Весь день и ночь Голди снова проспала, прерываясь на принятие пищи и принятие успокоительных и заживляющих зелий. Вечером её посетил доктор, который с удивлением уточнил:

– Очень яркий и подвижный энергетический фон. Никогда прежде не встречал такого. Вы пережили инициацию, леди Баффлстоун?

– Что? Нет… Нет. Не думаю, – растерянно отвечала она.

А на следующее утро Грэйс раздавленной спустилась к завтраку.

– Доброе утро, малышка. Присаживайся. Ничто не восстанавливает настроение на грядущий день лучше, чем чашечка горячего кофе, – сказала Пенелопа и протянула дочери свежезаваренный кофе. Голди поморщилась, но чашку приняла.

– А теперь рассказывай, Грэйс, – сказала Пэнни и отхлебнула из своей чашки свежезаваренный чай.

– Нечего тут рассказывать. – покачала Головой Голди, – Он чуть не погиб из-за меня.

– Всего-то? – Облегчённо выдохнула Пенелопа.

– Всего-то? – недоумевала Голди.

– А я уж думала, у вас приключилось…

А затем Голди прорвало. Она рассказала матери всё, начиная со своего переезда в Эйрвуд, первую работу служанкой, затем каминщицей у Дормера, первый суд, второй. Её спонтанную вторую инициацию оникса и приобретение дара живой воды и закончила – своим возвращением в Аутшпигель. Периодически прерываясь на плачь.

– Чёрт возьми, мама! Зачем он это сделал?

– Ты так запуталась в себе, Грэйси. Ты уже сама не понимаешь, за что сражаешься. Всю жизнь ты добивалась уважительного отношения к себе и равноправия. А теперь сама словно бы отбираешь эти права у мужчин. Он защищал тебя. Он защищал не слабую женщину, а любимого человека. И он не препятствовал твоему участию на процессе. Не это ли есть доверие? Разве ты не поступила бы так с любимым человеком?

Голди долго и расстроенно смотрела на мать, а затем спросила:

– Но что же мне теперь делать? Как я смогу посмотреть ему в глаза? Он чуть не погиб по моей прихоти.

– Ох, Грэйси. Неужели ты сама не знаешь, с какими рисками связана Ваша профессия. Но вы работали в одной команде и потому остались живы! Как только будешь готова – поедешь к нему, и вы поговорите.

– А если он не захочет видеть меня? – жалобно спросила Грэйс.

– Значит ты будешь знать, что сделала всё, что могла, – безжалостно и без прикрас ответила Пенелопа.

– И ещё, Грэйс. Ты должна знать, – сказала Пэнни и протянула дочери газету.

Та нерешительно прочитала заголовок. «Граф Колт Стредфорд признан виновным в тридцати четырёх случаях незаконного отчуждения магии с летальным исходом. Приговорён к смертной казни. Накануне вечером приговор был приведён в исполнение».

Отодвинув от себя газету, Грэйс безудержно расплакалась.

Пенелоппа села рядом с дочерью и обняла её. Успокоившись, Голди пояснила причины своего расстройства:

– Я хотела только справедливости. Я не желала никому смерти.

– Что мы знаем о справедливости, Грэйс? – философски заметила Пэнии, а затем улыбнулась и добавила, – И вот как ты с таким мягкосердием решилась идти в обвинители?

– Мама… – вдруг спохватилась Голди, – Как же так получилось, что ты решила переехать в Молимер?

– Ммм… – замялась Пенелоппа, – Твой отец решил со мной развестись.

– После моего приезда? – Голди в ужасе обхватила руками голову.

– Не думаю, что это было решающим аргументом. В общем Аарон подоспел как раз вовремя и Молимер присудили тебе. Он помог мне и с переездом, Грэйс. Но как бы там ни сложилось – я всегда была и буду только на твоей стороне. И я искренне верю, что всё лучшее, и в том числе семья – у тебя ещё впереди. Собирайся. Мы пойдём в оранжерею. Ты должна это увидеть.

Голди смотрела на мать и теперь как никогда ясно видела, как её мятежный норов портил жизни окружающим её людям. В том числе и любимым.

– Не вздумай жалеть меня, – сказала Пенелопа увидев печальный взгляд дочери, – Впервые в жизни, я живу – как хочу, делаю то – что хочу, чёрт возьми – ем, что хочу! И Всё это благодаря тебе, моя девочка. Не имей под носом такого яркого примера – я бы никогда не решилась уйти от Питэра.

– Но… как ты…я имею ввиду…ты…не ограничена в средствах?

– Мой отец очень любил меня и оставил мне отдельное наследство. На случай расторжения брака. Пункт в брачном договоре – как в воду глядел. – улыбнулась Пенелопа, – Я имею хороший доход с ренты, и счёт в банке, под хорошие проценты, Грэйс. Поэтому запомни – тебе всегда есть куда вернуться.

…

Вечером они посетили оранжерею. Сама оранжерея была небольшой, но высокой. Растений в ней было много, но более всего впечатляли высоченные цветущие деревья, а ещё работа мага, который занимался иллюминацией оранжереи и помимо парящих то тут, то там огоньков создал специальную блестящую пыль, которая падала с потолка, напоминая снег, и добавляла оранжерее особенную атмосферу волшебства – среди вечнозелёного райского сада, чудесной, ясной ночью шёл снег. Который, впрочем, был совсем не холодный и на полу не собирался, а исчезал.

Все посетители оранжереи единодушно восхищались её прелестью и волшебством. Она была действительно необыкновенно красивой и чудесной. Райский сад – во время зимы. Однако для Голди вся эта волшебная ночь и блестящая пурга была лишь пронзительным напоминанием об их ужасном катании с горы и купании в озере, которые по прошествии времени и стольких событий, она совершенно иррационально вспоминала с теплотой и с какой-то неуловимой светлой печалью.

А ещё откуда ни возьмись появилась совершенно навящевая мысль: «Вот бы Аарону её показать», которую Грэйс гнала от себя, как чумное поветрие.

Хозяйка оранжереи обещалась значительно расширить её и в одном из помещений устроить ресторацию с живой музыкой. Грэйс, которая уже всем сердцем была на полпути в Эйрвуд, только промаялась и с нетерпением ожидала возвращения в Молимер. А вся красота оранжереи для неё была блёклой и бескрасочной. Единственное, что принесло ей настоящую радость и умиротворение – дорога домой.

…

Рано утром она проснулась, сложила всё самое необходимое в дорожную сумку и поспешила к матери, попрощаться.

– Доброе утро, мама, – поздоровалась она, – я уеду сегодня.

– Доброе утро, Грэйси, держи, – сказала Пэнни и приподняв шкатулку достала из-под неё билет, а затем протянула его дочери, – Если не замешкаешься – успеешь на тот, что отходит сегодня, – пояснила она.

– Откуда..? – спросила Голди удивлённо глядя на билет.

– Я заказала по билету на каждый день на месяц, чтобы ты смогла уехать, когда решишься, на случай, если свободных мест не будет, – пожала плечами Пенелопа.

– Спасибо, мама, – ответила Голди и ком подступил к горлу.

– Нет, Грэйс, – улыбнулась Пэнни, – сегодня у тебя нет времени плакать. Поторопись, малышка.

Штатного кучера у Пэнни пока не было, поэтому пришлось ловить свободный кеб. К счастью таковой нашёлся быстро. Усадив дочь в экипаж, Пэнни на прощание крепко обняла её и велела не вешать нос ни при каких обстоятельствах.

Грэйс оказалась возле вокзала Аутшпигеля почти за час до отправления экспресса, поэтому успела хорошенько подкрепиться перед дорогой и даже прикупила с собой немного выпечки.

Не торопясь она отыскала свой вагон и прошествовала к кабине со своим местом. Немного посидев глядя в окно, Голди решила переодеть дорожное платье, пока никто не пришёл. Несколько раз хорошенько дёрнув дверь кабинки, которая совершенно отказывалась закрываться, Грэйс хорошенько стукнула по ней ногой и рывком потянула на себя. Дверь поддалась, но почти у стены со стуком остановилась. Пытаясь разобраться в причинах остановки, Грэйс опустила взгляд и увидела между дверью и стеной – трость.

– Ох, простите, я Вас не заметила, – сказала она и попыталась потянуть дверь, чтобы открыть. Однако дверь теперь начала вредничать в другу сторону. Эту проблему решили с другой стороны, и дверь всё же скрипя отъехала, открывая взору Грэйс – Аарона Дормера.

Он сильно исхудал, щёки его осунулись, в волосах виднелось несколько больших седых прядей. Он был одет в дорожный костюм и опирался на трость. Однако это совершенно точно был он. В изумлении Грэйс замерла, не имея возможности говорить, двигаться и даже дышать. Молчание нарушил граф.

– Ты обманула меня Грэйс, – улыбнулся он.

– Обманула.. – промямлила Грэйс.

– Ты обещала, что если я доверюсь тебе, то мы будем вместе. Я доверился. Но вместо этого ты сбежала, – продолжал улыбаться Дормер.

– Сбежала? – она так искренне и заторможено удивилась, что со стороны могло бы показаться, что она и сама не в курсе последних событий.

– Так, ну понятно, – скептически сказал Дормер, – Надеюсь дар речи потерян от счастья, – затем он подхватил в свободную руку дорожную сумку Грэйс и сказал, – Нам надо поговорить. Выходим. Я последовал за тобой сразу после того, как пришёл в себя, а, наконец, добравшись до твоего дома я узнал, что ты поехала ко мне, поэтому ещё один день в дороге я не переживу.

Выйдя из поезда, они молча направились к выходу с вокзала. Дормер остановился, чтобы оглядеться и найти место, где можно было бы спокойно поговорить и перекусить. Так и не найдя ничего более-менее подходящего, он повернулся к Грэйс, чтобы проконсультироваться с выбором у неё, и увидев её забеспокоился:

– Что случилось, Грэйс?

Всё это время она смотрела на него, и вид у неё был настолько раздавленный и несчастный, что граф серьёзно раздумывал о том, что ей нужна помощь лекаря и обезболивающие.

Вместо ответа она бросилась на него и сжала в своих объятиях. Он не раздумывая прижал её к себе в ответ. Грудина её ходила ходуном и вскоре послышались жалобные всхлипывания.

– Всё будет хорошо, Грэйси, – Дормер ласково гладил её по голове и сердито смотрел на проходящих мимо зевак, которые с любопытством рассматривали непотребную картину.

Вскоре всхлипывания затихли, дыхание её стало ровным, и она успокоилась, однако объятий не разжала. Чтобы немного разрядить обстановку Дормер попытался рассмешить её:

– Вообще-то у меня идеальная репутация, поэтому прекрати, пожалуйста, меня тискать средь бела дня. Вот когда поженимся – тогда и пожалуйста.

Он попытался отстраниться, чтобы заглянуть ей в глаза, но Грэйс вцепилась в него ещё сильнее и прижалась так сильно, что у Дормера заскрипели рёбра. Затем снова послышались всхлипывания и её грудь начала содрогаться рыданиями. И Дормер сдался. Он обнял её и крепко прижал к себе.

Дождавшись, когда она полностью успокоится, он отвёл её в кеб, который дожидался его вместе с его дорожной сумкой.

– Ты отдохнёшь, придёшь в себя, возможно поспишь, а вечером я заеду за тобой и мы, наконец, спокойно поговорим, – как можно спокойнее сказал он.

Голди такое предложение не понравилось. Она больше не собиралась расставаться с Дормером ни на секунду в обозримом будущем. Однако сильно у неё не спрашивали и спустя четверть часа её передали в руки матери, которая выглядела подозрительно довольной, и что ещё более пугающе – на прощание заговорщически подмигнула Аарону.

– Скорее идём! Тебя уже ждут! – сказала чуть ли не приплясывающая Пэнни, и Грэйс заметно напряглась, – Иди же! – не выдержала Пенелопа и подтолкнула дочь в гостиную.

В гостиной их действительно ожидала среднего возраста ухоженная леди, которая при виде Грэйс несколько раз окинула девушку оценивающим взглядом, поцокала языком и задумчиво погладила подбородок:

– Ты, конечно, себя подзапустила, дорогуша, но к семи мы успеваем.

А в центре просторной уютной гостиной стояло странного вида кресло, конструкция которого, как, впрочем, и назначение – являлись для Грэйс загадкой.

– Что стоим? Присаживайся, – тем временем продолжила неизвестная леди.

– А Вы собственно кто? – наконец, пришла в себя ничего не понимающая Грэйс.

– А я, деточка, та, кто за три с половиной часа сделает из грустной лягушки – прекрасную грациозную лань, – сказала леди и усадила растерянную девушку на то самое кресло.

– Так, я поняла, – в голосе Грэйс появились рассерженные нотки, – мама, это слишком… – сказала она и попыталась встать с кресла, но была оглушена сонным заклинанием леди, которая аккуратно придерживая Грэйс за плечи уложила её на спину.

В комнате повисла неловкая пауза, и через какое-то время растерянная Пенелопа уточнила:

– Это вообще законно?

– Твоей дочери сегодня вечером будут делать предложение, а она выглядит как… ну ты и сама видишь, как она выглядит. Сама как думаешь, законно – нет? – высокомерно спросила дама и Пэнни качая головой уверенно ответила:

– Вообще-то правильно ты говоришь. Давай приводи её в порядок, а я займусь платьем. Это даже хорошо, что она вздремнёт часок другой. А как проснётся – вали всё на меня.

…

Проснулась Грэйс отдохнувшей и подозрительно счастливой. А через некоторое время память подкинула ей последние мгновения своего бодрствования и Грэйс сразу же поняла, откуда в ней эта нездоровая эйфория.

Спустя несколько бесплодных попыток подняться, она приподняла голову и задумчиво осмотрела свои руки, которые были облачены в какие-то очень странные перчатки:

– Это ещё что такое? – попыталась возмутиться Грэйс, но вместо грозного восклицания она услышала картавое шипение. Всё дело было в том, что лицо её было зафиксировано.

– А это, моя дорогая, красота, – послышался сбоку уже знакомый голос незнакомой леди, которая подошла к Грэйс и начала смывать что-то с её лица.

Когда у Грэйс снова появилась возможность говорения, она устало спросила:

– Вы усыпили меня?

– Я разрешила, Грэйси, – послышался сбоку раскаявшийся голос матери.

Через несколько минут, полностью освобождённая от примочек и непонятных компрессов Грэйс стояла посередине гостиной и задумчиво рассматривала свои руки, которые к слову, выглядели потрясающе. Обычно ногти на них были срезаны под корень, кожа шелушилась и на пальцах то тут то там появлялись заусенцы. Эти же руки были изящными, кожа – гладкой, ногтевая пластина – подточенной и блестящей, и в целом они выглядели так, словно приехали из отпуска.

– Платье готово, – взволнованно сказала вошедшая в комнату Пенелоппа и представила взору дочери великолепное вечернее платье цвета шампанского в пол.

– Я это не одену, мама, – Грэйс скептически окинула взглядом длинную юбку.

– Ты даже не посмотрела на него, – расстроено добавила Пенелопа, – Хотя бы примерь.

– Где мои вещи? – не поддавалась уговорам девушка.

– Ты сейчас будешь сильно на меня ругаться, но я предвидела такой исход и сожгла их, – ничуть не сожалея ответила Пенелопа.

– Мама! Где моя дорожная сумка? – ужаснулась Грэйс.

– В твоём гардеробе есть или форменные брюки, или скучные платья для прислуги. Это никуда не годится. И снизу тебя уже ждёт Аарон.

Мученически оглянувшись на часы, Грэйс страдальчески закатила взор к небу. На часах было ровно бес пятнадцати семь. Затем она заметалась по комнате, и так и не сумев найти выход из сложившейся ситуации, махнула рукой и самостоятельно начала надевать на себя злосчастное платье.

Сзади подошла незнакомая леди, помогла застегнуть платье и скомандовала:

– Пэрэго!

После чего подозрительно гладкие волосы Грэйс сложислись в локоны, а платье облепило её словно вторая кожа.

– И последний штрих, – сказала подошедшая сзади леди и сделала несколько прикосновений к шее, запястьям и мочкам ушей Грэйс, после чего появился приятный ненавящевый аромат парфюма.

Пенелопа подкатила напротив неё большое старинное псише, и Грэйс внимательно всмотрелась в своё отражение. На её вкус образ был чересчур ярким, однако приятным и всё же не вычурным. Ещё раз взглянув в разрез платья, Грэйс нашла в отражении взгляд матери и осуждающе покачала головой, а затем сухо поблагодарив творительницу красоты поспешила вниз. Пенелопа поспешила вслед за дочерью и с гордостью протянула ей длинное бежевое пальто.

Дормер стоял в нижней гостевой и с интересом рассматривал портрет крошки – Грэйс, услышав шаги, он развернулся и широко улыбнулся. Подав руку, чтобы помочь спуститься с лестницы, он хитро прищурился и сказал:

– Мне было бы приятно думать, что ты сегодня постаралась ради меня, но судя по вашим лицам – ты совсем не старалась, а твою одежду сожгли, – в этот момент Пенелопа без зазрения совести стала улыбаться ещё шире:

– Желаю вам отлично провести время! – счастливо пожелала она.

Дормер помог Грэйс надеть пальто и снова подал руку, с удивлением обнаружив, что она ужасно волнуется. Поэтому, выйдя за дверь, он поспешил:

– Ты выглядишь потрясающе! Я уже успел соскучиться.

Грэйс робко улыбнулась и отвела взгляд, а затем спросила:

– Куда мы едем?

– Это сюрприз, – ответил мужчина.

Сюрприза не получилось, ведь он привёз её в оранжерею. Однако почему-то заходили они через чёрный ход. Сняв пальто и шляпы, они медленно начали двигаться по центральной дорожке.

Грэйс, которая краем сознания снова отмечала красоту оранжереи – одновременно мысленно ненавидела её. Оба случая посещения совершенно не располагали к созерцанию прекрасного, кроме того очень смущало полное отсутствие других посетителей.

– Я успел посетить вашего семейного доктора, он сообщил мне, что инициация прошла успешно и твой магический фон полностью стабилизировался. А ещё он сказал, что твой чрезмерный аппетит объясняется подготовкой организма к инициации.

– А Вы злопамятный, – беззлобно пошутила Грэйс.

– Я переживаю за тебя, – не смутился Дормер, – Я долго думал – говорить тебе или нет, и решил, что ты должна знать. С момента твоего отъезда из Роузрайс до судебного заседания на тебя было совершено двенадцать покушений и четырежды ты была смертельно проклята. Мои люди работали день и ночь без сна и отдыха, ты жива благодаря им.

– Не знаю, что сказать… ты во всём был прав. Я кругом ошиблась. Я больше никогда не сунусь в… – вдруг Голди была остановлена прикосновением к руке. Дормер развернул её и заглянув ей в глаза, поправил прядку волос за ухо:

– Мне не нравится твоё желание работать в суде. Но я вёл не к этому. Без этой части жизни – ты будешь скучать, – сказал он и вздохнул, – Однако разрешить тебе остаться работать там, где твоя жизнь находится под угрозой, я тоже не могу. Поэтому нам придётся найти компромисс. К примеру… Леди Бакс не может получить развод от мужа, потому что в таком случае всё её приданное, при разводе в случае измены, должно будет вернуться к ней, это предусмотрено брачным договором, который заключил любящий отец. Если сможешь помочь леди Бакс с разводом – думаю, проблем с клиентами у тебя не будет. Однако дело полностью благотворительное, ведь пока леди Бакс замужем – все её средства принадлежат мужу. – сказал Дормер и вопросительно посмотрел на неё, – По глазам вижу – предложение тебя заинтересовало, – улыбнулся он, а Грэйс радостно закивала в ответ.

После чего они снова неторопливо двинулись вперёд.

– Поиск компромиссов – дело непростое, но говорят семейная жизнь без них невозможна, – загадочно сказал Аарон.

Но Грэйс не слушала:

– Где посетители? – спросила она и отойдя вперёд начала всматриваться в остальные дорожки, скрытые густой растительностью.

– Пытаются не мешать нам создавать семью, – скептически ответил он.

Грэйс, занятая своими мыслями, снова не услышала:

– Это странно, сегодня ведь выходной. Почему мы заходили через служебный вход?

– Грэйс, – раздражённо позвал Дормер.

Обернувшись она с изумлением обнаружила, что он стоит, преклонив колено, а в руках у него ювелирная шкатулка с брачной парой. Сначала взгляд его был осуждающим, но затем смягчился и глаза его засияли:

– Ты выйдешь за меня? – улыбнувшись спросил он.

Несколько мгновений она неподвижно молчала, затем неуверенно посмотрела себе за спину, проверяя не стоит ли кто позади.

– Ты делаешь мне предложение? – удивлённо спросила она.

– Ты невероятно внимательна, моя дорогая, – подразнил Дормер, – Так ты согласна?

– Неужели ты хочешь жениться на мне после всего, что я тебе сделала? – сокрушалась она.

– Ты сделала меня счастливым, Грэйс. Я люблю тебя, и хочу, чтобы ты всегда была рядом, – улыбнулся он, а затем шёпотом продолжил, – сейчас самое время ответить.

– Я… тоже люблю тебя, – всё ещё заторможено отвечала она.

– Вот и славненько, – сказал он, встал с колена и взяв её за руку, притянул к себе и сладко поцеловал.

…

Обратная дорога оказалась слишком короткой, поэтому кэб покидать не спешили, обсуждая разные организационные моменты.

– Завтра утром я поеду к твоем отцу, просить твоей руки, – задумчиво сказал Дормер.

– Нет! – неожиданно разозлилась Грэйс, – Он отказался от меня, прогнал маму! Плевать мне на его мнение и традиции.

– Но всему остальному Аутшпигелю не плевать, – спокойно возразил Дормер, – Ты вольна решать и поступать, как хочешь. Однако в таком случае, чем ты лучше него, если в своих решениях ты руководствуешься обидой и гневом? Кроме того, подумай о своих других родственниках, это может навлечь на них неприятности. Таковы традиции, и эта – не самая плохая. Предлагаю со своей стороны попытаться сделать всё по-человечески, а остальное уже зависит не от нас.

Несколько минут Грэйс злобно скрипела зубами, а затем выдавила из себя:

– Наверное, ты прав, – а затем холодно попрощавшись собиралась быстро покинуть кэб, когда он взял её за руку, и поцеловав на прощание, хитро сказал:

– Доброго вечера, моя кошечка.

У Грэйс по спине побежали мурашки, однако она увидела в дверном окне Пенелопу и поняла, что уединения уже не будет, поэтому всё таки распрощалась и ушла.

Не дожидаясь, когда дочь войдёт в дом, совершенно неприлично довольная Пенелопа пошла в атаку:

– Как всё прошло?

– Хорошо, спасибо, – Грэйс как могла старалась показать, что долгие разговоры сегодня вести не планирует, но Пенелопа крепко взяла её за локоть и потащила в гостиную, где уже был разлит по чашкам чай.

– Рассказывай! – женщина несколько раз поправила юбку платья, присев на стул, в предвкушении поблёскивая глазами.

– Мы были в оранжерее, – начала Грэйс.

– Так, – поторапливала Пенелопа.

– Гуляли.

– Та-ак.

– Он сделал мне предложение.

Пенелопа расстроенно взмахнула руками:

– Неужели ты всё ещё сердишься на меня?

– Нет, мама, – Грэйс попыталась улыбнуться.

– Я – стараюсь, делаю всё что в моих силах, – сокрушалась Пэнни, – Терплю это адское создание…

– Адское создание? – не поняла Грэйс.

– Да-да, это твой кот! – ещё больше распалилась Пенелопа, – Позавчера вечером он нагадил мне в новые атласные туфли! Два дня и две ночи горничная пыталась их отмыть и высушить, но этот запах! Он никуда не делся! На прошлой неделе эта мерзость поцарапала новую обивку от прихожего дивана! Между прочим, мариновый бархат! Почему ты улыбаешься? – возмутилась она, – И ко всему прочему он запугал Боксби! Бедная собака носа из моей спальни не показывает! И обрати внимание – я с кислым лицом не хожу и шапку из этой скотинки себе ещё не заказала.

И тут Грэйс действительно стало стыдно, она подошла к матери, села рядом и крепко обняла:

– Спасибо большое, мамочка. Если бы не ты, вечер бы безвозвратно потерял всю свою романтику и очарование. А Пунша мы скоро заберём. Свадьба – через месяц.

А затем, Грэйс на сколько могла в подробностях постаралась рассказать матери прошедший вечер.

…

Три месяца спустя.

– Это просто ужас! Караул! – возмущалась вошедшая в кабинет Грэйс, – Я ненавижу тот день, когда глупенько согласилась на твоё предложение адвокатуры.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил Дормер и приподнялся на стуле, внимательно вглядываясь в недовольное лицо жены.

– Они сидят возле моего кабинета в две очереди! Одна аккуратно слева, другая аккуратно справа!

– Кто сидит? – продолжал недоумевать Дормер.

– Женщины! – раздражённо ответила Грэйс, – те, что в очереди слева – требуют меня развести их с мужьями таким образом, чтобы имущество осталось у них, так же как у леди Бакс. Только и половина из них не имеет брачных договоров! А те, что в очереди справа – требуют меня научить их, дословно скажу «так же, как и я – получать от мужчин, всё что я захочу!» – Грэйс эмоционально вознесла руки к небу, – Почему ты улыбаешься? – начала ещё больше раздражаться она. – Ты говорил, что если я смогу выиграть дело леди Бакс – у меня появятся клиенты и своё дело!

– Это и есть клиенты, – сочувственно улыбнулся Дормер, – И это твоя работа. Ты вправе отказать всем, или выбрать тех, с которыми тебе будет приятно работать. А вот обучать лучше никого не нужно, иначе мне придётся отбиваться от рассерженных мужей, – ехидно улыбнулся он, – Ну, иди скорее – пожалею.

Она с сомнением посмотрела на него, но всё же прошла к его креслу и уселась к нему на руки, уложив голову ему на плечо.

– Но, если тебе надоела работа – ты всегда можешь уйти в декрет, – добавил хитро улыбающийся Дормер.

Грэйс в ответ закатила глаза и прижалась к мужу сильнее. И украдкой ещё долго счастливая прислушивалась к биению его сердца.