Один день для Маши стал как три осени. Длинный. Грустный. Странный. Провела его то на кухне, то за уборкой, то около дома на огороде, то обнимая девочек. Прижимала их к своей груди как самое дорогое – смысл её жизни, продолжение их любви с Феликсом.

– Ты грустишь, мамочка? – маленькая Тамара присела на табуретку с ложкой в руке. В классе её успели прозвать «почемучкой» за любознательность и расспросы. На этот раз она «пытала» маму.

– Нет, доченька, с чего ты взяла?

– Ну как же, мамочка? Смотри, папа уехал?

– Да.

– Ты скучаешь по нему?

– Очень.

– Нельзя скучать за папой и при этом быть весёлой! – Тамара ударила ложкой по столу. – Значит, мамочка, ты грустишь.

– Тебе в милиции нужно работать, чудик ты мой… – Маша улыбнулась и поцеловала Тамару. – Дай мне тарелочку, доченька.

Маша держалась. Пережила в жизни многое – перенесёт и временную разлуку с мужем. «Это же не навсегда! Нужно просто потерпеть! Выкарабкаемся! Разлука – дело временное!» – успокаивала себя женщина.

– Мама! Поможешь нам с домашней работой? – спросила Зара.

– Конечно, моя девочка.

И как ей это удавалось? Забываться в детях. Какими бы ни были дни: весёлыми или грустными, ясными или хмурыми, сытыми или голодными – всегда она находила счастье в семье, в дочерях. Но, всё же после отъезда мужа, Маша непрерывно чувствовала нарастающую тревогу. Боялась, что некогда отвергнутый «жених» не даст ей теперь покоя.

Когда-то она отказала Гагику – сыну очень богатых и влиятельных родителей. Он много раз добивался простого свидания с Машей. Не вышла за него замуж – стала женой Феликса, выбрав не богатство, а любовь. Гагик порою не давал прохода Маше и после рождения дочерей. Всё искал повод пройти мимо дома, заговорить с ней, проводить. Как-то раз, встретив её около рынка, предложил подвезти.

– Маш, привет! Садись, красавица, подвезу!

– Гагик, не нужно… Езжай…

21. Ресторан «Прага», Москва, вечер, 18 мая

– Любка? Акимова? – кто-то коснулся плеча пассии Николая. – Глазам своим не верю!

Любовь подняла глаза, чуть захмелевшие от шампанского, и увидела перед собой бывшую одноклассницу – Дарью Волкову и незнакомого мужчину.

– Дашка! Я сто лет тебя не видела! – Люба встала из-за стола и обняла её. – Ой, а это мой Коля, познакомься, – смущённо представила жениха своей школьной подруге, добавив: – И его брат Феликс.

– Дмитрий, – молодой человек подал руку сначала Феликсу, а потом и Николаю. – Приятно познакомиться, товарищи.

– Может, составите нам компанию сегодня? – предложила Люба. – Присаживайтесь! Коленька, ты не против? – шепнула жениху на ухо.

– Димочка у меня в милиции работает! Он выпускник Высшей школы милиции, – начала хвастаться Дарья. – А вы, Николай?

– Дмитрий, а вы курите? – поинтересовался Николай, на что получил отрицательный ответ. – Тогда прошу нас простить, мы с братом отлучимся ненадолго!

Феликс и Николай, извинившись ещё раз, вышли на улицу.

– Чёрт подери, мента ещё не хватало… – озлобленно взревел Николай.

– Брось ты, он же не на службе и не вооружённый до зубов. Отдыхать пришёл.

– Нет, Фель, ты не понимаешь. Я не сижу с ментами за одним столом.

– Знаешь, мне самому как-то неловко…

– Ладно, надо расслабиться и не выдавать о себе лишней информации. Короче, – Николай вплотную подошёл к Феликсу и шёпотом сказал ему: – ты в Ленинакане на заводе работаешь токарем. А я в Ереване в цехе работаю.

– В каком?

– Машины ремонтирую.

– Люба не знает?

– Люба получает свои цветы и подарки, больше ей ничего знать не нужно.

– То есть ты не говорил ей, чем занимаешься? Как зарабатываешь на хлеб?

– Нет. Докурил?

– Да.

Братья вернулись в ресторан как ни в чём не бывало.

Дарья Волкова уже и забыла о вопросе, который ранее задавала Николаю: она оживлённо и в красках рассказывала о школьных годах, об институте, первой и последней любви в лице мужа-милиционера. Хвасталась, что скоро ему грозит повышение и тогда они обновят автомобиль. Люба лишь улыбалась и вздыхала, подпирая руками голову. Вечер был спокойным.

Задушевные разговоры становились всё теплее: это очень злило Николая, не привыкшего есть и пить за одним столом с милиционером. Назойливая Дарья пыталась разговорить братьев, но они лишь отделывались нейтральными репликами, отшучивались.

Тоненькие ноги Любы сводили Николая с ума, и он как самый законченный собственник нередко гладил их под столом, шептал своей женщине какие-то очень непристойные слова, которые вгоняли её в краску. Братья подсознательно ждали того момента, когда эта встреча со случайными знакомыми закончится. Николаю хотелось сбежать со своей красивой подругой подальше, укрыться с ней от посторонних глаз и ушей. Ему становилось скучно.

– А поедемте в парк Горького? – неожиданно предложил Дмитрий. – Николай заскучал. Феликс, – милиционер впился глазами в него, – вы видели парк имени Горького?

Феликс улыбнулся и ответил:

– Ещё не успел.

Искры из глаз Николая летели в разные стороны.

– Как раз хотел сегодня показать братику лучший парк в Москве, но это уже, наверное, завтра! – Николай резко и быстро встал из-за стола. – Простите, что прерываем такой неописуемо великолепный вечер, нам пора…

– На самом деле! Давайте-ка все вместе рванём в парк: машина есть, – расхохоталась Дарья, – заодно и Феликсу город покажем! Куда же ты убегаешь, Коленька?

Любе понравилась затея, и мужчинам не осталось выбора, пришлось согласиться и покинуть ресторан всей компанией.

Феликс гулял по вечернему Арбату. Город казался ему каким-то живым, быстрым, шумным. Где-то на скамеечках сидели парочки, держа в руках брикеты вкуснейшего пломбира.

– Ну что, по мороженому? – предложила Люба. Сама не зная почему, она была в восторге от Феликса: скромный, спокойный, тихий брат её любимого мужчины приглянулся ей, она видела в нём уже не чужого человека, а родственника, которого не хотела лишать внимания: – Возле кинотеатра «Художественный» продают моё любимое, – объясняла она ему. – Любишь мороженое?

– Люблю… – тихо ответил Феликс и закурил.

– Народ, разворачиваемся! – скомандовала Любочка.

Возле кинотеатра стояла пышная дама с высокой причёской. Она продавала счастье – любимое лакомство Любы.

– Сколько? – грубым тоном спросила продавщица.

– Пять, – так же грубо ответил Николай.

– Семьдесят пять копеек с вас!

Николай расплатился.

Муж Дарьи в это самое время делился очередной историей о ворах-домушниках Колобовском (Колобке) и Мишине (Мишке), которых не могли схватить несколько лет.

– Вор – это уже неисправимый плохой человек. Это – вор, и он несомненно должен сидеть в тюрьме!

«Всё бы отдал за то, чтобы врезать в „пятак“ этой свинье!» – подумал Николай, который еле сдерживал себя от вспышки гнева.

Он был из тех, кто срывался из-за косого, нескромного или недоброго взгляда в свой адрес.

– Дмитрий, послушай, ты говоришь, что вор, это плохой непоправимый человек, верно?

– Так точно.

– А если, скажем, у вора жена беременна и кушать дома нечего? Не от хорошей же жизни человек идёт на кражу!

– Если все от плохой жизни воровать начнут, знаешь, Феликс, как преступность тогда возрастёт? По улицам станет страшно ходить. Я уже и майором был бы… – рассмеялся милиционер. – Работать нужно, а не за лёгкими деньгами гоняться. Это же как получается: ты и брат твой трудитесь, отказываете себе в чём-то, а прихожу, скажем, я или Дашка и забираем это всё. Несправедливо ведь?

– Несправедливо… – надула губочки Люба.

– Прекрасный вечер… – вздохнул Николай, желая поменять тему. – Так что с парком?

– Едем, едем!

При ярком свете уличных фонарей, мимо которых они проходили, Дмитрий невольно бросил взгляд на туфли Николая.

– Парадокс… – Дмитрий остановился как вкопанный.

– Дмитрий на что ты смотришь? – недоумённо спросил Николай.

– На твои туфли.

– Понравились?

– Нет…

– Так не смотри, – Николай рассмеялся. – А мне они нравятся. Пошиты из кожи синей летающей змеи. Редкие! Фирменные!

– В том-то и дело, что… а какой у тебя размер ноги, Николай? – нахраписто полюбопытствовал Дмитрий, не отрывая глаз от туфель.

– Сорок первый, – ответила Люба. – А что?

– Совсем как у грабителя… – задумчиво пробормотал Дмитрий.

– Какого грабителя? – Люба выпучила на него глаза.

– Николай, если бы наша встреча произошла бы при других обстоятельствах, то я подумал бы, что ты грабитель, которого мы ищем.

– Почему? – Дарья от непонимания разинула рот.

– Просто, недавно, к нам в отделение поступила информация о грабителе сберкассы, которой носит такие же туфли, как у Николая.

– Коленька грабитель? – Дарья закатилась смехом, а вслед за ней и все остальные. Дмитрию не оставалось ничего другого, как тоже посмеяться.

Компания направилась к машине, брошенной у того самого ресторана «Прага». Феликс, Николай и Люба втиснулись на заднее сиденье. Дарья, естественно, была помощником водителя, руководила им с переднего пассажирского.

– Ах, Москва-река… – романтично пролепетала Люба.

– Любка, а помнишь, как пешком по набережной да на Красную площадь? – ностальгируя, спросила одноклассница. – Сбегали со школы…

– Помню, конечно! Мы учились в 50-й недалеко от Парка Культуры. Я покажу тебе это место! – Люба обратилась к Феликсу.

Компания каталась по городу. Феликсу начинала нравиться Москва.

– Прохладно как… – дама сердца Николая всё сильнее прижималась к нему своим декольте.

– Иди ко мне, родная, моя ласточка… – шептал ей захмелевший жених.

Мотор «Волги» перестал рычать. Затих.

– Приехали, товарищи! – идиллию прервали слова Дмитрия.

«Облом», – подумал Николай.

– Любка, а когда у вас свадьба? – бесцеремонно поинтересовалась Дарья. – Вы же будете регистрировать отношения?

– Будем, – смущаясь, ответила та и захлопнула дверь автомобиля. – Только вот думаем с Коленькой, где будет свадьба: здесь или в Ереване…

«Вляпался, так вляпался. Какое тебе вообще дело до чужих свадеб, деревня?» – кровь в венах Николая становилась всё горячее. – Милые дамы, мы отойдём ненадолго. Дима, оставляю своё сокровище тебе! Береги как зеницу ока!

Николай и Феликс замедлили шаг и отстали от остальных на несколько метров.

– Братик, не так я представлял себе вечер.

– Брось, отдыхаем, всё же нормально.

– Да не хочу я слушать бредятину этого мента и его кисоньки! Не перевариваю я ментов!

– И что предлагаешь делать?

– Не знаю… Врезать хочу этому козлу.

Феликс, полный впечатлений, не слушал жалобы Николая. Его внимание привлекал огромный плакат с надписью «Слава труду» – именно он неизменно украшал арку главного входа в парк. Братья примкнули к компании, которая как раз спускалась вниз по ступенькам. Множество аттракционов вызывало восторги отдыхающих.

«А может, не всё так плохо?» – задался вопросом Николай, таща под руки свою невесту и брата на колесо обозрения.

22. Обувной цех, Ереван, полдень, 20 мая

Девушки в Ереване были скромными, тихими домоседками. Стелла от них отличалась: длинноногая, без комплексов, циничная девица – с виду глупая, но так только казалось… О любви никогда не задумывалась – видела в мужчинах лишь «ёмкость» их кошельков. Холодный расчёт – не больше. Подпускала Гаспара к себе лишь после кругленькой суммы или дорогого подарка.

– Привет, куколка моя, соскучилась? – Гаспар хлопнул Стеллу по ягодицам, войдя в свой кабинет.

– Очень! – Стелла откинула волосы назад и поцеловала Гаспара в губы.

Он раньше таких слов от своей любовницы не слышал.

Стелла упала на стул и закинула ногу на ногу. Колени девушки засверкали.

– Котик, мне там один костюмчик шёлковый приглянулся.

– Так вот ты зачем заехала…

– И пальто!

– Вообще обнаглела? Это какое же у тебя по счёту пальто? Куда ты деваешь все эти шмотки?

– Я вообще-то одеваюсь красиво для тебя, болван! – захныкала пассия Гаспара. – Но тебе же, конечно, по барабану, как выглядит твоя девочка! Нашёл бы себе какую-то дурнушку, Гаспар, ей и денег давать не нужно – она и кастрюле новой будет рада!

– Стелла, успокойся… – Гаспар подошёл к девушке ближе, желая прикоснуться к ней.

– Не подумаю! Пусть весь цех слышит, какой ты скупой!

По длинному коридору тащился Понч. Заглядывал в рабочие помещения и подсобки, из любопытства.

В каждом цеху кипела работа: плановая партия товара отшивалась на экспорт и для поставок (легальных продаж) в магазины по Армении, часть продукции, которую мастерили в подсобках, шла на толкучки и перепродажи среди «своих». Гаспар контролировал все процессы по пошиву модной обуви, выбрав для себя очень подходящее призвание. Цех он называл своим вторым домом.

– Гаспар у себя? – Понч обратился к рабочему, который как раз пробегал мимо него.

– У себя, как положено, – быстро ответил тот, сетуя на нехватку времени.

В цеху шумело, и от шума станков закладывало уши. Понч постучал трижды в дверь кабинета.

– Входите! – крикнул Гаспар.

Стелла презрительно взглянула на амбала в дверях.

– Привет, – первым поздоровался Понч.

– Угу… – бросила в его адрес легкомысленная подруга воротилы. Она недолюбливала этого пособника Гаспара, потому что тот однажды увидел её в компании Николая, с которым она любезничала и кокетничала. Стелла побаивалась, что недалёкий толстолоб сдаст, как говорится, с потрохами её влиятельному любовнику.

– Я всё сделал, как ты просил, – начал Понч, посматривая на Стеллу, которая в этот момент пудрила щёки. – Коляна нашли?

– Этот козёл не появлялся на хате, – ответил Гаспар, ударив ногой по ящику письменного стола. – Ты уверен, что он живёт по тому адресу? Гампр и Мульт дежурят там уже чёрт знает сколько.

– Уверен, я был у него как-то, – признался Понч, потирая лоснящуюся шею. – Хрусталь у него покупал для матери.

– Какой хрусталь?

– Хороший. Колян обчистил какой-то магазинчик с хрусталём. Продал мне намного дешевле. Слушай, а за сколько у тебя можно купить туфли? – неудачно пошутил Понч, за что и получил оплеуху.

– В магазине купишь! У меня здесь ничего не покупается и не продаётся!

Тем временем в рабочей столовой завязался разговор между несколькими работниками цеха: семья семьёй, а сплетни неизбежны.

– Видел, к Гаспару любовница зашла?

– Стеллой зовут. Он бегает за ней, как дурень, а она вертит им как хочет.

– Откуда ты всё знаешь?

– Здесь все обо всех знают…

Один сотрудник резко оборвал болтовню, перепуганно заявив:

– Тише, он идёт!

В столовой появился Гаспар. Он прямиком направился к одному из тех, кто сидел за столом.

– Приятного аппетита, – бросил цеховик в сторону обедающих рабочих. – Шурик, на минуту…

На Гаспара работало много людей: у него были свои глаза и уши среди рабочих. К примеру, Шурик закрывал глаза на особо крупные махинации Гаспара, прикрывал цеховика, а тот, в свою очередь, не забывал благодарить своего помощника в «чёрном» деле. Также рабочий сливал информацию начальнику о возможных «крысах», делился с ним новостями.

– О чём разговор? – шёпотом спросил Гаспар.

– Обсуждают, с кем ты спишь…

– Сегодня вечером в десять подъедет человек с открытым багажником – как ты понял, мне нужна твоя помощь.

– Сделаем всё в лучшем виде!

Гаспар прохаживался по коридору. Подходил к каждому рабочему в цеху, стоял, заглядывая через плечо, за его спиной, желая удостовериться, всё ли идёт как надо.

А в кабинете Гаспара, Понч пожирал взглядом любовницу цеховика.

– Чего пялишься? – бросила Стелла Пончу, но тот лишь улыбался.

– Боишься, что я расскажу Гаспару?

– О чём расскажешь? Толстяк.

– Что видел тебя с Колей.

– Я просто с ним говорила и ничего не было.

– Кто знает, что было, а что не было.

– Да пошёл ты! Только попробуй что-то сказать Гаспару! – пригрозила девушка, закуривая очередную сигарету.

– Курить вредно для здоровья, – амбал укоризненно обратился к девушке, – говорят, от папирос цвет лица портится…

– Не твоё дело, – рыкнула Стелла.

– Такая красивая и такая злая… – разочаровано покачал головой Понч.

23. Управление уголовного розыска, Москва, день, 13 июня

В комнату следователей вошли капитан и младший лейтенант.

– Товарищ капитан, звонили с третьего отделения милиции. Кажется, схватили грабителя сберкассы, – в спешном порядке оповестила Костенко.

– Как? Когда звонили?

– Буквально минуту назад, сказали, что на задержанном те самые туфли, как на фотографии.

– Наш план сработал, товарищ капитан, – возрадовался Лавров.

– Не торопись, Вань, скоро всё выясним. Поехали?

– Да.

– Алина, зайди к Максиму Валерьевичу, у него к тебе вопросы, – распорядился Андреев, закрывая за собой дверь.

– Хорошо.

Машина неспокойно остановилась у входа в третье отделение милиции. Следователи оперативно вышли из автомобиля и молча проследовали внутрь. В кабинет начальника отделения сыщики вошли без стука. Андреев представился и показал удостоверение.

– Капитан Андреев, уголовный розыск.

– Старший лейтенант Серов, – начальник отделения насторожился и сухо отдал честь.

– Где вор, в синих туфлях? – осведомился Андреев.

– А, вы за этим… – Серов расслабился. – Пойдёмте, покажу, противогазы вам бы надеть, – рассмеялся он. – Несёт от него за километр.

Мужчина, находящийся под арестом, лежал на скамье, лицом к стене, в маленькой комнатке. Начальник отделения и следователи подошли к решётчатой двери. К ним присоединился дежурный сержант.

– Разбуди его, – Андреев обратился к молодому дежурному.

Сержант шустро открыл дверь, смело подошёл к арестованному и легонько толкнул лежачего в спину.

– Вставай! Быстрее.

Мужчина тяжело развернулся и с трудом присел.

– Пытался украсть бутылку водки в магазине, продавщицы схватили и малость наваляли ему, пьяный в стельку, говорит невнятно, – Серов торопливо докладывал Андрееву.

– Как звать!? – громко спросил Андреев у задержанного.

– Кого?.. Чего?.. – задержанный приподнял резко голову и плавно опустил её обратно.

– Совсем никакой. Документов при нём не было, – продолжал докладывать Серов.

– Сними с него туфли, – Андреев приказал сержанту.

– Зачем? – сержант ошалело вылупился на капитана.

– Делай что говорят! – рыкнул Серов.

Сержант нагнулся и принялся тянуть за туфлю. Снял одну и вцепился во вторую.

– Я их не украл, правда… нашёл возле мусорного бака… – замямлил арестованный, и сопротивляясь сержанту, судорожно дёргал ногу. – Водку хотел стырить, признаюсь, а туфли нашёл, честное слово…

Сержант поднёс снятые туфли к Андрееву. Капитан взял обувь и внимательно рассмотрел со всех сторон.

– Сорок первый.

– Думаете, это он? – Лавров сомнительно взглянул на арестованного. – Товарищ капитан, как-то не похож он, на матёрого грабителя… Не обознаться бы…

– Грабитель сберкассы точно был в этих туфлях, – уверенно подтвердил капитан.

– Что с ним делать? – излишне озадаченно спросил начальник отделения.

– Оформлять по полной. Как отрезвеет, отправляйте в следственный изолятор, и установите личность. Подыщи ему другую обувь, – Андреев скомандовал сержанту. – Туфли эти, мы заберём с собой для экспертизы.

24. Квартира Любови Акимовой, Москва, день, 16 июля

Николай валялся на диване, кемарил. Ежедневные походы по ресторанам и регулярные игры в карты закончились полным безденежьем. Братья были на мели. Феликс шуршал газетой, которая всё не поддавалась суховатым пальцам.

– Как так вышло, Коль, что за два месяца мы спустили больше десяти тысяч рублей? – сожалеющим голосом спросил Феликс.

– Спустили и спустили, ещё будет. На работу пойдём. Волка ноги кормят.

– Вот именно, что пора бы уже нести свои ноги на работу. Я, наверное, вернусь в Ленинакан… Плохи наши дела.

Феликс засмотрелся на фотографию в рамке, зажатую двумя стёклами.

– Вернёшься ты в Ленинакан, и что, обратно дворником? Что Маше скажешь? Где зарплата за два месяца? Предлагаю пойти на сберкассу: разберёшь стену – денег заработаешь.

Феликс аж содрогнулся. Ему было тягостно и больно подумать о том, как он будет смотреть в глаза жены, которая преданно и верно ждала его с московских заработков, но ещё больше пугало вновь идти на грабёж.

– Ну за что мне это всё, а? – голос Феликса резко изменился, он едва ли не заплакал. – В моей жизни всё было нормально, до тех пор, пока не появился ты! И на работе меня уважали, и жена любила, и дети… А теперь я сижу с тобой здесь и слушаю разговоры об очередном ограблении?

– Не ной, братишка, – спокойным, ровным тоном произнёс Николай, и открыв глаза, добавил: – Никто тебя не заставляет грабить сберкассу – не хочешь, не надо.

– Тогда купи мне билет и проводи домой по-человечески.

Услышав эти слова, Николай встал и, направившись к балкону с пачкой сигарет, зарычал:

– Нет у меня на билет, брат. Даже на троллейбус вряд ли наскребу…

Глаза Николая превратились в два чёрных злых огня – так случалось каждый раз, когда у него заканчивались средства существования и он был на самом дне. Он злился и успокоиться уже не мог. Чтобы спасти себя от голода и позора, думать и действовать нужно было быстро. Обворовать магазин или сберкассу.

– Люба если узнает, что ты хочешь сбежать, – расстроится… – сказал Николай и с порицанием взглянул на брата.

Тот изменился в лице, ведь каким-то дивным образом он привязался к Любочке. Феликс боялся расстроить девушку, которая была для него больше, чем любовница брата.

– Я не сбегаю, а уезжаю домой, потому что денег нет и нужно на что-то жить.

– Ты думаешь, дворник – это работа?

Феликс отправился в свою комнату. Открыл скрипучую дверцу шкафа и принялся собирать вещи с полочек: сумка понемногу заполнялась.

– Фель, ну ты чего? Серьёзно хочешь уехать? – Николай вошёл в спальню.

– У меня есть сто рублей с тех денег, – Феликс показал брату купюру, – на билет хватит.

Разговор оборвал скрежет ключа, проворачивающегося в замочной скважине: Люба вернулась с репетиции. Она была балериной.

– Привет ангелам! – звонким голосочком сказала Люба.

– Привет, – первым в коридор вышел Феликс, за ним лениво потащился Николай.

– Чего хмурые такие? Обедали уже?

– Разругались, – утверждающе произнёс Николай, – брат мой говорит, что домой вернуться хочет, не нравится, видите ли, Москва ему. Работа, семья дома ждёт-с, – кривляясь, объяснял он.

Люба взглянула на Феликса, точнее, она заглядывала ему глаза. В них читалось «прости».

Обедали втроём молча. Жареная картошка с салатом и котлеты не лезли в горло Феликсу, зато Николай уплетал вкуснейший обед за обе щёки, запивая его компотом.

– Я вот что подумала, Феликс, – в голове Любы родилась идея, – а если мы тебе здесь подыщем работу? Не верится мне, что ты хочешь вот просто так улететь. Мы с Колей тебя не отпустим! С женой и детьми тоже что-то придумаем, сделаем так, чтобы твоя семья перебралась в Москву!

– Нет, Любашка, уже всё решено.

– Когда ты хочешь уехать?

– Сегодня.

– Сегодня? – Люба опешила от резкого заявления Феликса. – Останься сегодня, а утром мы тебя с Колей проводим в аэропорт.

Николай первым доел обед и отправился в спальню, крикнув Любе:

– Кисонька, я тебя жду!

Феликс и Люба остались на кухне одни.

– Люба, не дуйся, прошу тебя, – Феликс прервал затянувшуюся паузу, – просто я не вижу причин оставаться дольше.

– Точно не видишь? – прервала его Люба. – Ты не можешь взять и уехать просто так, а как же я… как же мы с Колей? Ты – член семьи.

«Люба!» – послышалось из спальни.

– Отвезите меня в аэропорт и всё, – тихо проронил Феликс и принялся мыть посуду, повернувшись к невесте брата спиной.

Ночью Николай снова поднял разговор о том, чтобы пойти «на дело».

– Феля, тебе же ничего не стоит помочь мне разобрать ту проклятую стену, – уговаривал он брата. – На раз-два справимся, никто ничего не заметит!

– В прошлый раз магнитофоны были «левые», а деньги в сберкассе тоже, по-твоему, «дармовые»? Воровство – это не моё, ясно? Я честный человек, брат!

25. Дом Феликса, Ленинакан, утро, 17 июля

– Доброе утро, красавица!

Гагик остановился около забора на своём автомобиле и, выглядывая из приоткрытого окна, обратился к Маше. Она подметала перед калиткой.

– Ты слаще даже самой спелой алычи на свете, – Гагик бесцеремонно осыпал чужую жену комплиментами, – и крепче любого вина!

Маша отдалилась от машины, но водитель из неё выскочил. Гагик не привык к тому, что женщины отдаляются от него, наоборот, они всегда шли к нему. Но не эта. Не запала на толстый кошелёк Гагика. Выбрала любовь.

– Постой!

Перед Машей стоял высокий, гладковыбритый, молодой мужчина с правильными чертами лица и блестящими, коротко стриженными волосами. Гагику было тридцать семь лет, но даже к этим годам он не успел обзавестись семьёй. Любил одну-единственную – маму двоих дочерей.

– Что тебе нужно, Гагик? – боязливо спросила Маша.

– Давай сходим куда-нибудь?

– Гагик, я замужем!

– Всего лишь пообедать где-нибудь, – Гагик был настойчив. – Я помню, ты любишь красные розы… – проговорил он с подколкой.

– Гагик, перестань!

Мужчина не уходил. Наслаждался красотой стоящей перед ним женщины. От неё пахло свежим ветром, гранатовым соком и пахлавой.

– Феликс дома?

Маша молчала.

– Его уже больше полтора месяца нет, и всё это время ты одна.

– Я не одна, я с дочками, – огрызнулась Маша.

– Бросил?

– Феликс временно в Москве на работе. Гагик, тебе лучше уехать.

Гагик на несколько секунд задержал свой взгляд на Маше, улыбнулся и, ничего не сказав, развернулся, направляясь к машине. Сев в неё, он сильно ударил кулаком по рулю, затем включил зажигание.

Маша вошла в дом.

Она плакала, прерывисто выдыхая воздух, закрывая лицо руками.

– Когда же ты приедешь, Феликс? – спросила сама себя.

Но вопрос растворился в воздухе. Ответа на него так и не последовало.

26. Аэровокзал «Шереметьево», Москва, утро, 17 июля

– Ленинакан. Один билет, – Николай обратился в кассу.

Феликс внимательно разглядывал зал ожидания. Люба теребила ручку сумочки.

– Феликс, может, передумаешь? Не улетай… – просила Любочка.

– Отсутствие денег не делает меня счастливым, – признался тот.

– Но и от богатства мало счастья!

Николай принёс билет и всучил его Феликсу.

Подозревающий всех и вся то ли охранник, то ли вахтёр, то ли дежурный по аэровокзалу как коршун пялился на пассажиров, встречающих и провожающих. Ходил из стороны в сторону, заведя руки за спину. Присматривался к подозрительным личностям, щеголяя своей формой.

– Счастливо, брат, прости, если что не так, – Николай пожал руку Феликсу, – не люблю долгих прощаний.

– Коленька, я всё же провожу Феликса, ты иди…

Между Феликсом, Николаем и Любой чувствовалось некое напряжение, оно же присутствовало и в такси, мчавшемся в аэропорт.

– Всё будет хорошо, – дрогнувшим голосом произнесла Люба, – он перебесится и всё образуется. Прилетай, адрес ты знаешь – дверь для тебя всегда открыта.

– Спасибо тебе, Любашка. Ну, пойду, регистрация уже…

Люба осталась стоять на том же месте. Николай, выскочив из аэропорта, первым делом закурил. По пустым карманам парня гулял ветер. Его невеста зашла в кафе на территории аэропорта и, попросив стакан ледяной воды, плюхнулась в не очень мягкое кресло.

– Девушка, вам нехорошо?

– Давайте-ка лучше чаю.

Феликс занял своё место. Пассажиры прохаживались по салону. Скучные и равнодушные лица бортпроводниц вмиг изменялись на приветливые – стоило только пассажиру к ним обратиться.

Рядом с Феликсом сидел какой-то уставший немолодой мужчина с озабоченным и побитым оспой лицом. От соседа по креслу несло сигаретами и алкоголем, потом и краской, он что-то бормотал себе под нос недовольно и кряхтел. В самолёте становилось тесно.

Люба сидела в кафе, водила пальцем по ободку чашки. Знать не знала, даже не догадывалась, отчего же всё-таки Феликс улетает и почему с её любимым Колей повздорил. С грустью смотрела в окно. Двигатели самолёта заревели.

«Во дурак», – подумал Николай, закуривая очередную сигарету.

27. Обувной цех, Ереван, день, 17 июля

Гаспар держал в руках карты, положив ноги на край стола. На этот раз играл с давешним знакомым – безынициативным сотрудником банка. В кабинете было прокурено, тихо и мрачно.

Гаспара интересовала лишь игра, что ему до документов и всяческих бумаг, разбросанных по его кабинету? Ему не было и дела до тех, кто стучался в дверь, – пусть рабочие проваливают, здесь серьёзное дело крутится. Подумав о деньгах, которые вот-вот выиграет, он улыбнулся.

– Что? – знакомый вопросительно взглянул на Гаспара.

– Сева, а сколько ты зарабатываешь в месяц?

– Восемьдесят пять, – без особого энтузиазма ответил тот.

– Неплохо для того, кто весь день дурака валяет, – произнёс Гаспар. – Пришёл себе в восемь ноль-ноль, штаны попротирал до семнадцати – и порядок! Не жизнь – малина! – рассмеялся начальник обувного цеха. У него было лицо неандертальца – глуповатое, неприятное, не обременённое заботами-хлопотами.

Сева нахмурился, а позже сказал:

– Между прочим, я деньги пересчитываю, знаешь, какие суммы через меня проходят? Открывается дверь, заходишь в хранилище, а там… сотни тысяч! И всё до рублика мне необходимо пересчитать!

– Серьёзная у тебя работа, а главное, приятная – денежки считать! Жаль, что государственные, а не свои.

Сева простонал.

– Смеешься всё, – игрок надул губы.

– Слушай, Сев, а тебе никогда не приходило в голову вынести деньги из хранилища? Не работал бы до конца жизни, накупил бы себе домов, квартир, изделий разных золотых, камешков алмазных, машин там всяких…

Сева неопределённо пожал плечами, уткнувшись носом в карты.

– Мечтай, мечтай… Там дверь непробиваемая с решёткой, сигнализация, охрана…

– Так можно же обойти и дверь, и охрану… – Гаспар почесал нос и пристально посмотрел на Севу. – Так сказать, неординарно забрать деньги из банка…

– К чему ты клонишь? – Сева с неким недоумением и подозрением посмотрел на Гаспара, но тот лишь скалил зубы.

– Ха-ха-ха… К примеру, в хранилище можно попасть, разобрав стену.

Сева, подпиравший рукой щеку, вмиг спохватился и повышенным тоном произнёс:

– Не говори глупостей, Гаспар! Ну и мысли у тебя, ей-богу!

– Да я просто так, между прочим… – отнекивался тот.

– Как у тебя с твоей бабой? – полюбопытствовал Сева.

– Да ведёт себя как идиотка, совсем с ума сошла: требует и требует, дай и дай. Она должна «давать», удовлетворять, – разразился смехом Гаспар. – А ты? Так и ходишь нецелованный? – с иронией поинтересовался цеховик, подшучивая над знакомым.

– То, что предлагают и само идёт в руки, – не хочу, а то, что стоящее, что нравится, – взять не могу. Приходится в блуд идти! – хохотал Сева.

Кто-то постучал в дверь. Гаспару захотелось больно ударить пришедшего, кем бы он ни был – за то, что мешает игре и отвлекает от разговора.

– Открой, – скомандовал цеховик. – Ты ближе к дверям.

Сева встал, подошёл к двери и молча провернул ключ в замке. В дверях нарисовался Шурик – «шнырь» Гаспара.

– О, в карты играете? – отдышавшись, произнёс тот. – К вам можно?

– Валяй, – цеховик махнул рукой своему помощнику.

28. Дом Феликса, Ленинакан, день, 17 июля