Главное, в чём я был уверен, нужно обязательно дать ей полную свободу выбора и не позволять себе даже маломальского давления. Пусть сама решает, нужен ли я ей или нет.
Единственный минус заключался в том, что она троюродная племянница. Придётся приложить максимум усилий, чтобы доказать друзьям и знакомым, что седьмая вода в киселе это уже не инцест, либо не говорить никому о нашем родстве. Хотя с другой стороны чего стесняться? Если боимся кровосмешения до такой степени, то нельзя забывать, что все мы дети Адама и Евы (неважно библейских, либо тех самых австралопитеков, впервые вставших на землю двумя ногами), потому являемся дальними родственниками друг другу.
Однажды, помнится, я уже рассказывал одной знакомой, что нравлюсь своей троюродной племяннице не как дядя, а как объект для любовного интереса. Она в ответ поперхнулась от инцеста и вспомнила, как танцевала со своим потным, вонючим и жирным двоюродным братом, осознав тогда, что не легла бы под него ни за какие коврижки. Я парировал тем, что троюродная племянница – седьмая вода на киселе, а в исламе вообще двоюродным братьям и сёстрам можно в брак вступать. Сношаются, детей строгают, как на конвейере, и вроде как ещё не выродились. На кисель она в ответ ничего не ответила, недвусмысленно лишь напомнив про ислам, что мы – русские либо атеисты, либо православные христиане, а значит у нас так не принято, с чем я спорить даже не собирался. Но вдруг внезапно осознал, что объяснить всё друзьям и знакомым станет невероятно сложно. А я всё-таки в довольно консервативной среде вырос, чтобы среди моего круга общения ещё инцест поощрялся, притом даже такой семикисельный. Очевидно было, что наше даже дальнее родство пришлось бы скрыть, чтобы не выглядеть в чужих глазах извращенцами. А раскрытие тайны, как вы понимаете, может повлечь за собой скандал с далеко идущими последствиями. Так что такие отношения могли вполне оказаться накладными для нас обоих.
Впрочем, мои рассуждения на эту тему оказались бесперспективными, ибо есть у меня свойство весьма оперативно превращать всё в руины, даже толком не успев залить строительную площадку под дом железобетонным фундаментом.
Хватило ума в одной из бесед с Машей прямо сказать, что она моя троюродная племянница. Сразу после этого она резко сократила со мной время общения, перестав делиться секретами своей личной жизни. Очевидно, то, что мы родственники, пусть и не близкие, для неё стало настоящим шоком. Этим и объяснялось, кстати, её бесстрашие, когда откровенничала со мной: явно думала, что я её маме в случае чего ничего не расскажу, потому что друг другу чужие люди. В дальнейшем же, когда я двусмысленно намекал на отношения, брак и любовь, она намёки понимала и в ответ недвусмысленно отвечала, что мы таки родственники, потому надеяться нам не на что.
***
С одной стороны забавно, с другой грустно, что вот так всё и заруинил, хотя было интересно слушать обо всех её переживаниях и душевных терзаниях, а теперь уже мне больше ни о чём сокровенном Маша не поведает. И вроде я должен бы на этом месте остановиться, но мой девиз – слабоумие и отвага, и напор с моей стороны стал ещё более серьёзным. Сначала отправил ей в качестве подарка жемчужное ожерелье, а спустя пару месяцев решил приехать к ней на день рождения, благо она была не против. Ещё бы – дядюшке своему отказать!
В мечтах было подарить ей букет, сделать совместное сэлфи, прогуляться вдвоём по её родному захолустью куда более захолустному, чем моё. Коли нападут на нас дикие собаки, я своим перочинным ножом героически прибью всех. Нападут гопники – тем более. Потом вернёмся домой, и она посреди ночи придёт ко мне в кровать, ляжет рядом, и у нас будет первый поцелуй, а потом....
И ничего больше. Уж простите, девочке шестнадцать лет только-только исполняется, а я в тюрьму не хочу. Как стукнет ей восемнадцать, тогда и поговорим. Пока же на целомудрие её своими грязными руками посягать не посмею.
Вопреки мечтам, как это обычно и бывает, всё вышло в точности до наоборот. За всё время моего пребывания у неё дома видел её от силы часов восемь в совокупности. Букет ей подарил, а вот сэлфи Маша сделала еле переборов то ли страх, то ли отвращение, не пожелав даже позволить мне её обнять. Так и сфотографировались на дистанции сантиметров двадцати друг от друга. По фото даже было заметно, как она напряглась. Погулять с ней тоже не довелось. Я навязывался, сетуя на нежелание тусоваться со своими троюродными сестрой и братом, плюс со снохой, но она категорически мне отказала, что с одной стороны будет маленьким плюсом, но с другой обернётся, цитируя Александра Гельича Дугина, торжеством кринжа. Но это будет потом, а пока я оказался в окружении старпёров более чем на пятнадцать лет старше меня. Говорить же об обнимашках и поцелуйчиках с Машей в постели смысла вообще нет. Это был облом лютый, отчего, сидя на кухне и попивая водочку, вообще жалел, что в принципе приехал сюда, раз меня тут никто на деле и не ждал. Правда, я тогда ещё не догадывался о том, какой неожиданный утешительный приз будет меня ждать, но, учитывая, что будет позже, в задницу пошёл бы этот презент. Маше успел же только сказать, чтобы звонила, если ей будет грозить опасность. Она в ответ глянула на меня как на идиота, ибо была уверена, что с друзьями ей бояться нечего. И всё. Ни любви тебе, ни помидоров.
Короче говоря, остался я один на один с троюродной сестрой Мариной и снохой Оксаной. Брат пошёл спать, если сможет, так как шумели мы порядком. Детей вроде как тоже уложили, Маша же, как я сказал, убежала в гости к подружкам праздновать день рождения дальше в их кругу. Я же думал, что остался вокруг тех, кого не понимаю и никогда не пойму в силу разницы возраста.
Оказалось же всё в точности до наоборот. Мы быстро нашли общие темы для разговора, оказалось, слушали плюс-минус одну и ту же музыку. Да и не такой серьёзной была разница в возрасте между ними в их тридцать пять и в мои двадцать два года отроду. С другой стороны, они уже были мамами, все мысли о детях, а я молодой холостяк, но, как ни странно, и это не помешало нам свободно говорить на любые темы.
Из того, что я узнал, многих, конечно, мог озадачить вопрос: а где папа моей троюродной племянницы и крестницы? Проблема была в том, что, во-первых, у них были разные отцы, а, во-вторых, они оба бедную Марину в одиночестве с детьми и оставили. О том, чем думала моя троюродная сестра, когда бездумно совокуплялась с этими особями, ставшими отцами девочек, я, думаю, мне стоит многозначительно промолчать. Но даже если для них, да и точно для вас Марина была просто обыкновенной, залетевшей давалкой, я при всём желании не понимал, как можно отцу покидать своего ребёнка, если в нём есть хотя бы зачатки мужества и ответственности взрослого человека. Тогда в бане ругался на брата из-за того, что он, желая спать с проституткой, подвергал опасности ребёнка остаться без папы. Ругал своего друга, заставившего свою тогдашнюю возлюбленную сделать аборт: видите ли, ему хотелось и дальше гулять, а про ответственность он и слышать не хотел. Таких я осуждал всегда, буду делать это и впредь. Родителям, что бросают детей, моё искреннее презрение, будь я даже тысячу раз проклят за свои слова любителями свободы и острых ощущений без обязательств.
Почему так ненавижу? А как будет девочка, выросшая без отца к мужчинам относиться? Явно с недоверием. Отсюда разрушенные браки, измены, недоверие друг к другу. Как будет мальчик, выросший без отца, относиться к девушкам? Как к мусору, которым можно пользоваться для удовлетворения потребностей. Ведь и тот мой друг, и брат: один вырос без отца, у другого папаша из семьи ушёл, когда тот маленький был. Я понимаю, разумеется, что выводы по двум конкретным случаям делать глупо. Но вот у меня примеры перед глазами того, как дети из разрушенных семей крушили и свои семьи, неважно, настоящие или только будущие. Важно то, что такие люди с травмой ходят по жизни, и нежели что-то строить, чаще разрушают. Такое я не люблю.
Отца Маши, например, я ещё больше начал презирать после той истории, о которой мне поведала Марина.
– А ты знаешь, он же предлагал жениться, если аборт сделаю. Но я не смогла грех на душу взять. Вот мы и разошлись. Он мне потом продолжал писать, говорил, как любит, мол, у меня ещё есть время передумать. А однажды, как мне говорили, он к ведьме пошёл. Просил ребёнка убить. Я в такое раньше не верила, но прям помню, что именно в те дни у меня чуть выкидыш не случился, потом кровь из утробы текла, остановить не могли. Я сутками напролёт Богородице молилась. Слава Богу, Маша жива осталась…
И, конечно же, в магию я не верю, но сам факт того, что этот урод её свадьбой шантажировал, лишь бы в абортарий пошла, меня жутко злил. Не дай Бог увижу, не сдержусь точно…
***
– Слушай! – говорит Марина, – то, что ты не женат, это непорядок. Надо тебе бабу искать.
– Ой, да сам найду… – отвечаю я, отмахиваясь рукой.
– Ты не отмахивайся! – вдруг говорит Оксана, – уже пора жениться!
– У меня есть на примете одна, – говорит Марина. Я заметно оживился, почувствовав в воздухе запах вагины, – только есть одна проблема с ней. Она старше тебя.
– Ну, что поделать… – пожимаю плечами, глупо улыбаясь. Жениться, конечно, не выйдет, но какой юноша ни мечтал о зрелой и опытной даме постарше, именуемой сегодня у нас также, как на западе, словом милфа…
– Ты познакомься сначала, – не унимается сестра, – потом говори. Если хочешь, могу её пригласить. Позвонить ей?
– Звони… – пожимаю я плечами с наивной улыбкой. Мне, признаться, было всё равно. В свои способности ловеласа не верю, да и она, как Марина сказала, возрастом старше. Ну на кой вот я ей сдался?
Но звонок был сделан, и буквально минут через тридцать в квартиру сестры заявляются две дамы. Одной на вид было лет тридцать пять, второй явно за полтинник выходило, но не больше шестидесяти. Первая – блондинка с шикарной фигурой, вторая – явно нерусская, вероятно, кавказских кровей.
– Вот, знакомьтесь, – говорит Марина и представляет нас друг другу. Звали её Сашей. Уже с первых минут почувствовал какое-то напряжение в воздухе. Явно мы с ней друг другу не понравились, но открыто говорить об этом не стали – зачем при друзьях и родственниках скандалы устраивать, правда? При этом не сказать, что она мне не подходила по внешности, да и тупицей тоже не была. Но в ней имелось то единственное, что раздражало меня в женщинах всегда – наглость. Саша вела себя вызывающе, громко и высокомерно, постоянно кричала, перебивала, а коли что не так ляпнешь, не стеснялась и огрызнуться. Меня такие не устраивали раньше, не будут нравиться и впредь.
– Саша приехала из Луганска. Кстати, – обратилась ко мне Марина, – твоя четвероюродная сестра.
Тут я мысленно рассмеялся. Знай Марина, что я к её дочери пытался яйца подкатить, наверняка бы отрезала их мне, да тюрьмы не побоится. А тут вот тебе раз, и аж четвероюродная сестра попалась, с которой троюродная предлагала мне познакомиться.