– Нет, я все-таки пойду, я дала слово, а бояться мне нечего когда вы со мною, Чарли; не скучайте, я скоро приду.
Мисс Нелли отправилась в первый этаж отеля, а Мартон остался внизу и зашел в читальню; взяв в руки газету New York Herald, он машинально прочел в отделе «Театры и Зрелища» объявление о том что в такой-то день состоится прощальный бенефис знаменитого певца синьора Джованни Бариле пред его отъездом в Бразилию. Мортон бросил газету и взялся за лондонский Punch, но и Punch не развлек его в ожидании прихода мисс Нелли, которая обещала скоро вернуться, а между тем это скоро оказывалось очень не скоро. Мортон то и дело поглядывал на часы, и мрачное лицо его то краснело, то бледнело, словно обличая борьбу каких-то взаимно противоположных соображений; вдруг он быстро встал и отодвинув от себя тяжелое сафьянное кресло, еще быстрее направился к выходу и хотел подняться в первый этаж, когда из-за широкой стойки его окликнул франтоватый, прилизанный клерк отеля:
– Вам вероятно синьора Бариле нужно?
– Да.
– Его дома нет.
– В таком случае я только суну ему за дверь мою карточку.
Клерк хорошо запомнил лицо Мортона еще с тех пор когда тот собирал первые справки об итальянском певце.
Мортон, быстро пошел вверх по лестнице на верхнюю площадку первого этажа; по пути ему лопался Негритенок-грум в синей куртке, с серебряными пуговицами.
– Покажите мне где нумера ворьмой и девятый?
– Сейчас, сар! Направо отсюда…. четвертая и пятая двери, сэр! бойко и услужливо отозвался черномазый мальчуган.
Мортон быстро свернул с площадки направо и вскоре увидал на одной из дверей блестящую жестяную дошечку с черною эмадьированною коймой, среди которой красовалась золотая цифра 8.
«Стучать или не стучать?» мелькнуло в голове Мортона, «Двери наверно заперты… впрочем, постучаться не мешает.» Мортон постучался сперва в двери комнаты под № 8, а затем, подождав немного, в соседний девятый нумер. Не получив никакого отклика, Мортон дернул за ручку и убедился что комната была заперта. Ужасная мысль озарила его голову. «Боже, вдруг она с ним бежала? Скрылась другим ходом, пока я ждал в читальне! Да нет же, этого быть не может! Этого она… Нелли, не сделает.» Мортона бросало то в жар, то в холод. Подергав еще раз обе ручки двух дверей No№ 8 и 9, он убедился что ему трудно будет проникнуть в жилище Бариле. Насильно ворваться к нему и просить Нелли уйти сейчас же? Нет! и это не годится. Что же делать?! Мортон прошелся по мягкой кокосовой ценовке, которая тянулась вдоль корридора. Незаметно он дошел до дверей с красивою дощечкой № 14, и проходя мимо услыхал как будто голос Нелли. Он вздрогнул всем телом и приложил пылающую голову к верхней доске двери. «Да, это её голос, теперь я понимаю в чем дело, ловкий Италиянец привел Нелли… свою жертву сюда, узнав что я ожидаю ее внизу. А, вот оно что! Недурно, синьор; ну, теперь моя очередь!»
Мортон постучался в двери № 14.
– Кто там? спросил чей-то звучный голос по-английски, но с весьма дурным выговором.
– Получите телеграмму, мистер Бариле, сказал Мортон, меняя свой голос.
– Подсуньте ее ко мне в кабинет… Впрочем, давайте! крикнул Италиянец подходя бдиже к дверям. Мортон глубоко вздохнул и стоял пред дверьми точно пришибленный. Не успел он очнуться, щелкнул ключ и пред ним на пороге, придерживая рукой полурастворенную дверь, показалась жидкая, но изящная фигурка знаменитого тенора.
– Давайте же депешу, сказал Италиянец, с удивлением посмотрев на рослую фигуру Мортона.
– Мне нужно зайти к вам на минуту, проговорил тот, рванув дверь и входя.
– Зачем? Кто вы такой?
Бариле отступил на шаг глядя в упор на Мортона.
– Я брат мисс Нелли и требую чтобы вы ее отпустили домой безо всякого сопротивления вр избежание скандала и огласки.
– Я вас не знаю, и здесь у меня никого нет…
– Неправда!
Мортон, бесцеремонно отстранив Бариле, искал глазами Нелли, которая по его соображению должна была находиться за бархатною тяжелою портьерой в смежаой комнате.
Италиянец, посинев от злости, стоял безмолвно по средине комнаты; его черные глаза метали искры и точно хотели уничтожить бесцеремонного брата Нелли.
– Прошу вас удалиться или я позову прислугу! выговорил наконец Бариле, пересилив свое волнение и негодование.
– Где мисс Нелли? спокойно спросил Мортон.
– Она уехала домой.
– Лжете!
Мортон приблизился к портьере и протянул уже руку, но тут из-за портьеры вышла сама Нелли.
– Не глядите на меня, Чарли, такими глазами. Я виновата, простите, но я иначе не могла поступить.
– Умоляю вас, пойдемте скорее домой, сказал Мортон, взяв ее за руку.
– Я с вами не пойду, тихо проговорила Нелли.
– Как!
– Не осуждайте меня, я решила свою судьбу и уезжаю с мистером Бариле в Рио-Жанейро.
– Теперь когда вы слышали в чем дело, я на правах жениха требую чтобы вы немедленно удалились! запальчиво обратился тот к Мортону.
Мортон с презрительною улыбкой подошел к Бариле и ответил.
– Вы не жених мисс Костерфильд, а злейший её враг! Вы опутали ее, но знайте что я не уйду отсюда пока не уговорю мисс Нелли идти со мною, не уйду даже и в том случае если она сама будет просить меня об этом. Поняли вы меня?
– Идите вон сию же минуту или я за себя не отвечаю!
Италиянец гордо указал рукой на двери.
Мортон схватил кисс Нелли за руку и проговорил.
– Не губите себя! Идемте скорее пока никто не знает что вы были здесь. Пожалейте стариков и себя. Я все надеялся что ваше благоразумие пересилит и щадил вас, Нелли. Но теперь мне ничего более не остается… Я должен сказать вам горькую правду: этот негодяй… Женат…
Бариле, обезумев от ярости, бросился к Мортону и ударил его в лицо. Мисс Нелли громко вскрикнула в ту минуту когда Мортон невольно освободил руку девушки из своей железной руки… У него потемнело в глазах, он почувствовал как вся кровь хлынула ему в голову, ему казалось что его череп лопается на мелкие куски… Очутившись одним прыжком возле своего оскорбителя, Мортон схватил тщедушного Италиянца за горло, приподнял на воздух и швырнул его, как мячик, шагов на пять от себя… Италиянец с глухим стоном ударился об угол мраморного камина и остался недвижим. Мисс Нелли с воплем ужаса бросилась к упавшему, взглянула в лицо ему и в отчаянии заломила руки.
– Чарли, что вы сделали! Он умирает!..
Италиянец лежал безо всякого движения; яркая бледность покрывшая его красивое, слегка искаженное лицо, еще резче оттенялась струйкой крови сочившейся по полу из курчавым волос. Глаза глядели стеклянным взглядом вверх, а из полураскрытых тонких посиневших губ вырывалось чуть слышное хрипение. У камина, спиной к растерявшейся мисс Нелли стоял Мортон, тяжело дыша и отирая рукой обильный холодный пот выступавший на лбу…
Он ничего не ответил и на отчаянный возглас мисс Нелли, которая стоя на коленях, поддерживала кудрявую голову Бариле, прижимая ее к своей груди и пачкая платье кровью. Слезы градом катились по лицу молодой девушки. Мортон очнувшись обернулся и медленно подошел к звонку: бледный как полотно, он нажал пуговку, снова отошел к камину и застыл опираясь локтем на мраморный карниз.
На пороге показалась рослая фигура негра слуги отеля:
– Что прикажете? спросил он глядя с удивлением на лежавшего на полу Бариле. – Бедный джентльмен должно-быть болен, не так ли, мисс? добавил он, подходя к мисс Нелли.
Мортон отозвался глухим голосом: – Идите скорей за доктором.
– Сейчас! у нас есть свой доктор в отеле, хороший доктор, мистер Чендерсон! Хороший доктор, вылечил меня от грыжи и чесотки.
– Да ступай же! крикнул на него Мортон.
– О… о, сейчас, только не сердитесь, сар!
Негр выбежал из комнаты. Мисс Нелли обмочив платок водой из графина прикладывала его к вискам Бариле, который все еще не приходил в себя.
По уходе негра, Мортон быстро подошел к мисс Нелли и сказал:
– Умоляю вас уходите отсюда, но на этот раз без меня, я здесь останусь. Бегите, ради Бога, бегите!
– Чарли, Чарли, что вы сделали? Вы его убили; он кажется не дышет.
– Быть-может, но клянусь вам что я этого не хотел. Во всяком случае, не ваш грех, а мой. Идите, идите отсюда скорее.
– Поздно, Чарли! Теперь я не могу уйти пока не узнаю жив он или нет.
Мортон, тяжело вздохнув, закрыл лицо рукой и отвернулся. В комнату вошли доктор отеля, клерк, с которым Мортон разговаривал внизу и негр-слуга.
– Что случилось? вскрикнул клерк, подозрительно посмотрев на Мортона.
– Мистер Бариле заболел… он в обмороке, ответила тихо и ни на кого не глядя мисс Нелли, дрожа всем телом.
Доктор подойдя к дежавтему, взглянул пристально на его лицо и сказал негру-слуге:
– Положите больного на кушетку.
Негр, нагнувшись над Итальянцем. бережно поднял его и положил его на указанную доктором мягкую мебель. Нелли стала у изголовья и тихо рыдала, пока доктор ощуеывал пульс и прислушивался к биению сердца. Клерк и негр о чем-то говорили, но шепотом. Что касается Мортона, он по-прежнему неподвижно и как бы безучастно стоял у камина.
– Этот джентльмен не в обмороке, он мертв, громко и отчетливо произнес врач, закрывая глаза Бариле.
Нелли, слабо вскрикнув, удала без чувств на паркет. Мортон бросился к ней.
– Этот джентльмен убит, холодно проговорил доктор.
– Кто же убийца? быстро спросил клерк водя глазами от Мортона к мисс Нелли и обратно.
– У него проломлен висок, продолжал доктор.
– Скорей, за полицией! крикнул суетливый клерк. Негр выбежал из комнаты, а клерк бросился к звонку и принялся неистово звонить.
– Это вы убили мистера Бариле? вдруг обратился он к Мортону.
– Я, ответил тот.
Приподняв мисс Нелли, он усадил ее в кресло и обратился к доктору:
– Распорядитесь, ради Бога, увести мисс Костерфильд отсюда пока она не очнется, пожалейте ее, она невиновна ни в чем.
– Извините, я ничего не могу предпринять до прихода полиции и коронера; из этой комнаты никто не может выйти пока…
В корридоре послышались шаги, вбежали несколько человек прислуги, а немного позже комната № 14 наполнилась полицией с коронером и двумя неизбежными репортерами. Коронер приступил к следствию. Мортон был тотчас же арестован, а мисс Нелли в тяжелом обмороке перенесли по распоряжению коронера в другую комнату. Когда полицейские сержанты уводили несчастного Мортона, он обратился к коронеру со словами:
– Потрудитесь дать знать родителям мисс Костерфильд что их дочь здесь, они живут на Западной 36-й улице, дом № 536.
– Хорошо.
– Благодарю вас.
С этими словами Мортон переступил порог рокового № 14, в сопровождении двух полисменов.
Месяц спустя, несчастный Мортон сидел на скамье подсудимых в обширной зале главного суда; на суде Мортон вкратце расказал как произошла трагическая смерть Бариле. Защитник Мортона, талантливо изложив мотивы преступления не умышленного, а случайного, в порыве гнева и запальчивости после тяжкого оскорбления, просил суд признать проступок Мортона простым убийством по неосторожности (manslaughter). Сам Мортон, давая объяснения, описал свое душевное состояние в ту минуту когда он старался спасти мисс Костерфильд и добавил что личной вражды к Бариле он не чувствовал, а действовал единственно в интересах мисс Нелли. Суд однако не принял во внимание этого объяснения и приговорил Мортона к двадцатилетнему заключению в тюрьме Синг-Синг… Убийство Бариле было отнесено к первой степени, то-есть без оружия и без предумышления, и только благодаря этому Мортон избег смертной казни чрез повешение. Прокурор прямо обвинил Мортона в том что он «врываясь насильственно в чужое жилище, довел свою жертву до крайности, почему и последовало оскорбление действием. Мортон же, будучи гораздо сильнее своего счастливого соперника, мог отплатить ему иначе, а не бросаться на беззащитного слабого иностранца» и т. д.
Мортон спокойно выслушал ужасный приговор суда и сказал ухода со скамьи подсудимых:
– Покоряюсь неисповедимой воле Божией.
Неделю спустя Мортона отвезли в Синг-Синг. Несчастные родители мисс Нелли долго мучились, день и ночь сидя у изголовья дочери, которая заболела нервною горянкой. Бедной мисс Нелли не было суждено выздороветь. Она скончалась недели две спустя после того как Мортона отправили в тюрьму. Последние слова её были:
– Бедный Чарли!.. Бедный Чарли!..
В заключение следует упомянуть что итальянский консул в Нью-Йорке, описывая вещи покойного Бариле, нашел пачку писем, которые были писаны его женой из Флоренции. Оказалось что Барильоне, как разведал Мортон, был действительно женат и имел двух детей. Нью-йоркские газеты целую неделю трактовали об этом романическом убийстве знаменитого тенора Бариле, который имел намерение похитить красавицу мисс Нелли К°, но не успел этого сделать, так как другой влюбленный в мисс К°, некий молодой механик Ч. Л. Мортон, ворвавшись насильно в комнату Бариле, убил своего счастливого и красивого иностранца-соперника и т. д. Все кто читал сенсационные статьи об убийстве Бариле, от души жалели «несчастного тенора», никто не жалел Мортона… Впрочем и его жалели: старики Костерфильды, часто сокрушаясь о потере дочери, сознавали с благодарностью что бедный «маленький Чарли» избавил ее если не от смерти, то от позора… Отец мисс Нелли открыто проклинал «безпутного Итальянца» и говорил что еслибы Мортон не предупредил его, то он наверно бы сам «придушил» бессовестного соблазнителя… Много лет сокрушались старики Костерфильды, но, увы! их вздохи и слезы не могли облегчить горькой участи Мортона среди могильной тишины одиночного заключения. Пять лет спустя посмерти мисс Нелли, скончалась мистрис Костерфильд, а немного позднее и муж её.
V. Бледная женщина
Когда Мортон, крепко заснувший на скамье у могилы Индийца, пробудился и открыл глаза, часы на башне тюрьмы Синг-Синг громко и протяжно пробили одиннадцать часов. Ночь была чудная, как часто бывает среди лета в северной полосе Соединенных Штатов. Эти северные июльские ночи были не раз воспеты нашими поэтами, Лонгфелло и Бокером. При полном лунном освещении панорама Гудзона стала великолепнее и волшебнее… Луна глядела так мягко на землю, а вокруг неё приветливо мигало бесчисленное количество звездочек спокойных и неспокойных, ярких и неярких. Насытившись созерцанием небесной выси, Мортон приподнялся и сел на скамье. Громкий свист локомотива с полотна железной дороги заставил его вздрогнуть. Поезд промчался, мелькая огненными скачущими точками вдали: то был свет из вагонов быстро катившего ночного поезда-экспресс из Нью-Йорка в Альбани. «Однако, сон меня одолел как малого ребенка, я было хотел не спать всю ночь!» думалось Мортону. С большой дороги неслись голоса проезжающих, которые должно-быть спешили домой, оглашая воздух щелканьем бичей и монотонным гортанным звуком гуп! гуп!.. «Ну, теперь значит пора в путь… в Нью-Йорк, а к рассвету я наверно увижу яркий шпиц церкви Св. Троицы.» Легкое бурчание в желудке заставило Мортона бросить взгляд на то место где лежал «ужин». «Надо закусить на дорогу, а то с пустым желудком не очень-то приятно и легко шагать по-солдатски. Ведь я ничего не ел с самого утра!» Мортон разложил ужив за скамье и взялся за хлеб. Где-то позади его, словно по ту сторону могилы, явственно раздался глубокий вздох. Мортон повернул машинально голову и подумал: «Я кажется не один… Кто-то вздохнул… Какой-нибудь прохожий или запоздалый гуляка-дачник». Мортов стал есть с большим аппетитом и скоро увичтожил почти все что лежало за бумаге; свернув измятый газетный полулист вместе с объедками, он швырнул засаленный комок на траву и долго смотрел как его уносил порыв ветра вдоль покатого оврага к реке. Прощай, последняя тюремная еда!.. Что жь, если отдать ей справедливость, я уверен что тысячи свободных бедняков там… в этом Нью-Йорке не стали бы брезгать ею! думал при этом Мортон, суя руку в карман за «дессертом»… Дессертом он, как и все заключенники Синг-Синга, называл жевательный табак.
Вдруг до него донеслось слабое, во порывистое рыданье… Мортон навострил уши и даже нагнулся всем корпусом чтоб из-за угла груды разглядеть того кто плакал. Мортон увидал на том конце бокового фаса длинную тень… «женщина!» мелькнуло у него в голове. Любопытство невольно потянуло его, и он, обогнув угол, увидел поникшую на скамье бледную женщину в длинном темном ватерпруфе. Она быстро подняла голову, и её заплаканные глаза встретились с любопытным взглядом Мортона, который стоял от неё на расстоянии трех, четырех шагов. Красивое, но очень бледное и изможденное лицо виднелось из-под полей большой соломенной шляпы, которая была украшена цветами и широкою пунцовою лентой. Светлокаштановые волосы были гладко причесаны, а сзади как-то странно скручены и подобраны в один большой узел. Женщина быстро провела белым платком по лицу и отвернулась. Мортон чувствовал свое неловкое положение, помялся на месте, потом решительно подошел к женщине и проговорил срывавшимся голосом:
– Вы больны… вам дурно?
– Ни то, ни другое; а вам что нужно?! довольно резко ответила незнакомка.
– Извините, но я… я обратился к вам только из участия.
– Не кстати, no благодарю.
– Право… я не думал скорбит вас моею навязчивостью.
– Верю.
– Я ухожу… Еще раз, извините.
Незнакомка не возражала, но потом как бы спохватившись повернулась быстро к Мортону:
– Скажите: вы здешний житель?
Мортон слегка усмехнулся и ответил с вибрацией в голосе:
– Здешний… да, здешний.
– Вы обыватель Синг-Синга?
– То-есть как это понять, тюрьмы или городка? спросил Мортон.
– Ну, понятно, городка.
– Да! сказал очень громко Мортон, думая при этом: пусть она поймет как знает. – А вы, не здешняя? нерешительно спросил он.
– Нет. Скааките мне пожалуста где бы мне переночевать эту ночь в городке?
– Я полагаю что в городке наверно есть какой-нибудь boarding house, если не гостиница.
– Значит не знаете?
– Н-а-нет, знаю: как не знать? Но я полагаю что в этих трущобах неловко будет остановиться на ночь одинокой леди…
– Вы полагаете? Ну, это ваше дело; что касается меня, то я неразборчива, а главное – я не леди.
– Да, но у нас в республике и во всех Штатах Союза женщина всегда величается английским словом леди.
– Я не падка до английской спеси. Леди живут во мраморных домах и не шатаются по ночам без ночлега, прибавила она, поникнув головой.
«Странная женщина», подумал Мортон. Оба они довольно долго молчали. Мортон даже незаметно самому себе погрузился было в свои думы, и вдруг невольно вздрогнул от её голоса…
– Послушайте, вы!.. Как же мне пройти кратчайшим путем в ваш городок? спросила бледная женщина.
– Надо свернуть с большой дороги направо и идти все лесочком.
– Ну, а потом?
– Потом вдоль полотна железной дороги.
– Сколько миль?
– Миль?… миль этак пять, шесть; да не больше.
– Далеко однако.
– Вы устали?
– Да.
– Отдохните; здесь вас никто не стеснит.
– Вы позволяете?
Мортон сконфузившись подумал: «что за язва!..»
– Странный вы человек; видно по всему что вы дикарь и не привыкли бывать в женском обществе.
– Да, вы правы, я отвык от женского общества, и если сознаться, то чувствую себя не в своей тарелке, хотя не прочь услужить вам.
– Вы кто такой: фермер, работник-поденщик или просто tramp?[13]
– Я?… бродяга?… Нет… нет… Я…
– В таком случае, значит, вы не бродяга, извините меня и сделайте мне одно одолжение…
– Что прикажете?
– Уходите или садитесь, а то вы торчите предо мной точно пугало.
– Могу уйти если желаете.
– Не обижайтесь, но я, знаете, сама отвыкла от мужского общества и, по правде сказать, ненавижу ваш пол. Подождите! Скажу вам откровенно что несмотря на вашу дикость и… и застенчивость вы смахиваете на честного малого. Не так ли?
– Видит Бог что мне очень трудно ответить вам на это. Очень… очень трудно!
Лицо Мортона зарделось, он присел на скамью, понурил голову и не двигался. При этом он подумал: «Имеет ли право каторжник назваться честным человеком, хотя б и в самом деле был честен?..»
– Тон ваш убеждает меня что вы очень несчастный человек, ну, а несчастные большею частию бывают честные люди.
– Благодарю вас, вы не так желчны как я предполагал. Клянусь вам что я против вас ничего худого не замышляю.
– Да что же можете вы мне сделать худого?! Все что мущина мог сделать мне скверного уже было сделано раньше.
Странная собеседница Мортона пристально посмотрела на «несчастнаго», привстала немного и протянула ему руку со словами:
– Я вам верю. Если вам мое общество не надоело, потолкуем, а потом разойдемся: вы домой… в городок к вашему очагу, а я… куда толкнет меня судьба…
Мортон робко пожал руку бледной женщины и глядел в каком-то недоумении на съежившуюся фигуру своей загадочной соседки. Опять настала маленькая пауза. О чем думали эти странные люди: эта раздраженная ненавистника мущин и этот всеми забытый мущина? Мортон первый прервал молчание и обращаясь к мизантропу в ватерпруфе спросил надтреснутым голосом:
– Неужели и вы – несчастная, одинокая и всеми забытая?!.. Или вы просто хандрите… досадуете на временную неудачу, пожалуй капризничаете?
– Да, я несчастна и забыта.
– Вы верно лишились мужа?
– Разве только вдовы бывают несчастны и забыты?.. Вы плохой отгадчик, хотя крайне любопытны.
– Не упрекайте, я спрашиваю только из участия. Ах, еслибы вы знали, как мне приятно поговорить, видеть пред собою….
Мортон внезапно оборвал свои излияния, страшась как бы не выдать себя настолько чтоб она могла воскликнуть: «Вы наверно отсидевший каторжник и отпущенник из Синг-Синга?…» Его даже в жар бросило, он снял шляпу и обнажил остриженную голову с черными волосами, которые искрились серебристым инеем при лунном свете. Соседка Мортона поглядела на него.
– Сколько вам лет? лениво спросила она.
– В октябре будет сорок два.
– Рано же вы поседели! Больны были?
– Я? болен?… Никогда!.. Разве я похож на больного?
Мортон встал и выпрямился, его атлетическая фигура отразилась гигантскою, уродливою тенью на леске небольшой площадки около могилы. Лунный свет прямо падал на меланхолическое бронзовое лицо.
– Я ошиблась. Теперь вижу что вас не обделила матушка природа.
Мортон почесал себе затылок и улыбаясь доказал два ряда блестящих белых зубов.
– А вот я, как видите, не могу похвастать богатством сил или здоровьем.
– За то вы молоды.
– Ну, не очень; правда, мне тридцать лет, но я уже чувствую старость за плечами.
– Это не годы, не болезнь и не бедность, а горе ваше сказывается.
– Да… да, горе… тихо прошептала она.
– Неужели у вас нет никого из близких людей?
– Никого. И слава Богу! В людях мне еще хуже…
– Как?
– Таким женщинам как я нельзя связывать свою постылую и разбитую жизнь с другими людьми.
– Анадежда за лучшую будущность?…
– За могилой что ли? Глупость!.. За могилой кончается всякий бред.
– Нет, здесь на земле… среди людской толпы.
– Среди людей-то именно мне и не найти того что я потеряла. И я была как и все, и я дышала свободно толкаясь в толпе, была полезна; но все это миновало и если что осталось, то один бесконечный след… мучительное сознание…
– Чего?
– Об этом меня не спрашивайте… Да и к чему? Наше случайное знакомство скоро прекратится само собой.
– Да, встретились и разошлись, это общий удел всех людей, но неужели вас не интересует, хотя бы из женского любопытства, кто был ваш собеседник?
– Как вам сказать? я не любопытна, а впрочем вы достаточно отрекомендовали себя, и для меня этого вполне достаточно. Я верю что вы хороший человек, хотя чувствую что эти седины могли бы выдать и вашу тайну, жаль только что они молчат… или нет, что я говорю? Лучше что они молчат.
– Вы подозреваете что-то?
– Успокойтесь, я ничего не подозреваю, но убеждена что вы не из числа обыкновенных людей. Ваше лицо и эти следы затаенного глубокого горя выдают вас. Извините, но душа ваша не безоблачна… Что ж, я сама не счастливее вас. И у меня на душе тяготеет вечная ночь. На чистоту и белизну лица не полагайтесь; это маска, обман!..
Мортон вскочил и схватился за грудь; его трясло как в лихорадке. Блужающий взгляд его остановился на лице грустной бледной женщины, которая с участием смотрела на него. Слабая улыбка (первая в эту длинную ночь) скользила по усталому бледному лицу незнакомки. Она тихо положила свою правую руку на широкое плечо Мортона.
– Простите меня, я увлеклась и вижу что мой желчный необузданный язык разбередил глубокия раны. Скажите мне на прощание что вы меня прощаете и что в вашей памяти обо мне останется все кроме упрека.
– Я буду вспоминать о вас с благодарностью и с уважением!
– Даже с уважением? сказала она, качая головой, – не спрашивая: достойна ли я? Ребенок вы, большой ребенок!
– Что мне за дело кто вы такая. Я сам не великая птица и… уверен что я гораздо хуже вас. Вы убитая горем, ожесточенная и кем-то обиженная женщина, вот и все! А я… я…
Мортон схватил себя за голову и отвернулся.
– Что с вами? Какой вы странный! Ведь я ничего от вас не требую, никаких признаний. Верьте, не нам осуждать друг друга… Что касается людей, они кажется давно осудили нас. Я не ропщу на судьбу и знаю что все мною вынесенное не есть еще искупление, так как моя совесть никогда не освободит меня от той кары которую я сама на себя наложила.
– Аминь, аминь! прошептал Мортон, и с какою-то лихорадочною поспешностью заговорил: – Сама судьба… Сам Бог послал вас сюда… к могиле этого Индийца! Теперь и я вижу что у меня есть близкая человеческая душа. Скажите откровенно: куда вы идете? Мне все равно куда я пойду: на север, юг, запад или восток… да, мне все равно!
– Мне тем более. Что жь, пойдемте, улыбнулась бледная женщина, – пора и нам преклонить где-нибудь усталые головы.
– Пора, пора, я полагаю что скоро наступит утро; смотрите как на востоке рдеет…
– Дайте мне вашу руку. У нас много общего. Поверьте, еслиб я видела в вас закоснелого человека, то я никогда бы не потратила столько слов, несмотря на то что и я жаждала услышать людскую речь! Я чувствую что ужасно утомилась… меня еле держат ноги… дайте мне вашу руку и пойдемте в город, а там вы поможете мне отыскать конуру и койку.
– Идемте, если нужно будет, то я вас понесу на руках.
– Ну, это едва ли понадобится! улыбалась бледная женщина, опираясь на мускулистую руку.
Они побрели молча к большой дороге.
– Мэм![14] сказал Мортон на ходу после долгой паузы.
– А?
– Меня зовут Чарлз Мортон, я родом из Чикого.
– Вот как! ну, а меня зовут мисс Корнелией Форсайт, я из Бостона.
– Мисс Форсайт, поверьте что Чарлз Мортон будет достоин вашего доверия.
– Мистер Мортон, я постараюсь отблагодарить вас за все что вы мне сделали и еще сделаете в качестве любезного кавалера и попутчика.
– Я вас не оставлю пока не буду убежден что вы обойдетесь без моей посильной помощи и защиты.
– Пусть будет по вашему. Я вижу что само небо подослало вас ко мне в эту знаменательную минуту моей жизни. Я ничего не ищу… не требую, кроме разве тихой обители и уединения вдали от людей и их суеты.
– Как, вы хотите совсем удалиться от света?!
– Быть-может, если на то будет воля Божия.
– Да будет воля Божия, сказал Мортон, благоговейно снимая левою рукой шляпу.
Необыкновенная парочка шла медленною поступью и вскоре оставили за собою «могилу Индийца». Пред ними в утреннем ветерке шумел небольшой лесок, за которым был расположен городок Синг-Гилл. На большой дороге, при первом блеске восходящего солнца, показались пешеходы, пастух со стадом коров, разные повозки и бэгги. Мортон, ведя под руку свою попутчицу, часто поглядывал на нее сбоку и старался идти медленнее, хотя ему было очень трудно идти в ногу с усталою масс Форсайт.
– Однако мы с вами плохо спелась и видно что ни вы, ни я не привыкли ходит так как вообще ходят другие люди, проговорила мисс Форсайт.
– Да, я что-то немножко поотвык; ноги у меня железные, но словно без винтов и гаек.
– Смотрите чтобы нас не осмеяли в городке.
– Пускай смеются, от этого я полагаю мы с вами не будем шагать хуже.
– Это верно, но меня это мало смущает… А вот другое обстоятельство, это наши безобразные костюмы. Взгляните, на кого мы похожи? Я в этом балахоне и допотопной шляпе, а вы… вы… Ха, ха, ха!
Масс Форсайт торопливо постаралась удержать смех и закашляла.
– Что, я?.. Неужели я так смешно одет!
– Не казисто; вы точно долговязый школьник на которого напялили одежду меньшего брата.
– Что ж делать коли мои благодетели, отпуская меня на все четыре стороны, не позаботились о костюме?!
– В городке, я полагаю, можно будет экипироваться поприличнее. Смотрите как этот краснорожий малый с корзинкой смотрит на нас!
– Да, протянул Мортон, – он даже смеется… Но, успокойтесь, это я кажусь ему таким смешным. Да, ну их!.. Стоит ли обращать внимание на каждого проходящего зубоскала.
После некоторого молчания Мортон, крякнув раза два, спросил не спеша:
– Скажите, мисс Форсайт, есть ли у вас какие-нибудь средства?
– Да, я кое-что скопила. Более трехсот долларов.
– Немного, нынче жизнь очень вздорожала.
– Мне многого не нужно, я полагаю что мне хватит этой суммы пока я найду себе занятия.
– Вы ремесленница?
– Нет, я была прежде учительницей.
– А я механик и слесарь, мисс.
– Хорошее ремесло. Вы не пропадете.
– Вам не любопытно знать почему я попал в такое положение?
Мисс Форсайт из Бостона посмотрела на Мортона и с сериозным выражением на лице возразила:
– Понимаю, вы хотите расказать вашу историю с тем чтоб и я…
– О, нет… нет!
– Тогда же зачем и вам исповедываться?.. Да и не все ли равно что вы сделали.
– Вы правы мисс, я об этом и не подумал.
– Важно вот что: как вы согрешили из мести, злобы, или…
Мисс Форсайт затруднялась по-видимому найти еще какую-либо подходящую степень мотивов.
– Я согрешил без умысла… после нанесенного мне тяжкого оскорбления, пояснил тихо Мортон.
Мисс Форсайт как-то легко вздохнула и приветливо посмотрела на Мортона.
– Я тоже! неожиданно ответила она, – но только с умыслом. Вы пожалуй счастливее меня в этом случае…
– Умоляю вас, не будем больше говорить о прошлом.
– Не будем пожалуй, но от этого на душе легче не станет. Отнимите у меня мою совесть, тогда я все забуду и навсегда.
– Это невозможно, проговорил Мортон грустно качая головой.
– Да, это невозможно! Вот и будем мыкаться по белому свету с нашею вечною внутреннею пыткой, без отдыха и покоя! Что из того что люди может-быть простят? Разве им дано свыше право прощать? За такие преступления как мое нельзя ожидать полного прощения на земле.
– Ну, а там?..
Мортон указал на небо.
– Да, если мы сподобимся безропотно снести свое бремя до той минуты когда Господь велит ангелу смерти принять наши раскаявшиеся души. Легче отсидеть век в тюрьме чем сознавать себя виновным…
– Это ваше убеждение?
– Не убеждение, а вера! проговорила с ударением на последнем слове мисс Форсайт.
Увлекшись разговором они незаметно себе дошли до небольшего беленького двухэтажного дома с красною крышей и зелеными оконными ставнями. Домик прилегал к лесной тропе и отличался тем что над широким входом с шестью ступеньками красовалась большая вывеска с заманчивою надписью: «счастье и отдых прохожаго». Около домика стояли две повозки та один (неизбежный для всех деревенских жителей Штатов) бэгги на высоких колесах.