– Кажись, не приходил сюда такой. Я такого точно не видел. Может, Клава видела. Я-то всё больше вокруг храма верчусь, да в хозяйственном домике могу подолгу пропадать. А Клавдия-то у нас почти всегда в храме. Если и заходил такой человек, то она-то его точно заприметила бы. У неё лучше спроси, товарищ лейтенант.
Бориско слегка смутился.
– Забыл, что ли, как меня зовут? Ты же, Захар, меня давно знаешь.
Сторож с лёгкой усмешкой ответил:
– Ты же меня, Олег Евгенич, как служебное лицо спросил? Вот я тебе, как служебному лицу по форме и ответил. Так что обижаться не на что.
– А кто говорит, что я обиделся? – Бориско махнул рукой. – А отец Артемий-то здесь, в храме? Мне бы с ним тоже поговорить.
– Из-за этого? – Захар ткнул пальцем в листок.
– Из-за этого, – кивнул участковый.
– А что за напасть? Преступник, что ль?
– Маньяк, похоже.
– А мы-то тут с какого перепугу? – искренне удивился сторож.
Но лейтенант не стал отвечать напрямую, просто кинув в ответ:
– С того самого!
И с большим напором снова спросил:
– Так Артемий здесь?
Захар хмыкнул, в очередной раз поправил шапку и обиженным голосом сказал:
– С утра был. А сейчас и не знаю. Сам погляди.
И демонстративно медленно отвернувшись от участкового, похромал дальше по своим делам.
Бориско хотел ещё кинуть фразу в спину Захару, но передумал. Молча усмехнулся каким-то своим мыслям и направился в храм.
Внутри, возле самого входа, располагалась небольшая свечная лавка, в которой можно было ещё прикупить алюминиевые крестики на синтетической нитке, карманные молитвословы и брошюры о житии святых земли русской. Всем этим скудным ассортиментом пыталась торговать пожилая женщина Клавдия. Лет ей было примерно семьдесят пять. Пенсионерка в самом расцвете лет.
– Здравствуй, Клавдия, – по-простецки, нисколько не смущаясь разнице в возрасте, поздоровался участковый.
– Спаси, господи, – откликнулась женщина, перекрестившись. – И тебе дай бог здоровья.
– Отец Артемий здесь?
– Здесь, родненький. Вон он у образа божьей матери стоит, молитвы читает.
– А народу нету, что ли? – окидывая взглядом пространство храма, заметил Бориско. – Или службы нет?
– И народу нету, и службы нету. Верно подметил, Олег Евгеньевич. А старухи мои только к вечеру подтянутся. Другой люд в пятницу придёт, в конце рабочей недели.
– Сколько же прихожан в вашей церкви?
– Да, человек двадцать постоянных. А за неделю, может, пятьдесят наберётся.
– Жертвуют? А то леса вон у храма сколько уже стоят?
– Да, куда нам. Время-то какое. Им-то, кто приходит, кто бы самим-то пожертвовал. Может, когда молятся, об этом и просят.
Участковый лишь кивнул на слова Клавдии. Тут спорить было не о чем.
Артемий, краем уха услышав разговор возле входа, прервал молитву, обернулся в сторону раздающихся голосов. Узнав в пришедшем представителя власти, священник снова обратил лицо к иконе, закончил молитву, трижды перекрестился и, после поклона, поцеловал оклад в правый нижний угол, ближе к младенцу Иисусу.
И только после этого он направился приветствовать посетителя этой обители веры.
– Здравия желаю служителям РПЦ, – с улыбкой произнёс Бориско и протянул руку для приветствия подошедшему Артемию.
– То ли трубы последнего суда вострубили, то ли сошедшим ангелам начали форму с погонами выдавать, – хитро улыбаясь, ответил священник, принимая рукопожатие. – Редкая пташка в нашем саду, Олег Евгеньевич. Даже не верится. Может, глаза святой водой умыть? Не наваждение ли?
– Уж тогда сразу меня окропить, чтобы чёрта неверующего из стен церкви изгнать, – продолжил шутить участковый вслед за Артемием.
– Ну, скажите, тоже, – наигранно сдвинул брови священник. – Мы нашей милиции, которая теперь полиция, всегда рады. Вы, Олег Евгеньевич, уже выкладывайте, с благой или дурной вестью к нам пожаловали?
– То, что я к вам не молиться пришёл, это верно. И вопрос у меня к вам имеется.
– Слушаем вас внимательно, товарищ лейтенант.
Бориско полез в свою пластиковую папку и вытащил листы с ориентировками.
– Вот, поглядите, – протянул он одну распечатку священнику, а вторую Клавдии. – Вам эта личность не знакома? Не видели этого типа в течение последних трёх-четырёх дней. Из областного РУВД прислали. Очень его разыскивают. А направили в первую очередь к вам. Потому как все деяния этого преступника касаются исключительно лиц, причастных к церкви, а точнее – к духовенству.
Участковый произносил слова, а сам в это время пристально вглядывался в выражение лиц собеседников. Пытался уловить ход их мыслей, чтобы потом с большей долей вероятности угадать, были ли люди с ним откровенны. За годы службы он научился пользоваться таким приёмом, успех которого напрямую зависел от его проницательности.
Клавдия первой вернула листок участковому. Глаза были наивно и широко раскрыты, губы сложены бантиком, как у школьницы средних классов.
– Я тут таких не видала, – доложила она. – Я всех наших прихожан в лицо знаю. Новых в последнюю неделю не было.
– Ну, а вы, батюшка? – обратился Бориско к священнику. – Может, кто тревожил ваше спокойствие? Может, кто-то искал встречи с вами? Не здесь в храме, а где-нибудь на стороне? На улице, в магазине, на рынке, дома? Хоть где.
И в это мгновение участковый заметил, как какая-то тень промелькнула на лице священника. Вот оно – то, что могло подсказать об искренности. Или же наоборот, об её отсутствии.
Лейтенант впился глазами в лицо Артемия, ожидая ответа.
– Думаю, что нет, я не видел такого человека, – наконец, ответил Артемий. – Ко мне, конечно же, обращаются люди, разные, бывает. Но такого не было.
– Может, похожий на этого? – не отступал Бориско. – Вспомните, пожалуйста. Это очень важно.
Артемий ещё раз внимательно вгляделся в фоторобот, пожевал губы, погладил бороду и ответил снова:
– Нет, точно не видел. Не было такого…
– А что же он натворил-то? – спросила Клавдия.
– Действительно. Может, всё-таки приподнимете завесу тайны? За что разыскивается этот несчастный?
– Преступник – он и есть преступник, – печально и в то же время очень весомо произнёс лейтенант. – Это значит, он преступил закон. И поэтому разыскивается за своё преступление, чтобы предстать перед судом.
– Темните вы что-то, товарищ лейтенант, – покачал головой Артемий.
Участковый не собирался открывать собеседникам всей информации сразу. То ли не хотел пугать пожилую женщину, то ли решил сыграть в некую игру, правила которой были известны лишь ему одному.
– Мы можем с вами прогуляться? – наконец, спросил он у Артемия.
– Прогуляться? – не понял священник.
– Ну, да. Чтобы поговорить с глазу на глаз.
– Это прямо так необходимо?
– Так будет лучше для всех, – кивнул участковый. – Кое-что лучше знать только вам.
– О, господи, – всплеснула руками Клавдия. – Да я могу сама прогуляться. Разговаривайте, сколько влезет.
– Нет-нет, Клавдия, – поспешил остудить возмущение священник, – мы с товарищем лейтенантом пройдёмся вокруг храма.
– Да, – согласился Бориско, – лучше на улице. И свидетелей меньше.
В поддержку своих слов, обвёл вокруг себя рукой, указывая на иконы. Участковый, видимо, попытался таким образом пошутить. Но такой шутки никто не оценил.
Кашлянув в кулак, Бориско вышел из храма и, не оборачиваясь, спустился по лестнице из десятка ступеней. Следом за ним вышел священник. Обернувшись, он трижды перекрестился и трижды поклонился образу Иисуса, находившемуся над входом в храм. И только после этого сошёл вниз к лейтенанту.
– Что же за разговор? – сразу спросил Артемий.
– Пройдёмте, – несколько официально ответил Бориско, рукой указывая священнику направление их совместной прогулки.
– Хорошо, – с улыбкой произнёс Артемий и оба неспешно зашагали по утрамбованной песчаной дорожке вокруг здания храма.
По обыкновению, священник в любой беседе не стремился выказывать хоть какое-то беспокойство. Оставался рассудительным и сдержанным. Вот и сейчас, шагая рядышком, первым заговорил участковый.
– Судя по всему, уже как месяц открыт сезон охоты на священников.
– Это такая милицейская шутка? – глядя себе под ноги, не поднимая головы, спокойно спросил Артемий.
Бориско потряс в воздухе листом с ориентировкой и с усмешкой продолжил.
– Конечно, шутка, но только не моя. А того, кто уже четырежды в соседних с нашим районах совершил убийство священнослужителя православной церкви. И не просто убил, а совершил жестокий акт то ли ритуального убийства, то ли мести, то ли слепого, безумного подчинения чужой воле. Но раз убивает только священников, используя одно и то же орудие убийства, то его смело можно отнести к категории маниакальных преступников.
– Чем же убивает этот маниакальный преступник?
– Исключительно топором.
– По голове? – зачем-то решил уточнить Артемий.
– Да, – подтвердил Бориско, – исключительно по голове.
– Какие мотивы у этого маньяка, – скорее, не спрашивая, а рассуждая, произнёс Артемий. – Посланник антихриста…
– Какие у этого человека мотивы, не известно. Следствие разберётся, когда поймают.
– Думаете, поймают? – теперь уже спросил священнослужитель.
– Поймают, никуда он не денется, – с какой-то излишней, даже показушной уверенностью кивнул Бориско. – Вот я вас предупредил, как мне положено по предписанию. А вы, батюшка, если заметите, что ошивается где-нибудь поблизости такая вот личность, то сразу же телефонируйте. На ориентировке телефончик имеется.
И лейтенант вновь протянул Артемию листок с фотороботом.
– Да не нужно, я его запомнил, – отмахнулся Артемий.
– А телефон?
– А телефон тоже запомнил. И записан он у меня где-то. На всякий случай.
– Это правильно. Вполне разумно. И всё же листок возьмите. Не помешает, уверен.
– Может быть, здесь его у нас и поймают? – остановившись на месте, неожиданно спросил Артемий.
Лейтенант, тоже остановившись, молчал, искренне не зная, что ответить. Наконец, замотал головой и, смешно насупив лицо, ответил:
– Да нет, это вряд ли. Не исключено, конечно, но вряд ли…
– Почему же? Чем мы хуже других областей?
– Тут не в областях дело. Кто в нашу глухомань полезет. Шахтёрский городишко.
– А вы разбираетесь в психологии маньяков? – не сдавался Артемий.
– Ну, – смутился участковый, – в школе милиции мы, конечно, что-то такое проходили. Но это когда было.
– Вот я об этом и говорю. Человек предполагает, а бог располагает.
И священник тут же осёкся. Сравнение было явно не к месту. Участковый это заметил по лицу собеседника.
– Чёрт, скорее всего, – почему-то тихонько поправил Артемия он.
– Упаси, господи.
Артемий перекрестился, а Бориско снял фуражку и вытер лоб платком.
– В общем, – участковый старался говорить бодро, – я вас предупредил, поставил, так сказать, в известность. Будьте бдительны. Всё понятно?
– Более чем, – кивнул Артемий.
– Прекрасно. Листок возьмите. Может, получится куда-нибудь прилепить.
– На тополе возле ворот приклеим. Там много кому видно будет.
– Ещё лучше. Благодарю за сотрудничество.
– С божьей милостью, – ответил священник.
Участковый протянул руку. Артемий слегка помедлив, пожал её. Несколько секунд постояли молча.
– Вы, это, – наконец, мягко проговорил Бориско, – берегите себя.
– Хорошо. Господь наш милостив.
– Ну, да… Ну, да…
И участковый зашагал прочь.
В руке Артемия остался листок с ориентировкой на «охотника за головами христианских священников». В его же голове в эти мгновения проносились, как на карусели, две фразы вчерашнего гостя: «Я позвоню… Мне нужно обрести бога…».
После встречи со священником, лейтенант Бориско пешком обошёл центр городка, расклеивая в подходящих, на его взгляд, местах листки с фотороботом разыскиваемого предполагаемого преступника. Тогда он даже предположить не мог, что серийного маньяка может заинтересовать их шахтёрская провинция. А точнее, их провинциальный представитель духовенства.
Сейчас участковый выглядел внешне спокойным. Возможно, он просто ещё не хотел верить, что напасти так близки. Верить своей интуиции.
Отслужив вечернюю службу, наскоро перекусив со сторожем Захаром в крошечной трапезной, Артемий, сев в машину, отправился домой привычной дорогой. Солнце давно зашло за горизонт, а сгущающиеся сумерки были подкрашены вечерним тлением неярких, желтоглазых фонарей.
«Умирающие циклопы», – подумал про них священник.
И в этот самый момент в зеркало заднего вида заметил, что за ним следует большой тёмный внедорожник. Сразу было не разобрать, – тот самый или другой? В неярком уличном освещении различить было сложно. Не сказать, что внедорожники в городе были редкостью. У простых «смертных» их было около десятка. Плюс около пяти у городской и районной администрации.
Артемий попытался прочитать регистрационные номера преследующей его машины, но это оказалось крайне затруднительным делом. Ему казалось, что чёрные цифры скачут на белом фоне, меняются местами с буквами, образуя немыслимые сочетания. В общем, резвятся, как живые.
Возможно, это была какая-то техническая уловка, чтобы сбить с толку наблюдателя. Либо болезненная галлюцинация, возникшая в голове Артемия вследствие единственной навязчивой мысли.
Всего через несколько минут он окажется дома. И вот тогда должен раздаться телефонный звонок. А ему придётся ответить этому чёрному человеку, этому загадочному просителю или своим согласием, или отказом. И что за этим последует? Быть может, нужно было рассказать участковому об этом госте на чёрном внедорожнике? Но ведь Артемия никто не запугивал, никто не угрожал.
Так почему же ему тогда мерещится, чёрт знает что? Преследующая огромная чёрная машина со скачущими друг через друга цифрами и буквами на её номере?
Артемий снова посмотрел в зеркало, но внедорожника на этот раз не обнаружил. Он даже резко обернулся. Машины не было. Его догонял обычный городской маршрутный автобус номер девять. С его цифрами и номером маршрута всё было в порядке.
– Господи, утоли немощи мои, – произнёс священник вслух, – избави меня от лукавого.
И уверенно нажал на педаль газа, добавляя скорости.
Когда Артемий свернул с дороги во двор своего дома, заглушил мотор и вышел из автомобиля, он заметил, как мимо ворот промчался тот самый автобус номер девять. Священник точно помнил, что здесь такой маршрут не ходит. Глупо, конечно, было бы предполагать, что его преследовал ещё и автобус. Видимо, просто ехал по своим делам, либо окольными путями добирался до гаража.
Сейчас мысли Артемия больше занимал предстоящий телефонный разговор. То, что он состоится, сомнений почему-то никаких не было. Была странная уверенность. Как в судьбе. Как в силе проведения. Вот это было странно. Он никогда не верил в неминуемость чего-то. Верил, что всегда есть выбор. Но сейчас нервничал от одной только мысли, что ситуация ему больше напоминала тупиковую. Странно… Но почему-то совсем не страшно.
С чередой таких мыслей, или, точнее сказать, с их чехардой в голове, Артемий вошёл в дом, снял верхнюю одежду и прямиком пошёл на кухню ставить чайник. Хотелось чаю.
Свет решил пока нигде не включать. Так и стоял на тёмной кухне, уставившись взглядом на синие языки газовой конфорки, лижущие бока белого эмалированного чайника. Слушал нарастающий шум нагревающейся воды и ждал, прислушиваясь к звукам в доме и за его пределами. Как будто тот факт, что он решил не включать свет в доме, мог отсрочить каким-то образом телефонный звонок или вовсе его отменить.
Телефон зазвонил тогда, когда Артемий сидел за столом, отхлёбывая чай из кружки. Успел выпить ровно половину. Отставив кружку в сторону, он протянул руку и снял трубку телефона с рычагов.
– Да, протоиерей Артемий, слушаю.
– Это Анатолий, – раздался в трубке ожидаемый голос. – Я обещал перезвонить.
– Да-да, я ждал…
– Ты подумал над моим предложением? Времени нет. Я тебе говорил. Нужен чёткий ответ: да или нет. Ты решил?
Конечно же, Артемий уже решил. Он точно знал, что ответит. Но язык никак не хотел выдавать в трубку телефона принятое решение. Что-то внутри него сопротивлялось. И Артемий догадывался, что именно. А возможно, даже был в этом уверен. Но храму очень нужны были средства, чтобы закончить ремонт. И что могла значить в этой ситуации его личная приязнь или неприязнь к этому человеку.
– Да, я хорошенько обдумал твоё предложение, – начал говорить Артемий. – Нашему храму очень нужны средства для окончания ремонта. И так как это будет делом исключительно богоугодным, то я скорее склоняюсь к положительному ответу, чем к отказу.
– Это очень верное решение, – совершенно спокойным тоном ответил голос в телефоне. – Скажи, сколько и в какой валюте тебе нужно средств, и мы обсудим время проведения обряда.
Артемию не нужно было долго думать. Он точно помнил, сколько просила за работу интернациональная бригада выходцев из Средней Азии. Полгода тому назад они просили тридцать тысяч рублей. Сейчас, возможно, попросят больше. Цены уже не те.
Ещё Артемий мечтал обновить позолоту хотя бы на центральном куполе храма. Не говоря обо всех пяти. Это ему обошлось бы ещё в сто двадцать, сто пятьдесят тысяч. Суммы в его понимании, конечно, запредельные. Но мечту он хранил и лелеял.
Не тот ли это самый случай, когда удача сама шла в руки. Неизвестно, насколько богат этот страждущий, желающий обрести веру. Если настолько же, насколько безумен, то, может быть, попросить его сразу построить рядом со старым храмом новый?