Откуда-то донёсся тихий голос, удары внезапно прекратились. Гарна открыл глаза и увидел, как горец что-то неразборчиво говорит сидящему в углу незнакомцу. Неразборчиво, потому что голова у флаг−лейтенанта гудела, что твоё ведро. Хорошо врезал ильхорец, качественно. Кадор–кхаром, поди, владеет. Говорят, от таких ударов многие уже не встают.
Таинственный гость, поднявшись, вышел на свет. И хоть в глазах у Гарна троилось, ошибиться было трудно. Это был церковник, брат–инквизитор рангом викария, не меньше. Их красную форму ни с чем не спутаешь, да и серебряное, болтающееся на цепочке Око, сомнений не оставляло.
На висок легла ладонь, по голове разбежалось живительное тепло. Звон ушёл, рябь в глазах пропала. Стало легко и хорошо.
Гарна слышал про эти штучки. На офицерских курсах им рассказывали, ЧТО святоши вытворяют с людьми. Как они это делают – загадка, но вроде бы обучают этому в монастырях, расположенных на востоке Конклава. Особо лекторы эту тему не развивали. Империя – государство светское, а святоши свои способности получают якобы напрямую от Ока, что противоречит науке. Так это или нет – сказать трудно, но ходят слухи, что в имперской армии тоже имеются подразделения, в которых что-то такое преподают.
Сильные руки подняли флаг−лейтенанта и прислонили к деревянному ребру юрты. Церковник поднёс к губам пленника флягу, терпеливо дожидаясь, пока тот напьётся. Он не кричал и ничего не требовал. Он был доброжелателен и смиренен.
Гарна знал и про это. Инквизиторам положено демонстрировать милосердие и отсутствие ненависти к врагу. А демонстрируют они его обычно перед тем, как начинается самое страшное.
Допив воду, флаг−лейтенант перевёл дух.
– Теперь им, – кивнул он на бойцов.
Инквизитор сделал знак охране. Горцы нехотя достали кожаные бурдюки, дав напиться солдатам.
– Вам лучше? – участливо обратился к флаг–лейтенанту церковник. И глаза такие… Так только святоши смотрят, вроде на тебя, а вроде куда-то в бесконечность, где – Око и Великий свет. Интересно, ему и правда жаль пленника?
– Да.
– Хорошо. Пойдёмте со мной.
Церковник помог ему подняться и повёл к выходу.
– А мои люди?
– Останутся здесь. Не волнуйтесь, они находятся под моей защитой.
Ну да, под защитой. Могущей на деле оказаться хуже всех варваров, вместе взятых.
– Прошу сюда, – завёл пленника инквизитор в свою юрту. Внутри стояли деревянный стол, стулья и даже небольшой шкаф, что для местных воинов – дичь полная, потому как не признают они никакой мебели, особенно в походе. В городах, конечно, по-другому, но там и племена другие, которых вечно воюющие джиссары и тууки недолюбливают. Недолюбливают, но жён берут оттуда. И детей своих нередко в города учиться отправляют.
Инквизитор произнёс короткую молитву, не спуская с пленника цепкого взгляда. Не повезло флаг−лейтенанту, не попался он обычному бюрократу, который формально бы допросил, да и пристрелил в чистом поле. Этот, похоже, въедливый. Непонятно только, что ему нужно от фронтового разведчика.
Кроме инквизитора в юрте никого не было. На первый взгляд, оставаться наедине с пленником – глупость и риск. Но это только на первый. Будь он даже без наручников и полон сил, флаг−лейтенант не подумал бы нападать на церковника. Он слишком хорошо знал, на что способна эта братия.
Один, например, ускользнул из плена, притворившись мёртвым. Взял – и остановил сердце, после чего сбежал из морга, попутно укокошив четверых охранников. Инквизиторы – элита Конклава, Гарна они не по чину. Не та у него подготовка, не волкодав он фронтовой и в Гвардии Канцлера не служит, а потому будет сидеть ровно и ждать. Чего – он и сам не знает, но так устроен человек, что до последнего на что-то надеется.
– Если я не ошибаюсь, вас зовут Тар Гарна? – вкрадчиво начал допрос церковник.
Ошибётся он, как же.
– Верно.
– Флаг–лейтенант Второго штурмового корпуса Его Превосходительства Канцлера Имперской армии?
Надо же, как витиевато. Враги обычно так не говорят, для них имперец – он и есть имперец. Интересно, издевается или любит точность? Но непохоже, что издевается. Нет в его голосе ни насмешки, ни злобы, только лишь спокойная внимательность.
– Да.
Кивнув, инквизитор сделал пометку на листе. Задумался на секунду, словно концентрируясь. Похоже, что простые вопросы кончились. Похоже, что сейчас начнутся… прения сторон.
– В чём заключалось ваше задание? Что ваша группа делала за линией фронта, да ещё так далеко?
Тишина.
– Я прошу вас ответить. Я не хочу брать грех на душу, не хочу прибегать к насилию. Но я сделаю это, если вы не оставите мне выбора.
Гарна молчал. Вздохнув, церковник пошевелил губами, обращая взор к потолку. Он просил прощения к Ока за то, что собирался сотворить с пленником.
Инквизитор встал. Подошёл к Гарна, встряхнул кистями рук. Коротко, без замаха, ткнул двумя пальцами пленнику в ногу.
…боль. Дикая, раздирающая агония. Такая, будто конечность проткнули раскалённым копьём, пустив вдогонку ток. Гарна заорал, в глазах потемнело. Так больно ему не было никогда.
– Я повторяю вопрос. Что ваша группа делала возле объекта Конклава? Что вам известно о нём?
Всё-таки объект Конклава… Да ни хрена о нём, если честно, не известно. Щёлкнул разведсамолёт сверху стройку, передал фотографии в штаб, а оттуда их переслали в отдел разведки с пометкой "разобраться и доложить". А кто будет разбираться, когда текущих дел – море, да ещё и некомплект в связи с потерями?
Потому и вызвал командир к себе вчерашнего студента, потому и отправил его в глубокий тыл. Кое-какой опыт у Гарна был, но так далеко его ещё не заносило. Впрочем, солдат вопросов не задаёт. Солдат – выполняет, даже ценой жизни.
И ведь самое обидное, что почти всё получилось! И до точки без приключений дошли, несколько раз разминувшись с патрулями. И объект нащёлкали с удачных ракурсов, благо он находился в ущелье, которое сверху отлично просматривалось. Даже в штаб передали, что всё в порядке. Возвращается группа, и не пустая – с гостинцами, а подробнее – при встрече, ибо приём в горах, прямо скажем, хреновый, да и пеленгаторы не дремлют.
Гостинцы, правда, так себе. Как было неясно, что на объекте творится, так и осталось. Грузовики какие-то, домики деревянные вроде казарм, несколько автоцистерн. В центре – большая скважина, накрытая маскировочной сеткой. От неё к ближайшему строению проложены трубы, туда же протянуты провода от стационарных генераторов.
По периметру – пара церковных зениток, шугнувших разведсамолёт. Ещё в наличии пропускной пункт и караулка с ильхорским охранением. Ни святош, ни походной церкви группа не разглядела. Хотя с них станется и горцами обрядиться, проворачивали уже такие фокусы.
В общем, понятно, что ни черта непонятно. Единственная версия – Конклав возводит поближе к границе насосную станцию для снабжения войск. Идущие из тыла автоцистерны – штука уязвимая, раздолбать их можно в два счёта. Зениток же у церковников мало, да и не достают они до новейших имперских ракетоносцев.
Интересно, отчего инквизитор так интересуется объектом. Что такого Империя может про него знать? Насосная станция упрощает логистику и может послужить опорной точкой для наступления, но скопления сил в районе не наблюдается. И потом, чем они в узкой долине будут прикрываться от ракетоносцев? Для которых концентрация войск – кусок лакомее некуда?
Ракетоносцы… Удивила тогда Империя церковников, умудрившись в полной тайне от Конклава построить и испытать звено тяжёлых самолётов, разящих врага почти с трёхкилометровой высоты. Проект "Сокол", как полгода назад сообщили по радио, застал противника врасплох и позволил Радану укрепиться на новых рубежах, в крошку перемалывая войска противника.
В штабе поговаривали что чуть ли не весь Четвёртый сектор был брошен на охрану проекта. Что гвардейцы сделали невозможное, скрыв от врага сам факт существования "Сокола". Как – никто не знает, но Гвардия – на то и Гвардия, чтобы воплощать в жизнь немыслимое. Потому и мечется теперь Конклав, корчась от ракетных ударов. Потому и клепает примитивные зенитки, которые разве против разведсамолетов и годятся. Потому и проигрывает!
Так чего же хочет церковник? Что такого мог узнать флаг−лейтенант, чтобы сам инквизитор сейчас его допрашивал? Или не так прост тот объект, как кажется? Или есть у него двойное дно, которое разведгруппа ненароком могла обнаружить?
Допрос продолжался несколько часов. Инквизитор не менял тона и не сбавлял темпа, он задействовал всё новые и новые болевые точки, делая мучение невыносимым.
– Что ты знаешь об объекте? Какую информацию вы собирали? Сколько групп действует в этом районе? Ты знаешь, ты должен знать хотя бы что-то. Не сопротивляйся, ты всё равно расскажешь всё. Не здесь – так в штабе провинции. Не молчи, флаг−лейтенант, этим ты только усугубляешь своё положение. Не молчи!
– Чего ты хочешь? Чего?! – взорвался, не выдержав, Гарна. – Я во всём признаюсь, всё подпишу! Что тебе сказать? Что штаб знает про объект? Да знает, знает! Всё знает! Только скажи мне, что он знает, а я потом – тебе! Тебе, в штабе, в Авриуме, всем, кому хочешь! Только не надо больше, не надо, не надо!
Он не говорил – выл, захлёбываясь слезами. Сломал его церковник, растоптал, и от этого было ещё горше. Всё бы он рассказал, если б знал. Всё бы выложил, потому что нет у него сил такой муке сопротивляться. Он и так разболтал про задание и про фотографии, да только мало этого. Не верит ему инквизитор, ищет второе дно. Но нет его, этого дна!
Гарна не чувствовал тела, он был уже на грани. Ещё немного – и не выдержит, остановится сердце. Непонятно, пугает это или успокаивает. Ещё тычок, ещё лишь один тычок – и конец мучениям.
Но отправиться к праотцам ему была не судьба. Слишком опытен и искушён был брат–инквизитор, слишком хорошо знал своё дело. Он вылил на пленника ведро холодной воды и снова положил на висок руку. Флаг–лейтенант тяжело застонал и посмотрел на мучителя мутным взглядом. Почему церковник остановился? Что задумал?
Посмотрев за спину Гарна, инквизитор сделал кому-то приглашающий жест. С трудом обернувшись, офицер увидел, как ильхорцы заводят в юрту солдат. Его солдат! Флаг–лейтенант понял всё. Он рванулся к своим, но тело не слушалось. Ему оставалось только беспомощно наблюдать.
Горцы ударили бойцов по ногам, опустив их на колени. Вытащили, приставили к шеям отточенные ножи. Церковник закрыл глаза и замер, произнося про себя молитву. Молился он долго, почти минуту. Открыв глаза, ткнул пальцем в одного из пленников:
– Этого.
Глотку солдата легко рассекла закалённая сталь. Брызнула кровь, боец упал на пол и захрипел, зажимая руками располосованное горло. Инквизитор смотрел на это не мигая. Это у них заведено так – на грехи свои смотреть, не отворачиваясь. Иначе не простит Око, припомнит на том свете, когда в ворота Райского сада душа постучится.
Гарна попытался вскочить, но вместо этого обессиленно рухнул со стула. Он заорал и выматерился, проклиная своего палача, но тот невозмутимо пропустил ругательства мимо ушей.
– Мне очень жаль, что пришлось прибегнуть к таким методам. Но ты – ты не оставил мне выбора своим упрямством. Этот объект имеет большое значение для Конклава, и я не верю, что разведгруппа оказалась здесь случайно. Скажи мне, что вам известно и всё закончится. Даю слово.
– Я не знаю ничего! – закричал, с трудом подняв голову, Гарна. – Я клянусь тебе – не знаю! Самолёт сфотографировал стройку и передал в штаб, нас прислали, чтобы выяснить. Это всё! Мы даже фотографии перекинуть не успели, хотели к границе выйти. Потом засада, радиста убили, рацию прострелили, мы четверых потеряли, еле ушли. Думали – оторвались, оказалось, что нет. У вас же записи наши есть, плёнки, зачем мне врать? Зачем?!
– Хотелось бы верить, да не могу, – покачал головой церковник. – Ваши записи и плёнки ничего не доказывают. Мы знаем, что вы изучали объект, но вот почему – этого мы знать не можем. А нам очень надо это понять! Прости меня за мой грех, флаг−лейтенант. Не для себя совершаю, сам понимаешь.
Инквизитор кивнул на следующего бойца:
– Этого…
…Караван–хан пришёл уже за полночь. Откинув освещённый светом лун полог, зашёл, пригнувшись, внутрь. Посмотрел довольно на узника. Вон он, в углу, лежит ничком на куче кишащего клопами тряпья, не обращая внимания на адский зуд. Пусть мучается, пусть дружков боевых вспоминает, которым шею от уха до уха раскроили. Не всё имперцам с воздуха города утюжить. Бывает и наоборот!
Жаль, что не дали паскуду к Хатару отправить. Но нельзя ослушаться инквизитора, у которого – печать Совета, дающая неверному высшую власть в караване. Нужен ему имперец, не велел он его трогать. И как ни хочется караван–хану кишки им обоим выпустить, церковнику он подчиняться будет во всём. Иначе – голова с плеч и у него, и у родни. Ослушаться старейшин – грех непростительный, за это карают семьями и даже кланами.
– Что, спишь, хатарово отродье? Вставай!
Он не спал. Да и как уснёшь, когда у тебя на глазах товарищей твоих, как свиней?..
Флаг–лейтенант с усилием поднялся. Выпрямился, одёрнул испачканную кровью форму. И пристально, с ненавистью, уставился прямо в глаза ильхорцу.
– Смелый, да? – ухмыльнулся хан и, резко выдохнув, ударил пленника под дых. Ударил хорошо, с оттяжкой, но так, чтобы не убить. Нельзя убивать.
Охнув, Гарна рухнул на грязный, земляной пол. Прижал к груди колени, отчаянно пытаясь вдохнуть.
Сильная пятерня схватила за волосы. Потащила вверх так, что из глаз брызнули слёзы.
– Думаешь, убивать буду? – рассмеялся, поставив пленника на ноги, хан. – Не буду, даже если попросишь. В штаб провинции тебя повезут, к старшим. Там тебя по косточкам разберут, пока не заговоришь. Я потом приду, смотреть, как у тебя мозги выжигать начнут. Как под себя ходить начнёшь, как совсем животным станешь!
Отвезут в штаб провинции… Прямо в любящие объятья старших инквизиторов, которые любого заставят слюни пускать. Что же он им так дался?
– Не поймёшь чего хотят? – словно прочёл мысли офицера хан. – Я тебе скажу, всё равно скоро сдохнешь. До реки подземной мы добурились, скоро порчу туда запустим. Вся вода вокруг почернеет, в скважинах, в реках. Нечего будет на юг качать! Нам не жалко, у нас ещё есть. А вы год её чистить будете, детей своих травить! От жажды будете дохнуть, на стену лезть со своим Канцлером. На коленях приползёте, ноги нам будете целовать, хатаровы собаки!
Теперь понятно, зачем инквизитор истязал флаг−лейтенанта. Он не может допустить, чтобы скважину накрыла раданская авиация. Церковники, поди, не только воду отравить хотят, но и контрнаступление организовать. Империи будет очень нелегко противостоять ударам Конклава, когда тылы корчатся от жажды. Когда даже солдатам пайки урезать придётся!
Гарна не ответил хану. Помноженные на осознание собственного бессилия мысли о катастрофе отняли у него последние силы.
– Хатар с тобой, спи, имперец, – отпустил пленника горец. – Завтра у тебя тяжёлый день. Завтра ты умрёшь, страшно умрёшь. Ну, или послезавтра.
Хохотнув, он вышел из юрты, оставив Гарна наедине с мрачными думами. Но флаг−лейтенанта хватило ненадолго. Морщась, он подполз к куче тряпья и забылся тяжёлым, беспробудным сном.
Глава 20
Он даже обрадовался, когда его разбудили, ведь во сне к нему являлись убитые, окровавленные бойцы. Которых он, командир, должен был спасти, да не спас. С чем ему теперь жить. Правда, недолго.
– Вставай! – грубо подняли на ноги конвойные. Дали умыться, сунули в руки лепёшку и фляжку воды, чтобы на этапе не окочурился.
Флаг–лейтенанта вытолкали на уставленную юртами "улицу" и повели куда-то сквозь кучи навоза и рёв быков. Гарна брёл вперёд, рассеянно жуя сладковатый хлеб. Он пытался сосредоточиться, но не мог. Мысли были – одна чернее другой.
Очень скоро его отвезут в штаб провинции, где уже ждёт доставленная из Авриума бригада церковников. Эти пальцами тыкать не будут, просто посмотрят ласково в глаза, после чего пленник выложит всё сам. Без пыток и боли, как лучшим друзьям. Даже не друзьям – братьям.
На курсах говорили, что лучше сигануть с обрыва или кинуться на конвоира, чем попасть в руки таким ухарям. Тут ведь не то страшно, что всё им выложишь, а то, что потом будет. А будет – распад личности и навсегда отъехавшая крыша, потому что не переносят мозги того, что церковники кличут "дыханием Ока". Но даже если повезёт не свихнуться и выбраться к своим, то до конца дней скитания по больничкам гарантированы. Организм от "дыхания" сходит с ума, и дольше десяти лет вырвавшиеся из лап счастливчики не живут. Поэтому лучше – с обрыва. Или на конвоира!
Он всё понимал, но сил сопротивляться не было. Гарна не был героем, к памятнику которого принесёт цветы Канцлер. Он был обычным солдатом. Студентом, слишком рано узнавшим ужасы войны.
На ум некстати пришёл Кем Кадар. Тот самый, что перед допросом кинулся под быка, унеся в могилу военные тайны. Ему возвели памятник в Алее, к нему водят школьников, рассказывая о беспримерном мужестве погибшего воина. А у Гарна не будет ни памятника, ни присвоенного Канцлером Последнего, с аллитерацией, имени. Будет – безымянная, наспех отрытая ильхорцами, могилка. И хорошо ещё, если не братская.
Флаг–лейтенант тряхнул головой, отгоняя тоску. Враг выболтал ему важную информацию, которую он обязан передать в штаб. Солдат Империи – он и в плену солдат Империи, а Гарна не просто солдат, он Офицерскую присягу давал. Тут, главное, до допроса успеть, потому что потом – всё. Потом он будет улыбаться и пускать пузыри.
Нужно бежать. Но как? Его вели трое рослых, здоровых мужиков с новенькими автоматами. Такие не заклинят, несмотря на стоящую в горах влажную жару. Такие нашпигуют свинцом при любом неосторожном движении. Да и не справиться ему с конвоирами, даже без оружия. Горцы и врукопашную сойтись не дураки, там даже один на один неизвестно кто кого.
В прямом столкновении ему крышка, тем более здесь, посреди лагеря. Значит, надо брать хитростью. До границы недалеко, пешком можно добраться за сутки, но это если через долину, где сейчас проходит фронт. Придётся обходить по горным тропам, куда даже ильхорцы редко суются, поскольку воздуха там с гулькин хрен. Это не проблема, если есть кислородные аппараты. А если нет, то шансов мало. Но всё равно больше, чем на допросе.
Правда, остаётся вцепившийся в него церковник. Инквизитор не даст далеко уйти, он не поленится и поставит всех на уши. Если надо – искать будет лично и найдёт, из-под земли достанет! Единственный шанс – бежать по пути в штаб, при этом ухитрившись нейтрализовать церковника. Нереально? Абсолютно. Но пусть лучше пристрелят, чем покорно идти на убой.
Гарна взбодрился, ощутив прилив сил. Сбежать вряд ли получится, но попробовать стоит. А если суждено погибнуть, то лучше на своих условиях. Кинется он на конвойного, или под быка, или сиганёт с обрыва, прихватив, если повезёт, кого-то из врагов. Как Кем Кадар!
Будут и к его памятнику школьников водить, рассказывая о героизме имперских воинов. Будут, обязательно будут! Потому что победит Радан, как и всегда побеждал. Потому что не сокрушить Империю, покуда стоит в Такране Аллея подвига!
В душе поднялась радостная злость. Флаг–лейтенант гордо расправил плечи и принялся что-то насвистывать под нос. Горцы удивлённо переглянулись, не понимая причин внезапной радости.
– Тихо ты! Вперёд!
Да идёт он, идёт. И даже свистеть перестанет, чтобы раньше времени не обострять. Сейчас по-умному надо, не то враг заподозрит неладное. Для начала неплохо бы оценить обстановку. Скольких с ним отправят? Поедет ли брат–инквизитор? Если повезёт, то не поедет.
Его вывели на небольшую площадку, где ждал одинокий грузовик с намалёванным на дверях Оком. Хмурый водила–монах курил неподалёку, любуясь на горные пейзажи. Услышав шум, недовольно обернулся:
– Где инквизитор? Мне к обеду вернуться надо!
– Зачем ругаешься? – нахмурились охранники. – Нам сказали – мы привели. А где этот – не знаем. Сам у него спроси!
– Я здесь, – раздался за спиной знакомый голос. Значит, не повезло. Инквизитор поедет с ним, что резко снижает шансы на побег. И без того, честно говоря, небольшие.
Церковник подошёл к грузовику, пристально осмотрев кузов.
– Мотоцикл-то зачем, брат–монах? Солярка у нас разве лишняя?
– Что дали, на том и поехал, – огрызнулся водитель. – Самому, что ли, из кузова вытаскивать? У меня спина больная!
Дерзит водила. Впрочем, чего ему бояться? Дальше монастыря не сошлют, ниже монаха не разжалуют. Но тонкости церковной иерархии волновали флаг−лейтенанта мало, все его мысли были заняты другим.
Грузовик был армейским, предназначенным для переброски личного состава. У таких в кузове часто приделан складной мотоцикл, потому как незаменимая это в горах штука. Например, когда закипел от давления мотор, а вокруг – ни души. Ещё, если умеючи, можно вырваться из засады. Дел-то немного – вспарываешь ножом грузовые ремни, раскладываешь и стартуешь. Если смелости хватит – прямо из кузова.
– Что встал? – толкнул в спину конвойный. – Залезай!
Гарна поднялся в кузов и сел на жёсткую боковую скамейку. Следом, кряхтя, залезли двое охранников.
Они сели напротив, не сводя с пленника глаз. Они думали, что везли важного пленника, который на деле был никакой не важный. Но конвоиры этого не знали, что было плохо, потому что следить за ним будут неотступно. Но и хорошо, потому что иначе флаг−лейтенант валялся бы в выгребной канаве.
Инквизитор легко запрыгнул в кузов и быстро осмотрел пленника. Повернулся недовольно к охране:
– Почему без наручников?
– Нет наручников. Зачем наручники? Куда он денется?
– Непорядок! Должны быть при перевозке!
– Где мы их искать будем, э? Нет их, не нужны. От нас не убегают. – хохотнул конвоир. Второй не отреагировал, буравя флаг−лейтенанта тяжёлым, недобрым взглядом.
Инквизитор нахмурился, но спорить не стал. Он молча спрыгнул с борта кузова и залез в кабину.
Грузовик затарахтел и выплюнул облачко сизого дыма. Скрипнув передачей, тронулся и выехал с площадки на утоптанную, пахнущую навозом, дорогу. Немного разогнавшись, начал неторопливый, осторожный спуск.
Мимо поплыл суровый, тронутый засухой, пейзаж. И хоть зелени за последние двадцать лет поубавилось, даже сейчас Ильхор не шёл ни в какое сравнение с пересыхающей Империей. Здесь было жарко, даже очень, но жара была влажной и не такой иссушающей, как на юге.
Грузовик миновал пару узких, ведущих наверх, тропок. По любой из них можно рвануть к вершине, а оттуда – спуститься своим, ведь граница недалеко. Правда, пока дойдёшь – десять раз задохнёшься, а быстро проскочить высокогорье можно только на мотоцикле. До которого было подать рукой!
За очередным поворотом показалась долина. Далеко внизу по асфальту спешно проложенных дорог шёл непрерывный поток военной техники, прибывающей от расположенной в десятке километров железнодорожной станции.
Часть была новой, часть – потрёпанной, переброшенной с других участков. Враг окапывался, спешно затыкая дыру на опасном направлении. На случай авианалёта церковники понатыкали на высокогорье хорошо замаскированные зенитки. Но они приняли и другие меры, вроде кучи ложных, постоянно перемещающихся целей. С воздуха видится танк или самоходка, а на деле просто грузовик, обитый крашеной фанерой. Во время налёта обманки отвлекут на себя часть ракет, что вкупе с угрозой самолётам сделает операцию опасной и неэффективной.
Понять пропорцию фанерных войск к настоящим было нелегко. Первый и Третий секторы наверняка имеют здесь агентов, но и церковники не дремлют, нагнав сюда инквизиторов и даже монастырских. Конклаву нужно выиграть немного времени, после чего подземные источники будут отравлены на десятки километров вокруг, а фронт – прорван.
– Джурах, ты чего? – ткнул конвойный мрачного сослуживца. – Почему хмурый, боишься? Не бойся, брат, я тут!
Он засмеялся собственной шутке, демонстрируя крепкие, белые зубы. Второй дёрнулся от тычка и резко развернулся к напарнику.
– Чего лыбишься? Кровник это, из Корпуса. В Диран-Хаше сестра жила. Они её…
Не везёт – так не везёт. Хотя чему удивляться? Городом Диран-Хаш был немаленьким, много у кого там жила родня. Вот и у этого – жила.
Весельчак набычился и злобно посмотрел на пленника. Прошипев сквозь зубы ругательство, постучал в запылённое стекло:
– Тормози, поговорить надо.
Грузовик остановился, скрипнув колодками. Из кабины недоумённо выглянул инквизитор.
– Что случилось? Мы опаздываем.
– Размяться надо. Отдохнуть. Долго едем, устали.
– Ты о чём, Сакташ? – напрягся церковник. – Какой "устали"? Мы ещё часа не едем.
– Я говорю, сворачивай тут, – повысил внезапно голос охранник. – Не бойся, мы быстро. Потом дальше поедем.
– Мы едем в штаб, – с нажимом, повторил инквизитор, буравя Сакташа взглядом. – Или тебе по-другому объяснить?
– Зачем пугаешь, шакал? – взъярился, передёрнул автомат ильхорец. – Думаешь, боюсь? Ты в лагере командовал, главным был. А тут – горы. Я скажу, напали на нас. Машину забрали, тебя убили. Кто искать будет? Я по-хорошему хотел, теперь по другому стану. Туда езжай! – махнул он стволом куда-то наверх.
Инквизитор помолчал, не сводя с мятежника пристального взгляда. Затем медленно кивнул и что-то сказал водителю.
Грузовик свернул на узкую, горную дорожку. Натужно ревя, пополз вверх, остановившись на небольшом, широком повороте.
– Вылезай! – ткнул Сакташ в инквизитора дулом. – И пистолет выбрось. Совсем выбрось, вниз!
Церковник вытащил ствол и, размахнувшись, швырнул с обрыва. Подняв руки, посмотрел исподлобья на горца.
Сакташ подошёл к кабине и вытащил полумёртвого от страха водителя. Толкнул к инквизитору, которого держал на мушке Джурах. Залез в кузов.
– Выходи! Приехали!
Он схватил пленника и подтащил к откинутому борту. Пихнул с такой силой, что Гарна, не удержавшись, полетел вниз. Кое-как спружинив ногами, он упал в дорожную пыль, больно ударившись о землю. Предплечья заныли от удара, из ссадин потекла кровь.
Сакташ подошёл к пленнику и поднял его за волосы, пинком отправив флаг−лейтенанта в сторону инквизитора. Палач и жертва встали рядом, будучи теперь полностью равны.
– Что, пёс, – прорычал горец. – Думал, не отомстим? Наказывать тебя будем, бабу из тебя сделаем. А потом всех вас – туда. – Мотнул он стволом в сторону обрыва.
– Не дури, Сакташ, – вмешался инквизитор. – Тебе не поверят. Меня будут искать, вас – допрашивать. И не свои – Конклав! Опусти автомат. Сделаем вид, что ничего не было. Ты погорячился, я погорячился – с кем не бывает.
– Думаешь, совсем глупый? – засмеялся Сакташ. – Думаешь, дальше с тобой поеду? Чтобы меня – к стенке? И семью? Веди его, брат, – обратился он к Джураху. – Вон туда, за камень.
Джурах, набычившись, подошёл к пленнику:
– Пошли!
– Сакташ, хочешь убить – убей, но его не трогайте, – снова перебил инквизитор. – Мерзко это перед Оком. В аду гореть будете, вечность вечную. Одумайся!
– Я в твой глаз не верю, – хохотнул горец. – И Джурах – не верит. Свои у нас боги, настоящие. А ты – заткнись, пристрелю!
Но Джурах не успел позабавиться с пленником. Молниеносным движением инквизитор перехватил автомат и ударил горца локтем в кадык. После чего, прикрывшись обмякшим врагом, дал короткую очередь в Сакташа.
Сакташ был хорошим бойцом. Получив смертельное ранение, он успел выстрелить в ответ. Пули прошили водителя с инквизитором. Миновав, при этом, Гарна, которого церковник, борясь с Джурахом, ненароком толкнул на землю.
Инквизитор дёрнулся и осел. Из-под бурой, походной рясы расползлось тёмное пятно.
Вокруг опустилась оглушительная, прерываемая посвистом ветра, тишина. Сакташ лежал на спине, глядя невидящими глазами в небо. Неподалёку в позе эмбриона свернулся водила, рядом – брат–инквизитор с навалившимся на него Джурахом. Церковник был в сознании, он смотрел на Гарна и шевелил губами, будто молился. Затем отвёл от пленника взгляд и застыл навсегда.
Шок прошёл, вернулись нахлынувшие ещё в лагере силы. Судьба берегла солдата, давая шанс закончить важную миссию. Надо торопиться, пока сюда не пожаловал кто-нибудь ещё!
Флаг–лейтенант вскочил в кузов и отщёлкнул замки грузовых ремней. Подтащив к краю, небрежно столкнул на землю сложенный мотоцикл. Можно спокойно кидать машинку хоть в грязь, хоть на камни – она не подведёт. В полевых условиях грузчики не предусмотрены, а вот времени может быть в обрез.
Разложив мотоцикл, флаг–лейтенант завёл его нажатием кнопки. Подбежав к Сакташу, сдёрнул с него автомат. Собрал с трупов фляги и запасные магазины, на всякий случай обыскал инквизитора. В карманах церковника было пусто, если не считать удостоверения, походного молитвенника да кошелька, к тому же простреленного.
Гарна оставил документ себе, швырнув остальное с обрыва. Залез на мотоцикл, прикинул направление. Наверное, туда, по уходящей наверх горной тропе.
Выкрутив ручку газа он, вспахав колесом землю, рванул к вершине. Ему нельзя было терять ни минуты.
Глава 21
Ему было жутко, невыносимо холодно. В бытность разведчиком Гарна не раз переваливал через хребты, ведь границу через охраняемые долины не перейдёшь. Но одно дело – с баллоном кислорода и в полной экипировке, и совсем другое – в полевой форме. Он поторопился воспользоваться свалившейся на него удачей, не подумав натянуть в несколько слоёв снятую с трупов одежду. И теперь флаг−лейтенант расплачивался за это, стуча зубами и замерзая.
Мотор ревел, захлёбываясь в разреженном воздухе, закоченевшие ноги приятно грел радиатор. Грудь сдавило удушьем, высокогорный мороз продирал до костей, рисуя на металле причудливые узоры. Тропинка же – змеилась всё выше.
Беглец поднялся почти до вершины, километра на три, а то и на четыре. Он не смотрел вниз и старался не думать, что может случиться с одним неверным поворотом руля.
Воздух истончался, кислорода становилось всё меньше. В голове зазвенело. Спутались, поплыли куда-то мысли. Вспомнился дом, Нийя и почему-то бабушкины пироги. Флаг–лейтенант вдруг понял, что смертельно устал. Надо остановиться и прилечь, и тогда сразу станет хорошо. Хорошо и тепло…
Гарна тряхнул головой и больно ущипнул посиневшую от холода щёку. Он не имеет права бездарно замёрзнуть после того, как чудом избежал плена. Он должен, обязан сообщить своим о планах Конклава. И вздохнёт спокойно только тогда, когда ракетоносцы смешают базу церковников с землёй.
Поясница ныла от тряски, из-под колёс разлетались заиндевевшие камешки. Лет тридцать назад снега в этих краях было по пояс, но пришла жара и вечные сугробы стаяли, открыв новые пути для контрабандистов. По таким тропинкам нередко проходили караваны с наркотиками, оружием и даже живым товаром. И хотя работорговля в Империи была строго запрещена, находились охотники и до неё, особенно на северных, богатых плодородной землёй границах.