубеждение Тарда перед чувствами. У него брат гибнет от любви, захочешь тут сам лезть в такое. Всё же, мы не люди, с нами «разлюбил – пошёл, нашёл другую» не пройдёт.
Миную заросший черёмухой и ольхой участок дороги. Задумавшись, подхожу к пограничному лесу и, не останавливаясь, в него вступаю. Не сбавляю шаг, иду и радуюсь его плотной тени. Здесь не жарко, сквозь тёмные, густые лапы елей не пробивается солнце. Через пару минут понимаю и резко торможу – да я по лесу иду, а раньше здесь не было никакого леса! Помню, на машине мы в него въезжали и сразу появлялись по другую сторону, в Кармане. Чувствую, как меня охватывает ужас. Где Карман? Исчез? А как же те, кто в нём жили?
Сдерживая панику, возвращаюсь к дороге. Стараюсь ступать строго там, где уже точно проходил. Вываливаюсь на дорогу, беру под контроль мысли. О плохом нельзя думать, просто вход… изменился почему-то. Оглядываюсь по сторонам, ищу хоть какие-то приметы. Пытаюсь вспомнить, не видел ли по дороге сюда другие повороты. Замечаю, что дорога не заканчивается здесь, где мы раньше въезжали, она просто поворачивает налево. Идёт вдоль леса, заросла травой, но сейчас в траве видны следы колёс. В траве намяты колеи большой машиной. Возможно, внедорожником, но в деревне, знаю, есть только трактора. Ну, или были. Иду по следу метров двести, а дальше колеи исчезли. Значит, здесь тачка сворачивала в лес. Стою и думаю. Да что тут думать… я иду за ней.
Вступаю в лес, и мрачная тень накрывает меня на секунду, а после я оказываюсь в вязкой темноте. Похоже чем-то на прото-пространство, но вокруг нет чёрной синевы. Только мрак. Не останавливаюсь, надеюсь лишь, что правильно иду, и через несколько минут миную пограничный лес.
Карман! Пришёл, попал… Только бы не побежать! Иди спокойно, говорю себе, но шаг сбивается, становится всё шире и быстрее. Да хрен с ним, я её сейчас увижу!
Но это на машине до деревни быстро, а пешком идти, наверно, с час. Иду, смотрю вокруг и вспоминаю – а ведь в Кармане не июнь сейчас. Когда мы приезжали в прошлый раз, из сентября попали в июль. Значит, если там сейчас июнь, здесь должен быть… апрель! Да, точно. И вправду, здесь как-то по-весеннему свежо. Тепло на солнце, но совсем не жарко. На обочинах уже вылезает маленькая травка, а деревья и кусты укутаны оливковой дымкой только зарождающейся листвы.
Ну, наконец, я подхожу к деревне. Обеденное время, видимо, поэтому на улице не видно ни души. Стою, с дороги вижу домик Ба. Я не могу дышать, так бьётся сердце. Я не могу идти, я не могу… решиться. Схожу с дороги на тропинку, сворачиваю к бане, бросаю сумку на скамейку у стены.
Иду обратно, я просто… пока снаружи посмотрю. Я подхожу к окошку кухни, ожидая увидеть хотя бы Ба. Да, кухня её любимое место обитания, как я понял. Но Ба не там нет. Зато за кухонным столом, в какой-то снова безразмерной кофте, сидит, я вижу, Жанна. Девочка моя! Я не могу дышать, смотрю на её тонкие, любимые черты. Мне кажется, она как будто похудела, и под глазами тени. Или это тени от ресниц? Она опёрлась головой о руку, другой рукой бездумно крутит карандаш. Рисует? Волосы пушистыми кудрями обрамляют грустное и бледное лицо. Обстригла свои чёрные, блестящие, как шёлк, великолепные волосы. Болела? Источник говорил, ей тоже плохо. Она не чувствует меня, не замечает, что я здесь стою.
За домом слышу шум. Да, звук автомобильного мотора, подъехал кто-то, там, со стороны дороги. Машину заглушили, хлопнула, потом ещё раз, дверь. Ба выучилась на права? Смотрю на кухню, мне в окно прекрасно видно, сейчас узнаем, кто сюда войдёт.
Потом услышал стук входной двери, а дальше звук исчез, из дома плохо слышно. Вот дверь открылась, и вошёл… Мотыль! Я задохнулся. Но заставил себя стоять и смотреть.
Мотыль поставил на пол белые пакеты, и что-то Жанне говорит. Я слышу только голос, но что он говорит – неясно, придётся досмотреть это кино без звука. Привёз продукты, я так понимаю, он что ли, помогает им? Не помню только, чтоб они дружили и общались, Мотыль её вообще не одобрял.
А Жанна подняла на него глаза и что-то ответила, тихо и коротко. У Мотыля стало лицо такое обеспокоенное, и, что-то говоря, он подходит к ней. Берёт стул и садится рядом, обнимает за плечи. Она молчит, сидит, повесив голову. Нет, делает такое движение плечами, будто хочет скинуть руку. Но Мотылёв не отпускает, и громче начинает говорить. И он её целует, да, в волосы, в район виска, но он её целует!
Какого черта! Я ещё не знал секунду назад, войду ли к ним! Быть может, если бы я видел, что Жанна счастлива, что рада ему, я бы, может быть, ушёл. Ушёл… Нет, не ушёл бы! И не уйду.
Иду ко входу в дом, не помню, чтобы когда-нибудь был так взбешен. Вот так друг! А говорил «Она как мышь!», но стоит только отвернуться… Иду, бросаю двери с шумом. Я еле сдерживаюсь, чтобы ничего не поломать. А Ба что, поощряет? Где она, вообще? Пока мой типа «друг» подкатывает к Жанне…
Вхожу на кухню, и Мотыль от Жанны отлетает. Немая сцена. Лучше мне сейчас молчать. Я не смотрю на неё, сверлю его глазами. И если не тупой, то сам сейчас поймёт – нам срочно надо пообщаться.
– Э-э… Макс! Откуда ты? – как-то неубедительно удивляется Мотыль. – И кстати, здравствуй. А я заехал… продукты вот привёз.
Но я молчу. Я вижу Жанну. Она по-прежнему сидит, но карандаш выскользнул из её тонких пальцев, и руки бессильно упали на стол. Её глаза… в них столько боли! Губа дрожит. И через минуту, очень медленно, она пытается встать, опираясь на стол и придерживая рукой большой живот. Вот, значит, как! Теперь я вижу, в чём причина… нежности такой.
– Пойдём, проводишь, – Мотыль, наконец, вспоминает, что он мужик, вообще-то. Что ж, пойдём.
Выходим и стоим, молчим. Взаимно. Мотыль закуривает и держит сигарету трясущейся рукой. И через пару затяжек начинает.
– Она пришла ко мне сама, где-то через пару недель после того, как ты исчез. Тебя искала, просила показать, где ты живёшь. Всё думала, что ты просто не хочешь её видеть. Макс, где ты был, мать твою? – ах, как занервничал, даже опустился до ругательств.
– Мать мою не трогай, – говорю. И жду продолжения. Пусть скажет что-нибудь такое, чтобы я его не убил.
– Мы съездили к тебе, там пусто. Ни тебя, ни Элен, дом нараспашку. Ну, и что… Вот, помогаю, чем могу. Жанна взяла в университете академку, после твоего ухода здоровье у неё пошатнулось, да и сам видишь, куда ей сейчас учиться…
Вот сука! Дальше говори.
– Я, кстати, всё хотел сказать тебе спасибо. Поначалу. За Киру. – Мотыль обманул мои ожидания, повернув разговор в другую сторону. – Мы с ней теперь вместе. Я же прекрасно знаю, что, если бы ты не исчез, она бы никогда не посмотрела в мою сторону. А я так о ней мечтал!
Вот так вот. Нельзя думать о плохом. Нельзя сначала делать, потом думать. Если бы не сдержался, сколько бы беды сейчас натворил.
– Я тебя недавно только понял, – продолжает откровенничать Вовка.
– Ты о Кире? – спрашиваю.
– Нет. О Жанне, – выдаёт этот камикадзе. Вот ведь всё, оправдался, но неймётся придурку. – Она, как глоток чистой воды. Знаешь, как на долгой вечеринке, когда ты уже хлопнул виски, шлифанул шампанским, полирнул водкой и запил всё это пивом…
– Освежает? – усмехаюсь я недобро.
– Нет, жизненно нужна, – говорит он тихо, а я сжимаю кулаки до хруста. Я, сука, ценю откровенность, но зубы этому мудиле сейчас выбью. А он всё не заткнётся. – Я даже подумал, если ты не вернёшься, попробовать стать для неё кем-то…
Тут Мотыль видит моё лицо и отшатывается от меня, уворачивается от уже летящего в него кулака.
– Да ты сдурел совсем, Макс! Другом, я имел ввиду – только другом!
– А живот у неё так, по дружбе появился? – меня просто трясёт, выворачивает, когда я думаю о том, что она была с ним, что он посмел её касаться.
– Это ты, придурок! Ты! Сделал и свалил! – Мотыль орёт на меня, его тоже проняло. – Она же кроме тебя, урода, не видит никого! Жанна беременна от тебя! Вот, блядь, урод-то!
И, бормоча ругательства, Мотыль направился к машине. Тачку сменил, смотрю, тоже «Гелендваген», прямо близнец моего. Странный мужик. Как там его назвала профессорша в универе? Замысловато как-то. А, «не абсолютно привлекательное добро». Мотыль открыл дверь, залез в машину и сидит, не уезжает. Потом, спустя минут пять, вылезает и идёт обратно.
– Ты это… извини. Наверное, ты прав, и что ещё ты мог подумать? – говорит он с сожалением.
– И ты извини, – отвечаю, не чувствуя никакого раскаяния. – Спасибо, что помогал Жанне.
Снова молчим. Мне, похоже, всё-таки придётся к нему обратиться.
– Вов, послушай, ты не мог бы узнать, на какой штрафстоянке моя машина? И сколько там денег надо, чтобы забрать, – прошу его. – Думаю, её сразу эвакуировали.
– Машину твою мы нашли на следующий же день, как вы пропали, – рассказывает Мотыль. – Ни тебя, ни Жанны. В универе не появились. Ну, мы и решили зайти, проведать голубков, но квартира заперта. На проспекте стоит твоя тачка, открытая, кстати, а брелок валяется в салоне. Мы не знали, что и думать. Как её не обнесли? Только чудом, да ещё потому, что люди боятся таких машин, хрен знает, какой бандит на ней ездит. Решили машину отогнать, и тут тоже… Ты как на ней, вообще, ездил-то? Топливо на нуле, аккумулятор полностью разряжен. Так что эвакуировать всё же пришлось, но она не на штрафстоянке, а у Мерца на даче. Можешь забирать.
– Пригонишь? – я достаю из кармана и отсчитываю бумажки.– Тут на бензин, и за эвакуатор…
Я думал, он откажется, но нет, взял деньги. Значит, нормально всё. Там и за продукты для моих девчонок хватит.
– Спасибо, – говорю ещё раз, и мы пожимаем руки. Почти как друзья. Почти, потому что я ему никогда не поверю снова, после того, что услышал.
Глава 31. Макс. Жена.
Смотрю, как Мотыль садится в машину и уезжает. Вот и правильно, пусть катится отсюда. К Кире.
– Ну что, померялись писюнами? – тихо спрашивают за моей спиной. Ба! Обнять её сейчас готов! Потому что боюсь идти к котёнку.
– Он так-то не плохой парень, – продолжает Высшая. – Просто ещё не понимает, что надо искать своё, а не заглядываться на твоё. Раз твоё – значит, лучшее, такой у него сложился стереотип.
– А вы что же, молча смотрели, как он лезет к Жанне? – спрашиваю возмущённо.
– Ну, он же помогал, даже не знаю, как бы мы справились сами. А с Жанной у него не было шансов, тенебрисы создают пару лишь раз в жизни. А, не знал? Так что иди, вымаливай… за всю гадость, что ты о ней подумал.
И я иду. На брюхе буду ползать, только бы она меня простила.
– Это было… феерично! – с сарказмом сказали в моей голове. – Достойно наследника великого Рода! И я спрашиваю себя…
– Давай не сейчас, хорошо? – пытаюсь заткнуть фонтан вековой мудрости. – После поговорим.
Вхожу на кухню и стою у двери. А Жанна по-прежнему сидит у стола, закрыла лицо руками. Подхожу к ней тихо. Смотрю на стол у окна, где она раньше сидела. Там, на листке – я, только будто старше и какой-то хищный. Рисовала меня в сущности? Возможно. Молча опускаюсь на колени.
– Котёнок, – громко шепчу я и отнимаю от лица её руки. – Прости меня…
Я целую её хрупкие пальцы, прижимаю к своему лицу. Потом поднимаю голову, смотрю в её лицо.
– За что? – спрашивает Жанна одними губами, но я понимаю, слышу её.
– За всё. Прости, что долго, – говорю, и на лице её появляется робкая, дрожащая улыбка. – Я спешил, как мог.
Я обнимаю колени любимой, прижимаюсь лицом к её точно похудевшим ножкам, и Жанна гладит меня по волосам, перебирает пальцами. Как она справилась, если её девять месяцев ломало, беременную? Мотыль сказал, здоровье пошатнулось.
Поднимаю голову, встречаюсь с её прозрачным взглядом. Она осунулась, но всё же кажется ещё красивее, так бывает? Беременна. От меня. И я хочу её касаться, но боюсь, не знаю, как надо. Никогда не общался с беременными женщинами, совершенно не понимаю, что делать. Поднимаюсь с пола, сажусь рядом на стул, тяну Жанну к себе на колени. Прижимаю к себе и целую любимые нежные губы. И в этом поцелуе вся моя любовь.
– Где ты был… так долго? – спрашивает Жанна дрожащим голосом, прижимаясь ко мне лбом и цепляясь за шею.
– На корабле, – говорю задумчиво и глажу её по спине. – Девять дней я был на корабле. А вернулся – здесь уже лето, представляешь? Скажи лучше, как ты? Чувствуешь себя нормально?
Жанна затряслась. Заплакала!
– Котёнок, ну не плачь, не надо, – растерянно уговариваю её. – Ну, что мне сделать, чтобы ты простила?
– Это… от радости, – пытаясь унять рыдания говорит она . – Уже не верила, что ты вернёшься. Что покинешь родной мир.
– Родной мир у меня здесь, – отвечаю и улыбаюсь. – А ещё у меня здесь родная ты.
Хочу снова её поцеловать, но Жанна останавливает меня с мягкой улыбкой, прикладывает пальчик к моим губам.
– Можешь поздороваться, – говорит она тихо и прикладывает мою руку к животу. – Он тебя тоже давно ждёт.
А мне страшно. Такой большой уже живот, я боюсь трогать. Но не сопротивляюсь и через мгновение ощущаю, как изнутри её тела меня толкнули. Будто пнули ножкой. Я зачарован, прижимаю руку к животу, глажу осторожно нашего ребёнка. Ребёнок! Не думал я, что всё случится так быстро – и мужем-то не успел побыть, как стал отцом! Но это такое странное чувство… это настоящее волшебство, не то, что мои дешёвые трюки.
– Маленькая, – говорю, и мой голос ломается. – Как же так… Как так быстро…
– Ты не рад, – констатирует котёнок расстроенно и хочет встать с моих коленей. Хочет от меня уйти.
– Нет! Очень рад, – говорю и прижимаю её… нет, прижимаю их к себе. – Просто меня не было девять дней, а для тебя прошло девять месяцев. Как же ты смогла… как справилась одна? Ты такая молодец, родная моя… Я так к тебе спешил, но чуть не опоздал…
Как же страшно осознавать, что через пару дней для меня, а для неё – через пару месяцев, я бы мог её уже не застать.
– Я просто ждала тебя. Я всегда буду тебя ждать, Макс, – шепчет мне моя хрупкая жена. – Но ты лучше больше не уходи, не оставляй меня одну.
– А волосы? – спрашиваю, глажу короткие гладкие пряди.
– Отрезала два месяца назад, – Ба вошла на кухню и скинула на спинку стула шерстяной платок с крепких плеч. – Ножом, в знак траура, обкорнала всю голову. Это они ещё отросли, видел бы ты её тогда. Уж я ругала-ругала, да толку…
Я внутренне содрогаюсь. Знал бы, что тут происходит, на «Магнуме» точно бы с ума сошёл. А потом представил – я мучился в разлуке несколько дней, а она девять месяцев, в неизвестности, беременная.
– Голодный? – спрашивает Ба, и я киваю. Смотрю на Жанну, а она крутит головой, мол, не хочет есть.
– Не ест? – спрашиваю у Ба.
– Да чего только не перепробовала, но не накормить и всё. Плохо да плохо, вот не знаю, может, хоть с тобой поест, – Высшая сокрушённо качает головой, а я думаю, что нам надо с ней поговорить. Наедине.
Жанна на моих коленях притихла, прижалась ко мне, уткнулась лицом в шею. Как будто, она легче дышит, заснула? Эти наши волшебные примочки, Слияния и прочие ритуалы, для чего они нужны, если реально убивают?
– Пойдём, Жан, помоем руки, потом покушаем, – уговариваю, как ребёнка, ссаживаю с колен любимую, увлекаю к рукомойнику, пока Ба накрывает на стол. Она такая беззащитная, а теперь ещё и неловкая, в своём положении.
Мы моем руки, по очереди, вернее, я намылил свои и её заодно, поливаемся у раковины.
– Да хватит, как дети малые, вон какие лужи развели, – ругается Ба беззлобно, отвешивая мне профилактический шлепок полотенцем. Но в голосе её слышится облегчение, ей тоже было не сладко, с беспокойной беременной Жанной.
– Ну, рассказывай, – говорит Ба за обедом.
– Они забрали меня на корабль, обследовали, – пытаюсь рассказать вкратце. Замечаю, что Жанна слушает очень внимательно, мнёт в руках комочек хлеба. – Представили Комиссии Единого Совета и занесли в Реестр какой-то… а, Реестр Высших. Уговаривали остаться. Там у них революция назревает. Но я отказался.
У Ба такое потрясённое лицо, она даже рот открыла. Поворачиваюсь к задумчивой Жанне, хорошо, что она сидит слева, удобно. Что ж, как будущему отцу, можно начинать тренироваться. Беру её ложку и, зачерпнув супа, держу над тарелкой.
– Любимая, – говорю ей. – У нас там ребёнок голодный. А ты умеешь сама кушать? А давай я покормлю тебя, за папу, за маму…
Жанна смеётся, хочет отобрать у меня ложку. Но сдаётся, и в первый раз рот открывает. Потом выдёргивает из моих пальцев, и вторую ложку ест сама. Ба смотрит на нас удивлённо. Но рада, вижу, что рада.
– Отказался? – возвращает она моё внимание к разговору.
– Да я с ума сходил от беспокойства, чувствовал, что срочно нужно обратно, – лучше бы она не расспрашивала при Жанне, не надо её сейчас волновать. Не сказать бы только, что я обещал когда-нибудь вернуться.
– Ну, революция. А ты-то им зачем понадобился? – не понимает Ба.
– Я нужен вместо флага, – смеюсь я, но потом серьёзно поясняю: – Долг Рода. Моя фамилия – Соуло.
И вижу, что Ба смотрит на меня с новым выражением, с опаской, что ли, или с испугом.
– Ешь, котёнок, – напоминаю вновь подвисшей с ложкой в руке Жанне.– Я тут, кстати, кое-кого привёз. Фактически родственника. Вот, познакомьтесь.
Встаю из-за стола, достаю из внутреннего кармана куртки телефон.
– Позвольте представить – Творящий источник Рода Соуло, – объявил я и, обращаясь к источнику, – мы дома, можешь свободно общаться, даже вслух.
– Макс, наследник, у нас наследник, – дрожащим шёпотом провозгласил источник в моей голове, а вслух сказал, – Светлых дней, дорогие дамы. Очень рад знакомству.
– Как? – Ба сжала свои натруженные ладони у груди. – Как такое возможно? Ты был на Патриуме?
– Вот поэтому революция и намечается, что сервады разоряют Патриум, – говорю. – Наш Патриарх, например, был изъят с Патриума и водил флагманский корабль космической полиции.
– Эй, кажется, я придумал тебе имя, – мысленно позвал я источник.
– Не скажу, что доволен, – отвечает он мне так же мысленно. – Попахивает нафталином.
Пока я размышляю, откуда ему известно про земное средство борьбы с молью, Ба убирает со стола.
– Информация – энергия, – напоминает мне источник в голове.
А Жанна съела почти весь суп в тарелке и теперь явно клюёт носом. От чая отказалась.
– Пойдём, я провожу тебя, – зову её в комнату. – Поспи.
Я помогаю ей лечь, накрываю пледом.
– Не уходи, – говорит она слабо и уже с закрытыми глазами. – Полежи со мной…
Я забираюсь к ней за спину, укладываюсь аккуратно. Обнять её боюсь, вдруг ей будет тяжело. Но она сама поднимает руку, ждёт, когда я подам ей свою. Тянет на себя, заставляет прижаться всем телом к её спине и затихает под моей рукой. Вдыхаю слабый запах мелиссы, идущий от её волос, чувствую тепло худенького тела. Как много ей хочу отдать – сил, здоровья, своего тепла. Держись, мой котёнок, маленький, но такой стойкий.
Я лежу рядом с ней, пока она не засыпает. Потом осторожно выбираюсь, стараясь не потревожить её чуткий дневной сон. Смотрю на неё пару минут, на её нежные черты, такие остро прекрасные в своей тающей хрупкости. Нет, я не буду просто ждать, когда случится непоправимое. Я не могу, просто не могу её потерять, как когда-то отец маму.
Иду на кухню. Ба сидит за столом над чашкой уже остывшего чая. Присаживаюсь за стол, нужно всё обсудить, пока Жанна спит.
– Ты не представляешь, как я тебе рада, – говорит Ба, поднимая на меня глаза. – Может, ей хоть полегче станет.
– Во-первых, хочу спросить, что произошло со входом, – не стоит терять время, котёнок может в любой момент проснуться. – Я сегодня реально испугался, что не смогу к вам попасть.
– Так иногда бывает, не знаю, почему, – отвечает женщина. – Вход смещается в пределах нескольких сотен метров, не больше.
– Во-вторых, – начинаю и заминаюсь, трудно об этом говорить. – Хочу спросить, есть ли план. Как будем рожать? Осталось два месяца только, даже меньше, нужно подготовиться.
– Как-как… – Ба снова переходит на ворчливый тон. – Так и будем. Родим, когда время придёт. Здесь будем рожать, в Кармане.
Меня поражает её легкомыслие. А ещё она сказала – «когда время придёт». Прямо как Блатта-ам.
– Вы когда-нибудь принимали роды?
– Случалось, – спокойно отвечает Ба.
– У Высших? У Первых? У тенебрисов? – не верю я, тогда бы она не была так непоколебима и уверена в себе.
– Нет, ни у Высших, ни у Первых не приходилось, но…
– Моя мать умерла, рожая меня. Отец говорил, что у нас такое не редкость. Мы должны подготовиться, сделать всё, чтобы спасти Жанну.
– Это, наверное, единственное, что мы с дедом не обсуждали, – с сожалением говорит Ба, а я напрягаюсь.
– На корабле был один старик, учёный. Так вот, он сказал, чтобы я не оставлял Жанну одну, когда придёт время. Я тогда не понял. Но сейчас думаю, что он говорил о родах.
– А давай спросим источник, – предлагает Ба. Точно! Как я сам не додумался.
Зову его, но ответа нет. Что за фигня такая?
– Да слышу, слышу я, – наконец, раздаётся вслух после продолжительной паузы. – Думаю просто, как сформулировать.
И источник помолчал ещё немного.
– Дитя Первой крови надлежит производить на свет исключительно в присутствии отца, который поддержит роженицу, поделится с ней своей жизненной силой, – наконец, сказал он вслух. – Но в нашей ситуации… я даже не знаю. Девочка ослаблена, она не Первая и даже не Высшая. Я не уверен, сможешь ли ты помочь ей своим присутствием, Макс, так как её энергия – золотое пламя – не есть энергия творения… Вот, сказал.
– Что значит – «не есть энергия Творения»? – я не понимаю этих тонкостей про пламя. Ну почему, почему мы не люди?
– Ну, вот твоя, и моя, кстати, энергия – голубое пламя, чистого, яркого цвета. Вагусы «горят» тёмно-синим, беллаторы – красным огнём. У артемов энергия оранжевого цвета, у фаберов и ферраров – зелёного и фиолетового. Никто из Первых детей, никто из их потомков – Высших, не имеет такого золотистого огня, как твоя супруга. Вот, например, альта13, что с тобой за столом, происходит от крови беллаторов и вагусов, она унаследовала красное пламя оборотней, но у неё оно более тёмного цвета. Осмелюсь предположить, что и дары у неё преимущественно по той линии. Вы, уважаемая госпожа, что умеете? Думаю, горело отлично, потушить не всегда удавалось. А в животную форму перекидываетесь? Или всё-таки крылышки заполучили?
Я слушаю, но воспринимаю с трудом. А по лицу Ба вижу, что ей-то как раз всё понятно.
– Да, по материнской линии я – Барраг, но оборачиваться не приходилось, – сказала она. – А вот про отца я ничего не знаю. И никто не знал, даже дед. Мама встретилась с отцом один раз, тайно, прежде чем дед насильно выдал её замуж.
– Как хорошо вы друг друга понимаете! – говорю с сарказмом. – Может, и мне объясните?
– Барраги – очень сильный Род беллаторов, из Первых, – недовольно пояснил источник. – Беллаторы все были оборотни, берсерки, гении войны, обращались в битве в яростных чудовищ. Барраги, вроде, в сущности были огромные чёрные псы, но в других Родах встречались и прочие животные, в основном, крупные кошки и волки. Их дары Творения – огонь, и некоторые способности к врачеванию. Вот так и жили – одной рукой калечили, другой спасали. Ну, про вагусов ты знаешь, эти с крыльями, могли открывать Путь, странствовать без кораблей. Чего не понятного…