Но крайние формы акционизма мне все же претят. Стали претить после конкретного случая, изменившего мое восприятие мира. Преподаватель по современному искусству, Константин Александрович, рассказывал нам про Павленского. Капэйн! Так вы ругаетесь? – Леся постаралась в точности повторить колдовское произношение.
Вышло довольно-таки коряво, с вычленением начала слова и выдавленной из себя ударной гласной. Буквы «п» и «е» вместо того, чтобы выстреливать в воздух, вылетали из полости рта будто звуки пробитой выхлопной трубы. Было похоже на натуральный дефект речи.
– У тебя проблемы с произношением, – пояснил Андрей, постепенно забывающий о целях, как своего путешествия, так и Лесиной речи.
– Ну, это неважно, – Леся улыбнулась своей голливудской улыбкой. – Не хочу материться на русском. Для меня это мерзко. В принципе, не вижу ничего плохого в русском мате, за исключением случаев, когда его употребляют взамен вводных слов, донельзя засоряя речь. Но и произнести долбанный мат не могу! Родители так приучили. А отучиваться непросто. Так что капэйн! – Леся повторила корявое колдовское ругательство. – Мне придется рассказывать тебе об акциях Павленского, которые мне противны, а тебе непонятны. Но, к сожалению, это нужно для полной картины.
Первой громкой акцией этого чудика был «Шов», когда он зашил себе рот на фоне Казанского собора. Призывы к гласности у него, видите ли. Потом была «Туша» – закатывание себя голяком в колючую проволоку ради протеста против якобы репрессивной политики властей в 2013. Не знаю, может репрессии какие и были, но в 2026 мне на них глубоко фиолетово. Да и не верю я, если честно, в подобное. 2013 год – не сталинские времена все-таки, чтобы на полном серьезе говорить о репрессиях. Но не в этом, собственно, суть. Апогеем сумасшествия этой якобы творческой личности стала акция «Фиксация», когда он разделся на людном месте и прибил свои обнаженные яйца к брусчатке на Красной площади. «Апатия, политическая индифферентность!» – кричал он в своих манифестах. Ага, конечно. Потом много еще чего было: отрезание мочки уха, поджог дверей на Лубянке и у французского банка.
Я слушала с омерзением. Но мне рассказывали, что он – один из столпов русского акционизма, наравне с Pussy Riot, танцующими непотребные танцы в храме, и Толоконниковой, устроившей оргию в биологическом музее Тимирязева. Видишь ли, Толоконникову могу и хвалить, и хаять, но, как известно, мир не делится на черное и белое. Так что не стоит винить меня в непоследовательности. Константин Александрович говорил, что Павленский – столь сильная творческая личность, что притягивал за собой свое окружение, превращая их в подобных себе Самсонов, удерживающих на своих плечах современный российский акционизм.
Насчет пробелов в исторических знаниях Леся не наврала. Но ее пробелы не ограничивались историей. Обращаясь в своей речи к библейским притчам, Леся путала персонажей, перевирая сказания. Вот только заметить этого не могла ни она, поскольку глупцу не заметна его глупость, ни Андрей, потому что он не слышал не только о Самсоне, но и о самой Библии. Конечно, Самсон обрушил дом на головы фимистивлян, разделавшись со своими обидчиками и с собой, а не удерживал здание на плечах, но поправить Лесю было некому. Зато оговорка по Фрейду, как говорится.
– Гражданская жена Павленского, Оксана, отрезала себе палец в надежде заслужить прощение у великого художника, то есть великого шарлатана, конечно. Не спрашивай, в чем она была виновата. В такие тонкости я не вникала. Константин Александрович говорил, что это непубличная акция, несущая в себе идею о всесильной любви. Любовь, видите ли, побеждает даже инстинкт самосохранения. Собственно, фу, – Леся скривила лицо и высунула язык, изображая рвотный рефлекс.
– Извини, что перебиваю, – заранее извинился Андрей, долго сдерживавший накапливающиеся вопросы. – Но все эти твои акции напоминают мне заключенного в картине художника из Мидлплэта и ваннаби, отрезающих себе части тел.
– Да, это тоже имело место быть, – согласилась Леся. – Художника я создала намеренно, чтобы высмеять весь этот напыщенный маниакальный акционизм. Даже рада, что тебе довелось с ним столкнуться. Ты ведь понял мою идею? Он был не художником и не колдуном в полной мере, а призраком, оправдывающим свои безумства искусством.
– Да-да, – закивал темноборец.
– Насчет ваннаби ты тоже попал в точку. Я прочитала статью на электронном ресурсе «Медуза». «Потерять ногу, найти себя» – кажется, так она называлась. Взяла некоторые образы оттуда. Знаешь, я впечатлилась, когда прочитала о людях с синдромом нарушения целостности восприятия собственного тела. Не то, чтобы впечатлилась в том смысле, что мне понравилось. Впечатлилась в том смысле, что меня это испугало.
Представляешь, существуют люди, которые хотят отпилить себе ногу, и ничего не могут с этим поделать! Они обладают полноценным телом, о котором многие лишь мечтают, и готовы от него отказаться, изувечив самих себя! У меня в голове не укладывается. Прочитала и ужаснулась. Словно посмотрела хороший фильм ужасов. Больше того, я прониклась проблемами этих людей. Собственно, профессиональная журналистика должна именно с такой силой колыхать души! Привлекать внимание к малоосвещенным проблемам современного человечества!
Но ты забегаешь вперед. Я создала Мидлплэт по другой причине.
Андрей ощутил покалывание в затекших руках. По мере течения разговора, он чувствовал себя все свободнее, и на этот раз смена позы не вызывала стеснений. Темноборец приник к земле, последовав недавнему Лесиному примеру, и навострил уши в ожидании кульминации повествования.
– Для сверхурочного освоения учебной программы нам предложили разработку собственных акций, – Леся говорила непринужденно, но ее лицо все более омрачалось неприятными воспоминаниями. – Я пошла дальше своих одногруппников. Я не только разработала акцию, но и осуществила ее. Вот этим пальчиком, – Леся показала средний палец на своей миниатюрной правой руке. – Я лишила себя девственности. Акция называлась «Чтобы первый раз был особенным». Этакий протест против девичьих стереотипов. Понимаешь? Девочки делают из первого секса некий ритуал, выбирают якобы особо достойных мальчиков, мечтают, чтобы все было при свечах, и всякая прочая лабуда. Они обожествляют свою девственность. Мнят, как некую ценность, первичное удовлетворение естественной потребности в половом сношении.
Я мастурбировала в общественном туалете, сразу же после пары. А потом принесла на занятие свой манифест, писанным на тетрадном листе кровью моей разорванной плевы. Не заставляй меня его повторять. Я, может, и помню дословно, но не хочу сейчас краснеть от стыда. Видишь, я еще не цитировала, а уже краснею?
Лесино миловидной личико действительно залилось краской. Андрей посмотрел на это хрупкое, но столь мужественное феминистическое создание и представил, как по ее среднему пальцу стекает кровавая капля.
– Итак, я не сделала ничего плохого, – будто оправдываясь, заговорила красная, как помидор, Леся. – В отличие от юродивого Павленского, я не появлялась на публике обнаженной, ошарашивая прохожих, среди которых могли быть дети с неокрепшей и легко травмируемой психикой. Я не проявляла признаков эксгибиционизма. Я просто выступила с феминистическим манифестом в надежде искупаться в овациях, не сделав ничего, на мой взгляд, предосудительного.
Если честно, я хотела выслужиться и впечатлить преподавателей, фанатеющих от Павленского и ему подобных. И знаешь, к какому результату все это привело? Меня отправили на осмотр к психологу. Удивительные двойные стандарты! Павленский, прибивающий мошонку к брусчатке, – гений, а я, лишающая себя девственности в туалете, – психически нездоровая. Так я разочаровалась в современном искусстве. Не во всех его проявлениях, конечно, но в акционизме уж точно. Я отчислилась из художественной академии, прежде, чем психолог решилась поставить мне диагноз.
Декан факультета лично уговаривал меня остаться, а Константин Александрович, незадолго до моего отчисления признал, что все-таки в моей акции что-то было. «Художника должны щемить, – сказал он мне во время нашего последнего разговора. – Иначе он не получит развития своего таланта. Художник должен быть голодным. Тебе же известно это высказывание? Леся, поверь, ты была самой талантливой из моих учениц, и я должен извиниться за то, что счел твои творческие идеи психопатическими. Мне жаль, что ты нас покидаешь». Я выслушала его и плюнула ему в морду, сказав, что это очередная акция – акция протеста против деградирующего искусства.
Знаешь, сегодня мне стыдно за свой «Особенный первый раз». После отчисления я пережила затяжную депрессию. Мне хотелось покончить с собой. Не только из-за придания огласке моего акта искусства и публичного позора – по многим причинам, о которых я говорить не готова.
Из петли меня вытащил родившийся творческий замысел. Я размышляла над современным искусством и пришла к выводу, что оно в значительной степени подчинено моде. Половина сегодняшних художников – акционисты, не способные написать хотя бы подобие классического портрета. Все писатели уже вовсе и не писатели, а лингвистические дизайнеры. Они не придумывают душещипательные истории, а лишь выстраивают буквы таким образом, чтобы текст звучал складно и соответствовал социальным запросам.
«Критикуешь – предлагай», – ответила я на свои мысли. И мне было, что предложить. Я задумалась над возможными путями развития современного искусства и поняла, что все новое – хорошо забытое старое. Я не говорю сейчас про недавние веяния авангардизма или про более древнюю византийскую иконопись. Я заглянула куда глубже в историю. Древнейшей и, вместе с тем, высшей и наиболее современной формой искусства было Сотворение мира.
Леся с придыханием говорила о своих творческих подвигах. Постыдный отрывок повествования переменился торжественным, и неловкая краска на лице девушки сменилась здоровым румянцем.
– Моделью вашего мира… Только не смейся! – несмотря на собственное предостережение, Леся поймала смешинку и закатилась так заразительно, что и Андрею пришлось улыбнуться. – Моделью вашего мира стал кусок торта «Наполеон». Разорванные на три части слои, склеенные между собой тонкими нитями тянущейся сгущенки, ассоциировались у меня с плоской Землей, соединенной с раем и адом, а стекающая сгущенка…
– …Внематериальные нити, – договорил за Демиурга Андрей, в изумлении открыв рот.
– Не забывай, что я девочка, – подавляя свой смех, произнесла Леся. – Любовалась на кусочек аппетитного торта и придумала целый мир. Тем более, что теория плоской Земли сейчас популярна, пусть даже в большей степени, как анекдот. Хотя, почему анекдот? В Америке даже конференции на эту тему проводят. Вот, что значит, «тупые американцы»! И я никого сейчас не оскорбляю. Просто вспоминаю, с каким упоением произносил это словосочетание один из моих любимых отечественных юмористов.
– Как ты сумела создать новый мир? – все еще не закрывая самопроизвольно открывшийся рот, спросил темноборец. – Ну, то есть, не каждый же может создать целый мир?
– Честно сказать, сама до сих пор не совсем понимаю, – призналась Леся. – Я создала в голове концепт нового мира, взяв за основу спроецированную на плоскость Землю. Те исторические периоды, о которых мне было известно достаточно мало, я исключила из рассмотрения, а потому начальным уровнем развития Мидлплэта стали не динозавры и неандертальцы, а российская Эпоха дворцовых переворотов.
Копировать Землю бездумно мне показалось далеким от мира искусства, плагиатным и скучным поступком. Художник ни в коем случае не должен уподобляться копировальной машине. Потому я не стала воображать реально действующих правителей и событий. Добавив в создаваемый мир красок, я привнесла в него сказочных существ, легенды о которых ходили у разных народов Земли.
Некоторые виды разумных существ родила непосредственно моя фантазия. Многие нужны были для метафоры. Например, эльфы изначально были аббревиатурой ЭЛФ – эллинические литературные фигуры. Ну, тянуло меня к античности, несмотря на пробелы в исторических знаниях. Оттуда и эльфийский Колизей. Правда, потом я решила, что разумнее будет подогнать мир под одну гребенку, чтобы в нем не возник дисбаланс. Так эльфы стали традиционными остроухими существами.
Мимфы и вовсе возникли из-за моего скудного словарного запаса. Изначально я называла их милфами, хотя подразумевала, конечно, нимф. Поразительно, как путаются в голове созвучные термины. Так древнегреческие богини превратились в MILF, то есть Mothers I'd Like to Fuck. Ну ты понял, дамочки за тридцать пять с подтянутыми формами. Трахабельные мамаши. Когда я осознала свою оплошность, исправить ее удалось только наполовину. В итоге получилось что-то среднее между милфами и нимфами, да еще и с некоторыми чертами сирен.
– Про мимф вообще не напоминай! – раздраженно воскликнул Андрей.
– А что, тебе не понравилось? – с ехидством в голосе встрепенулась Леся.
– Не в этом дело.
– Если не в этом, тогда и не разводи нюни, – насмешливо ответила Демиург. – Я старалась идеализировать ваш мир. Привносила в него ускоренное развитие технологий, чтобы сделать жизнь созданных мною видов максимально комфортной. Моральные правила основывались на выданных Демиургом жителям Мидлплэта Мировых законах. Правда, я боялась, что вы отнесетесь к этим законам наплевательски, как люди к любому законодательству, а потому подкрепила их Скрижалями, обладающими помимо знаний неким могуществом, используемым во благо Мидлплэта.
Все это было художественным проектом, который я мечтала осуществить, но была не способна. Тогда я представила свою модель мира Демиургу, создавшему мир, в котором довелось проживать мне. Не знаю, как мне удалось наладить с ним контакт. Наверное, ежедневными обращениями и молитвами всем существующим Богам: от Иисуса до Будды. Меня услышали и позволили реализовать мой проект.
Как оказалось, мне не нужно было никаких особенных сил для воплощения в жизнь Сотворения мира. Я нуждалась лишь в разрешении, и мне его даровали. Так появился Мидлплэт, постепенно занявший промежуточное место между возникшими Даунклаудом и Лоустэйром. Мир должен быть полярным. Так мне пояснили. Сама по себе плоскость, не взаимодействующая с двумя другими, не имела смысла. Это нарушало некие незнакомые для меня физические закономерности.
Весь мир основан на физике. Даже ваши внематериальные частицы объясняются таким физическим явлением, как корпускулярно-волновой дуализм. Душа каждого жителя Мидлпэта одновременно представляет собой и нить, и частицу. Ничего не напоминает? Ах, да! Тебе, наверное, не напоминает. Впрочем, меня устраивала идея трех плоскостей вместо одной. Не стоит забывать о слоеных тортиках.
Леся облизнулась, и Андрей с ужасом представил, как она проглатывает одним разом Даунклауд, Мидлплэт и Лоустэйр, словно кусок торта. Лесины белоснежные зубы вгрызаются в земную кору, и вся Вселенная отправляется к ней в желудок, чтобы раствориться во всепоглощающей кислоте. По спине у Андрея побежал холодок.
– Не бойся, не укушу, – Леся будто читала его мысли.
– Выходит, Демиург не один? Многие Демиурги создают друг друга? – Андрей не знал, с какой стати его вдруг стали интересовать вопросы мироздания, но все же их задавал. Наверное, все объяснялось простым человеческим любопытством.
– Верно мыслишь. Я думаю, Демиургов бессчетное множество. Да и существующие миры очень разные по размерам и по структуре. Например, ваш мир куда меньше, чем мой. Пусть я живу на планете, которая сходна по географии с Мидлплэтом. Но моя планета вращается в космосе среди множества других планет, звезд, метеоритов и черных дыр. Возможно, жизнь существует и на других планетах Вселенной. И все это один мир!
Земные ученые и философы считают, что космос бесконечен. Хотя, я не особо в это верю. Само понятие бесконечности представляется мне достаточно туманным. Пифагор объяснял бесконечность на примере метателя копья. «Если мир конечен, – говорил он, – брошенное копье рано или поздно упрется в ограничивающую его стену. Но разве стену нельзя перелезть и метнуть копье со стены сверху вниз? Разве после смерти одного метателя не найдется другой, который поднимет это самое копье и метнет его вновь? Выходит, мир все-таки бесконечен».
С Пифагором я не согласна в корне. «В одну реку нельзя войти дважды», как сказал Гераклит. А если быть точнее, «в одну и ту же реку нельзя войти дважды, и нельзя дважды застигнуть смертную природу в одном и том же состоянии». Копье, брошенное второй раз, уже не будет тем самым копьем, которое бросили в первый. Точно так же с метателем. И копье, и метатель, и даже встреченная ими стена конечны в определенном пространственно-временном отрезке.
Поэтому мне начхать на то, что думают умные мира сего о бесконечности. Куда ближе для моего восприятия гипотеза о том, что Вселенная замкнута, безгранична, но все же конечна. То есть она имеет конечный объем и радиус кривизны. Я скорее допущу, что космос – эллипсоид или какая другая геометрическая фигура, чем бесконечно распространяющаяся во все стороны материя. Кому, как не мне, Демиургу, знать, что мир имеет четко очерченные границы! Думаю, вне зависимости от сложности мироустройства, общие принципы остаются те же.
Леся относилась к Демиургу своего мира с тем же благоговением, с которым Андрей относился к ней. Это слышалось в каждой нотке ее возбужденного голоса. Ее сердце билось чаще от мысли о масштабах Вселенных, упакованных одна в другую разными Демиургами, словно матрешки. Она видела во всем этом неотделимую от искусства науку. Мечтая стать современным художником, Леся стала кем-то большим, чем все вместе взятые модные художники-акционисты XXI века. Сотворение мира тоже было своеобразной акцией, несущей свой манифест. Вот только эта акция была сродни прогулке по городу с огромным шариком в виде сердечка, а не отрезанию мочки уха на заборе института психиатрии.
– Но если Демиурги создают друг друга вместе с многочисленными мирами, то кто создал их всех? С чего начался самый первый мир? – продолжил рассуждать о мироздании темноборец, хотя часть его мозга уже ощетинилась напоминанием о цели путешествия и требовала перевести диалог в плоскость вопроса о воскрешении Ани.
– Точно сказать не могу, – пожала плечами Леся. – Но, я думаю, здесь дело обстоит точно так же, как с космосом. Цепь замыкается на одном из Демиургов. Он настолько проникнут искусством, что создает не только другие миры, но и мир, в котором существует он сам. Другими словами, Демиург создает самого себя.
– Капэйн! – Андрей зачарованно выругался.
Ничего красивее озвученной Лесей истории он никогда прежде не слышал. Леся мечтательно посмотрела ему в глаза, и Андрей взвизгнул, словно ужаленный:
– Ты и есть Аня?!
Леся испуганно отпрянула от темноборца, но тут же взяла себя в руки:
– Нет, я не Аня, – от мечтательности не осталось и следа, будто девушка вспомнила чрезвычайно неприятное обстоятельство, омрачающее все ее творческие достижения.
– Тогда где она? – завертел головой Андрей. – Я пришел просить тебя о ее воскрешении!
– Хм, – Леся стерла рукавом своего платья выступившую на лбу каплю пота. – Убедил. Давай поговорим о тебе и об Ане. Как ты думаешь, кто ты?
– Я темноборец, – Андрей запнулся. – Ну, то есть человек.
– Да, но существует один нюанс твоего существования. Я не создавала тебя. И ты не являешься потомком существ, которых я создала и которым даровала дальнейшее самостоятельное развитие. Более того, ты вообще не рождался, отчего и не помнишь толком свое детство и своих настоящих родителей. Ты появился в Мидлплэте в тот момент, когда вошел в комнату с колдуном, убивающим твою невесту.
Андрей молчал. Он не знал, что ответить.
– Понимаешь ли, некоторые разумные существа стали появляться в Мидлплэте вне зависимости от моей воли, – продолжила говорить Леся. – Они рождались из моего подсознания. В тот момент, когда я была практически убеждена, что создала идеальный мир, избавленный от войн и страданий, мои надежды порушились. Подобные тебе каким-то непостижимым образом украли идею ядерного оружия из моего мира и поместили ее в ваш. Кровопролитные войны затронули весь Мидлплэт. Все началось с Эльфозных сражений и образования ЕТЭГ.
Я оплакивала каждого убитого, но не замечала самой страшной угрозы – тебя. Ты – суицидальная часть моего подсознания. Все, что тебе нужно, – уничтожить Мидлплэт, чтобы я умерла. Мое сознание настолько крепко привязано к созданной мною творческой композиции, что нарушение ее целостности приведет к отключению моего мозга. Ты убиваешь меня изнутри.
– Никого я не убиваю! Врешь! – закричал Андрей и принялся, не жалея костяшек пальцев, молотить землю кулаками. – Я пришел, чтобы спасти Аню! Я люблю ее! Люблю!
Леся испуганно отползла в сторону, не переставая поддерживать диалог:
– Гетеборг. Эльфийский гидрополис. Железнодорожный. Ты же сам за собой замечал. Вампиры превратились в ядерный пепел из-за тебя. Выживших добивают поднявшиеся с океанского дна эльфы, готовые напропалую грабить и убивать. Черви Карпатова становятся причиной массовой эпидемии в Москве, катализируемой радиоактивным заражением. Ты уже начал меня убивать!
– Не-е-ет! – Андрей издал истошный вопль, и его глаза налились кровью.
В следующую секунду темноборец бросился на Демиурга, намереваясь убить ее голыми руками. Леся вовремя увернулась, и Андрей пролетел мимо нее, несколько раз кувыркнувшись по тимофеевке через голову.
– Я говорю правду! – закричала Леся, попутно размышляя, в какую сторону ей отпрыгнуть на этот раз. – Если ты так сильно любишь Аню, то почему был фригиден к ней? Вы ни разу не занимались любовью! Какого цвета у нее волосы? Ты помнишь детали лица? Кого ты любишь, Андрей? Пустое имя?
– Я помню связанные с ней моменты!!!! Она была жива!! Мы любили друг друга и собирались жениться!!!
– Андрей, ты все это выдумал себе, чтобы убить меня. А я позволила тебе переместиться в этот мир, чтобы ты понял свое предназначение и смог от него отказаться. Я не могу помешать тебе иначе, потому что ты часть моего подсознания. Ты появился в нем с момента моего отчисления из академии, когда я находилась в ужасной депрессии и хотела повеситься. Не убивай меня! Я хочу жить!
– Я могу спасти Аню?
– Можешь. Но в чем смысл такого спасения? Как только вы вернетесь в Мидлплэт, вас настигнет Демиургова кара, о которой говорил художник! Демоны Хэйла вырвутся из Лоустэйра и начнут настоящую бойню в Мидлплэте. Сама Смерть поднимется в Мидлплэт, чтобы вершить правосудие. В этой войне погибнут все разумные существа! И это тоже часть моего подсознания! Я не контролирую Демиургову кару!
Андрей не хотел ничего слушать. На него волнами накатывали воспоминания. Аня, с задором расшибающая об асфальт коленки. Аня у постели больного Андрея. Аня на берегу Москвы-реки. Аня и страстные поцелуи, которых, пусть даже не было, но они могли быть после ее спасения.
Воспоминания вовсе не были воспоминаниями. Пусть так. Но они наверняка представляли собой счастливое видение возможного будущего. Андрей не любил Аню, потому что никогда ее не знал, но, вместе с тем, Андрей самозабвенно любил Аню, потому что она являлась ему во снах.
Любовь – это не только воспоминание. Любовь – это еще и мечты.
С обезумевшим видом Стопарин накинулся на Лесю и схватил ее за горло. На этот раз Демиург не успела отскочить в сторону. Ярость придавала Андрею мужества. Темноборец был вне себя от гнева, отчего его скорость и сила приумножились во сто крат. Леся не была готова к такой реакции. Она упала навзничь и захрипела. Андрей сдавливал ее горло, намереваясь вырвать гортань.
– Нет! – из последних сил прохрипела Леся.
Андрей сжимал руки до посинения костяшек пальцев. Он был уверен, что сможет убить Демиурга, но глас рассудка ему помешал. Со смертью Леси исчезнет Мидлплэт, который зиждется на ее сознании. Возвращать Аню будет некуда. Андрей разжал руки и отполз в сторону, подминая под себя тимофеевку. Леся покатилась по траве и закашлялась.
– Капэйн! – закричал Андрей. – Все равно ты мне скажешь, как ее вернуть! Иначе я буду пытать тебя до скончания веков! Тебе будет больно, Леся! Слышишь меня?!
Леся слышала, но не могла поверить своим ушам. Столкнувшись лицом к лицу с собственным суицидальным подсознанием, она не смогла ничего ему противопоставить. Как убедить не убивать ее существо, чье предназначение заключалось в убийстве? Оставался последний вариант. Леся разжала губы и прошептала:
– Копай.
– Что?
– Копай. А когда докопаешься до того, что ты ищешь, помни: никогда не поздно все исправить. Если ты докажешь себе, что по-настоящему любишь Аню и пронесешь эту любовь через весь отмеренный тебе век, у тебя будет шанс искупить свои согрешения, спасти Мидлплэт и мою жизнь. Истинная любовь – такая же высокая форма искусства, как Сотворение мира. Возможно, сейчас для тебя мои слова – пустой звук, но, когда начнется Демиургова кара, истинная любовь окажется единственным оружием в этой войне.
– Лесь… – Андрей нерешительно подошел к Демиургу и заглянул в ее искренние глаза.
– Чего тебе еще?
– Прости за то, что я существую.
Леся устало подняла руку и трясущейся ладонью показала Андрею свой средний палец.
– Капэйн? – спросил темноборец, успокаивая свой пыл.
– Капэйн, – все так же коряво повторила за ним Леся.
Андрей упал на колени и принялся копать землю, с корнями вырывая траву. Грунт оказался влажным и, оттого, податливым. Темноборец копал с усердием и остервенением, будто без лопаты готовил окоп для грядущей Войны между мирами, порожденной Демиурговой карой. Андрей откидывал от себя грунт, напрягаясь до боли в сердце. Он не обращал внимания на усталость и на одышку. До чего он должен был докопаться?
На глубине полуметра под слоем земли Андрей нащупал холодную женскую руку. Аня! Стопарин начал откидывать землю с удвоенной силой, откапывая погребенное тело. Докопал до лица и принялся освобождать от земли залепленные влажными комьями чернозема глаза и ноздри.
В следующую секунду пласт почвы вместе с оживающей Аней и темноборцем провалился на глубину, заскрипев, словно Лифт между мирами.