Камышенские сибирячки

ГЛАВА ВТОРАЯ

что ждёт тебя

Закончив косить Матрена торопилась домой. Она думала о прошедшем дне, и образ Игната предстал перед её глазами. Мужик он, конечно видный, сильный и работящий! – пытаясь найти в его внешности то, что не понравилось бы, но не находила.

– Что если бы, он предложил мне замуж, чтобы я ответила?.. – она ухмыльнулась, – а ответ свой знаю, как всегда нет! Может, он добрый и надежный, а вдруг какой-нибудь деспот! Тут никак не угадаешь! – размышляла она.

– Да, замуж не напасть! – сказала она себе, и облегченно вздохнула.

Подходя к своей избе, навстречу ей бежала Тоня – ее внучка.

– Мама-мамочка! – худенькими ручками она обхватила Матрёну и прыгала на тонких ножках.

– Я пригнала Розку домой, – похвасталась она.

Матрена погладила кипельно-белую кучерявую головку.

– Молодец, Танина, ты так быстро выросла, уже помогаешь мне по хозяйству, а совсем недавно, была маленькая, как кукла, а теперь, уже сама за коровой ходишь!

От ее похвалы Тоня была самая счастливая, громко смеялась и прижималась к бедру матери.

Матрена с нежностью посмотрела на нее.

– Что ждет тебя в жизни? – подумала она, – если с самого первого дня появления на свет Божий, была нежданной и нежеланной!

Она тяжело вздохнула, грудь ее сдавило, в горле появился комок горести, и невольно полились слезы. Она приподняла на руки девочку и крепко прижала к своей груди.

– Я не отдам тебя никому, никому, я люблю тебя больше своей жизни! – дрожащим голосом еле слышно сказала она.

Тоня смотрела на плачущую мать, и не понимала, почему она плачет и говорит, что никому не отдаст!

– Мам, не плачь, – она обхватила ее шею, – почему ты плачешь, мам?

– Я не плачу, – она обратила свой взор за горизонт, – нам пора Розку доить, пойдем, помощница, хозяйничать будем! Видишь, Васька ждет молоко?

Тоня, глядя на своего любимого кота, рассмеялась. У них была взаимная любовь, кот терся своей толстой мордочкой об худые ноги своей подружки, а она со всей нежностью ласкала его. Каждую вечернюю дойку Тоня ходила с матерью, брала алюминиевую пол-литровую кружку, садилась на корточки рядышком с Матреной и подставляла ее под соски огромной коровы. Через минуту молоко наполняло кружку до краев, а сверху поднималась пушистая пена, затем Тоня пила его, не отходя от матери, с удовольствием смакуя маленькими глоточками, сопела в кружку, а в горле было слышно, как она глотала его. Напившись, облизывала губы, а что оставалось на донышке, отдавала коту, который терпеливо ждал свою порцию.

Спать, ложились засветло потому, что местность была не электрифицирована, а керосин для лампы экономили.

Больше всего, Тоня любила спать с матерью на мягкой перине и слушать ее сказки. Иногда она рассказывала о дедушке, своем муже и, каждый раз ругала его, что не слушался ее, поэтому дедушку закапали в ямку.

Тоня представляла себе, как это было, и очень боялась, что и ее закапают, поэтому старалась слушаться всех и никогда не забывала об этом.

Ее радовало хорошее настроение матери, но было это очень редко. Одно смешило мать, она часто вспоминала соседку Феклу, как та испугалась радио.

После ВОВ в деревне во всех избах проводили радио и всем жителям безвозмездно выдавали редукторы, это были круглые, большие черные тарелки, которые вешались на гвоздь.

Все жители ждали включения, так как никогда не видели и не слышали, чтобы тарелка говорила. Кому не успели ещё выдать тарелки, пришли к Фекле, чтобы посмотреть на это чудо.

В однокомнатной просторной избе Фёклы кроме русской печи и широкого топчана почти ничего не было. На нем можно было поместиться всем домочадцам из трех ее взрослых дочерей вместе с самой Феклой. Такой же деревянный стол, стоял посередине комнаты, а под ним две длинные скамейки. В углу у печи на старом табурете стоял жестяной небольшой бак, наполненный водой закрытый деревянной крышкой, а на ней стояла солдатская кружка.

Любопытных набралась полная изба. Те, кто моложе и подростки, сидели на печи, опустив босые ноги, а кому не хватило места стояли в сенцах и на улице.

Никто не верил, что тарелка заговорит. Со всех сторон комнаты доносились разговоры, перекрикивали друг друга, переспрашивали. Было очень шумно и похоже на жужжание роя пчел.

– Все это брехня! – говорили одни.

– А может не брехня! Обождем, осталось ждать недолго, – говорили другие, размахивая руками.

Фекла, маленького роста, тощая, но очень проворливая, всегда была впереди всех, и к тому же очень любопытная

Она, как хозяйка избы, могла позволить себе всё. Подтянув скамью ближе к стене, где висела тарелка, поставила на нее старую табуретку, взобравшись на нее, она оказалась выше всех собравшихся. Приложила ухо к тарелке, ее худое лицо было серьезным, а черные глаза, запавшие в орбиты, застыли в ожидании, что заставило собравшихся затихнуть и насторожиться.

В избе, как по команде воцарилась мертвая тишина, казалось, все кто в ней находился, перестали дышать.

В это время, из тарелки прорвался властный, могучий баритон диктора Левитана.

– «От советского информбюро». – Словно раскатом грома прогремели могучие слова во всем доме, коридоре и даже на улице.

От неожиданности Фекла подскочила и свалилась на рядом стоящих людей с криком:

– Дьявол, бабы-ыыы, дьявооол! – поднявшись с пола и расталкивая гостей, размахивала руками, – пропустите меня, пропуститеее!

Фёклу успокоили с трудом, но после, спустя даже несколько лет, когда внезапно включалось радио, она вздрагивала всегда и матерно ругалась:

– Че орешь?.. Чай не у себя дома!

Каждый раз, когда Матрена вспоминала про этот случай с Феклой, смеялась до слез.

– Ну, и Фекла, черт бы тебя побрал, рассмешила всю деревню!

Глава третья

неприкосновенный запас

Прошло два года, как закончилась Великая Отечественная война, а в деревне продолжалась война с голодом, почти каждый день он уносил человеческие жизни.

– Видимо, Господь Бог отвернулся от нас, – с горечью говорила Матрена, – за то, что Землю-Матушку залили кровью, изранили взрывами снарядов, усыпали трупами людей, да и не только человеческими! От того может, и урожая нет, да и с чего быть ему? В огородах сеяли только тыкву и огурцы, вместо клубней картофеля бросали от него очистки, если они были у кого-то, недаром говорят:

– Что посеешь, то и пожнешь»!

С весны и почти до первого снега, люди паслись, как животные по холмам, полям и пашням, в надежде набрать колосков от пшеницы и ржи или мерзлой картошки. И если посчастливится кому-то набрать узелок колосков, прятали от посторонних глаз под интимные места. После шелушили, жарили и ели по зернышку, утоляя голод. До сих пор ощущается вкус жареной пшеницы и ржи и, кажется, ничего нет вкуснее!

Трудно сейчас поверить в то, что за колоски лишали свободы. Много было доносчиков и завистников, все боялись друг друга.

Ели все, что летало, бегало, ползало и ходило. Кошек, собак и даже крыс, в деревне не осталось.

В не большой речушке без названия, глубина местами по грудь подростка, ловили мелкую рыбёшку подолами своих платьев, рубахами и платками, а после готовили без масла на воде и ели целиком с потрохами. Голод неумолимо уносил жизни людей.

Матрена выбивалась из сил, но собак, кошек и тем более крыс, у себя на столе не могла представить.

– Лучше умрем, – говорила она, – но такое не допущу!

Еще при жизни ее мужа, задолго до войны зарезали молодого бычка, а шкуру от него оставили для выделки на сапоги. Муж её был мастером на все руки, но болезнь скрутила его, а шкура так и осталась нетронутой, и про нее давно забыли.

Тоня с Юрой младшим сыном Матрены хотя и были маленькими, но вели себя по-взрослому, помогали матери перекапывать огород, в надежде найти что-нибудь из овощей и когда это случалось, они с нетерпением ждали, когда мать сготовит и скажет:

– Дети, идите есть!

В этот день, играя в прятки, Тоня спряталась за дверью, где весела шкура, от прикосновения к ней она испугалась и закричала:

– Мама здесь «Бирюк»!

Матрена поспешила к ней и за дверью у самой стены увидела, что-то накрыто тряпкой, которая по сроку давности истлела. Она вспомнила, как муж оставил эту шкуру для выделки на сапоги. Как же была она рада, что не выкинула ее раньше.

Сейчас же, она отрезала от шкуры кусок, опалила шерсть, два дня вымачивала в воде, а после сварила холодец.

– Тоня, Юра, идите есть! – позвала она детей.

Дети с удовольствием кушали, а она думала, пока шкура не закончится, дети будут сытыми.

– Почему, мам, ты не ешь? – спросила Тоня, – вкусно, попробуй, – и протянула ей ложку с холодцом.

– Я поела, а вы ешьте, ешьте! – ласково сказала она.

Она была очень брезгливой и не могла себя пересилить, хотя бы попробовать, от одного виду этой еды, ее выворачивало наизнанку. От голода, силы покидали её, очаровательные глаза запали, нос заострился.

– Ноги вытяну из-за своей брезгливости! – ругала она себя.

В это время в совхозе держали овец, кормов для них, как и людям не было. Несчастным даже солому скормили, которой была накрыта крыша кошары. Животные погибали не только от голода, но и от морозов. Каждый день, рабочие вывозили трупы особей в поле, сбрасывали в приготовленные заранее ямы и закапывали.

Дошли слухи об этом до жителей деревни, они умоляли управляющего совхозом, отдавать им замерзших овец, чтобы как-то поддержать семьи, но тот не только отказал, но и пригрозил:

– Узнаю, кто возьмет, пойдет под суд!

У Марии – дочери Матрены, подружка работала на кошаре, еще с вечера, она предупредила Марию:

– Завтра будут вывозить овец, если хочешь, ночью пойдем со мной. Попробуем раскопать яму и, хотя бы одну овцу принесем домой!

– Конечно, пойду, только ты не забудь зайти!

– Как можно, подруга? Обязательно зайду, ты жди меня и возьми веревку, она пригодится нам.

На следующий день к ночи, как нарочно разыгралась непогода, поднялся штормовой ветер со снегом, белого света не видно. Было безумием, чтобы решиться идти в лапы смерти, но не остановила девушек метель, они надели на себя фуфайки, отцовы штаны, теплые старенькие платки, изношенные до дыр валенки, вместо рукавиц брезентовые верхонки.

Привязались друг за друга веревкой, чтобы не потеряться и ушли в поле.

– Ничего, Мария, пурга нам на руку, – утешала ее Нюра, – никто не увидит нас, и «горбун» будет сидеть дома, черти бы его с квасом съели!

– Не говори, Нюра, носит же его земля!

Сколько нам еще идти, Нюр? Мне кажется мы идем уже часа три, – сказала Мария.

– Мария, ты уже раз пять спросила, я тоже не знаю!…

– Может, мы сбились с дороги? – вновь спросила Мария.

Нюрка начинала злиться за бесконечные её вопросы.

– Откуда я знаю, мне тоже так кажется, что сбились, но, как сейчас разберешь, ничего невидно! Ну, не возвращаться же назад, по моей памяти, яма должна быть где-то рядом!

Внезапно, они наткнулись на высокий бугор, Нюра поняла, они на месте.

– Ну, вот, Мария, здесь наш неприкосновенный запас, склад с мясом! – прикрывая рот верхонкой от шквального ветра, крикнула она Марии.

– Ну, что, Нюр, отдыхать некогда, будем разрывать.

– Нюра обтерла верхонкой обледеневшие ресницы.

– Начнем, подруга!

– Ну, с Богом, пусть он поможет нам, – сказала Мария, глотая ветер.

Не менее часа ушло на расчистку ямы от снега. А после долбили штыковыми лопатами замерзшую землю. Веревка, которой, они были привязаны друг к другу, мешала им размахнуться, но без неё нельзя, ветер унесет каждую как соломинку.

Прошло несколько часов, пока они наткнулись на замерзшие тела дохлых особей.

– Кому охото было закапывать этих тварей так глубоко? – сказала Нюрка.

– Ну, кто это делал, не знал, что мы придем за мясом! Фу, Нюр, откуда несет зловонью? Ажно голова кружится!

– Это овцы разложились, которых закопали месяц назад! – пояснила Нюра.

Марию стошнило.

Нюрка рассмеялась.

– Ничего, подруга, от этого не умрешь! А вот с голоду… точно ноги вытянешь, так что давай, вытащим свеженьких барашков, а завтра накроем праздничный стол!

Под утро девушки пришли домой.

– Ну, слава Богу! – сказала Мария, соскребая замерзший снег с пушистых ресниц. – Такой сильный буран ничего невидно, еле дотащила две овцы, – сказала она матери. – Снегу навалило, выбились из сил, думали не дойдем, замерзнем! Я хотела уж бросить одну, но жалко, столько протащила, а после подумала, другого случая, может и не быть!.. Хорошо, что взяли с собой веревки, туши привязали к себе, а иначе не знаю, смогли бы мы, что принести или нет! Ну, слава Богу, помог Он нам, теперь детей немного поддержим!

Матрена с болью в сердце смотрела на дочь, прелестные губы ее задрожали, но она, никогда не позволяла себе плакать при детях. У нее и так не просыхали глаза с той минуты, когда дочь скрылась за занавесой бури, она стояла на коленях перед образом Богородицы и просила вслух:

– Пресвятая, Дева Мария, помоги моей дочери, дай ей силы и укажи дорогу, пусть она видит твоими глазами, да пусть ослепнут глаза доносчика, Аминь.

– Полезай, Мань, на печку, – сказала мать, – погрейся и поспи немного, а то на работу скоро!

Мария, как кошка запрыгнула на горячую печку, почувствовав приятное тепло, с восхищением сказала:

– Какое чудо печка, как на ней уютно!.. Я вот думаю, мам, настанет ли, когда-нибудь конец нашим мучениям?

– Это, дочь, одному Богу известно! Что поделаешь, такая жизнь у нас, никому мы не нужны! И за что наши мужики воевали и отдали свои жизни?

Они там, наверху от жира бесятся, а народ крыс ест, чтоб их там разорвало! Прости меня, Господи! – она перекрестилась, – да враги у нас в правительстве сидят! Видела я одного, в газете была его фотография, Берия Лаврентий, по его физиономии видно враг он, хоть и пишут о нем хорошо, но я увидела в нем предателя, и сказала своим учителям, что думаю о нем, так они зашикали!

«Тише, никому больше не говорите, а то и вас и нас повяжут!»

– Ничего, время покажет, кто был прав! А сколько там их таких? – не унималась Матрена.

– Ничего, мам, на некоторое время у нас есть чем покормить детей!

– Да, дочь, но какой ценой это досталось и что это за еда? Им бы туда на столы нашу еду!

– Наконец, успокоившись, она разделала овец, порубила на куски и вынесла на мороз. Часть мяса отварила и прожарила.

Дети ели с аппетитом, облизывали пальчики.

– Вкусно! Ешь, мам! И ты, Мань, ешь, смотри, какие кусочки зелененькие! – нахваливала Тоня.

Матери смотрели на детей и радовались, что они сыты и мясо можно растянуть на пару месяцев.

– Мам, ты помнишь, как мы жили до войны? – спросила Мария.

– Конечно, дочь, помню, богачами мы не были, но у нас благодаря отцу было всё!

– Да, мам, тятя был у нас мастером на все руки! А, каким был душевным, добрым и жалостливым отцом! Он всегда меня защищал, когда ты ругала меня!

Матрена тяжело вздохнула.

– Если бы меньше, он защищал тебя, может другая была бы у тебя судьба!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Воспоминание

Перед глазами Марии сразу же всплыло довоенное время, как в шестнадцать лет она уехала в город Славгород к сестре Матрёны. Там она встретила молодого, офицера. Между ними завязались близкие отношения, и через некоторое время Мария забеременела. О своем положении, она рассказала своему возлюбленному.

Он был рад и пообещал жениться. С предложением не затягивал, как и обещал, пришел на следующий день к тете, где жила Мария. Приходу любимого, она была рада, прильнула к нему.

Он заглянул в ее счастливые глаза и нежно поцеловал.

– Мне приятно, что ты пришел, Ванечка! – Услышав шаркающиеся шаги тетки, она обернулась.

– Тетя Лена, это Ваня! – представила его Мария.

Тетка резко отодвинула ее от себя, обратив любопытный взор на Ивана. Перед ней стоял молодой мужчина, измерив взглядом его фигуру, она расширила глаза.

Молодой офицер высокого роста, спортивного телосложения, с очень приятной смуглой кожей полуовального лица, темно-серыми глазами, а над ними выделялись черные дуги бровей.

Сняв с головы фуражку, он пригладил ладонью аккуратно подстриженные черные волосы.

– Здравствуйте! – сказал он, приоткрыл тонкие, строго очерченные губы, при этом, показав ряд белых ровных зубов, и по всей форме представился:

– Я, Васильев Иван Константинович, прохожу в Славгороде военную службу.

Тетя Лена крупного телосложения, очень своенравная, вредна особа недоверчиво посмотрела на него и ехидно, будто прожевала, промямлила:

– Мне это ни о чем не говорит! – и встала перед ним, загораживая возможность, пройти в комнату.

– С чем пожаловал, капитан?

– Я люблю вашу Марию, – сказал он и, глядя в ее холодные серые глаза, продолжил:

– Мы с Марией любим друг друга и хотим пожениться. Прошу вашего согласия на наш брак!

Тетя подперла руками свои пышные бока.

– Согласие на брак просишь? А ты знаешь, Иван Константинович, она зелена для замужества, придется подождать!

– Подождать? Нет, ждать нам нельзя! – возразил он.

– Почему же, позволь спросить?

– Понимаете, – взяв тетю под локоть, – меня переводят в другой город, а еще! – он ласково посмотрел на Марию.

В ее серо-зеленых глазах, он увидел испуг, она боялась, что он скажет о ее беременности. На ее лице появился яркий румянец, машинально, она взяла прядь своих волнистых волос, и прикрыла лицо.

Он притянул ее к себе.

– Не бойся, любимая, все будет хорошо, – он взял ее за руку. – У нас с Марией будет ребенок!

– Ах, вот как! – выкрикнула тетя. – Вы уже и ребенка успели сделать? – она отодвинулась от него.

Мария подошла к тете, обняла за плечи.

– Простите, тетя Лена, так получилось, ну, что теперь делать?

– А что ты собиралась делать, когда ложилась под него? А ты, о чем думал, капитан?

– Я люблю Марию! – он понимал, то, что происходит с любимой это его вина. Она не совершеннолетняя, но у него и в мыслях не было обмануть ее. Ему казалось, что его и ее любовь так сильна, и ничто не помешает, им быть вместе.

– Тетя Леночка, – умоляла ее Мария, – пожалуйста, разреши нам пожениться, – влажными глазами заглянула она в ледяные глаза тетки.

– Милочка! – тетя презренно посмотрела на неё. – Как ты посмела приехать ко мне? Ты уличная девка! Что я скажу твоей матери? Она во всем обвинит меня! Ты не знаешь, какого она нрава, честности и чистоты! Не то, что ты, не успело молоко на губах обсохнуть, а ты уже раздвинула ножки, ты распутная девка!

Никогда еще Мария не чувствовала себя такой ничтожной и униженной, если была бы возможность провалиться сквозь землю, она не задумываясь, провалилась бы. На её глазах появились слезы.

Иван с пониманием посмотрел на нее и привлек к себе.

– Не расстраивайся, милая! А вас, тетя, прошу не оскорблять Марию!

– А ты помолчи, кот пакостливый, по тебе тюрьма плачет! Учить меня будешь, как мне с этой дворняжкой обращаться! Пошел вон с глаз моих!

У Ивана вспыхнуло самолюбие, вплотную он подошел к ней и, глядя на нее с высоты своих ног, интеллигентно проговорил:

– Прошу, тетя, подбирайте выражения!.. А ты, Мария, собирайся, поедем ко мне в часть, обойдемся без благословения!

Отпор Ивана разозлил тетю, мгновенно лицо её побагровело, отскочив от него в сторону, она открыла рот.

– Ты, капитан, иди к себе в часть, а эта… – она бросила злобный взгляд на Марию, – поедет к своей матери и пусть родители решают, что делать с нею, а я не хочу, брать на себя такую ответственность! – затем открыла дверь,

– Прошу, капитан, на выход, и советую не беспокоить меня, для твоего же блага!

Иван посмотрел на неё оценивающим взглядом, усмехнулся краешком губ и повернулся к Марии.

– Идем, милая! – он взял её за руку.

– Нет! – выкрикнула тетя, резко оттолкнув от него Марию.

– Я за неё в ответе, а ты пошел вон!

Иван знал, что дальнейшие его действия только усугубят жизнь любимой.

– Мария, я заберу тебя отсюда!

– Пошел вон, заберет он! – с визгом выкрикнула тетя.

– Я люблю её! – бросил он через свое плечо.

– Люби, капитан, тебе никто не запрещает! – и закрыла за ним дверь на ключ.

– Мария! – кричал он за дверью, – никуда не уезжай, я вернусь за тобой! Решу вопрос в части и заберу тебя! Ты меня слышишь, Мария?

– Слышу, я подожду тебя, – прижавшись щекой к двери, крикнула Мария и, рыдая, сползла на пол. Её светло-русые волосы рассыпались по всей спине. Она сидела на коленях, и плечи ее часто вздрагивали.

– Уйди от двери и замолкни! – вскричала тетка, и схватив ее за волосы, оттащила в сторону, – устроила здесь «дом терпимости»! – бесцветные большие глаза тетки стали еще больше, а лицо приобрело бордовый цвет. Ноздри носа значительно расширились, тонкие губы, как у рыбы то открывались, то закрывались.

Мария не обращая внимания на оскорбления и унижения тетки, обняла её.

– Тетя Лена, миленькая, не сердитесь, разрешите нам пожениться, я люблю его!

– Забудь об этом! – оттолкнув её от себя, добавила:

– Завтра же поедешь к матери, в свою деревню! – ночью Мария пыталась открыть дверной замок и убежать, но «Заботливая» тетка не спала всю ночь, не спуская глаз с племянницы.

Всю ночь Мария проплакала, боясь разлуки с любимым. У нее было предчувствие, что никогда больше не встретится с ним.

Так и случилось. На следующий же день рано утром, тетка отправила Марию домой. А часом позже, за ней пришёл Иван. Не успел он, закрыть за собой дверь, как услышал змеиное шипение тетки.

– А, женишок, явился! Опоздал ты, уехала твоя невеста!

– Как уехала? – растерянно спросил он.

– Как и все уезжают! – ехидно ответила тетя.

– Вы шутите? Не может она уехать! – криво улыбаясь, произнес он.

– Смогла! Хотя и не хотела, – ледяным тоном сказала она.

– У нее будет ребенок, тетя!

– Какая я тетя?.. Об этом думать нужно было раньше, молодой человек!

– Тогда пожалуйста, дайте мне её адрес, куда она уехала, я поеду за ней!

– А вот этого, я сделать не могу! – с ухмылкой сказала она.

– Ну, почему? Вы представляете, что ее ожидает?

– Представляю, конечно, но ничем не могу помочь! Ищи, если любишь, найдешь! – равнодушно сказала она.

– Я вас умоляю! Пожалуйста, не ради нас с Марией, а ради нашего ребенка! Скажите, куда она уехала?

– Все, капитан, ты свободен, не смею больше задерживать! – сказала она командным тоном.

– Да что вы за человек?.. За что вы так с нами?

– За то, что ты забыл о своей чести, капитан! Соблазнил девчонку и…

– Что и? – вспылил Иван. – Я люблю ее и хочу жениться на ней! А вы изо всех сил стараетесь нас разлучить!.. С вашей стороны вы должны быть заинтересованы в ее замужестве и счастье!

– Я никому, ничего не должна и не обязана! – голос ее перешел на крик.

– Не учи меня, а научись сам сдерживать себя, Иван, как там тебя?

– Константинович! – произнес он.

– Вот-вот, Константинович, а теперь прошу, – она показала рукой к выходу.

Иван подошел к двери, повернулся к ней, подняв свой крутой подбородок и вместо слова до свидания, сказал:

– Я найду ее, как бы вы не хотели! После вам же будет стыдно!

Совершенно случайно на сундуке у двери, Иван заметил белую шелковую блузку Марии, легким взлетом руки он сгреб ее и прижав к своей груди, сунул под мышку, затем ударом ноги открыл, а после закрыл дверь.

Тетка вздрогнула и вслед ему выпустила ряд проклятий.

– Ищи, – выкрикнула она, – для этого тебе не хватит всей жизни!

Выйдя из дома, Иван присел на скамью, на его глаза накатили слезы. Закрывая лицо блузкой любимой девушки, он долго вдыхал в себя нежный запах еще неостывшего тела Марии.