Мы никогда не умрем

Жестокие времена

Евгению Шамарину

 
Под красной лавиной заката
прозрачные слёзы льёт
девчонка, которая не виновата,
что всем дает.
Прекрасна судьба поэта
в немытой, позорной стране,
и бедная девочка эта
сегодня придет ко мне.
 
 
Леха Никонов 00.45.15.08.06
 

Пролог

Асфальт устилала прохладная дымка синевы. Машин той ночью почти не было. Подружки шли по проезжей части, неуклонно приближаясь к пышечной у Финляндского, где они планировали отсидеться после удачной аферы. Таял август. Мимо молодых красавиц прошелестел ветеран войны в Афгане – один из многих, уже виденных. Подвыпивший и грустный космонавт с другой планеты, он двигался на костылях, словно циркуль. Варвара посчитала, что мужчина портит ей пейзаж. Приобняв Надю, девушка крикнула:

– Эй, Акробат! – окликнула она его.

Ветеран недоуменно обернулся на зов.

– Лови! – взвизгнула девушка, показав средний палец. Довольная своим жестом леди не заметила на себе осуждающего взгляда соратницы.

– Воспитываешь вас, воспитываешь… Один хуй долбоебы вырастают! – выдал перл Акробат и, зашатавшись, двинулся дальше.

Варя тоже была под градусом. Они развели на деньги и жратву троих состоятельных кабанов, а это ли не повод для веселья?

Рецепт разводки незамысловат, как все гениальное: вы знакомитесь в казино с состоятельными людьми, строите глазки. Ребята подходят и пытаются понравиться. Играя в мужика, приглашают девочек в заведение. Там: выпивка, дорогая еда, джазовая музыка.

Самцы думают, что вскоре отвезут вас к себе на рандеву. Парням невдомек, что официанты в теме и все уже решили: сумма в чеке завышается в несколько раз, а бабло делится пополам. Ну а чтобы уйти вовремя, можно подать условный знак: поправить волосы, уронить столовый прибор – смотря как разворачивается ситуация. Крайне редко дело заканчивалось дракой между лохами, охранниками и обслуживающим персоналом, и почти всегда мошенники были в плюсе, а идиоты попадали впросак.

– Я же говорила, что кидать их в заведениях прикольнее, чем прыскать клофелин на хатах. – Язык немного заплетался, но она продолжила свой радостный чес. – Нет, я не могу, помнишь их лица?! «Парни, вы не видели двух телок?» Вот умора! – вспомнила Варя двух олухов, выбежавших на улицу в поисках динамщиц. Ради такой картины стоило понаблюдать из-за угла.

– Что? – проронила Надежда, пересчитывая на ходу деньги, залитые желтым светом голых уличных фонарей. Пухленькая и низкорослая, она обладала нежными чертами лица. – Не, не обратила внимания. К другому тянет, – вяло добавила девушка. Той ночью 1995-го она сожалела, что ввязалась в эту переделку, которую подруга находила забавной.

– Романтики подавай? – улыбнулась Варвара, потянув на себя дверцу привокзальной кафешки – слабо освещенной и с заляпанными окошками. Прошли внутрь. Пахло дешевой едой и чем-то сладким.

– Можно и так сказать, – хихикнула подруга. Выбирая столик, куда приземлиться, она не подозревала, к чему приведет разговор. – Как было в школе, когда целуешься под лестницей, общаешься, даришь друг другу подарки. Такого хочу.

Взяв по паре пышек, девушки присели за столик. Есть им совсем не хотелось, а впрочем, пышечка просто обязана в них поместиться. Лишнее отложится в нужных местах.

– Это проходит, – высокомерно продолжала разговор Варя, закурив сигарету. Шлюха считала себя честнее, умнее и хитрее тех, в чьих кругах вращается и кому отдается. До того, как стать проституткой, каждое утро она просыпалась для того, чтобы выйти на сцену и играть свою роль – серьезно, ведь все так делают. Роль девушки, которой нужны отношения. Той, что верит в любовь и не боится решать проблемы на своем пути без чьей-либо помощи. Даже если на самом деле она знает, что отношения – кандалы, а верность – лишь предпочтение того, кто круче. Круче тот, кто платит по счетам и не задает лишних вопросов.

Если же задает, можно упрекнуть прозорливого негодяя в эгоизме, малодушии и детскости. В некотором роде это искусство – обернуть собственные грехи против того, кто их в тебе распознал. А вывернуть наизнанку можно что угодно. Хвалишься тем, что ты джентльмен? Увидим, как ты себя поведешь, когда я схвачу тебя за язык. Ты не жадный? Что же, посмотрим, на сколько тебя хватит. Хочешь, чтобы я хорошо выглядела, – плати. Скучаешь? Спасибо, теперь наше время вместе превратится в поводок, который можно ослаблять или затягивать, будто петлю, на твоей шее…

В другом конце кафешки спала на баулах тетка, торгующая тряпками в вагонах. Рядом стыл кофе в пластиковом стаканчике.

– Глянь, настолько устала, что вырубилась, или ждет пятичасовую электричку? – спросила Надя с притворным любопытством.

– Ладно тебе, – махнула Варя, окривевшая с алкоголя, – тему-то не меняй.

Подруга пожала плечами: мол, хочешь ссоры – будет тебе такое счастье.

– Ты там знаешь, еще скажи. Лошадка ты наша, самая-самая.

Стряхнув пепел на краешек круглой картонки, Варвара кивнула головой в знак согласия.

– Да, я такая.

Уж она-то знала, что к каждому нужен особый подход. И все ради того, чтобы получать от жизни максимум, прикладывая минимум усилий. В общении с мужчинами (сантехник он, головорез или еще кто – разницы нет) нужно исходить из двух основополагающих принципов: одним нужно потрахаться, а вторые в тебя рано или поздно влюбятся, потому что испытывают нужду. И тех, и других можно влегкую развести, ведь «мужчина должен».

Должен обеспечивать, холить и лелеять, всячески доказывая себе, окружающим, а главное ей, что способен для нее на все. «Служи, дурачок, – получишь значок»… Все это уже не раз объяснялось Надежде, но до нее доходило как до жирафа.

– Сейчас каждый сам за себя, и нужно искать выгоду. Ты посмотри на мужиков. Чего они хотят? Они хотят трахаться, а я хочу красиво жить. Все симметрично.

– Я фигею, что ты все к этому сводишь. – Надя взглянула на Варвару широко распахнутыми глазами. Инстинктивно она отодвинулась от подруги. «Такая красивая и такая тупица», – подумала Надежда, поправив на груди цепочку с крестиком.

– А к чему, к любви, что ли? – расхохоталась Варя, обнажив ровненькие белые зубы. – Или что, вернешься в кабак да отдашь деньги?

– Им не верну, но и на себя не потрачу, – твердо ответила Надежда.

– Неужели про манеры вспомнила? В борделе впахивали – тебя все устраивало, – съязвила Варвара, думая, что втаптывает собеседницу в грязь. С этого момента она в ней видела не подругу, у которой кантовалась несколько дней, а безмозглую соперницу. – Хочешь вернуться к этой жизни? – спросила она, без всякого удовольствия вспомнив то затхлое местечко: три душевые и шесть комнаток. Перед сексом мужик должен был помыться, но вытирался обычно грязным вафельным полотенцем, потому что их не успевали стирать. Посетителям полагались тапочки, чавкающие и вечно сырые.

– Ты пиздец, точно робот. Я просто хотела сказать, что скучаю по обычной жизни, когда не надо притворяться, чтобы что-то получить. Той искренности, которая была в школьные годы, – вновь попыталась донести свою мысль Надя.

– Я понимаю, но мое понимание обжигает, как горячий песок, – ответила Варвара, вновь вспомнив случившееся с ней на пляже. Чем бы она ни занималась с тех пор, все превращалось в антураж: секс без любви, наркотики, тусовки. – Уже давно ни о чем таком не думаю, честно. Все меняется, ты тоже изменишься, поверь.

Девушка лукавила. Обвести лоха вокруг пальца – вот что ей было интересно. Эмоции были важнее денег. Кошелек шел в подарок, благо добрых людей хватает. Раньше «зелеными» ее спонсировал Туз, а теперь приходилось вертеться самой. Ненадолго, ведь любовь в сущности – наркотик…

– Не дождешься, – сказала Надя, доедая пышку. Сахарная пыльца сыпалась на столик.

Варе надоел гнилой базар подруги.

– Пфф, ну а что ты хочешь услышать? Что я тоже по этому скучаю? Или ждешь извинений? Не умею я любить. Разучилась, не хочу, не знаю! – Громкостью своей тирады Варвара нарушила безмятежный сон дрыхнувшей посетительницы.

– Вот поэтому я больше не хочу иметь с тобой ничего общего. Не мне тебя пугать, что бабы быстро портятся.

– Что ты несешь… – прошипела Варя бывшей подруге.

– Шоссе теперь твой дом, ко мне не возвращайся. Не зря Туз тебя на улицу выставил, дуру, – добила потаскуху Надя, не обращая никакого внимания на серую пелену, пущенную в глаза. Перед своим уходом она решила вбить последний гвоздь в голову потаскухи, попросившей у нее приют.

– Без тебя разберусь, коротышка жирножопая!

– Вперед, – сухо ответила Надежда и, совершив реверанс, продефилировала прочь из кафе.

Варвара осталась наедине со своей грустью. Одиночество доказывало, что мир полон лжи и лицемерия. Вот она, благодарность за то, что девушка вытащила соратницу из борделя, который разнесли в хлам люди Туза. Достаточно было напеть криминальному авторитету, что их там обижали. Как человек сентиментальный, он расчувствовался и принял меры. Она думала, что эти меры никогда не будут приняты в отношении нее, но просчиталась. Просчиталась и сейчас, полагая, что Надя не бросит ее одну. Ну и пусть.

В приступе самобичевания Варя затушила остаток сигареты о внешнюю сторону мизинца. Обжигающая нежную кожу боль обрела красный оттенок, пропитавший салфетку каплями. Наказание за черствость.

Когда полегчало, девушка вышла вон. На воздухе ей стало лучше.

Шагая по площади Ленина, Варя вспомнила, что в Бурятии отгрохали самую большую в мире скульптуру головы Ильича:

– Мозговитый был парень. Соображал, – рассказывал ей мальчик из Улан-Удэ на какой-то пьянке в угрюмой «сталинке», среди шума и гама подвыпившей молодежи. Сначала он косил под приличного, был скучным, а когда расслабился, начал мочить шутки, человеком стал – пододвинулся поближе, заглядывался на ее грудь. Лихой, пьяный…

– Вожди понимали: размер имеет значение. Хотя все вы любите причиндалами хвастаться, а как до дела дойдет…

– А пойдем, свои покажу, – предложил он ей, заговорщически посмотрев на чуть приоткрытую дверь в ванную комнату.

– Веди-веди, если есть что смотреть.

Памятник, установленный напротив вокзала, грозно возвышался над городом, вспарывая собой фиолетовое августовское небо. Питерский монумент был не таким большим, как в Улан-Удэ, но все равно выглядел внушительно. Варвара посмотрела на революционера, обходя изваяние по кругу. Казалось, Ульянов [1] вот-вот раздавит профурсетку – накроет сапогом, спрыгнув с постамента.

Знала бы она, какой подарок ожидал его в будущем, нисколечко бы не боялась! Факт в том, что 1 апреля 2009-го Володьке подорвали бронзовую жопу. Вскоре копию покалеченного основателя СССР спрятали в деревянный ящик и отправили на реставрацию. В теленовостях сказали, что сквозное отверстие проделали местные активисты-хохмачи. Шутников так и не нашли.

Реальность снова вышла на передний план, оттеснила назад воспоминания. Оставив позади историческую фигуру, Варя осмотрелась в поисках бомбилы… Но вместо тачки уставилась на Акробата, облокотившегося на деревянный костыль. Покалеченный войной дядька деловито пересчитывал деньги, ниспосланные ему небесами (в лице Нади). Являясь неприкасаемым, инвалид вел бухгалтерию, совсем не опасаясь нападения гопоты. Участники боевых действий всегда стояли стеной друг за друга, понимая, что не нужны государству, объединялись. Этого, скорее всего, крышевали.

Поразившись поступку коллеги, Варя взяла себя в руки. Ни к какой Наде она теперь не поедет. Нащупав в кармане пару двухкопеечных монет, рванула к телефону-автомату, сулящему спасение. Монетка пропала в чреве жестяной коробки. Замерев, Варвара надеялась, что трубку поднимут люди, на которых она так долго плевала.

Набравшись наглости, девушка позвонила Вовану. Вован, он же Беспалый, был близким другом Туза и занимал особенное положение в криминальном мире, которым управлял этот человек. Почему так, она не знала, в курс дела ее не посвящали, и очень скоро любовница преступника обиделась на обоих мужчин. Неудивительно, что Вован отказался с ней разговаривать.

Телефонная трубка прерывисто пульсировала в ухо. «Давайте, ребята, Королева не привыкла ждать», – заерзала девушка в нетерпении.

Господин Туз тоже проигнорировал ее вызов. Свои последние надежды вернуть утраченные позиции Варвара связывала с Беспалым, потерявшим несколько пальцев на войне – отрубили. Отделался малой кровью, если учесть, что идейный гангстер побывал в чеченском плену.

– Привет! Беспалый?

– Да, Беспалый. Че надо? – ответил бандит, узнав звонящую по голосу.

– Отвези меня к Тузу домой, пожалуйста.

– Нужна ты здесь больно. Пацаны, прикиньте, она к папочке захотела, – обратился он к парням.

– Я очень тебя прошу, – жалобно захныкала девушка.

– Туз не хочет тебя видеть, – издевался над ней приспешник криминального авторитета

– Это неправда.

– Уже поздно. Шеф сейчас за городом.

– Ты отвезешь меня к нему или нет?

– Отвезу, отвезу. Не ной, – с нотками досады в голосе согласился бандит.

– Спасибо, миленький. Я на Финляндском буду ждать, увидишь.

– Да сиди уже, разберемся. Ща приеду.

– Спасибо, Беспалый.

Вместо ответа ухо наполнили гудки.

***

«Ща» оказалось понятием растяжимым. Прождав с полчаса, когда ее заберут, девушка была довольна, что еще не очень холодно. Летали какие-то насекомые. Боясь, что Беспалый ее не найдет, девушка отказалась ждать на вокзале. Отказалась она и тогда, когда к ней подъехал бритоголовый, принявший ее за шлюху.

Из-за опустившегося стекла «мерса» показались раскосые глаза водителя.

– Привет. Сколько возьмешь?

– Че? – спросила она с наездом и презрением в голосе, будто незнакомец ошибся и оскорбил девушку до глубины души. Она догадывалась, что за такой базар легко могла получить по лицу, ведь клиенты попадались разные, да и Туз оказался не промах.

– Сколько ты за час берешь, корова?

– Нисколько. Я друга жду. Ехай.

Харкнув ей под ноги, косоглазый уехал.

Буквально в следующую минуту ей посигналил Беспалый, припарковавшийся через дорогу. Оставив передние габаритные огни включенными, он вышел из машины и помахал Варе рукой. Дважды приглашать девушку не стоило, она прибежала сама. На лице заиграла улыбка, которую Варвара не сумела спрятать.

Сперва молчали, но потом завязался разговор. Беспалый, испытывая неудовольствие погодой, сказал: «Скорее бы зима». Она спросила, почему, и он ответил, что холода сосредотачивают.

– А вообще я люблю ноябрь. Люди прячутся от холодов. Идешь по улице, а с деревьев срываются листья. И еще снег меня прет. Первый редкий снег, как перхоть или пепел ядерной зимы. Вот что я люблю.

Он не стал углубляться в рассуждения и умолчал, что не любил август, поскольку именно летом прошлого года побывал в плену. Голодный и завшивелый, в грязных коростах землисто-песочного цвета, из которых сочился гной, он уже путался во временах года, когда его вызволили свои. На обратном пути из чеченского аула ребята попали под огонь. Их БТР подорвали, и он оказался единственным, кто выжил, не получив ни единого ожога.

Сослуживцы считали это чудом, но Владимир не считал себя героем, а тем более бессмертным, и ничего чудесного в случившемся не находил. Напротив, отсутствовавшие большой и указательный пальцы правой руки постоянно напоминали человеку о том, какой ценой – ценой жизни парней, пришедших ему на помощь.

«Приказ есть приказ, но лучше бы я сдох в плену, чем жить в кредит, мам», – скажет он матери, вернувшись домой. Слова жестокие и ужасающие, не те, которые ожидает услышать женщина, встретив своего сына на пороге, но что ты будешь делать?

Все изменилось – страна, люди, судьбы… Раньше его это не волновало, но теперь, еще до дембеля он изменился сам, начал видеть ясно и по-взрослому: видел, что морщинки на лицах любимых родителей стали другими, более заметными, а глаза печальней; видел, что народу нечего жрать – надо крутиться, чтобы выжить, а сил не прибавляется, но главное – понял, что мирное время ни фига не мирное.

Здесь, на гражданке его внутреннее время стало протекать иначе, да и опыт, полученный на войне, забрался под шкуру, не отпускал. Денег не было, не было и работы, невозвратимость тех парней окунала его сердце в лаву, и оказалось, что как раньше жить невозможно. Короче, если бы не знакомство с Тузом, человеком, вернувшим его в строй, Вован бы скис, оставив родных доживать в нищете.

Криминал – это риск, но жить вообще рисково. К тому же Туз сразу вызывал к себе уважение, особенную тягу: с ним хотелось общаться, ему хотелось служить. За него можно было умереть.

У главного был порядок с головой, вот почему он набирал в свою преступную группировку идейных, нежели уголовников-рецидивистов. Людей, которые не боялись преступать закон, но зато имели свои принципы и запреты.

Ему нравился такой подход к делу. Чего он никак не мог понять, это почему босс таскается с этой шалавой, за которой Беспалый поехал, потому что знал, насколько она важна для шефа.

– Девочка, ты не смотри на мой обрубочек. Сама знаешь, что я переучился спускать крючок левой, – сказал ей водила, заметив боковым зрением, что Варя пялилась, как бракованная правая рука держит рулевое колесо. – Ты думаешь, что тебе все позволено, не врубаешься, что тебя просто не трогают.

С этими словами он впервые за время поездки повернулся к ней.

– За что вы все меня так не любите? – спросила Варя, поежившись.

– Тебя любит Туз. Только тебе на него все равно. Хорошо хоть фингал тебе поставил, понял, кто ты такая… Я бы вообще без глаз тебя оставил.

– Зачем?.. – стыдливо спросила она, погладив пожелтевшее пятно под глазом. «Еще заметно, но очки уже не нужны», – решила девушка.

– Молчи. Я сейчас тебя подвожу из уважения к шефу. Между нами с тобой разница всего лишь в понятиях. Для меня они существуют, для тебя нет. – Беспалый знал, о чем говорил.

Война показала, на что в людях стоит обращать внимание. Показала она и то, что даже в мирное время долг, честь и пацанская дружба – не пустой звук.

– Тогда зачем ты согласился приехать?

– Воспитание, вот в чем дело. Сейчас мы приедем, я тебя высаживаю, и не дай бог (Бога нет, но все равно) тебе пискнуть! Не любят ее… Ты вот кого любишь, ну?

– Себя, – ответила она, посмотрев в окно. Во мраке еле-еле проступали очертания линий электропередач. Они напомнили ей костыли Акробата. «Интересно, где он сейчас?» – спросила девушка себя, спасаясь таким образом от продолжения разговора.

– Вот и я о том же. Не понимаешь, что однажды ты можешь лечь спать и не проснуться утром.

– Это угроза? – выдавила из себя вопрос Варвара. В разговоре с Надей она чувствовала себя гораздо более уверенной.

– Это факт. Если не мы, то кто-нибудь другой тебя загасит. И то, что я тебя подобрал, пусть будет твоим вторым шансом, отсрочкой перед тем, как зазвенит будильник.

Варя закатила глаза, делая вид, что устала слушать красивые аналогии. Она мечтала оказаться у Туза. Где угодно, лишь бы не слушать нравоучений Беспалого. Все потому, что она понимала: его доводы, простые и верные, крыть нечем.

Туз рассказывал, что участок, на котором он обосновался, был куплен за смешную цену – пару ящиков безакцизной водки из Казахстана.

Вспомнив об этом, Варвара улыбнулась. А вот местным, конечно, было не до смеха. Но что она могла поделать? Да и, честно говоря, не хотела.

Молодым, из тех, кто не сидел на героине и заимел собственные семьи, не до него – свои бы вопросы порешать, – а вот бедные пенсионеры с неприязнью поглядывали на дом Туза, огороженный высоким забором. «Все Горбатый, сука, и Ельцин, бля, дебил!» – шамкали беззубыми ртами старики, собирая бутылки. Образ жизни Туза был недоступен пониманию, далекий от дедов, как их юность. Советская Россия умерла, а они, преисполненные недовольства и страданий, остались в России обновленной, сиротливой и мельчающей. Демократичной.

За поворотом сквозь деревья показался дом шефа – постройка, держащаяся особняком, разительно отличающаяся от соседских. Окаймленная туманом шоссейных фонарей, крыша напоминала колючие иглы гигантского ежика. Подобрав сравнение, Варя подумала, что квартирки местных жителей рядом не стояли с таким жилищем. Глядя на заостренные мансарды загородного дома, любой понимал, что соперничество с Тузом – то же самое, как заказать себе путевку в крематорий.

Заглушив мотор в ожидании, пока автоматические двери распахнутся, Беспалый закончил свою мысль:

– В общем, если в голове что-то осталось, думай. А не тем местом, каким привыкла.

– Как скажешь.

Беспалый кивнул, удовлетворенный ее краткостью. Ворота открылись.

– Ну все, вылазь и проваливай, – сказал он ей на прощанье, всем своим видом показывая, что не собирается подвозить царевну к крыльцу босса.

– Хорошо, – согласилась девушка, не на шутку испугавшись. Впервые за долгое время. А ведь еще несколько дней назад она думала, что главный козырь в ее кармане и бояться нечего.

[1] В середине двухтысячных услышал такую характеристику его деятельности:

– Хотел отомстить за брата, а отомстил всей стране. – Говорит один мужик другому.

Емко и понятно. Запомнилось (прим. автора).