Так. Сейчас куплю телефон. Позвоню Борисычу… Ага, сука! Я же не помню его номера. Все номера в старом телефоне. Тогда сразу поеду. Нужно на вокзал. Отсижусь у него. Там разберемся.

На вокзале я пытаюсь держаться подальше от полиции. Покупаю билет до Сочи.

– Добрый день. Ваши документы.

Оборачиваюсь.

Двое молодых парней в полицейской форме. Дубинки. Наручники. Пистолеты.

Вытаскиваю паспорт. Протягиваю.

– Домой еду, – говорю. – А что, что-то случилось?

– Оглядываетесь много, – улыбается. – С прошедшим днем рождения. – Возвращает мне паспорт. И они отходят.

Ну да – заглядываю сам – как и сочиняли, мой день рождения был вчера.

До рейса еще семь часов.

Я должен с ней поговорить. Я должен ее увидеть. Нельзя вот так бросать ее здесь одну. Маришечка. Красотулечка моя. Я верну тебя. Я верну нам нашу жизнь.

Беру такси.

– ЛотБанк.

Выхожу неподалеку. Жду.

Уже почти шесть. Скоро.

Вижу. Вот она. Моя красотулечка. С ней никого. Она садится в нашу синюю Хонду и едет.

Быстро ловлю такси.

– Пожалуйста, за этой машиной.

Улица Цветочная. Она едет домой. Это хорошо.

Паркуется. Заходит в дом.

Расплачиваюсь. Выхожу из машины. Оглядываюсь.

Осторожно проникаю во двор. Подхожу к окну. Оно вновь вставлено на место. Никого не видно. Наверное, поднялась в спальню.

Дождаться ее здесь? Или постучаться? А вдруг она дома не одна. Или опять залезть через окно?

Спускается. Надеюсь, она увидит меня сквозь занавески.

Стучу по стеклу. Нет. Ее уже нет в комнате. Значит, не услышала.

Бороться до конца! Любой ценой!

Иду к двери. Нажимаю на звонок.

Включается домофон. Ее голос:

– Я слушаю.

– Марин, это я, Паша.

В этот момент что-то тяжелое обрушивается мне на спину. Потом еще раз.

Я падаю. И замечаю, как меня бьет деревянной битой мужчина. Это тот вчерашний. Поддельный я.

Он размахивается. И опускает биту мне на спину.

Все расплывается.

Сначала чувствую тряску. Потом становится слышен какой-то гул. Какие-то голоса.

Открываю глаза. Я уложен в креслах. Еду в полицейском уазике. Руки в наручниках. Все тело изнывает от боли. Будто из-под танка выбрался.

– Он очнулся. – Рядом молодой парень в форме.

Ко мне поворачивается усатый полицейский, сидящий на переднем сидении. Капитанские погоны на плечах.

– Как самочувствие?

– Вам жаловаться все равно бесполезно, – произношу сквозь кашель.

У него звонит телефон.

– Да, он пришел в себя. Нет, не ранен. Не сильно. Подъезжаем уже.

Смотрю в окно. Деревья. Какой-то лес. Здание.

Меня вытаскивают из машины, и капитан сопровождает в помещение.

Похоже на больницу.

Нас встречает упитанный старик. Директор тут, что ли?

– Это ваш? – выдает усатый, когда тот подходит ближе.

– Да, да, наш, – лепечет тот и обращается ко мне: – И как ты ноги не сломал, прыгун? – Затем указывает рукой в комнату. – Сюда, пожалуйста.

В комнате деревянный стол, шкаф, стены увешаны грамотами в рамках.

Капитан усаживает меня на кушетку и снимает наручники. Боль снова пронзает тело. Словно мне вырвали позвоночник.

– Документы на него есть? – спрашивает он и подходит к директору.

– Конечно, конечно, – тонким голоском тараторит тот. – Вот история болезни. Других его документов нет.

Я вчитываюсь в ближайшую грамоту на стене.

Это психиатрическая лечебница. Вашу мать. Вашу мать!

Усатый берет документы и начинает изучать. Подходит ко мне.

Я замечаю мою фотографию на одном из документов. Поверх ее какая-то печать.

Они решили меня в психушку упечь?! Суки! Меня устранили. Отправили в сумасшедший дом.

– Сестра, проходите, – говорит директор. – Давайте скорее. У него может начаться паника.

Пожилая женщина с добрым лицом садится рядом со мной. У нее в руках шприц.

Они сделают из меня овощ.

– Командир, – выдавливаю я, глядя на полицейского. – Это подстава. Меня хотят сюда оформить. Я там кому-то помешал.

Присутствующие неподвижно смотрят на меня.

Я продолжаю ныть:

– Этого всего не должно быть. Помоги мне. Разберись во всем. Пожалуйста. Большего не прошу.

Усатый поворачивается в сторону директора. Главный, сука, врач. Тот пожимает плечами. Капитан возвращает ему историю болезни. Выплескивает:

– Выздоравливай. – И скрывается за дверью.

Игла входит в мое плечо. Оно загорается изнутри.

– Все хорошо, мой милый, все хорошо, – бормочет женщина с добрым лицом.

Теряется фокус.

– Борисыч, ты спишь?

Я приподнимаю голову. Темно. Кто-то в двери. Входит в комнату – в палату.

Приближается.

Я потираю глаза.

Поседевший мужчина с заметными морщинами.

– Борисыч, ты чего в этот раз учудил? – Садится на край моей кровати. – Ты что, правда, к Павлику поехал?

Я разглядываю его пижаму.

– Я тебе, наверно, о нем все уши прожужжал, – ухмыляется он. – Ну и как сынишка мой? Помнит меня?

– Косинов! – в палату врывается женщина в белом халате, делавшая мне укол. – Вернитесь в свою палату. Оставьте его, ему нужен покой.

Она хватает моего гостя за руку и тянет на выход.

– Да и вам тоже спать нужно, – ворчит она на него. – Ночь на дворе.

– Отца-то помнит он?! – кричит мужчина. – А, Борисыч?! О батьке-то вспоминает? Это ж кровинушка моя! – слышу я уже из коридора. – Я ж ему всю жизнь…

Ощущение – будто я просыпаюсь, и еще не разобрать, где сон, а где явь.

В палату вновь входит та же медсестра.

– Ну не переживай, мой милый, все хорошо, – она обнимает меня, берет за лицо, всматривается необычным нежным взглядом. – Как же ты все-таки на сына похож.