Правильно говоришь, молодец! Заговор это. И ничего больше.
– Не понимаю… – упёрся вопреки надеждам Директора Гарна. – Такую операцию провернуть… Шило в мешке не утаишь… а ещё нужно построить лагеря, нанять инструкторов, закупить оружие и тяжёлую технику… Невозможная это задача, невыполнимая!
Это верно, что невыполнимая, и очень жаль, что кригскоммандер Гарна не пошёл по ложному пути. Впрочем, это ничего не меняет. Приговор ему уже вынесен.
– Ты скажи мне, гвардия, навыки свои фронтовые не растерял? На пузе есть желание поползать?
– Хоть сейчас!
Дальше понятно. Развяжут язык кому-то из "братьев", выведав у него координаты ближайшей точки. Рванут на местность, чтобы самим поглядеть, что там творится. А там, конечно, творится…
Откинувшись на спинку, Директор напряжённо задумался. По-хорошему их надо ликвидировать. Причём немедленно, пока они ещё кому-нибудь что-нибудь не брякнули. Но это шаблонно, а вот если подумать… То получается, что кригскоммандер сумел подсветить несколько дыр в налаженной Отделом системе. А такая информация для Директора – на вес золота!
Болтать они не будут, это опасно для них самих. Сначала попытаются разузнать как можно больше, но чем больше разузнают, тем лучше поймут, что идти им с такой информацией – некуда. Не поверит им никто, даже слушать не станет без железобетонных доказательств. А их, доказательства эти, ещё достать надо.
Не станет Директор их трогать, по крайней мере, сейчас. Кто же режет курицу, несущую золотые яйца? Вместо этого он обложит их плотной слежкой с тем, чтобы понять, как дальше они будут рассуждать и действовать. Чтобы проникнуть в образ мыслей противника, который сегодня – они, а завтра – кто-нибудь другой, Отделу неизвестный.
Чистка подождёт. Возможно, недолго, а возможно, и дольше, тут уж всё зависит от курочки—несушки.
Свернуть которой шею можно в любой момент.
***
– Пошли. След в след, левый квадрант бери. И аккуратно!
Осторожно, почти бесшумно, Гарна и Гебар выдвинулись в ночную тьму. Им было невдомёк, что вслед за ними на высоте нескольких метров неслышно плыл маленький, включивший режим активного камуфляжа, дрон.
Директор выставил яркость на максимум и увеличил чувствительность микрофонов, чтобы слышать каждый, исходящий от объектов, шорох. Их было видно как днём, в видимом, инфракрасном и, если потребуется – электромагнитном спектре.
Хорошо идут, черти, чувствуется выучка. Гвардии не зря присвоили высокую степень опасности. Каждый её оперативник стоит десятерых, умея, если потребуется, работать полностью автономно. Что кригскоммандер с блеском и продемонстрировал! И хотя Директор вёл их с помощью сложной, на столетия опережающей местную, техники, он не расслаблялся. Войны и спецоперации выигрывает не техника. Люди – выигрывают, даже если они дикари с дубинами.
Не доходя до точки, Гарна вскинул левый кулак и остановился. Директор мысленно припал к несуществующим наушникам, вслушиваясь в каждое слово.
– Что случилось?
– Человечек твой, часом, не соврал?
– В смысле?
– В прямом. Если у них такая деятельность развёрнута, где охранение? Они что, лес не пасут?
– Да чёрт их знает, может, далеко ещё.
– Какой далеко, меньше километра! И ни следов, ни мусора, ни веток обломанных.
Молодец, подметил отсутствие следов пасущих периметр отрядов. В связи с отсутствием за ненадобностью самих отрядов.
– Останавливаемся.
– Мы вот здесь…
– Вижу…
– …я и думал на опушке залечь…
– Не нравится мне это. Холмы есть в окрестности?..
– Есть один… Но это возвращаться придётся, крюк делать…
– Тогда возвращаемся и делаем…
Непрост кригскоммандер, хорошо его вышколил командир. И фронт – вышколил.
Директор повёл дрон дальше, параллельно перехватив систему наблюдения за периметром. Её потребуется вовремя отключить, иначе Гарна сотоварищи взберётся на холм, пройдёт мимо раскиданных всюду камер и быстро окажется в клещах поднятых по тревоге дронов.
Двадцать метров до границы… пятнадцать… десять…
– Тут заляжем. Впереди просвет, поляну видно.
– А чего повыше-то не подняться? – удивился Гебар.
А и правда, чего не подняться?
– А того, что либо они раздолбаи полные – так подступы оголять, либо мы, потому что прямо в ловушку к ним забредём. Не могли они холм сверху не прикрыть, не могли – и точка!
– Согласен, только не видно отсюда ни рожна.
– Сам же говорил – церковная оптика. И потом, глянь, как луны светят.
Вот и ещё одна дырочка. Кто-то чрезмерно понадеялся на технику и на то, что потенциальный наблюдатель непременно захочет взобраться на возвышение. Только он не захотел! И вместо этого, почуяв неладное, залёг на дальних подступах.
Кригскоммандер обошёл систему охраны, которую не должен был обойти, увидев то, чего не должен был увидеть. Никогда и ни при каких обстоятельствах – не должен. Но увидел! Курочка—несушка вновь снесла золотое яичко.
Отодвинув ещё ненадолго неизбежный приход мясника.
***
– Эффекты… фокус… – произнёс Гарна нерешительно.
Не эффекты, совсем не эффекты. Интересно, как они отреагируют на увиденное? Попытаются найти "разумное объяснение", или…
– Нет, натягиваешь… И начинаешь нести ересь, про фокусы и усыпления. Ты разведка или хрен собачий?..
Значит, всё-таки "или". Не ограничатся они домыслами, не успокоятся. Да и Директор бы на их месте не успокоился, ведь они, по сути, ничем от него не отличаются. И цели у них схожие, потому что он за свою планету сражается, а они – за свою. И главное оружие в той войне за тысячелетия изменений тоже не претерпело, потому что имя ему – мозги!
– Что мы видели и что слышали? – принялся размышлять Гарна. – Гудение, рябь по бортам, пузырь, хлопок и – всё…
– Э, не-е, не бросаем нить, до конца разматываем…
– Фантастика, говорю, получается…
– Тогда не знаю… Дальше уже полная ересь…
– Я вот, помнится, на фронте нищенку одну заприметил… И размотал её, тварь… Потому что за ней, за ересью, самый страшный враг скрываться может… Чтобы все отмахнулись, чтобы никто копать не стал… А я не боюсь и скажу. Не отсюда наш враг, а оттуда.
– Ты хочешь сказать, что Империя стала объектом вторжения из космоса?
Именно это он сказать и хочет, потому что привык нестандартно мыслить и ни черта не боится. А чего бригадному капитану бояться? Кроме мирной, семейной жизни, к которой вчерашний фронтовик приспособлен чуть больше, чем собака – к зонтику.
– Но зачем ему шпана?..
– …если это, как ты говоришь, вторжение, то им опять-таки армия потребуется. Чтобы своими не рисковать, чтобы наших же пацанов нам на головы и обрушить!.. Добычей мы стали, гвардия… Ты сам подумай – что им эта шпана, которой наберётся – сколько?.. Зачем этот сыр-бор?… А вот если всю планету под себя подмять, то тут уже дело другое. Такая овчинка выделки стоит, особенно если чужими руками выделывать!
Директор остановил запись и невидящим взором уставился в окно. Не думал он, не гадал, что сидящие на кухне провинциальной квартиры разведчики вскроют одну из самых охраняемых тайн, к которой допущен не каждый из своих. Но они вскрыли, чем занесли над собой безжалостный, карающий меч.
Ничего, кроме могилы, им не светит, но и туда Директор их просто так не отпустит. Он выжмет их досуха, чтобы понять, не прокололись ли "дьяволы" где-нибудь ещё. И, поняв, законопатит все дыры намертво. Так, чтобы больше никто! И нигде!
А иначе – никак!
***
Операция "Авангард" начнётся глубокой ночью. Жители Империи не сразу поймут, что происходит, и не сразу поверят, потому что как в такое поверишь? Разбуженные странным, идущим отовсюду рокотом, они выскочат на улицу, задирая головы к небу и испуганно переговариваясь.
– Мама, смотри! – показывает чей-то мальчик на снижающиеся по крутой параболе огни. Огни приближаются, раскаляясь добела и отпуская густые хвосты дыма. Кометы? В небе оглушительно грохает, с крыш пронзительно взвывает сирена.
Крича и толкаясь, люди бегут к построенным после ракетных ударов бомбоубежищам. Кому не хватило места – мчатся обратно домой, чтобы пересидеть в подвалах. Лучше там, чем на улице. Хотя на самом деле без разницы, ведь от идущего сейчас к поверхности десанта ни в каком подвале не отсидишься.
Парит, несётся по орбите стайка переброшенных "оттуда" и собранных на верфях Зари тяжёлых кораблей. Маяком для десантирования не пользуются, потому что малоизучен, хотя вроде и надёжен.
Выходят на заданную траекторию, сверяются с показаниями приборов. Время!
Вспышка, другая. Отстреливаются, отделяются от рубленых корпусов десятки огромных капсул. Растянувшись цепочкой, бьют маневровыми, неторопливо разворачиваясь к планете.
Где-то внутри, скрытые под бронированными кожухами, начинают коррекцию орбиты бортовые. Просыпаются, стартуют маршевые двигатели. По корпусам проходит мелкая дрожь. Точка перицентра сдвигается "в минус", траектория превращается в крутую, упирающуюся в нужные координаты параболу. Пошли!
Рассыпавшись над Континентом, капсулы распределяются над крупными городами. Тормозят, снижаются, входят в плотные слои. Вокруг обшивки вспыхивает, разгораясь, призрачная корона плазмы. Наливается энергией, ревёт, превращаясь в жуткое, белое пламя. Тем, кто внутри – не страшно. Это раньше, в прошлой жизни, они бы испугались. А теперь…
– Экзопехоте – проверка тактической сети.
– Первый в сети…
– Второй…
– Третий…
– Диагностика оружия и экипировки, – привычно приказывает командир.
Леший пробегается глазами по зелёным строчкам отчёта. Всё в порядке, всё готово. Ко второй фазе – готово!
Снизившись до нескольких километров, аппараты вновь ударяют двигателями. Тела наливаются свинцом, в экзокостюмах активируются поддерживающие системы.
Двести метров в секунду… сто пятьдесят… сто… Двигатели – в норме, системы жизнеобеспечения – в норме, системы активной защиты – на минимуме.
Спёкшаяся в корку почва принимает на себя тяжёлые опоры. Гладкие яйцеобразные корпуса идут трещинами, обнажая содержимое – огромные десантные кассеты, состоящие из плотно упакованных модулей.
Отстрелив остатки обшивки, модули переходят в горизонтальное положение. Роняют аппарели, активируют антенные решётки, нащупывая и подключаясь к ближайшим приёмникам. Есть сеть, и не тактическая – глобальная, широкополосная. На случай сбоев на орбиту выведена спутниковая группировка, плотно перекрывающая весь Континент и отслеживающая перемещения войск противника.
Рассекая ночь лучами прожекторов, из десантных отсеков выкатывается техника. Хлестнув струями раскалённого воздуха, в небо уходят флаеры и дроны прикрытия. Такран – вон он, буквально в полукилометре. Можно было высадиться прямо в центр, тараня и снося корпусом хилые многоэтажки, но лишняя, будоражащая население жестокость сейчас ни к чему. Её и так хватит, жестокости. С лихвой – хватит!
– Отделение, по машинам!
Быстро погрузившись в "Титаны", рвут с места. Выруливают на автостраду, расталкивая по кюветам грузовики и легковушки. Берут курс на Дворец.
Столичное небо вспарывают корпуса флаеров. Над центральными районами зависают, поводя скорострельными пушками, "Шершни" и "Скорпионы". Отслеживают, подсвечивают рамками маркеров мечущихся внизу людей. Анализируют степень угрозы. Посылают данные "на почву", упрощая задачу подходящим войскам.
– Катран, Катран, я – Первый имперский, – надрывается в микрофон радист. – Катран, ответьте!
Но не отвечает Катран, ни по рации, ни по "вертушке". Молчит Катран, как воды в рот набрал.
– Всем, всем, всем, – не сдаётся радист. – Говорит Первый имперский полк. Столица атакована неизвестным противником, повторяю – столица атакована неизвестным противником. Всем, кто меня слышит, приказываю немедленно выдвинуться к Дворцу. Повторяю, всем, кто меня слышит…
Но никто не слышит, точнее, слышит, но нечто другое. Обращение Его Превосходительства – слышит, транслировавшееся по всем каналами и подкреплённое соответствующими, доставленными из центра, депешами правительственной почты. Притом что ошеломлённый происходящим Канцлер ещё ни к кому не обращался!
Выскочившие из штабов и блиндажей офицеры кидаются наперерез построившимся, чтобы идти к столице, войсковым колоннам.
– Отбой! Отбой, вашу мать!
Ещё бы не отбой, если в обращении Канцлер призвал всех к спокойствию. И отдал войскам строгий приказ не вступать в какое-либо противоборство с "нашими друзьями из иных миров"!
– Что за чёрт, – хмурится боевой генерал и, вопреки распоряжениям, поднимает по тревоге недавно вернувшуюся с фронта танковую дивизию. Взревев моторами, тяжёлые, приземистые машины выкатываются из боксов и выстраиваются в колонну.
– Ходу!
Выезжают на трассу, идут к столице, кроша гусеницами асфальт. На подходе к Такрану напарываются на импровизированное заграждение в виде огромного, стоящего поперёк дороги вездехода, солдат в металлической броне и жутковатых, сплетённых из металлических прутьев конструкций с сидящими внутри пилотами.
Осторожно высунувшись из люка, командир оглядывает диковинного врага. Услышав гул, поднимает голову к небу, в котором грациозно парит несколько тяжеленных, с его танк размером, машин.
– Восьмая бронетанковая, почему покинули место дислокации? – рявкает откуда-то многократно усиленный голос.
– Я… Мы… – запинается офицер, прикидывая возможности противника. – У меня приказ от генерала Артана!
– Генерал Артан – мятежник и в ближайшее время предстанет перед судом. Напоминаю, что в своём обращении Его Превосходительство приказал всем войскам оставаться на местах. Немедленно разворачивайтесь и возвращайтесь в часть, в противном случае мы будем вынуждены применить силу!
– Тогда… Тогда мне нужно подтвердить приказ Его Превосходительства в Генштабе! – находится командир.
– Генерал–комендант Некар на связи, – раздаётся из динамиков гостей знакомый голос. – Кто это? Восьмая бронетанковая?
– Так точно! – козыряет по привычке офицер.
– Ты что, твою мать, делаешь под Такраном? – рычит вышестоящее начальство. – Вы что, приказы не читаете и обращений не слушаете? Или вы отупели вконец, или правда взбунтовались? Потому что одно дело это выполнять приказ и совсем другое – ему перечить!
– Никак нет.
– Не слышу!
– Никак нет, господин генерал—комендант Генерального штаба!
– То-то же! Разворачивайся и возвращайся в расположение. По прибытии – взять под стражу Артана и ждать новых указаний. Назначаю тебя временным командующим дивизией. Отбой!
Сняв шлемофон, командир вытирает со лба пот. Что теперь, переть буром в нарушение приказа? Генерал, правда, говорил, что это фальшивка… Но даже если так, то всё, что Восьмая бронетанковая может сейчас сделать – это погибнуть в полном составе. Потому что у них, кем бы они ни были – такая техника… И такие возможности!
– Мы уходим! – кричит командир. – Уходим…
Генерал был прав, дивизия получила приказ не от своих, а от искусника. От машины, заранее обученной имитировать голоса и даже изображение высшего командного состава Империи. Настоящий генерал—комендант сейчас даёт показания в камере, куда его доставили по наводке приёмника прямо от любовницы. Слаб в коленках оказался генерал, только икнул, когда, высадив дверь, в комнату ворвались двое в десантных "экзококосах". А попробуй с ними, повоюй!
Следующая фаза – нейтрализация способной на неприятные сюрпризы Гвардии. Чужими руками – нейтрализация, руками ненавидящих бывшую родину, обученных не бояться ни бога, ни чёрта, "прозелитов".
В домах по всему Такрану слетают с петель двери. Солдаты вламываются в квартиры послушавшихся фальшивого приказа гвардейцев, напарываясь тем не менее, на ожесточённое сопротивление. Потому что приказ – приказом, а Гвардия должен быть готова ко всему!
По визорам секут пули, гремят взрывы ручных гранат. Хорошо обученные профессионалы сходятся с врагом, но преимущество не на их стороне. Разрывные иглы прошивают стены, раня ни в чём не повинных соседей. Солдаты рычат в усилители, призывая непокорных к порядку. Им не верят, понимая, что Канцлер не мог санкционировать уничтожение Гвардии.
В отчаянной попытке скрыться кто-то выпрыгивает из окна. Другие умудряются уйти через балконы и чердаки. Немногие прозорливые, ослушавшись приказа, стянулись во Дворец сразу после начала вторжения.
Гвардия не обучена противодействовать инопланетной технике. Гвардия уничтожена, её штаб-квартира взята, личный состав арестован или ликвидирован. Нет больше тех, кто представлял наибольшую угрозу операции. Ушедшие от прозелитов отдельные оперативники – не в счёт…
Канцлер заперт во Дворце вместе с Первым имперским. Ни на что не надеясь, он тем не менее отдаёт приказ драться до конца.
Элитный полк рассредоточивается по местности. На крышах, выцеливая ближние подступы, залегают снайперы. Пулемётчики вышибают стёкла и упирают сошки в дорогую мебель.
Гранатомётные расчёты раскладывают треноги, оставляя в паркете глубокие борозды. Выставляют нужную высоту, наводят, фокусируют оптику. Досылают в затворы выстрелы и взводят пусковые механизмы.
Остатки Гвардии берут под охрану Тронный кабинет. Разбирают из арсеналов автоматы и магазины, раскладывают по подсумкам гранаты. Отводят затворные рамы, придирчиво осматривая новенькое, в масле, оружие. Непристрелянное, но выбирать не приходится.
Поставленная под ружьё прислуга таскает из распечатанных кладовых мешки с песком, оборудуя в коридорах баррикады. По периметру Дворца выкатывается несколько танков, к небу поднимает ствол невесть откуда взявшаяся установка реактивной артиллерии.
Запершийся в кабинете Канцлер пытается понять, что происходит. Он не одинок – такие же настроения царят и в Авриуме, и в Каганате. За дверью – тишина, подошедшие и окружившие Дворец прозелиты не идут на штурм, ничего не говорят и не предлагают. Это странно и это страшно, но то, что происходит дальше, уже вообще не лезет ни в какие ворота.
С внутренней, незащищённой стороны вдруг сами собой распахиваются двери. По коридорам в направлении Тронного кабинета бесшумно скользят призрачные, едва заметные силуэты. Кто-то из защитников замечает артефакты в работе камуфляжа и поднимает тревогу. Не привыкшая воевать с призраками Гвардия преодолевает минутное замешательство и переходит в яростную контратаку.
Тишина взрывается криками и матом, под потолочной лепниной плывёт пороховая гарь. Автоматные очереди выбивают мрамор из статуй, последние из гвардейцев сходятся с приблизившимся призраками врукопашную.
Защитники Дворца погибают, получив иглу в переносье или едва ощутимый, почти безболезненный удар мономолекулярным ножом. Один из штурмующих тяжело ранен подорвавшим себя гранатой противником. Двое – убиты прямым попаданием из станкового, расположенного в одном из коридоров, гранатомёта.
Канцлер вслушивается в тишину, понимая, что всё кончено. Что надо выходить, иначе будет хуже. Его Превосходительство не успевает набраться мужества, как запертая дверь Тронного кабинета внезапно распахивается и внутрь заходит несколько… висящих в воздухе голов! Выдержка изменяет Канцлеру, он, судорожно сглотнув, подаётся назад. "Спокойно", – произносит одна из голов, после чего из воздуха материализуется всё остальное.
– Что вам угодно? – берёт себя в руки Его Превосходительство.
– Нам угодно, чтобы вы подписали указ о немедленной отставке и передачи власти временному, в нашем лице, правительству, – спокойно отвечает возглавляющий делегацию "призраков" Директор.
– Кому это – вам? – превозмогает страх Канцлер.
– Вы разве не слышали своего обращения к народу? Вашим друзьям из иных миров, – в голосе Директора сквозят издевательские нотки.
– А если не соглашусь, вы меня убьёте? Я нужен вам живым, иначе народ никогда… – Канцлер осекается, не веря своим глазам. Потому что говорящий с ним невидимка проводит рукой по лицу и превращается… в него! Как две капли воды, так, что – родная мать!
– Вам всё ясно? – интересуется двойник. Не найдясь что ответить, Канцлер кивает. Указ об отставке подписан, после чего Его Превосходительство вновь обращается к народу, на этот раз – по-настоящему. Он объявляет о решении передать власть Марсианской Коммунистической Республике, спустя пару часов то же самое происходит в Конклаве и Ильхоре. От начала операции проходит чуть больше полутора суток.
Получив подтверждение о сдаче Дворца, к жителям Герта обращается… товарищ Первый секретарь Коммунистической партии Марса. Его голограмма появляется в каждом доме благодаря работающим в режиме проектора приёмникам. В своём обращении товарищ Первый секретарь призывает трудящихся Континента поддержать вновь назначенные временные правительства, обещая освободить людей от ига жестокой эксплуатации. Он призывает народ Герта не воевать со своими детьми, несущими службу в войсках их новой, коммунистической Родины. Он призывает сотрудничать.
Следом начинается жёсткая чистка тех, кто сотрудничать не пожелал. Искусники выходят на полную мощность, анализируя всё, что говорит взбудораженное население. Сортируют голоса по группам и подгруппам, выстраивают сложные связи, высчитывая коэффициент угрозы. Там, где надо, активируют режим видеонаблюдения, запоминая лица. Запоминая всё!
Засевшие в подвале одной из вилл встревоженно прислушиваются к доносящемуся снаружи гудению. Выскакивают на парковку, пытаясь скрыться, но не успевают. Над головами, ослепляя прожекторами и сбивая с ног реактивными струями, проходят тяжёлые дроны. Кто-то из охраны целится в зависшую в воздухе машину и тут же страшно кричит, зажимая обрубок отстреленной тяжёлой иглой руки.
– Лежать! – гремит сверху. Смяв живую изгородь и пару дорогих авто, на парковку выруливает небольшой десантный вездеход. Лихо тормознув, откидывает аппарель, по которой сбегает вооружённый отряд. С поднятыми забралами – сбегает, чтобы бывшие хозяева Радана видели, кто их скручивает!
– Так вы же, – выдыхает один из "мешков". – Вы же свои! Вы же – своих!..
– Свои, говоришь? – ухмыляется Леший. – На тебе, падла, своих!
Он бьёт ненавистному кровопийце прикладом в зубы. Добавляет ещё раз, мыском под рёбра. На глаза падает красная пелена, активируются вбитые на тренировках рефлексы.
– На тебе своих, на! Получай, паскуда! – орёт, лупцуя беззащитную жертву, Леший. Лежащие рядом с ужасом взирают на происходящее. На никому когда-то не нужных детей, ставших теперь самыми страшными врагами.
– Хватит, – раздаётся за спиной голос командира. – Грузимся.
Отступив в сторону, Леший брезгливо вытирает о траву запачканный кровью ботинок.
– А этого куда? – кивает он, сплёвывая, на лежащее неподвижно тело.
– Тут оставь. Оформлять замаемся…
Одними мешками дело не ограничивается. Возле подъездов с визгом тормозят машины, из них выскакивают оперативники Народной раданской милиции. Не пришельцы уже – свои в доску, из отставных полицейских и фронтовиков. Выламывают, вышибают двери, таща в автозаки задержанных. Тоже не простых, тоже из "бывших", и арестованных отнюдь не за политику.
– Это что? Что это?! – орёт, тыча в лицо найденной на квартире самодельной бомбой, следователь. – Против народа пошёл? А я тебя за это!..
– Отставить! – врывается в кабинет начальник. Не простой, из "старших товарищей", про которых теперь – во всех газетах!
– Ты… Я тебя… в такой позе… и в сякой… И чтобы пальцем… и чтобы волос! Ты всё понял?
Следователь мрачно молчит, потирая костяшки. Перестарался, мол, но это же для дела!
– Я тебя… Я тебе… выговор… с занесением! Ты у меня со службы… пулей… в дворники… Песок мести в Орхене! Пшёл!
Хлопнув дверью, следователь уходит. Но недалеко.
– Приношу извинения за непрофессиональные действия наших сотрудников, – сочувственно смотрит пришелец на задержанного. – Хотите воды? Или чаю?
Тот мрачно кивает, облизнув пересохшие губы.
– Ты зачем это сделал? Зачем участок взорвать хотел? – спрашивает, налив человеку воды, оранжевокожий.
Молчание. Покачав головой, пришелец вкрадчиво продолжает:
– Думаешь, я не понимаю? Что раз из другого мира, то нет у меня ни чести, ни совести? Ошибаешься. Я, если хочешь знать, тоже офицер. И тоже воевал! Ты ведь, – придвигается он поближе, – за Родину сражаешься, которая сейчас в опасности. Враги захватили власть, Канцлера в отставку отправили, а ты всё равно не сдался, потому что верен стране и присяге. Потому и взял в руки оружие, потому и решил кровь пролить – чтобы хоть что-то сделать. Чтобы на диване не сидеть, наблюдая, как Империя не пойми во что превращается!
– Иди ты на хрен, – сипит арестованный. – Решил, что спектакль с моим спасением разыграешь, а я тебе за то ноги целовать кинусь? Я Радану служу и Канцлеру, а не тебе, гнида межпланетная. И пока вы все отсюда не уберётесь…
– Понял, понял, – останавливает жестом собеседник. – Пока мы отсюда не уберёмся – будешь нам кровь пускать. Только ты не нам пускать её будешь, ты своим пускать её будешь. Думаешь, почему следак тебе врезал, потому что я попросил? Он тоже за Родину сражается, которая у вас, на самом деле, одна. Гетар!
Следователь, открыв дверь, застывает на пороге.
– Где ты служил? – обращается к нему пришелец.
– Сорок вторая инженерная, Восточный фронт.
– А звание у тебя какое?
– Бригадный лейтенант.
– А расскажи нам, товарищ Гетар, отчего ты на сторону противника перешёл? Почему новой власти служишь, а не старую защищаешь?
– А на кой мне её защищать? – ощеривается Гетар. – У меня мать больная, лечение – пятнадцать тысяч в год. А пенсия у неё триста квардов! Я тонну бумаги на прошения извёл, с фронта писал, думал, хоть теперь уважут. Уважили, твари… Жрут в три горла, в засуху в бассейнах плескались, а мне сказали – нет, мол, у страны сейчас средств. На бассейны есть, а на лечение – нет! А потом, – поворачивается он к арестанту, буравя его ненавидящим взглядом, – потом они пришли. На службу взяли, оклад нормальный предложили. Да хрен бы с ним, с окладом – мать-то в больнице теперь и лечат её бесплатно. Не потому, что сын – милиционер, а потому что всем так положено! А ты… и такие, как ты, всё это порушить хотят. На кой? Чтобы как раньше – война на войне? Чтобы одним всё, а другим – шиш? И не стыдно тебе против народа идти?
Думает, соображает пленник, примеряя ситуацию на себя. Пенсия у фронтовиков и правда не ахти, пусть даже на словах все осанну поют. А цены взлетели, потому что инфляция и военное время, понимать надо. Он-то понимает, а вот богачи жируют, плюя на всех и на всё. А эти, хоть и чужаки, о народе отчего-то пекутся. И стоит, правда, с ними воевать, особенно учитывая их возможности?
Внимательно следящий за задержанным пришелец оценивает проскакивающие на лице микровыражения. Согласится он, не может не согласиться. Давно назрели в Империи реформы, слишком велик разрыв между хозяевами жизни и теми, кто жизнь эту призван оборонять. В мирное время не так в глаза бросалось, а вот война – она всё подсветила. Говорили об этом в Сенатах, думал об этом и Канцлер, да не успел. Опередила его новая власть, вырвала из рук инициативу. Чтобы воспользоваться теперь в полной мере.
– Что вам от меня нужно?
– В милицию пойдёшь? – огорошивает встречным вопросом "старший товарищ".
– На кой я вам сдался?
– Сдался. Потому как опыт у тебя и вообще – мужик ты что надо.
А ещё потому, что связи у тебя среди подпольщиков – ого-го. Они не дураки, навострились встречаться по глухим, без приёмников, углам, из чего следует, что ловить их придётся по старинке, в первую очередь через своих. Через тех, на которых, как на потенциальных перебежчиков, указал, в том числе и анализирующий арестанта и показания его друзей искусник.
– Я согласен, – решается задержанный. – Но говорю сразу – против своих не пойду!
Конечно, не пойдёшь, пока они ещё свои. А вот когда встанешь ты в строй, когда обретёшь новых товарищей и когда засвистят у тебя над ухом пульки, выпущенные товарищами прежними – вот тогда ты по-другому запоёшь и всё, что знаешь – принесешь на блюдечке. Хотя ещё до этого принесёшь, даже без умысла, потому что знаешь как думают подпольщики и знаешь, что они могут предпринять.
Если дать тебе возможность проявить себя в новом деле, то рано или поздно ты, забывшись в азарте преследования, выведешь раданскую милицию на подполье. И, увидев, как ненавидят тебя бывшие друзья, примкнёшь к друзьям нынешним, поняв, что нет пути назад, что есть – только вперёд, пополнив ряды, плечом к плечу!
Хитёр Марс, умеет он не только кнутом щёлкать, но и пряником заманивать. Но и кнутом, если надо, тоже, отправляя эшелонами "на юга" тех, кто перевоспитываться не захотел. Но и они захотят, когда против них используют хитрую, не афишируемую старшими товарищами, технику. Вроде той, что профилировала в приютах будущий кулак "Авангарда", помогая выковать из вчерашней шпаны сплочённую армию прозелитов.
Перековывается, меняется на глазах Герт. Поднимаются к небу башни космопортов и орбитальных лифтов, ревут двигателями, уходя на орбиту, корабли. Гудят реакторы, открываются всюду заводы и фабрики. Этим уже никого не удивишь, даже детвору, которую прежде от чудес техники было – не отогнать. Да никто и не отгонял! Ведь сегодняшние пацаны и девчата подрастут и встанут к станкам и компьютерным терминалам, помогая ковать будущее Марсианской Коммунистической. Ковать до поры укрытые от Содружества щит и меч, а ещё – помогая разобраться в тайне маяка, чтобы перестать, наконец, быть зависимыми от малопонятной, бог знает кем созданной, техники. Чтобы намертво связать между собой солнечные системы, так что никакой Земле не разорвать!
Не один год это займёт, но Республика умеет ждать. Бояться ей нечего, все коммуникации идут через официально уничтоженный злоумышленниками маяк, служащий к тому же идеальным "ниппелем", через который на Герт – всё, а обратно – только под строгим контролем Отдела. Ширится поток прибывающих грузов и специалистов, превращаясь из ручейка в полноводную реку. Но не бурлящую, тихую, о которой пока – ни одна живая душа! Потому что бдит Содружество и бдит Министерство Безопасности, не зная, правда, что приглядывает за ними официально несуществующий Отдел и его, расстрелянный за измену, директор. И хоть они и покойники, но всё равно – живее всех живых. Не подпустят они врага к Тайне, не позволят сорвать тщательно выстроенный план.
На Марсе – не позволят.
И на Герте тоже!
Глава 36
– Кат Гатар, майор погранвойск, – донёс дрон слова засевшего на верхотуре Гарна. Вспомнив это имя, Директор удивился. При чём тут сыгравший ключевую роль в "Апостоле" резидент Конклава?
Он навёл камеру на вице-президента, внимательно вглядываясь в изображение. И правда, слегка похож.
– Так вот майора этого и я, и весь Четвёртый сектор очень долго искали. Но не нашли, потому что – как сквозь землю, как и не было его! А теперь, оказывается, он в Такране. Ударился оземь и вице-президентом обернулся, что однокурсник твой бывший и подтвердил, – настаивал кригскоммандер.