Нежные создания, или В фэнтези только девушки

Глава четвертая

Дейнару снилось, что он в армии и лежит на дырявом тюфяке в палатке, продуваемой всеми ветрами. Воняло, несмотря на сквозняк, словно на помойке. Особенно благоухали чьи-то онучи, запах которых способен был свалить с ног целое неприятельское войско.

Согласно традиции, в половине пятого утра по лагерю разнесся хриплый звук рога. Началась побудка. Сотники, все сплошь с похмелья, а потому не в настроении больше обычного, заголосили разом, словно стая простуженных ворон.

– Подъем, обезьяны!

– Подъем, уроды недоделанные!

– Подъем, козлы!

Среди прочих надрывался сотник по кличке Висельник. Сунув голову в палатку, он обложил солдат бранью и сообщил, что, если через минуту они еще будут валяться, взвод наградят очистительными работами в выгребной яме.

Дисциплина способствует привитию нужных рефлексов. Дейнар, проведший под знаменами короля Бруссиана целых три года, успел выработать несколько таких, способных облегчить жизнь солдату.

Он вскочил, продолжая спать, но его сшибли с ног однополчане, тоже весьма похожие на восставших из могилы зомби.

Кто-то наступил голой пяткой Дейнару на затылок, впечатав его лицом в «спальные принадлежности», из которых торчала жухлая пыльная солома.

Ощутив острую нехватку воздуха, Дейнар задергался. Подскочил разъяренный сотник и принялся тыкать в него своей палкой-воспиталкой, как он ее называл.

– Вставай! Хватит дрыхнуть, тупица! Впереди большое дело!

Дейнар в ужасе подумал, что ему опять придется целый день выгребать дерьмо из ямы, и заверещал. Судьба всегда к нему несправедлива. Неужели эти проклятые ямы чистить некому? Новички же есть!

– Вставай!.. Чертов алкаш! – в сердцах плюнул кто-то.

Палка исчезла и появилась снова, тщательно исследуя его тело. Тщательно, но, как Дейнару показалось, аккуратно. Сотник обычно не церемонился, считая, что новый синяк отлично освежает поутру, особенно ленивого воина, а значит, все это странно…

Дейнар вскрикнул, повернулся лицом к потолку и открыл глаза.

– Сейчас, Висельник, сейчас! Не надо ям! Не надо!

Сотник куда-то делся, а вместо него рядом стоял, опираясь на палку, чародей. Борода и усы не могли скрыть его растянутой до ушей улыбки.

– С добрым утром, соня, – сказал старик и, пока Дейнар моргал, чувствуя нарастающую необычность, обошел его с правой стороны.

Головная боль прилила широким фронтом. Понимал Дейнар пока единственное: здесь не армия.

И на том спасибо.

– Вставай! Встава-ай! – Теперь чародей тыкал палкой в Хлока, спящего под старым стеганным одеялом. Бывшего вора видно не было. Он отгородился от мира, завернувшись, словно куколка, готовая к превращению.

– Ладно, – сказал чародей, – ты разбуди его, а я чайник поставлю.

Дейнар тупо таращился на Балимора, а тот лишь таинственно улыбался, качая головой. Понаблюдав, как чародей хлопочет по хозяйству, разбойник решил встать. Хлок сипло ворчал под одеялом.

– Вставай, скотина!

Дейнар ударил кулаком по одеялу.

– Эй… уйя… Что за..?

– Да, я забыл! – сказал вдруг Балимор. – Голова садовая! Старость – не младость, да? – Чародей захихикал. – Держите!

В воздухе, словно расправляющие крылья птицы, полетели шмотки. Дейнар успел заметить, что они какие-то… белые, что ли, а потом они приземлились ему на голову. Разбойник сорвал их и в ярости уставился на чародея.

С похмелья Дейнар обычно устраивал выволочку Хлоку (находилось, за что), но сейчас Балимор был куда доступнее в смысле способности воспринимать «аргументы».

Открыв рот, разбойник, впрочем, тут же забыл о своих планах. Его внимание привлекла штука, зажатая в кулаке.

Дейнар медленно развернул ее и выставил перед собой на вытянутых руках.

– Это… что это?

Чародей, занятый очагом, повернулся и весело взмахнул кочергой.

– Как что? Лифчик.

И, возвращаясь к прежнему занятию, ловко заткнул уши заранее заготовленными затычками из воска.

Дейнар смотрел на «вещь» в своей руке еще секунд пять, а потом отшвырнул от себя, словно ядовитую змею. Из носа его вырвалось какое-то сопение, рот перекосило. Трудно утверждать со сто процентной вероятностью, но волосы разбойника, кажется, стали дыбом.

– Ну… едрена вошь, чего спать не даете?

Хлок отбросил верхний край одеяла, и показалась его голова. Точнее (и Дейнар в тот момент мог поклясться) не его голова.

– Какого…

Разбойники уставились друг на друга.

Балимор щелкнул пальцами, сухие дрова занялись мгновенно. Чайник с сияющими боками уже висел над огнем, и его начищенная медь давала неплохое представление о том, что творится у чародея за спиной.

Старик гордился своей работой и даже не помнил, когда ему удавалось создать нечто подобное.

Верно говорят, что мастерство не пропьешь!

Затычки для ушей тоже оказались на высоте – благодаря им предусмотрительный старик не слышал ни истерического визга, ни проклятий.

Усевшись возле очага, Балимор принялся наблюдать за голыми девицами, бегающими по комнате.

До чего же занятно.

* * *

При помощи большой лупы чародей заглянул Ансиве в правый глаз. Глаз был в порядке. Аквамариновый, большой, что твое яйцо, и украшен пушистыми ресницами. Оценив левый, чародей пришел к выводу, что оба они совершенно одинаковые.

Ту же операцию, с видом лекаря-профессионала, Балимор проделал со второй эльфийкой.

– Соматически никаких изъянов, – заявил он, важно раздувая губы. – Родная мать не отличит.

Ансива и Шэни молчали. Скорчившись на скамейке, они таращились перед собой, словно сдавали экзамен на полную неподвижность.

Чародей отошел к столу, на котором разложил разные инструменты, и покосился на свои шедевры.

Ему пришла мысль записать свои впечатления, и вот уже потрепанный гроссбух раскрыл желтые страницы, как громадную пасть.

– Шок, – начертал корявым почерком Балимор. – Шок вызывает у объектов ступор, сходный с… с… кататонией… Побочный эффект, возможно, продлится неопределенное время…

Закусив перо, старик принялся размышлять.

Итак, первая реакция на трансформацию минула, наступила стадия номер два. Третьей должно было стать полное осознание реальности. Четвертая предполагала признание себя и перемена взгляда на окружающее, согласно новой гормональной картине.

Обрадовавшись, что набрел на неплохое определение, Балимор записал последнее словосочетание в свой гроссбух, половину которого занимали накопленные за десятилетия умные мысли. Когда-нибудь кому-нибудь они могут пригодиться, а если дельце выгорит, то и ему, Балимору, в новой жизни…

– Так! – сказал он сердито, видя, что сестры не спешат возвращаться в реальный мир. Пора было принимать решительные меры – долго здесь эти цыпочки торчать не могут.

Ноль эмоций.

– Придется взять хворостину, – произнес старик, проделав половину пути к очагу. Угроза не подействовала.

Тогда он прошаркал в лабораторию и вернулся с бутылочкой зелья. Что на этикетке было написано, прочитать не представлялось возможным, ибо время хорошо поработало над чернилами.

– И ладно. Так сойдет, – сказал Балимор, сначала понюхав, а затем попробовав содержимое. Все, что он мог утверждать, так это то, что оно резкое.

– Дорогие мои, – произнес чародей грозно, приближаясь к скамейке. – Я, конечно, все понимаю, но вам не мешало бы одеться. Мои годы, некоторым образом, не позволяют мне, исходя из… в общем… я, конечно, не против, потому что обнаженных девиц, источающих красоту и все такое прочее… хм… сто лет минуло, это по самым скромным подсчетам… а я, как-никак мужчина… рассчитывая на ваше благоразумие…

В этом месте он окончательно потерялся, забыв, с чего начинал, что было в середине и, тем более, чем хотел закончить.

Белокурые эльфийки по-прежнему смотрели в пустоту, как манекены.

Было нелегко, но чародей справился. Сперва он дал им понюхать бурду из бутылочки и, видя, что вызывает она лишь мимическую реакцию (хотя и это хорошо), влил в рот каждой по небольшой порции. Для гарантии запрокинул их прекрасные головки, чтобы подстегнуть глотательный рефлекс.

Первой заперхала Шэни, Ансива составила ей компанию, и через мгновение обе свалились на пол, пробуя выкашлять собственные внутренности.

Балимор озадаченно посмотрел на бутылочку, гадая, что же он им такое дал. Вполне возможно, внутри рвотное. Или слабительное.

Второй вариант мог доставить присутствующим определенные неудобства.

Ансива, еще вчера носившая гордое имя Хлок, первой после долгого молчания подала голос.

Звенел он словно колокольчик, простудившийся холодным сентябрьским утром, но все равно в разы мелодичнее, чем раньше.

Блондинка обозвала Балимора старым вшивым ослом.

– Значит, все в порядке, – сказал чародей.

– В п… в п… – Шэни, в облике которой ничегошеньки не осталось от Дейнара, откинулась на стенку и тяжело дышала. – В порядке? Каком?

– Ну, перво-наперво, ласточки мои, вы живы.

– Ласточки? Кто это ласточки? – взвилась Ансива. – Ты что себе…

Она взглянула на себя и завизжала.

Чародей с удовольствием наблюдал за ее реакцией, отмечая могучим исследовательскими умом, что принцесса все сделала правильно. Под рукой Шэни ничего не было, так что ей пришлось сесть на корточки и попробовать завеситься длинными волосами.

Отдышавшись, Ансива в точности повторила этот маневр.

«Ну, а что я говорил о «гормональной картине»?» – подумал старик и, довольный собой, бросил сестрам одежду.

– Отвернись! – прорычала Ансива.

– Извращенец! – взвизгнула Шэни.

Балимор не возражал, все равно надо было заняться чаем. Заваривая пахучий напиток, старик слышал, как эльфийки переругиваются, споря, кому что надевать. Самый жаркий спор вышел из-за трусиков с оборками. Они нравились обеим, и в результате их едва не разорвали пополам.

– Эй, тут что-то написано, в углу, – крикнула Ансива, – ты ведь читать умеешь, старый пень!

Не оборачиваясь, Балимор взял трусики, прилетевшие на стол, и поднес их к лампе.

Вышитая рукой мастерицы-белошвейки эльфийская руна «Ш» красовалась на заднем месте слева.

– Шэни, – сказал Балимор, бросая, не глядя, трусики назад.

– Гадство! – крикнула Ансива, и потасовка продолжилась.

* * *

На столе лежала карта мира, вокруг нее – стопки писем и таинственных документов с печатями Аладии.

Разбойники (а ныне прекраснейшие из дев) хватали то одно, то другое и дрались за трофеи, пока чародей не надавал им по рукам.

– Порвете! Оглоеды! – проворчал Балимор, усаживаясь на стул. – Ну хуже детей малых…

Чаепитие осталось позади. Участники концессии вполне оправились от пережитого и приступили к делу.

Старик поерзал на стуле и из-под нахмуренных бровей посмотрел на своих визави.

Блондинок можно было различить только по росту. Выше – Шэни (она же Дейнар), ниже – Ансива (она же Хлок); лица – одинаковые, точно вылитые в одной форме, слишком красивые даже для эльфийской породы.

Чародей долго разглядывал просвечивающее розовым острое ушко Шэни. Соответствие образу был стопроцентным. Определить в них подделку вряд ли смогла бы даже родная мать настоящих сестер.

За это благодарить нужно было Дейнара, ведь именно ему пришла в голову идея отстричь у пленниц прядь волос, чтобы использовать ее в колдовстве.

– Я хочу, чтобы вы хорошо запомнили свою легенду, – сказал Балимор.

– Да уж не дураки, – фыркнул Дейнар, щупая свой бюст. Занимался самоисследованием он долго и тщательно, играя у старика на нервах.

Хлок не отставал от товарища. Точнее, товарки.

– Дуры!

– Чего?

– Дуры, я сказал. Теперь вы – дуры, а не дураки.

Блондинки смотрели на него, пытаясь вникнуть в суть утверждения.

Чародей нервно почесался.

– С этой минуты забудьте, что вы мужчины. Вы – принцессы аладийские, дочери Феталы, младшей сестры короля Пиннера. Ясно? Вы едете в Долерозию погостить у своего любимого дядюшки, которого не видели никогда в жизни. Пиннер и его придворные вас тоже никогда не видели.

– Почему? – спросила Ансива, бросая на чародея лукавый взгляд.

В горле у Балимора что-то застряло.

– Откуда я знаю? – хрипнул он. – В этих письмах говорится, что вас посылают в Долерозию. Тут еще куча всякой галиматьи: Фетала рассказывает брату о своей жизни в Аладии. Однако письма эти вы королю не отдадите.

– Почему? – спросила Шэни.

– Потому, что вам тогда требовалось бы выучить материал досконально, чтобы не попасть впросак, если начнутся расспросы! А у нас нет на это времени. И… – Чародей не стал говорить, что сильно сомневается в умственных способностях обеих. – Неважно… Вы возьмете с собой только это. – Старик потряс перед девицами несколькими свитками и засунул их в тубус. – Там ничего особенного, формальности. Главное, ведите там себя прилично. Вы… вы… так бесконечно далеки от придворного эльфийского мира, как прям я не знаю…

– Справимся, – отмахнулась Шэни, пытаясь сесть нога на ногу. Получилось только с третьей попытки – мешал длинный подол.

– Не волнуйся, мухомор. Дельце провернем без шума и пыли, – добавила Ансива, озаряя комнату улыбкой.

Чародей потер лоб дрожащей рукой, от нездорового возбуждения его колпак съехал на бок и держался только чудом.

– Боюсь, тихо не получится.

Разбойники его не слушали. Никто из них еще вчера не подумал бы, что можно так долго и тщательно обсуждать фасон платья и качество тончайших кружев.

Балимор еще раз убедился, магия работает.

– Давайте повторим все то, что вам нужно знать. Так, чтобы от зубов отскакивало.

– Да ладно, запомним, – надула губки Ансива, подпирая голову обеими руками. – Скучно, и я хочу мороженого…

– Я тоже. А еще зефира! – поддержала сестра, пытаясь состроить умоляющий взгляд.

Чародей выпучил глаза.

– Перестаньте!

– Хотим, хотим, хотим! – заканючила Ансива.

– А знаете, что с вами будет, если вас разоблачат? – спросил старик самым зловещим голосом, какой смог найти в своем арсенале.

Конечно, они не знали. Вообще, как мог убедиться Балимор, их представления о жизни эльфов были, мягко говоря, поверхностными. Имейся у него в распоряжении время, чародей подковал бы приятелей лучше, но уж что есть, то есть.

– Предателей, мошенников, клятвопреступников, согласно эльфийским законам, сначала награждают батогом.

Разбойники напряглись. С батогом и другими разновидностями телесных наказаний они уже были знакомы.

– Секут преступников при всем честном народе.

– Садисты, – простонала Ансива.

– Потом их раны посыпают солью. Потом обливают кипятком, от которого кожа сначала пузырится, а затем слезает пластами.

Шэни прижала ладошку ко рту, в ее глазах заблестели слезы величиной с лесной орех

– Ну а когда приговоренные выплюнут свои легкие от криков, их четвертуют и бросают на съедение собакам-эльфоедам, – закончил рассказ чародей, выдумавший все, от первого до последнего слова.

Эффекта, впрочем, он добился, да такого, что пришлось срочно искать валерианку. Ее не было, тогда чародей нашел пустырник и напоил обеих девиц.

– Поэтому в ваших интересах слушать и запоминать. А потом еще раз слушать и еще раз запоминать!

Наревевшись до икоты, с красными носами и красными глазами, разбойники стали гораздо восприимчивее.

Балимор потратил битый час на подробный инструктаж, объяснял на пальцах, сердился и повторял снова. Притащил даже классную доску из кладовки, на которой рисовал мелом какие-то схемы.

– Поняли?

Балимор свалился на стул, обвиснув, словно мокрый носок. Несметное количество лет назад он преподавал в МА (Магической Академии), где учились одни безмозглые болваны, но и там публика была на несколько порядков выше в интеллектуальном отношении.

Два слитных кивка. Поняли вроде.

– Вопросы есть?

Несколько потрясенная преподавательским гением чародея, Шэни нерешительно подняла руку.

– Ну?

– А как зовут этого… нашего этого…

– Дядюшку, – подсказала Ансива.

– Да, дядюшку…

* * *

Следующую запись в своем гроссбухе чародей сделал такую:

«Объекты стремительно осваиваются в новом образе. Опасения насчет эльфийского языка не подтвердились – разговаривают подопытные на нем, словно он для них родной. Заклинание, которое я использовал, имеет гораздо больше возможностей, чем предполагалось.

С научной точки зрения интересно было бы понаблюдать, что будет дальше, но, увы, не получится. В королевском дворце они станут недоступны моему взору… Впрочем, и тут можно что-нибудь придумать (nota bene: проверить Могучий Визор)… Интересно, уживутся ли мирно в отдельно взятом объекте две сущности? И какая победит…»

Чародей сидел у окна и хорошо видел, что творится во дворе. Шэни и Ансива, отправленные с ответственной миссией в баню, бегали голышом вокруг нее и визжали, хлеща друг друга влажными полотенцами.

«Возможны серьезные когнитивные искажения, – записал в книгу Балимор. – Подобный опыт не описан в магической литературе, и заклинание, которое я использовал, кажется, никогда и нигде не применялось. По этой причине не берусь предсказать последствия…»

– Дура!

– Идиотка!

– Я тебе шары выцарапаю!

Балимор вытянул шею. Эльфийки старались оторвать друг у друга скальпы.

«Вероятно, периодически две части сознания – женская и мужская – станут соперничать».

Перо с противным звуком скребло плотную желтую бумагу.

– Коза драная! – заорала Шэни и, размахнувшись, врезала Ансиве по морде. Блондинка кувыркнулась в кусты приемом, хорошо известным в среде кабацких завсегдатаев.

«Да, сомневаться не приходится, – добавил Балимор, – сущности борются и периодически одерживают верх…»

Ансива в долгу не осталась, и уже через секунду выпрыгнула из кустов, вооруженная длинной палкой. Сестры скрылись из вида.

Отбросив перо, Балимор встал и направился к выходу, намереваясь прекратить это безобразие.

Если кое-кто здесь забыл о деле, он напомнит.

– Эй, прекратите! – заблеял старик.

Девицы носились вокруг бани. На третьем круге чародей загородил им дорогу и понял, что переоценил свои силы. Его сшибли, и удар получился такой, что искры полетели у бедолаги из глаз. Балимор низвергся оземь, аки сухая коряга.

– Упс, – сказала Шэни, склоняясь над ним. – Перестарались!

– Это ты виновата, тощая задница!

В поле зрения чародея возникла вторая голова.

– Чего? У кого это тощая!

– Помнишь Сладкую Бетти из таверны в Москринне? Так тебе до нее далеко!

– Сейчас я тебе мозги вышибу, курва!

Чародей вытянул руку, упираясь указательным пальцем в небо.

– Кхххыыы… – сказал он, хватая ртом воздух. Вместе с воздухом он всосал пролетавшую мимо муху и закашлялся.

– Ладно, давай затащим его в дом, а то помрет, – сказала Ансива.

Эльфийки взяли старика за ноги и поволокли, словно мешок. Через некоторое время Балимор оказался на своей кровати.

– Если… если… чтоб вас дьяволы взяли! – забулькал он, наполняясь праведным гневом. С каким наслаждением он всыпал бы сейчас этим бандиткам по голым задницам! – Чтоб вы запаршивели… я стараюсь ради вас… я… кхыыыыы!..

Шэни, повисшая на спинке кровати, с тревогой посмотрела на сестру:

– Слушай, он ласты не склеит?

– Может, и склеит, – пожала плечами Ансива. – Ему двести лет. Тут призадумаешься.

Старик бился в конвульсиях, пытаясь донести до столь невосприимчивых и неблагодарных ушей свою мысль.

– Быстро… быстро…

– Дедуля, дыши глубже, – посоветовала Шэни. – Глубже. И говори четко и ясно.

– В баню! Идите вы в баню!

Балимор состроил зверскую рожу.

– В баню!.. Хринг Кривонос уже ищет вас… Как выдумаете, что я ему скажу, если он найдет вас здесь? В баню и в путь!

Шэни погладила его по щеке и немножко всплакнула, после чего выругалась, как могут ругаться только солдаты.

– Ладно, идем, идем. И чего волноваться? Магистр, тебе это вредно, понял?

Балимор полежал, отходя от столкновения.

Да, кажется, нажил он себе проблем на старую задницу.

Посмотрев на чучело Вирлпуса, чародей сказал:

– Надеюсь, овчинка стоит выделки.

Глава пятая

Хринг Кривонос напоминал раздувшегося от крови комара, такой же красный, а его ярость могла сравниться разве что с яростью упустившего добычу тарантула.

Похмелье, которым страдал главарь шайки, ничуть не смягчало столь свирепого настроения.

– Все обшарили? – прорычал он, восседая на своем троне и глядя на дрожащего разбойника.

Крукс славился отвагой и силой и всегда первым кидался на вооруженные до зубов конвои, что сопровождали караваны с добычей, но сейчас выглядел побитым щенком. Ростом под два метра, разбойник казался гораздо ниже и с каждой минутой уменьшался.

– Все, все до последнего уголка, – промямлил он.

Непонятно почему, но именно его Хринг назначил руководить операцией по розыску беглецов. С него, получается, в итоге и спросят.

Радовались этому обстоятельству все, кроме Крукса.

– И что? – Кривонос вылил в рот целую кружку холодного пива. Отрыжка поколебала висящие на стенах грязные гобелены.

– Их нет в замке.

– Дебил, это я и так знаю!

Крукс облизал пересохшие губы. Главарь опохмелиться не давал и единственным оставшимся бочонком пива владел единолично.

Смотреть, как Хринг утоляет жажду, не было никакой возможности.

– Ты снарядил погоню? Прочесываешь окрестности?

– Снарядил…

Легко было сказать. Приказ-то он отдал, но, как явствовало из последних донесений, погоня до сих пор не выбралась за пределы замка.

Полумертвые после вчерашнего, головорезы не в состоянии были двигаться быстрее улитки. Если бы главарь выглянул сейчас во двор, он бы увидел, как пятерка храбрецов лежит на земле рядом с лошадьми и постанывает сквозь зубы.

Хринг внимательно разглядывал Крукса, а тот уже прощался с жизнью. Не меньше десяти раз верзила был свидетелем, как вожак расправляется с провинившимися. И вот он сам подошел вплотную к роковой черте.

Страх, ужас и отчаяние наполняли замок. Ведомая инстинктом, основная часть бандитов попряталась по темным углам. Известно ведь, что если Хринг гневается, тем более, после бурной ночи, лучше на глаза ему не попадаться.

Ходили-бродили по замку слухи о предательстве Дейнара и Хлока. Кто-то болтал, что они очистили сокровищницу, кто-то что свистнули у Хринга его выходные кальсоны, кто-то вообще нес ахинею о колдовстве и дьявольщине. Мнения разнились, однако все были уверены в одном: пришла беда.

Хринг слез с трона и подошел к разбойнику вплотную. Ручища сграбастала Крукса за отворот рубахи.

– Слушай, недоумок, сын осла и сколопендры! – сказал главарь почти ласково. – Ты, наверное, думаешь, что дело и выеденного яйца не стоит?

Крукс, конечно, так не думал. В первом приближении. Во втором, в глубине, души задавался вопросами.

– Они украли мое золото, моих лошадей, часть трофеев из эльфийского обоза, – сказал Хринг, демонстрируя разбойнику свои стоматологические ландшафты, впечатляющие безобразием. – Думаешь, я стерплю? Сделаю вид, что ничего не было?

– Нет, нет, конечно! – пролепетал Крукс, видя, что главарь ждет ответа.

– Хороший мальчик, схватываешь налету. – Хринг потеребил его за ухо. Ухо слегка хрустнуло, но верзила не издал не звука, хотя и скривился от боли. – Но самое главное не золото и эльфьи бумажки. Эти выродки утащили у меня Лезвие Зари.

– Лез… Да?

Хринг носил кинжал на поясе и не расставался с ним ни на минуту. Обладание старинной эльфийской реликвией стало для него настоящей манией. Хринг полагал, что кинжал дает ему мистическую силу и таинственным образом укрепляет власть. И, возможно (мечтал Кривонос), когда-нибудь приведет его к новым ее вершинам.

И вот – кинжала нет. Только сейчас Крукс заметил, что на поясе главаря не болтается ничего, кроме самого обычного ржавого меча.

И испугался еще больше. Что золото и лошади? Дело наживное, а вот кинжал, единственный в своем роде, кинжал, о котором ходили легенды, кинжал, который…

Верзила почувствовал тошноту.

– Кинжал надо вернуть, – сказал Хринг, глядя в стеклянные от похмелья глаза Крукса. – Иначе… Я сварю тебя в кипятке. Понял? Твоя единственная возможность избежать этого – найти Дейнара и Хлока. И тогда в котел отправятся они. Вряд ли ты знаком с арифметикой, но, поверь, в данном случае она простая. Или – или.

В горле Крукса булькнуло, совсем как в котле с кипятком.

– Теперь это дело чести нашей банды, – сказал Хринг, отпуская верзилу и для усиления драматизма отходя к подоконнику. Там он остановился, сцепив руки за спиной. – Я не могу позволить всякой швали покушаться на мою власть. Дейнар и Хлок понесут суровое, но заслуженное наказание. Понял?

– Понял, – простонал верзила, проклиная тот день, когда его произвела на свет в придорожной канаве одна труженица чакбакского борделя.

Хринг присмотрелся к тому, что делается во дворе. Видел он неважно, поэтому по привычке оттянул правое веко в сторону.

Двор заполняли еле ползающие, полумертвые разбойники. Передвижения их не имели никакой системы и даже хорошая хворостина по мягкому месту вряд ли смогла бы сейчас мобилизовать работников ножа и топора на великие свершения.

Самыми адекватными обитателями замка были лошади, но они соображали еще меньше, хотя вчера и не пили.

– Та-ак, – сказал Хринг Кривонос. – Значит, это погоня?

На его глазах один разбойник, добравшись до лошадиной поилки, окунул в нее верхнюю часть тела, видимо желая утопиться.

– П… п… – Вот все, что смог ответить Крукс.

– У них и так форы в девять часов! Где они могут быть теперь? – заорал Хринг, потрясая потолки. – Ты соображаешь?

Крукс, на свою беду, соображал.

– Погоню возглавишь ты! Достань мне их хоть со дна Лернейского Провала, где обитают гигантские пиявки-людоеды! Хоть с луны, хоть из нутра вулкана на острове Муш-Муш!

Верзила не мог больше терпеть и, согнувшись пополам, вылил из себя два литра грязной воды. Мучимый сушняком, он выпил ее сразу, как только проснулся, не разобрав, что именно это ведро Дейнар и Хлок использовали намедни для мытья пола.

Хринг положил руку на рукоять меча. На его сапоги, отнюдь, правда, не сияющие, попало несколько капель.

Крукс побелел почище известки. Через мгновение двухметровый лось вылетел из зала, сопровождаемый многоэтажными проклятиями, и врезался в стену.

– Помни о котле! – рыкнул Хринг и захлопнул двери, чтобы предаться мыслям о будущем.

Проще говоря, он собирался прикончить бочонок с пивом и вздремнуть.

* * *

Ансива вытаращила глаза.

– Ты сперла Лезвие Зари?

– Ага. Давно хотела… тьфу, хотел… хотела…

– Дай посмотреть!

Шэни нехотя протянула сестре свой трофей и ревностно следила, как та вертит его в руках и присвистывает.

На ножнах из красного дерева красовались золотые эльфийские руны и традиционная ботаническая вязь. Рукоять и гарду кинжала украшали драгоценные камни, самые крупные из которых, бриллианты, сверкали в солнечных лучах.

– Хринг сойдет с ума, – сказала Ансива.

Шэни ловким движением выхватила у нее Лезвие Зари, вынула из ножен.

– Надеюсь, у него мозги съедут набекрень, – сказала она.

– Так ты за этим ходила в зал?

– Ага. Неплохая компенсация за годы унижений. Сколько раз меня обделял Хринг во время дележа?

Ансива потерла подбородок, куда ее укусил комар.

– Не меньше, чем меня.

Эльфийка любовалась легендарным оружием и совершенно не стеснялась сестры, которой подобной компенсации не досталось. Последнюю реплику она пропустила мимо ушей.

– Может, – сказала Ансива, глотая слюнки. Кинжал, по самым приблизительным прикидкам, стоил два сундука с золотыми монетами, и этого ее воровская душа забыть не могла ни при каких обстоятельствах. – Может… продадим его?

– Продадим? – Эльфийка сунула кинжал в ножны и спрятала их под плащом. – Я похожа на дуру?

– Но… я ведь тоже…

Договорить не дал чародей. Старик выскочил из дома, словно его ошпарили, и, преодолев двор по диагонали, подбежал к лошадям.

Шэни и Ансива сидели верхом, в «дамских» седлах, и готовились к отъезду. Приготовления заняли много времени, но, наконец, закончились.

Старик забыл лишь пару вещей.

– Ну, ласточки мои, пора, – прошамкал он, не замечая, как принцессы смотрят на него – свысока, в соответствии с требованием аладийского этикета. – Уф… Держите! Чуть не забыл!

Чародей протянул блондинкам два деревянных амулета на шелковых шнурках.

– Наденьте под одежду, на шею и носите всегда, – сказал он, глядя строго, как полагается любящему дедушке, который отправляет внучек в опасное путешествие.

– Что это за дрянь? – спросила Шэни, разглядывая подарок.

– Здесь волосы настоящих принцесс, те, что вы срезали. Без них чары рассеются, помните об этом. Как только вы удалитесь от моего дома на большое расстояние, удерживать волшебство будут только они.

Ансива покривилась.

– Ты раньше не говорил!

– Ну какая разница, раньше или не раньше! Носите и все, если не хотите, чтобы наш план провалился!

– Ладно, в чем проблема, – сказала Шэни, вешая шнурок на шею и пряча его под одеждой.

– И еще! – грозно сверкнул глазами чародей.

– Еще? – зло пискнула Ансива, напоминая крысу, которую прищемили дверью.

– Через две недели чары потеряют свою силу в независимости от того, будут на вас амулеты или нет.

– Что??? – разом вскрикнули принцессы.

– А вы что думали – вечно будете околачиваться при дворе Пиннера? Волшебство имеет свое начало и свой конец, кисоньки. И вам не следует забыть об этом. К концу двухнедельного срока вы обязаны покинуть Долерозию.

– Вот блин, – проворчала Ансива, прикидывая, сколько же придется вкалывать. Получалось – и день, и ночь.

– Соблюдайте осторожность. Не болтайте лишнего. Если что, говорите, что частично потеряли память. Вам и так удалось сбежать от кровожадных головорезов и за одно это они обязаны будут целовать вам ноги.

– Проверим, – сказала Шэни, думая, что это будет забавно. Ноги ей еще никто не целовал, эльфы в особенности.

– Теперь езжайте, – сказал чародей, отворачиваясь, чтобы промокнуть глаза платком. – Все запомнили?

– Запомнили! – фыркнула Ансива. – Слушай, магистр, сколько можно долбить одно и то же?

Балимор махнул рукой, готовый разрыдаться. Вот не думал он, что вдруг привяжется к этим проходимцам и начнет кукситься при расставании.

Может, возраст? Может, не дайте боги, влюбился?

– Ладно, бывай, – сказала Шэни, трогая лошадь пяткой. – Жди нас через две недели. Или раньше.

Балимор оглушительно высморкался и замахал платком вслед удаляющимся лошадиным задницам. Задницы набирали скорость, исчезая в дымке горизонта и оставляя после себе явственно ощутимую ностальгию.

Когда они исчезли, чародей вернулся в дом и закрыл дверь.

Старость он представлял себе по-другому.

И странно – только сейчас вдруг ощутил свое неимоверное одиночество.

* * *

От дамского седла у Шэни разламывалась спина, боль все сильнее сковывала бедра. Ругаясь, пока, в основном, мысленно, принцесса гадала, что будет дальше.

Ансива – просто возмутительно! – наоборот, блистала счастливой улыбкой. Блондинка глазела по сторонам, на всю катушку используя новое, невиданное визуальное восприятие.

Шэни пыталась подражать сестре, но ничего особенного не заметила, кроме того, что угол зрения увеличился. Глаза у девиц, что ни говори, огромные.

От дома чародея до границ Долерозии было около пятнадцати километров. Маршрут Балимор разработал самостоятельно и нанес его на карту, обозначив четкой пунктирной линией.