Эсминцы. Коса смерти

К началу Первой мировой войны корабли типа «Новик» считались лучшими в своем классе и даже служили образцом при создании эсминцев других стран. Но к 1941 году, несмотря на все модернизации, корабль уже устарел. Если изначально двигательная установка мощностью 42 000 лошадиных сил позволяла развивать максимальную скорость в тридцать семь узлов, то к 1940 году корабль был способен дать не более тридцати двух. Износ котлов, магистралей и прочих механизмов давал о себе знать. «Все стареют, даже эсминцы», – шутили матросы.

По сравнению с другими кораблями, «Новик» имел довольно удобное разделение жилых помещений. Каюты капитана, судовых офицеров и кают-кампания находились под полубаком, в непосредственной близости от носового мостика, а также боевой и ходовой рубок. К офицерским помещениям относились буфет, ванная и отдельный офицерский гальюн. Каждая офицерская каюта оснащалась койкой, шкафом, умывальником, письменным столом, стулом и вешалкой.

Простые матросы располагались в двух кормовых и одном носовом кубриках. Там спальные места состояли из рундуков, в которых матросы хранили личные вещи, коек и гамаков. Мичманские и старшинские помещения располагались в кормовой части и были рассчитаны на шесть человек. В них находились койки в два яруса, рундуки, шкафы для одежды и книг, обеденные столы и стулья. Большая часть мебели, шкафы, столы, рундуки и умывальники, во избежание возгорания, изготавливались из металла. Все жилые помещения имели иллюминаторы.

Камбуз был довольно просторным и находился под кормовым мостиком. Его плиты имели нефтяное отопление. Отдельно на камбузе располагались офицерская плита и командный самовар. К услугам корабельного повара-кока имелись холодильные шкафы, кладовые для провизии длительного хранения, разделочный стол, большая мойка и полки с посудой.

Внутри жилых помещений корабля борта обшивались пробковыми пластинами с воздушной прослойкой, а переборки окрашивались белой глянцевой краской. Полы покрывались пятимиллиметровым линолеумом, а в гальюнах и ванных пол состоял из красивых кусочков колотого мрамора, вмурованных в цемент. Так что условия службы могли считаться весьма неплохими.

Как и на других кораблях Краснознаменного Балтийского флота, организация службы на эсминце подчинялась решению основной задачи военного корабля – максимальному повышению боевой подготовки. В случае военных действий корабль должен был сопровождать основные силы флота, как в составе малого дивизиона, так и при плавании с большой эскадрой при любом состоянии моря. Эсминец был обязан прикрывать основные силы флота и вести разведку, наносить удары по противнику торпедами, орудиями и глубинными бомбами. В боевые задачи корабля входили также защита коммуникаций и конвоев, противовоздушная оборона, постановка дымовых завес, минных заграждений и противодействие минным заградителям противника, дозорная служба и одиночные рейдовые действия.

Как известно, лишних людей на боевых кораблях не бывает, а вся служба подчинена штатному расписанию. Кают-компания эсминца объединяла нескольких офицеров. И главным среди них был командир корабля, капитан второго ранга Сергей Платонович Малевский. Высокий темноволосый мужчина, худой и поджарый, с серыми глазами, прямым тонким носом и тяжелой челюстью спокойного бульдога внушал подчиненным трепет и благоговение одним своим видом. К нему никто, даже старпом, не обращался иначе, как только официально: «товарищ командир».

Малевский являлся высшей властью для всех, кто служил на эсминце, отвечал за безопасность корабля и его действия перед флотским начальством, а за подготовку и моральное состояние экипажа – перед партийным руководством. За глаза командира называли «наш суровый старик», хотя его возраст еще даже не перевалил за 38 лет. Был Сергей Платонович угрюмым, разговаривал мало, обычно только по делу. Говорили, что он стал нелюдимым, после того, как его бросила жена. Но никто не рисковал тревожить командира расспросами. Для команды было главным, что дело свое капитан корабля знал хорошо, служил на флоте с 17 лет, происходил из семьи потомственных мореходов, отец его, мичман, погиб в сражении на Моонзунде осенью 1917 года.

К команде капитан был требователен, но зря ни к кому никогда не придирался, несправедливости не любил и старался не допускать. И Лебедев очень надеялся на него. Он видел в Малевском потенциального союзника для осуществления своих планов. А союзники в его деле необходимы. Ну не может же он в одиночку изменить ход предстоящей войны, хотя бы относительно роли в ней эсминцев? Конечно, в союзники предстояло взять и собственного отца, служившего при штабе флота в немаленькой должности, но учитывая его характер, даже Малевского, наверное, убедить будет проще.

Глава 3

Для начала Лебедев хотел поговорить со старшим помощником. В отличие от хмурого командира эсминца, старпом, капитан третьего ранга, тридцатипятилетний Валерий Петрович Синицын, напротив, был весел и разговорчив, всегда отпускал шуточки и рассказывал анекдоты офицерам и даже матросам. Его рыжие волосы и усы, круглое лицо с курносым носом и с пухлыми щеками, покрытыми веснушками, всегда выглядело довольным и добродушным, а яркие синие глаза таили улыбку. Он почти не злился и редко кричал на подчиненных. Он слыл «главным управляющим» на корабле. Потому что отвечал за снабжение всем необходимым, за содержание корабля в исправности, а экипажа – в готовности.

Синицын, в силу своей общительности и родственных связей, имел налаженные контакты на берегу со снабженцами, судоремонтниками и с другими очень нужными людьми. Экипаж ценил Валерия Петровича, все его уважали, что помогало ему всегда четко обеспечивать выполнение приказов капитана. А еще Синицын в любой момент мог заменить капитана на мостике, поскольку был опытным мореходом. Он отлично знал корабль, людей на нем и обстановку вокруг, выполняя функцию боевого информационного центра.

Вот с этого человека Лебедев и решил начать деятельность по убеждению флотских в приближении войны и необходимости срочно принимать меры для организации крепкой обороны. И не той обороны, что была организована в прошлый раз в последний момент и кое-как, а настоящей и продуманной, подготовленной заранее. Которая будет эффективной и не приведет к таким трагедиям, как, например, гибель кораблей и множества людей во время эвакуации из Таллина, как уничтожение немцами десантов в Стрельне и Петергофе вместе с танкистами, прорывавшимися на танках КВ по Петергофскому шоссе на помощь десантникам без поддержки пехоты, как разгром вражеской авиацией Бадаевских складов, оставивший город без продовольствия. Да и сам захват куска берега между южной окраиной Петергофа и городом вполне можно предотвратить силами флота. Достаточно установить взаимодействие с сухопутными войсками не тогда, когда клюнет жареный петух и немцы уже надежно окопаются, а заранее, и квадраты на берегу пристрелять флотскими пушками. Особенно те самые места, где будут немцы накапливать силы и ставить свои орудия и опорные пункты.

А нынешний Лебедев прекрасно знал все эти места. Все позиции немцев под Ленинградом были ему хорошо известны. Все годы после войны Александр Евгеньевич тщательно изучал эти вопросы. И он хорошо понимал, что Балтфлот сможет гораздо больше, если им правильно распорядиться, а не запирать в Маркизовой луже своими же минами. Да и город в обороне сможет гораздо лучше держаться, если, например, начать прямо сейчас эвакуацию всего того, что потом захватят и уничтожат немцы в Ленинградской области.

С южного берега Финского залива можно заранее вывезти сельское население, продовольствие и оборудование в относительно безопасные северные пригороды Ленинграда, куда артиллерия немцев не достанет, даже если фашисты займут те же позиции, что и раньше. Можно спасти не только Янтарную комнату, но и все имущество уникальных пригородных дворцов. Да в конце концов, можно спасти огромное количество людей от смерти, если уже сейчас начать эвакуацию всех тех, кто не будет задействован в обороне, например, в безопасную Вологду. Ведь Ленинград в кольце блокады представлял собой по территории и количеству населения целое небольшое государство, которое, теоретически, могло бы прокормиться и согреться само. Вот только не сумело руководство использовать эффективно ни оставшиеся под контролем сельскохозяйственные земли, ни огромные лесные ресурсы, чтобы нормально организовать обогрев жителей элементарными дровами. Что-то делать пытались, но как всегда, получалось кое-как, да и то не в первую блокадную зиму. А по-хорошему, надо бы прямо сейчас делать теплицы в северных пригородах и сажать в них овощи, чтобы снять урожай перед зимой и прокормить население не поставками с Большой земли по Дороге жизни, а своими собственными ресурсами. А те поставки на других участках обороны пригодились бы.

Да и рубежи обороны начинали строить слишком поздно, можно сказать, перед самым носом у врага. И потому не успевали. А если начать строить Лужский рубеж обороны прямо сейчас, не дожидаясь нападения немцев, то и не прорвут его немцы так легко. А если за Лужским построить еще несколько мощных рубежей и опорных пунктов с артиллерией на перекрестках дорог? Тогда вряд ли враги так легко прорвутся к городу. Если и прорвутся, то блокаду замкнуть у них сил уже не хватит, потому что город успеет организовать свою оборону. Вон, на северном направлении финны уперлись в укрепрайоны старой границы и простояли там всю войну.

А если немцев под Ленинградом разгромить, то на северном фланге можно было бы и наступление начать от Ленинграда прямо в тыл немецкой группы армий «Центр», стремящейся к Москве. И тогда можно будет учинить немцам разгром уже в декабре. И не просто отбросить их от Москвы, а разбить военную машину вермахта очень серьезно.

Он знает многое, и планы разгрома противника под Ленинградом в голове имеются. Но как все это осуществить в нынешних условиях, где он всего лишь комсорг на эсминце? Это потом он станет комиссаром, когда выйдет соответствующий приказ. А пока просто штурман и комсорг. Впрочем, это лучше, чем рядовой в окопе. Он может хоть на что-то влиять непосредственно. На то и занимает такую должность, что способен работать с личным составом. А война, это и есть деятельность личного состава, бойцов и их командиров. И Александр Лебедев не сомневался, что сможет мотивировать матросов, старшин и мичманов на победу. Только как вышестоящих командиров убедить? Многие из них строптивы и нерешительны, безынициативны и панически боятся свое, еще более высокое, начальство. Потому и делали многие ошибки, что боялись начальство прогневать. Да и как не бояться, если перед войной прокатилась волна репрессий?

Было самое начало июня, и в запасе оставалось до войны еще двадцать дней. Хоть Александр Лебедев и был снова самим собой, молодым и здоровым, только вот второй раз переживать войну, конечно, совсем не хотелось. Но раз судьба так распорядилась, то придется. Или, все-таки, бог существует и послал его сюда специально?

В любом случае, он ощущал себя попаданцем из многочисленных книжек начала двадцать первого века, обладающим послезнанием событий и способным их переиграть. Только много ли сможет он один? В книжках попаданцы убеждали Сталина или Берию в своей правоте и меняли ситуацию на фронтах кардинально. Но такое у него не получится. Попробуй он сказать любому особисту, что знает дату нападения немцев и ход войны, как тут же его арестуют как провокатора. И какие там Сталин с Берией? Да к ним и пробиться невозможно обыкновенному лейтенанту. И нет у него с собой никакого ноутбука из будущего, заранее заполненного нужными сведениями, чтобы предъявить правительству СССР неопровержимые доказательства. Есть только он сам, молодой комсорг на эсминце, и без доказательств никто не поверит его словам.

Что он им скажет? Расскажет все как есть, что Хрущев похерил начинания Сталина, а Берию расстреляли свои? Да уже за один этот рассказ к стенке поставят. А о том, что СССР развалится, вообще не стоит упоминать. Обвинят в пораженческих настроениях, в неверие в коммунизм, да много можно обвинений предъявить попаданцу, не имеющему никаких доказательств своих слов. Запрут где-нибудь в камере и доказывай потом, что не провокатор. В самом мягком варианте в дурдом отправят.

А когда события свершатся, то уже поздно будет. Забьют к тому времени в застенках НКВД, инвалидом сделают, если не расстреляют. И в чем тогда от него польза? Нет. Он будет действовать по-другому. На уровне руководства Балтийского флота и города у него имеются кое-какие родственные связи. Вот их и нужно использовать, чтобы предотвратить блокаду. Да в эскадре эсминцев с личным составом работу организовать. А это ему по силам.

Он поднялся на мостик, где стоял старпом и, решившись начать прощупывать ситуацию, сказал ему:

– Валерий Петрович, я тут с личным составом сейчас беседовал. Матросы озабочены возможной войной с немцами.

– Так и я озабочен тем же вопросом, Саша, – сказал старпом.

– Так вот, что получается. Все озабочены, а меры не принимаются на упреждение. Нужно же готовиться. Мало осталось времени до войны, – сказал лейтенант.

– А ты откуда знаешь? – спросил старпом, прищурившись.

– А я, Валерий Петрович, каждый день политинформацию для экипажа провожу. А если делать это как положено, а не для галочки в журнале, то нужно анализировать, что пресса пишет, да что радио сообщает.

– И что ты там проанализировал? – улыбнулся Валерий Петрович.

– А вот то, что немцы на нас нападут дней через двадцать. И народ это чувствует. Вон, матросы все об этом только между собой и говорят. Чувствует трудовой народ все своим глубинным чутьем, Валерий Петрович.

– Да и сам я чувствую подобное, недоброе предчувствие у меня, – кивнул старпом.

– Так готовиться надо немедленно. Нужно начинать цели на берегу определять. Все места, где немцы могут к городу прорваться и где узлы снабжения могут организовать, заранее пристрелять флотской артиллерией, – сказал комиссар.

– Не знаю по поводу артиллерии, зачем ей берег пристреливать, вряд ли немцы так далеко от границы зайдут. А вот мины на фарватере у входа в залив обязательно выставить нужно, – высказал свое мнение старпом.

– Ага, но только мины с умом надо выставлять, а не так, чтобы потом самим на них же и подорваться. А берег на всякий случай пристрелять нужно обязательно. А если враг все-таки прорвется? У немцев танки быстрые. Вон, как они половину Франции стремительно захватили танковыми прорывами, – сказал лейтенант.

– Ну, не знаю. Как только приказ будет, так и начнем к войне готовиться. А пока приказа командования нет, так и на якоре постоим. Командованию виднее, чем нам, – проговорил старпом, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. Не хотел Валерий Петрович разговаривать на подобные темы. Побаивался.

Молодой лейтенант в раздумьях спустился с мостика и пошел обедать. По дороге он размышлял, что его мнение о безынициативности флотского руководства только что подтвердилось. Старпом явно без приказа не шевельнется, да и другие флотские тоже. Так и будут до самого приближения немцев к городу готовить флот к военным действиям в устье залива на минных позициях, а не для обороны города и поддержки войск на побережье, а потом сами на своих минах начнут подрываться. Значит, нужно попытаться организовывать соответствующие приказы.

А пока хотелось есть, запах обеда, идущий с камбуза, манил, и нужно было подкрепиться. Война войной, а обед по расписанию. Лебедев поймал себя на мысли, что давно уже у него, глубокого старика, не было такого аппетита, чтобы даже слюнки текли в предвкушении еды. Да и еда, судя по всему, довольно простая. Пахло борщом и гречневой кашей с тушеным мясом. Впрочем, какой он старик теперь, если ему снова двадцать три года? Он снова абсолютно здоров, полон сил и планов. И это было единственное, что радовало его. Надвигающаяся на него во второй раз война с немцами вселяла большую озабоченность и заставляла постоянно усиленно думать, как бы минимизировать будущие потери.

По пути на обед, глядя вокруг, Александр заново привыкал к эсминцу. Он думал о том, что корабль чем-то напоминает живое существо со своим сложным организмом, внутренности которого состоят не только из металлических механизмов, а и из живых людей, которые этими механизмами управляют. Без команды корабль мертв, он сам по себе предмет неодушевленный, напоминающий большое железное корыто. Пока жив экипаж, жив и корабль.

И сейчас Лебедеву нужно было срочно вспомнить всех членов экипажа. Хотя память молодого человека никуда не исчезла, но она словно бы затуманилась и размылась. Сознание умудренного старика наложилось на нее, и теперь, чтобы актуализировать текущие события из жизни молодого лейтенанта, приходилось прикладывать некоторые умственные усилия для восстановления всех деталей.

Для удобства управления эсминец от носа к корме был поделен на боевые части: БЧ-1 – штурманская; БЧ-2 – артиллерийская; БЧ-3 – минно-торпедная; БЧ-4 – сигнализации и связи; БЧ-5 – электромеханическая. Были еще и службы: снабжения и медицины. У каждой боевой части и службы имелись собственный командир и персонал.

Командир БЧ-1, старший помощник командира корабля, капитан третьего ранга Синицын отвечал за все навигационное оборудование и местоположение эсминца. Он в любой момент должен был знать, где находится корабль и куда он идет. Помимо всех остальных обязанностей, он делал навигационные расчеты, прокладывал курс, наносил его на карту, вел бортовой журнал и боевой дневник корабля.

Вторым помощником, штурманом по специальности и комсоргом по совместительству был сам Лебедев. Он неплохо разбирался в навигации, а еще выполнял обязанности командира аварийной партии и начальника службы строительства и ремонта на корабле. Он же отвечал за материальную часть при подготовке корабля к бою, за исправность ремонтного оборудования, спасательных средств и эффективность ремонта. От грамотности его действий зависела живучесть корабля в бою. Еще он всегда помогал старпому с повседневной организацией службы и при проведении учений.

Командир БЧ-2, старший артиллерист, капитан третьего ранга, Степан Семенович Михайлов, усатый широколицый мужчина 35 лет, лысеющий и немного полноватый, отвечал за содержание и использование всех корабельных орудий, их боеприпасов и систем управления огнем. Ему помогали мичманы, командиры отдельных орудий, наводчики, заряжающие и подносчики снарядов.

БЧ-3, торпедистами, метателями глубинных бомб и установщиками мин руководил сухой высокий капитан-лейтенант 30 лет от роду Алексей Иванович Сомов.

Начальник БЧ-4, старший лейтенант Ашот Акопович Габарян, невысокого роста, черноволосый мужчина, 29 лет от роду, заведовал радиорубкой. Он и его помощники отвечали за все радиооборудование, выполняли обязанности не только радиста, связиста и радиотехника, но и гидроакустика, помогали электрикам из машинной команды. Габарян регистрировал в специальном журнале все входящие и исходящие сигналы и сообщения. В его ведении находились шифры и секретные документы.

БЧ-5 возглавлял старший механик Сергей Иванович Штейн. Он являлся самым старым по возрасту на всем корабле – ему недавно перевалило за сорок. При этом дослужился он почему-то только до капитан-лейтенанта. Штейн обладал вспыльчивым характером, не однажды излишне резко высказывался при начальстве, за что, видимо, получал взыскания. Большую часть времени он проводил в машинном отделении в глубине корабля, а если и появлялся на палубе, то чаще в рабочей робе, измазанной машинным маслом, чем в офицерском кителе. Штейн отвечал за содержание в исправности машинной установки, электрооборудования и всех остальных корабельных механизмов, кроме вооружения. Ему помогали специалисты: механики, электрики, котельные машинисты, турбинисты и машинная команда матросов-мотористов. По национальности Штейн был немцем.

Еще на эсминце имелся судовой врач, руководивший медицинской службой. Михаил Моисеевич Гринберг, еврей, брюнет среднего роста. Он не так давно окончил военно-медицинскую академию и к 28 годам успел дослужиться до старшего лейтенанта. Гринберг заведовал медпунктом и лекарствами, отвечал за здоровье экипажа, за питание и качество пищи, за гигиену личного состава, за санитарное состояние всего корабля. И конечно, он должен был уметь оказывать помощь раненым в боевой обстановке.

Службой снабжения на корабле заведовал мичман Гиви Георгиевич Монтадзе, чернявый, активный, верткий и пронырливый тридцатилетний человек небольшого роста, уроженец Грузии. Он отвечал за доставку и хранение всех корабельных припасов. Под его руководством наполнялись провизионные кладовые и топливные цистерны, распределялось шкиперское имущество, тросы, канаты, одеяла, белье, униформа и прочее. Он также отвечал за денежное довольствие экипажа, хранил судовую кассу и был одновременно бухгалтером и казначеем. Под началом у Монтадзе служили пара коков, баталеры и стюарды.

К каждой службе по боевому расписанию был приписан дивизион борьбы за живучесть из состава экипажа корабля. В подчинении командира каждого дивизиона находились мичманы, старшины и матросы, прошедшие специальную подготовку. Первый и второй палубные дивизионы были составлены из боцманских команд, рулевых, плотников, строевых матросов и так далее. Боцманом на корабле был главный старшина Игорь Викторович Мочилов. Суровый тридцатилетний мужик, которого все матросы боялись.

В рассуждениях о эсминце и людях, его населяющих, Александр Лебедев пришел в кают-компанию и принялся за обед.