Первые мгновенья Волшебства. Сборник Самоисполняющихся Сказок

Волшебные крылья фантазии

Жил-был Бог. Ни молодой, ни старый, ни злой, ни добрый – просто Бог, вечный и изначальный, как все Боги. Творил Он миры и звёзды, из звёзд складывал созвездия, законы для миров устанавливал – для каждого свой. И вот однажды решил Он создать Душу, и вложить в неё всё самое прекрасное, что можно придумать: доброту и любовь, смелость и жажду познания, умение сочувствовать и сопереживать, видеть красоту и творить её, ценить, беречь и приумножать Его творения. На диво хороша Душа получилась: светилась мягким светом радости, горела огнем стремления, переливалась радугой самоцветной талантов и способностей.

И вот настал момент, когда попросила Душа своего Создателя отпустить её на Землю, чтобы проявляться Он мог там через неё во всей красоте своей божественной.

Вздохнул Творец, задумался ненадолго и сказал: «Знаешь ли ты, что Человек, в котором ты поселишься на Земле, не будет знать, как ты прекрасна? Родившись, он забудет все качества, которыми я тебя наделил, чтобы заново вырастить их в себе. Не будет знать обо мне и о том, как хорошо тебе было рядом со мной, чтобы найти меня в себе, и чтобы другим было хорошо рядом с ним. Человек не сможет видеть свет, который исходит от тебя, чтобы научиться светить другим людям. И ты согласна лететь?»

Теперь задумалась Душа. И так ответила Богу: «Да, Создатель! Я готова лететь. Но позволь мне помочь моему Человеку, если станет ему совсем невмоготу, если он заблудится среди жизненных дорог и не сможет сам найти дорогу к себе, если свет совсем померкнет в нём, и он окажется в полной темноте отчаяния. Позволь мне говорить с ним. Оставь мне три знака, по которым я буду знать, что мой Человек на верном пути.»

«Хорошо! – ответил Бог. – Я буду напоминать тебе светом звёзд о том свете, что вложил в тебя. Облака будут напоминать тебе о полёте и о моих, вечно изменчивых, формах. А ветер напомнит тебе о свободе, с которой ты создана!» С этими словами Творец отпустил Душу, и она рванулась к Земле изо всех сил.

И в этот момент на Земле родилась девочка. Нелёгкая судьба поджидала её. Девочка росла яркой и любознательной, доброй и ласковой. Но отец исчез из её жизни, а его место занял колдун, который заколдовал мать девочки и пеленой беспечности закрыл ей глаза, оморочил женщину. Всей душой ненавидел он падчерицу, и старался сделать её жизнь невыносимой. Как только ни издевался он над ней, когда матери не было рядом: и высмеивал девочку, и оскорблял, и бил. А она и ответить-то не могла, лишь пожаловалась матери пару раз, да напрасно: не поверила та ей, глаза-то пеленой прикрыты, голова мороком затуманена. Сбегала девочка из дома, да ненадолго: разве могла она матушку родную оставить одну с колдуном недобрым? Вдруг изведет её до смерти? И придумала девочка себе мир-кокон, словно бы оболочку из своих фантазий и мечтаний соткала и научилась отгораживаться этой оболочкой от недобрых людей. Разозлился ещё пуще колдун и надел на девочку кандалы волшебные, невидимые, из страха, тоски и безысходности выкованные, чтобы никуда сбежать не могла.

И однажды она услышала шёпот в своей голове: «А ты знаешь, что рождена свободной?» Девочка вздрогнула от неожиданности, а потом тихо спросила: «Кто ты?» «Я – твоя Душа! – услышала она в ответ. – Скажи, что ты чувствуешь, когда всматриваешься в ночное небо?» «Мне хочется лететь к далёким звёздам, чтобы поближе увидеть их свет, но мне очень страшно, когда я представляю, как много их и как велика вселенная.» «А если это не страх, а восторг? Ведь и в том и в другом случае дух захватывает? А свет, который ты видишь, это напоминание Творца о твоём свете, о том, что ты можешь светить ярче, чем звёзды над твоей головой.» «Если я рождена свободной, значит могу сделать всё, что захочу?» «Конечно! Ты можешь лишь пожелать, и кандалы упадут с твоих рук и ног! А ещё ты можешь летать, ведь у тебя есть крылья – это твоя фантазия!» Девочка слушала, затаив дыхание, боясь, что этот голос в голове внезапно замолчит, исчезнет от неосторожного вздоха, а ведь она хотела ещё так много узнать.

Душа продолжила: «Ты пришла в этот мир, чтобы сделать его лучше, светлее, добрее, и у тебя есть для этого инструменты – это слова, рифмы, образы. С их помощью ты можешь показать людям, как прекрасен этот мир! В этом твоё предназначение: нести людям Красоту мира!» «А как мне воспользоваться моими инструментами? – спросила девочка. – как стать хозяйкой своего вдохновения?» «Танцуй у огня, – ответила Душа. – Пусть это будет зажжённая свеча, костер, или пламя в камине. Твой танец откроет тебе дорогу к вдохновению.» «Я знаю, как исполнить моё Предназначение: мои стихи и сказки покажут людям красоту и полноту мира, замысленную Творцом!»

Долго думала девочка, что же вело её по жизни к исполнению этой задачи. Одиночество было необходимо, чтобы услышать Душу. Трудности – чтобы понять, как легко и свободно можно лететь на крыльях фантазии, ведь чем тяжелее жить – тем легче мечтать. А отсутствие нежности и ласки – чтобы научиться дарить их другим, понять, как необходимы они всем живым существам.

И девочка начала писать. Она писала много и вдохновенно, но люди не оценили порывов её творчества, не увидели красоту мира, не слышали музыки звёзд в её стихах. Одни равнодушно пожимали плечами, другие вежливо улыбались, третьи крутили пальцем у виска, мол, какая красота? Очнись, кругом помойка, и мы все здесь – мухи.

«Может быть, это не мой Путь? – задумалась девочка. – Или мои слова недостаточно сильны, чтобы разбудить их? Или в моих словах так мало огня, что они не могут зажечь огоньки людских душ?» И она перестала писать. Она забросила подальше свои инструменты, но всё так же по ночам смотрела на звёзды и жаждала полёта. Она не могла сломать свои крылья, заглушить зов фантазии. Ей так хотелось той свободы и радости, что даёт творчество, что она плакала по ночам от бессилия и разочарования.

В один из дней она сидела на своём любимом месте у реки и слёзы катились по её щекам, а сердце щемила непонятная тоска. Вдруг лёгкий ветерок ласково коснулся её волос, словно нежной рукой перебирая волнистые пряди. Солнечный лучик мягко поцеловал в щёку, высушив на ней дорожку от слёз. А белые облака развернули перед ней свои прекрасные картины, как иллюстрации в любимой книжке в детстве. И девочка услышала: «Смотри, чувствуй, твори и люби!» и сердце её забилось часто-часто, и стало светло и радостно, словно весь необъятный мир лёг к ней в ладонь яркой бабочкой и шепнул: «Любуйся мной! Наполняй мной своё сердце, вдыхай меня, как волшебный аромат, и опиши меня, нарисуй, покажи всем, каким я могу быть прекрасным!» И девочка взяла ручку и листок, и вдохновение захлестнуло её безудержным потоком. Это были самые чудесные стихи в её жизни! Она поняла, почувствовала всем своим существом, что для того, чтобы показать людям красоту мира – нужно увидеть её самой. И она смогла! И крылья фантазии с мягким шелестом развернулись за её спиной.

С тех пор прошло немало времени. Девочка написала много чудесных стихов и сказок, и каждое её творение открывало людям сияющие грани мира. Она показывала им, каким мир может быть ярким, волшебным, неповторимым. Она зажигала огонь в людских сердцах и заставляла звучать струны их Душ, касаясь их смычком своего творчества.

А её Душа напоминала ей о том, что Творец всегда рядом, и девочка знала, что она – часть Его и этого дивного мира, сотворённого Им. Никогда больше не забудет она об этом, и крылья за её спиной всегда будут ловить этот чудесный ветер – ветер Свободы, Радости и Чуда!

Сказ о том, как Василиса Премудрая суженого выручала

В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жила-была Василиса Премудрая с мужем Еремеем-царевичем. Всё у них было ладно: дом – полная чаша, в царстве спокойно, детушки-ягодки подрастали на гордость отцу да матери, добрым людям на любование. Василису народ Премудрой называл, да уважение ей оказывал: за лёгкость, с которой она вопросы разрешала, за сердце её доброе, за стремление к свободе, да к чужой неволе нетерпимость. Жили они, не тужили, да однажды стряслась беда лютая: гуляли как-то Василиса с мужем во зелёном саду, да налетела вдруг туча черная, подхватила Еремея-царевича и унесла незнамо куда. Остались дети сиротами при живом отце, осталась Василиса ни женой, ни вдовой, горемыкою неприкаянной.

Забилась в плаче Василиса, в крике зашлась, да плачем и криком горю не поможешь. Собрала она зверей и птиц, наказала им по миру рыскать да летать, Еремея искать. Разлетелись, разбежались птицы и звери, да через время вернулись ни с чем – нет вестей нигде о царевиче. Ещё больше Василиса запечалилась. Глядит на милых детушек, а у самой их батюшка перед глазами стоит.

Вот бродила она как-то по берегу моря, вдаль глядела, да мужа любимого вспоминала. Набежал слёзы непрошенные, и упали в морскую воду. Подхватила их волна морская, жемчугом перекатным обернула и под ноги Василисе выбросила. Подняла Василиса жемчужины да взмолилась: «Ты волна, моя подруженька! Ты возьми себе эти жемчужины, а взамен принеси ты мне весточку о моём-то муже возлюбленном, о славном Еремее-царевиче!» Унесла волна жемчужины, а взамен бутыль на берег выбросила, в той бутыли свиток лежал, перевязанный шелковой ниточкой. Вынула Василиса свиток, ниточку шелкову разорвала, да прочла в том письме весть недобрую: «Не ищи ты своего царевича ни в высоких горах, ни в широких полях, а ищи его в пещере на краю земли. Он прикован к камню цепью прочною, и не разорвать ему той цепи, камня тяжкого с места не сдвинуть». Обрадовалась Василиса весточке, да опечалилась, что муж родной в подземелье томится. Поняла: выручать его надобно.

Вернулась она в хоромы свои, созвала своих детушек, поведала им о том, где их батюшка, сказала и о том, что вызволять его пойдет, а на время своего отсутствия велела мамок да нянек слушаться. И пошла собираться в путь-дороженьку неблизкую. Собрала она котомочку, да кроме прочего положила в неё три вещицы волшебные: сапоги-скороходы, лампу да зеркальце. Взяла каравай хлеба белого, да из ключа, что в саду зеленом их бил, набрала водицы живительной. На рассвете в путь-дороженьку отправилась.

Много ли, мало ли прошла, вошла Василиса в лес, да села перекусить на полянке. И видит: старичок вокруг пенька бегает-суетится, росточком не больше локтя и одет чудно – башмачки на нем зелёные, штаны с рубахою белые, дивными узорами расшиты, а на голове шапка с полями широкими. Ни дать, ни взять гриб боровик. Пригляделась Василиса, и видит – бороду старичку расщелинкой пенька зажало, дергает он её, а освободиться никак не может. Поздоровалась она вежливо, предложила помощь старичку, а тот и не стал отказываться. Нашла Василиса колышек крепкий, да поленце потяжелее, вставила колышек в расщелинку, поленцем по нему пристукнула, расклинила щелочку да бороду старичку высвободила.

Обрадовался Старичок-Боровичок, поблагодарил Василису, в пояс поклонился. А после и говорит: «Знаю я, Василисушка, о беде твоей, знаю, куда путь держишь. В благодарность за помощь твою задавай любой вопрос – отвечу.» Говорит ему Василиса: «Коль ты всё знаешь, дедушка, подскажи: в какую сторону мне направиться? Я иду по дорожке, незнамо куда, лечу, как листок, ветром сорванный, а того я и не ведаю, где томится мой муж возлюбленный?» «Еремея-царевича Баба Яга в своё подземелье утащила. Вход в подземелье лежит через пещеру в горах высоких, а выход через дверь в подвале замка старинного, что построил колдун великий, дед Яги. Войти туда не сложно, а вот выход большой Змей сторожит. Придумаешь, как его одолеть – спасёшь своего Еремея, нет – навсегда в том подземелье останетесь. Ступай, доченька, по этой тропке, никуда с неё не сворачивай, она тебя к пещере и выведет, сама тебе под ноги стелиться будет.» Поблагодарила Василиса Старичка-Боровичка, поклонилась ему на прощание и пошла по тропке указанной.

Много ли мало ли времени прошло, вывела её тропка на берег морской да в воду и скрылась. Задумалась Василиса, как же ей море переплыть? Нет на берегу ни кораблика, ни лодочки, ни плотика малого. Огляделась вокруг, видит: на берегу большая щука лежит, хвостом по песку бьет, а до воды добраться не может. Жалко стало ей рыбину, отнесла она её к морю, в воду бросила. Плеснула щука хвостом, да исчезла из глаз. Села Василиса на камешек, закручинилась было, да тут снова щука из воды голову высунула, подплыла к Василисе, и в ладонь ей перстень положила. А после говорит ей человеческим голосом: «Благодарю тебя, Василиса, за то, что пожалела меня, на погибель не оставила, отпустила к малым детушкам-щученятушкам. За то возьми этот перстень волшебный. Как захочешь в кого оборотиться – поверни его вокруг пальца. А обратно захочешь человеком стать – лишь подумай об этом. Ну, прощай!» Сказала так щука и уплыла в глубины морские. Вошла в воду Василиса, перстень надела, повернула его вокруг пальца и обернулась резвым дельфином. Переплыла она море синее, подплыла поближе к бережку и вновь человеком оборотилась. Ступила вновь на тропинку, да пошла дальше.

Шла она, шла, и вывела её дорожка на поляну в дремучем лесу. Смотрит Василиса: на поляне могучий дуб растёт, кроной небо подпирает, на ветвях его гнездо свито, а в нем птенцы громко пищат, словно о помощи просят. Пригляделась она, а к дубу три змеи подбираются, съесть птенчиков хотят. Оборотилась Василиса ежихой, бросилась на змей, за хвосты искусала да от дуба разогнала. Прилетела тут птица большая, одно перо у неё серебряное, другое золотое, а глаза, словно два изумруда. Обняла птенчиков крыльями, начала у них выспрашивать: «Как вы, мои птиченятушки, живы остались? Кто вас спас, кто змей от гнезда отвадил?» А те на Василису кивают, мол, она вот нас спасла. Спустилась птица к Василисе, поблагодарила: «Сколько лет я пыталась птенцов вывести, но всякий раз приползали змеи да ели их. Ты моих птенцов спасла – буду служить тебе верой и правдой!» «Благодарствуй, птица добрая, да нет пока нужды в твоей помощи. Оставайся ты пока в гнезде родимом с малыми своими птенчиками, расти их да на крыло ставь, береги их от злых ворогов!» «Что ж, запомни ты, Василисушка, коль во мне-то нужда появится, лишь подумай обо мне – я тот час прилечу на подмогу к тебе, на выручку!» С тем они и распрощались.

Сколь ещё Василиса шла, нам не ведомо, а привела её тропинка к высокой горе, к глубокой пещере. Вошла в неё Василиса, а вокруг тьма кромешная, не видать ничего, хоть глаз коли. Но она не унывает, достала из котомки лампу волшебную, словечко заветное шепнула, огонёк в лампе сам собою зажёгся и горит ровным светом. И пошла Василиса вниз по спуску каменному, что вёл в самое нутро горное. Идёт она, назад не оглядывается, всё вперёд глядит: где же здесь её Еремеюшка? В какой клетке её сокола держат, из-за какой двери на волю не пускают? И чем глубже спускалась, тем больше дивилась.

Вначале-то стены из серого камня её окружали, и ползало и бегало по ним всяко зверьё мелкое: пауки да ящерки, крысы да мыши летучие. Дальше прошла – стены из чёрного мрамора вверх потянулись, и бегут по ним тени причудливые, и зовут, и бормочут, и стонут по-всякому. Не испугалась Василиса ни теней, ни зверья, лишь повыше лампу свою подняла, чтоб светила подальше.

Через время поднялись вкруг неё стены серебряные, а потом и золотые. Идёт она, красотой любуется, огонёк её волшебный от стен отражается, узоры на них дивные сплетает. И вышла наконец в залу подземную. У той залы-то стены каменьями самоцветными усыпаны, отражают свет, словно искры летят, глаза слепят. А в углу этой залы Еремей-царевич к огромному валуну прикован, цепями опутан. Да непростые те цепи, волшебные: силушку они из царевича вытягивают, да того, кто приковал его, подпитывают.

Вскрикнула Василиса, бросилась к мужу, начала обнимать, целовать, ласковыми именами называть. А у того едва силы достало её имя шепнуть. Вынула тогда Василиса из котомки флягу с ключевой водою живительной, влила мужу в уста три глотка. Ожил он от той водицы, румянец на щеках заиграл, глаза заблестели. Дала ему ещё три глотка – разум у царевича посветлел, в руки-ноги силушка возвращаться стала. А как дала ему испить три глоточка последних – встал Еремей на ножки резвые, плечами могучими повёл, и рассыпались в прах цепи тяжкие, раскололся тот камень надвое. Обнялись они крепко-накрепко, да пошли из подземья выход искать.

Много ли, мало ли прошли, подошли они к лестнице каменной, что вела из подвалов на волюшку. Одна беда: лестница та за дверью кованой лежит, а ту дверь Змей сторожит, обвился вокруг прутьев решётки, ни пройти мимо него, не пролететь даже мухою. Вспомнила Василиса слова Старичка-Боровичка: «Придумаешь, как его одолеть – спасёшь своего Еремея, нет – навсегда в том подземелье останетесь.» Задумалась она крепко, да вот что придумала: а не спеть ли Змею колыбельную? Полился её голос нежный, словно ручеёк ласковый, отразился от стен каменных.

«Змеюшко, ты, Змеюшко! Пусти нас с Еремеюшкой. И сам ползи на волюшку, да во широко полюшко. Ждёт тебя там матушка, да малые змеятушки. Чешуёй своей шуршат, да тебе уснуть велят!» лишь закончила петь, глядь – уснул Змей под песню-то, закрыл свои глаза алые, застыли его кольца пёстрые, превратился он в камень-змеевик. Полетела душа змеиная на волюшку, откуда колдун её много веков назад забрал. А дверь под тяжестью камня рухнула, да с ним на куски и рассыпалась.

Поднялись Василиса с Еремеем по лестнице на волю вольную, под синее небушко. Присели отдохнуть на камушек, вдруг откуда ни возьмись Баба Яга появилась. Бросилась на Василису, пальцами костлявыми ей в косу русую вцепилась, закричала страшным голосом: «Не видать тебе Еремея-царевича, не видать вашим детушкам отца родимого! Не пущу я его в родную сторонушку!» Махнула рукой в его сторону, и превратился он в глыбу ледяную. Закричала тут Василиса: «Ты лети ко мне, Птица-помощница! Подхвати ты Ягу на крылышки, отнеси ты её в море синее, да оставь там её на острове, пусть живёт себе там в одиночестве! Чтоб чужого боле не смела брать, чтобы добрым людям не пакостила!» Прилетела Птица на зов василисин, схватила Бабу Ягу в когти, унесла в море-окиян, на остров Буян, да там и оставила.

А Василиса на глыбу ледяную взглянула, руками всплеснула, достала из котомки зеркальце волшебное и с мольбой обратилась к Красному Солнышку: «Ты Ярилушко, ясно Солнышко! Ты по небу плывёшь, как в кораблике. Видишь явное, видишь скрытое, видишь ты и мою беду! Помоги ты мне, Солнце красное, злые чары снять с мужа милого, да из плена ледяного вызволить!» И откликнулось на мольбу её солнышко, послало свой лучик жаркий, подхватила Василиса его зеркальцем да на глыбу ледяную направила. В тот же миг задрожал лёд, не выдержал он луча жаркого, рассыпался мелкою крошкою, а после и вовсе растаял, как и не было. Глядит Василиса, а на камне её Еремей сидит, словно от долгого сна отряхивается и потягивается.

Надел тут Еремей сапоги-скороходы, Василиса перстень на пальце повернула, оборотилась голубкою, и отправились они в путь обратный. Как вернулись они на свой широкий двор, во родимый дом, скинул царевич сапоги волшебные, Василиса себе облик человечий вернула, лишь тогда они вздохнули свободно и спокойно. А из дома уж бегут к ним навстречу детушки родимые, а за ними мамки да няньки, а за теми вся челядь высыпала. Голосят да хохочут от радости, что Еремей с Василисой живы-здравы вернулись.

А они обняли своих детушек, людям ласковы слова молвили, отдохнули с дороги да закатили пир на весь мир. Был на том пиру и Старичок-Боровичок, и Птица с птенцами подросшими, даже щуку в бочке на пир доставили. И все пировали да веселились, да Еремея с Василисой славили.

А после пира вышла Василиса на берег, поклонилась Солнцу Красному, Морю синему да Земле-Матушке и попросила их Род её охранять, Бабу Ягу да прочую нечисть к нему не допускать, чтоб ни словом злым, ни делом лихим не могли её Роду напакостить. И жили они с Еремеем долго и счастливо, деток растили, уму-разуму учили, а после и внуков в любви и радости нянчили.

Сказка о джинне

Каждому человеку от рождения положено иметь семью, где он будет любить и быть любимым, дом просторный, чтоб создавать в нём уют и творить красоту, дело любимое, в котором он Мастером станет, землю плодородную, что кормить его будет пищей сытной и здоровой, и Богов поддержку, чтоб чувствовать себя свободным и могучим. В том числе и денег в изобилии.

Однако, не все об этом помнят, да и есть тому причины: захватила людей суета, заморочила голову. Вместо семьи дружной – карьера успешная ценится, вместо домов просторных и земли плодородной – квартиры престижные, как конурки собачьи, вроде и чисто, да суть в них свою хозяйскую не проявишь, да пищи себе здоровой не вырастишь. Рукоделие и Творчество не в чести, баловством считается, люди даже модное слово для него придумали иностранное – «хобби», да и Мастеров настоящих, что душу в своё дело вкладывают, по пальцам пересчитать можно. Про Богов родных, предков наших, и вовсе промолчать можно – некогда людям стало на небо смотреть, да о Вечном думать, одна мысль о том, чтобы в сутках побольше часов было. Не знают порой люди и о том, что есть у каждого из них свой счет в Банке Вечности, и что можно с него «виртуальные» средства в реальный мир вывести.

Так и наша героиня, назовём её Лика, билась в жизнь, словно в стену стеклянную, да всё пробить никак не могла. Вроде бы всё за этой стеной есть: и дом новенький, уютный, и сад плодородный, и достаток изобильный, кажется, протяни руку и возьми. Ан нет, как говорится: видит око, да зуб неймёт. Уж кем только Лика ни была в своей жизни, сколько профессий ни сменила, от поломойки до хозяйки бизнеса дошла, да толку – чуть. Нет дохода достойного, нет прибыли, одни траты и долги.

Не выдержала она однажды, подняла голову к небу и закричала: «Ну, сколько можно уже? Бьюсь и бьюсь в эту стену, как бабочка в стекло, а деньги, как заколдованные: то в руки не даются, то сквозь пальцы водой утекают!»

И вот приснилось ей однажды, что сидит она на большом камне на берегу горной речушки. Несет речка мимо неё ветки и шишки, и прочий лесной мусор. Вдруг что-то блеснуло в воде на миг да у самых ног звякнуло. Пригляделась Лика, а это кувшинчик медный волной на берег к самым ногам её выкинуло. Сам он маленький, в ладошке спрятать можно, да красивый, а сбоку то ли камешек драгоценный, то ли стекляшечка какая блестит. Подняла женщина кувшинчик, от грязи оттереть попыталась, только провела по нему пальцами, а из кувшинчика дымок тонкий повалил. И появился из этого дымка худой изможденный джинн, такой же маленький, под стать своему жилищу.

«Ты кто такой?» – удивленно спрашивает Лика, а сама себя незаметно пощипывает, понять пытается: явь это или сон. «Джинн я, сама не видишь?» – ответил недавний дымок. «А чего такой маленький?» – подозрительно спросила Лика. «Болел в детстве, – мрачно отшутился джинн. – А если серьёзно – меня Царь Джиннов в этот маленький кувшинчик запечатал и всей силы лишил, оставив лишь столько, чтобы жизнь во мне поддерживать. И до той поры я свою тюрьму покинуть не мог, пока женщина из твоего Рода этот кувшинчик своей рукой не согреет. Ты меня освободила, теперь желай!» «А чего желать-то?» – растерялась Лика. «Ну, чего вы там, люди, обычно желаете? Дворцы белокаменные, власть безграничную, сундуки с добром всяким… Любовь не запрашивай, я не по этой части.» «Да есть у меня любовь, – отмахнулась Лика, – большая она, светлая, другой и не надобно. Остальное заманчиво, да как-то не то всё. Я вот чего хочу: чтобы все дела, мною задуманные, выполнялись без всяких загвоздок и доход щедрый приносили.» «Эк, завернула: и без загвоздок, и доход… – протянул джинн. – Для этого нам надо в прошлое вернуться да с Царём Джиннов сразиться, чтоб силу мою обратно забрать. Решишься ли?» Задумалась женщина на минуту, а потом рукой махнула. «Хуже уже не станет, а лучше может. Наверное, не зря тебя мне речка под ноги выбросила. Я согласна. Вот только, – спохватилась она, – как же я попаду в прошлое?» «Надень вот это, – джинн протянул женщине золотой браслет с четырьмя разноцветными камнями – алым, зелёным, прозрачным и синим. – Это не простые камни, они особое волшебство имеют – многократно усиливают любой свет, что сквозь них проходит, а потом обратно его вбирают. Придёт время, может пригодится.» Сказал это джинн и обратно в свой кувшинчик дымком тонким втянулся. «Я готов. Надевай браслет.» – послышалось изнутри.

Зажала Лика в ладошке кувшинчик, браслет на запястье защелкнула, и в тот же миг закружилось у неё всё перед глазами, завертелось, и оказалась она в огромной подземной зале, украшенной резными колоннами и прекрасными статуями. Стены залы были затянуты дорогими шелками, а вдоль них стояли открытые сундуки с золотом, серебром и драгоценными камнями. Посреди залы стоял высокий трон из человеческих черепов, заключенных в золотую оправу. На троне сидел сам Царь Джиннов. На его чёрном, как ночь, лице горели злобой рубиновые глаза, и не было в этом взгляде ни жалости, ни пощады. Грозно смотрел он на стоящего перед ним джинна, и его слова падали, словно тяжелые камни, на голову несчастного: «За то, что ты выбрал служить людям, а не мне, твоему Царю, за то, что нёс богатства им, а не мне, я навеки…» «Постой! – выкрикнула Лика, сама удивившись своей смелости. Оставь его в покое. Он служил моему Роду и не делал ничего дурного! Всё, что давал джинн моим предкам, шло только во благо, и никогда не служило злу.» «Вот именно! – злобно прошипел Царь Джиннов. – А с чего ты взяла, что мне добро по душе? Это у вас, людишек, чувства, душевность, сострадание во главе угла. А у нас, джиннов, только сила и власть имеют значение.

Он посмел ослушаться меня, помогал людям, пошёл против самой сути джиннов, а значит должен быть наказан!» «Нет!» – спокойно и твёрдо ответила Лика, став перед джинном и закрыв его собой. «Ах так? Смелая, значит? – Царь Джиннов сверкнул глазами в её сторону. – посмотрим, как ты справишься с моим родом.» Он махнул рукой, и из-за трона начали появляться джинны с маленькими коронами на головах. «Позволь представить тебе: Царица Перфекциона, моя супруга, мои дети – царевичи Страх и Однообраз, царевны Забвения и Апатия. Взять её!» – коротко приказал Царь джиннам, и те двинулись вперёд, окружая девушку. И чем ближе они подходили, тем сильнее билось и сжималось её сердце, тем меньше хотелось что-либо делать, тело словно опутала мягкая паутина, хотелось завернуться в неё, лечь на пол и забыться навсегда. Мысли путались, Лика уже почти не помнила: кто она и что здесь делает. Вдруг на границе сознания мелькнула яркая мысль-вспышка: джинн… браслет…

«Джинн, – прошептала Лика непослушными губами, – отдай мне свою силу. Всю, сколько можешь, пока Царь не забрал её!» И он отдал. Женщина почувствовала, как в её тело хлынул неудержимый золотой поток. Разрывая серую паутину сонливости и безразличия, омывая и возвращая к жизни каждую клеточку, он заполнил её тело до краёв. И когда сила джинна уже готова была литься через край, Лика подняла вверх руку с браслетом и звонко крикнула: «Рубин Любви, Бриллиант Прощения, Изумруд Милосердия и Сапфир Мудрости! Послужите моему Роду! Развейте силы алчности и злобы! Наполните мой Род силой процветания и изобилия!» И она направила из руки в браслет силу джинна, усиленную стократно силой своего желания. Мощный поток энергии хлынул из камней, сливаясь и закручиваясь в одну разноцветную воронку, затянувшую и растворившую в себе Царицу и Царя Джиннов вместе со всеми их царевнами и царевичами. Когда никого из царской семьи не осталось, воронка разделилась на отдельные лучи, которые втянулись в камни на браслете.

Лика обернулась к сидящему на полу джинну, бледному и обессиленному, но улыбающемуся светлой улыбкой. Она сняла с руки браслет и защёлкнула его на запястье джинна. «Вот твоя сила, – сказала она. – Теперь ты станешь намного сильнее, чем раньше, ведь к твоей добавилась и сила царского семейства. Носи этот браслет, не снимая, чтобы не потерять её, и всегда быть наполненным и могучим!» «Благодарю тебя! – прогрохотал джинн. – Отныне и навеки я буду служить твоему Роду! А теперь бери кувшинчик и отправляемся обратно.» «А зачем тебе теперь кувшинчик? – спросила Лика. – Ведь ты свободен.» «Ну, мне же надо где-то жить, – рассмеялся джинн и…

Она проснулась. «Это был всего лишь сон!» – простонала женщина. Она разочарованно обвела глазами свою комнату, где всё оставалось по-прежнему, и вдруг заметила стоящий на полке над кроватью кувшинчик. «Не сон! Не сон!» – возликовала она. И в тишине её комнаты раздался голос джинна: «Я всегда буду в твоей жизни, только позови! Однако ты должна выполнить три условия:

1. Никогда не бойся начинать новое.

2. Все твои начинания должны служить Добру, и никогда – Злу.

3. Никогда не забывай: ты рождена, чтобы быть счастливой и достойна изобилия!

А теперь подпиши наш Договор».

В руки женщины опустился листок с тиснёнными золотом письменами, где были указаны три пункта, озвученные джинном. Внизу красовалась витиеватая подпись: Джинн. Она протянула руку, и в воздухе перед ней появилась чернильница с такими же золотыми чернилами и перо. Лика поставила свою подпись, и листок с мягким шелестом сам свернулся в свиток и обвязался золотой ленточкой. Женщина убрала Договор в шкатулку и счастливо рассмеялась.

С тех пор жизнь Лики изменилась в самую лучшую сторону. Все дела, что она задумывала, исполнялись с первого раза и без запинок. Она открыла гостевые дома, обустроила их со вкусом и уютом. Они приносили женщине большую прибыль, а поток гостей никогда не иссякал. Номера в этих домах были расписаны круглый год, и люди заранее бронировали их, чтобы остановиться именно у неё. А ещё Лика создавала одежду. И хотя это не было её основным видом заработка, но также приносило ей немалый доход. Всё дело в том, что надевая эту одежду, люди чувствовали себя защищёнными от всякого зла, у них появлялись силы жить и творить, а если её надевали на больного человека – он вскоре выздоравливал. Одежда эта так и звалась – «обережной», а Лику люди стали звать Мастерицей-Берегинюшкой.