У него была небольшая, я бы сказал, совсем крохотная квартирка на окраине Парижа. Он часто шутил, что не будь у него этой квартиры, оставленной ему покойной матерью, он бы скитался по городу вместе со стаей собак. Там он был бы на своем месте. Обитал бы среди таких же, как и он – светлых, длинных и худых. В эти минуты в его глазах отчётливо мелькало продолжение фразы: «…и никому ненужных». Он был оптимистом. Но в душе постоянно грустил.
В какой-то период с ним стали происходить почти незаметные изменения. Я видел, что вид его стал более уставшим, чем прежде: под глазами образовались тёмные мешки, обычно гладко выбритое лицо стало обрастать щетиной, а светящиеся глаза стали темнеть. И тогда я спросил его, в чём же дело.
Он сидел на своём любимом кресле и смотрел в пол. Его нижняя губа подрагивала, как и кончики пальцев. Длинные кудри спадали на лоб, но он не обращал на них внимания. Он поднял на меня усталый взгляд и попытался улыбнуться. «Я влюбился. Влюбился…», – как-то нервно произнёс он. Я нахмурился, не совсем понимая его реакцию и поведение. Стал расспрашивать. И он, не думая не секунды, стал отвечать на мои вопросы. Поток его слов был настолько сумбурным и нескончаемым, что я сразу же понял – у него уже какое-то время болела душа.
На следующий день я пришёл к нему. Входная дверь была не заперта, и я вошёл внутрь. В квартире было тихо – слышалось лишь тяжёлое дыхание и какое-то шуршание. Я подошёл к гостиной и половица предательски скрипнула. В комнате тут же повисла свинцовая тишина. Половица скрипнула вторично и из гостиной вышла девушка, задевшая меня плечом и даже не извинившаяся. За ней в коридор выбежал Патрис. Он кивнул мне и подбежал к ней. Ни один из них не произносил ни слова. Он лишь схватил её за локоть и что-то показал. Она мотнула головой и, схватив сумку, выбежала из квартиры и захлопнула дверь. Мы остались вдвоём в звенящей тишине.
Годе тяжело дышал и быстрым шагом возвратился в гостиную. Он подошёл к мини-бару, рывком открыл дверь, с гулом поставил стеклянный сосуд и рюмку на столешницу, трясущимися руками открыл бутылку и сделал несколько больших глотков. Рюмка осталась чистой.