Код равновесия. Техногород

ГЛАВА 3

Говорят, что у наблюдателей нет сердца, что им не знакомы любовь и жалость. Но как можно защищать свой город без любви к нему? Разве можно наказывать населяющих, не жалея их? Кряж – сильный, коренастый, бесцветный парень среднего роста – любил Котлище: стук ботинок на пустынных улочках, когда они с товарищами патрулировали их, запах дождя и камня, бодрящую прохладу ночи. Когда искры костров летели в ночное небо, он радовался: красиво. Курсант знал, что братья по Ордену всегда поймут его, их нечего стыдиться и бояться. Вот она – прямая, широкая дорога. Понятный путь. Не сворачивай с него, и ты обретёшь цель и смысл, и вес, и дело.

Этой ночью Кряж дежурил на городских стенах, которые с начала времён строились из обработанных городских отходов и век от века становились всё выше. Он стоял на своём месте с гордостью, хотя горожане не могли видеть его, потому что выходить из города на охранную полосу и приближаться к Мусорным стенам им было запрещено. Курсант держал в руках оружие, которое на улицах Котлища было бесполезным, и выдавалось только тем, кто выходил дежурить на край мира, как он в эту ночь. Он ещё нигде не стрелял, кроме тира. Кряж слышал тяжёлые шаги и знал, что это смена часовых. Они приближались, но из-за жёлтого тумана ничего невозможно было разглядеть.

– Обход, – раздался голос из экрана над его головой, – Старший номер 19-457.

– Кто идёт? – крикнул он.

– Старший номер 19-457, – раздалось в ответ, – Смена часовых.

Старший подошёл вместе с остальными. Сменщик Кряжа быстро, но добросовестно проверил экран, освещение, связь и аптечку – каждую мелочь. Старший одобрительно кивнул головой, когда Кряж сдал пост. Они пошли дальше, и Кряж задумчиво смотрел на почти бескрайний город. В шесть лет его отдали в Крепость. Сначала он молча страдал, потом освоился и привык, а теперь не представлял своей жизни вне Ордена. Окажись Кряж вне привычной системы координат – и он не справился бы с элементарными вещами.

Ещё один часовой сменился и встал за Кряжем. Они шли, стуча ботинками по камню; железные пластины в носах обуви помогали им лучше бить ногами. Стены разрезали мир надвое: за ними лежало неизвестное Снаружи, а внутри раскинулся опоясанный охранной полосой Котлище, разделённый на четыре основных и четыре промежуточных части. Каждая часть делилась на районы, а те – на кварталы, улицы, комплексы, предприятия и, наконец, на отдельные высотки, где обитали женщины и дети, и общежития для мужчин, которым не приходилось отвлекаться ни на что, кроме работы. Кряж видел далеко внизу разноцветные очертания пятиугольных кварталов – это куда ни кинь глаз тянулись окраины Котлища. В самом центре города стояла Башня проводников. Давным-давно каждый квартал принадлежал своему предприятию вместе со всеми улицами, постройками и жителями. А теперь многое перемешалось.

Колонна остановилась возле очередного поста. Караул сменился.

– В секторе движение! – сообщила Система.

– Занять оборону, – скомандовал старший.

К посту бежала подмога. Вспыхнули прожекторы, Кряж посмотрел на экран. Действительно, Снаружи кто-то бежал, но в темноте ничего не было понятно. Наблюдатели и курсанты работали слаженно.

– Орудие заряжено! – отрапортовал один из них.

– Огонь! – скомандовал старший.

Раздался грохот, и дуло, которое проходило сквозь стену, дёрнулось.

– Объект ушёл, – бесстрастно объявила Система.

– Молодцы! – похвалил старший наблюдателей

Скоро он повёл колонну дальше, сменяя остальных часовых.

– Наш город – лакомая добыча! – учил он свой маленький отряд, – И бродяги никогда не снимут осаду. Они прощупывают нас – и боятся. Эти трусы не нападают уже много лет. Но они всегда где-то поблизости. Вы должны помнить, что у Котлища две угрозы: наружная и внутренняя. Если какому-нибудь тайному или явному предателю удастся уйти из города, то он расскажет им о нас, обо всём, что он видел и знает. Уничтожайте шпионов. Уничтожайте бродяг на подходе к городу. Вести переговоры и контактировать с ними – это смерть. Они специально заражают воздух вокруг себя и заражаются сами. Утилизировать их трупы можно только огнём, с безопасного расстояния.

Кряж старался слушать внимательно, но то и дело ловил себя на том, что думает вовсе не об охране Котлища, а о скромной, сероглазой девушке со нежным именем Ундина. Ему не положено было думать о горожанах, нежелательно знаться с ними. Но полгода назад он совершил промах. И тогда у него появились знакомые из населяющих.

Прыть любил высоту, риск и скорость, а лучше – всё вместе. Но, увы, кабинка фуникулера обеспечивала только первое. Зато в компании Фантазёра крими чувствовал себя счастливым, как мышь на продуктовой базе. Библиотекарю не надо было объяснять свои шутки по нескольку раз, как Ундине. Он не так погружался в свой внутренний мир, как Циркуль, который слушал всех с неизменной отсутствующий улыбкой, хотя никогда не возражал Прыти. Напротив, Фантазёр сразу схватывал суть разговора. И пусть он не разделял циничный взгляд крими на жизнь, но понимал его жалящий юмор и никогда не обижался. Разговоры с ним, особенно наедине, всегда доставляли наслаждение хитрецу. Сейчас был как раз такой момент. Кабинки еле плелись, из них открывался вид на город, разноцветный и шумный, как всегда. Внизу их ждали остальные.

В тот день – очень ветреный – воздух с силой ударял в вагончики, а они скрипели и качались. Прыти это нравилось.

– Как поживает будущее трущоб? – хихикал он, – Послушай, зачем ты учишь маленьких безобразников буквам? Весь квартал в непристойных надписях!

– Я не могу заменить им родителей, – пожал плечами Фантазёр, – И не должен.

– Но ты мог бы влиять на них, – прищурился Прыть, – Спасать их, как когда-то Клоп – тебя.

– Опять ты привязался к нему, – шутливо погрозил пальцем библиотекарь, – А ведь он злится до сих пор. В его кабинете я видел твоё фото – клянусь! – а под ним в мешочке волосы покойника и землю с охранной полосы.

Крими с деланным испугом всплеснул руками и расхохотался.

Не Клоп, а господин директор – так было принято к нему обращаться. Низенький, толстый человечек маниакально строго придерживался всех инструкций и распоряжений, и как же это осложняло и тормозило работу библиотеки!

Однажды знакомый Прыти на спор взломал кусочек Системы, к которой относилась библиотека, и тот придумал шутку. В пятидневном отчёте он указал, что через чёрный рынок библиотека реализовала «некий роретет» на сумму в миллион баллов, и получалось, что директор приторговывает городским имуществом. Клоп заметил шалость, когда к нему ввалились наблюдатели. Надо сказать, что неумолимая Система не отменяла и не корректировала отчёты, она начисляла и списывала баллы автоматически и без возврата. Над Клопом навис гигантский долг.

Через пять дней ему же подкинули бумажную записку, на которой от руки было выведено зловещее «+1». И в самом деле, испорчено оказалось уже два поля в отчёте: кроме незаконной торговли появилась оплата крими за то, что они «притощили слушотелей силой» в библиотеку. Это было особенно обидно: населяющие действительно не любили слушать книги. Но Система исправно начислила нужную сумму для расплаты с криминалом. Директор стал посмешищем, он досадовал, ведь вычислить горожанина по сообщению через городскую систему связи – нет ничего проще, а попробуйте-ка найти его по клочку бумажки! Такого в Котлище никто не умел. Веселье продолжалось, «Охранители Стен» занялись этой историей всерьёз. На третий месяц – та же записка «+1» и новые начисления – «купить Наблюдатилям мозгов». Фантазёр сетовал на таинственного злоумышленника и на то, что у Клопа теперь вечно плохое настроение и трясутся руки. Самих же Наблюдателей всерьёз задел последний пункт. Прыть играл с огнём, но ему было весело! Слухи о проделке расползлись по городу, все ждали, что случится дальше. Четвёртая записка – и вот уже найдено три поля с ошибкой. Но где же спрятано чёртово последнее поле? Директор и сотрудники библиотеки перебрали вручную почти пятнадцать тысяч вкладок, но не могли найти ошибку. А Прыть торжествовал: он решил, что и на этот раз трёх испорченных полей достаточно. Фантазёр желал неизвестному шутнику забрести в тоннель метро, а Клоп заработал нервный срыв.

Через два дня после этого Прыть наконец вычислили – и упекли в изоляцию на шесть месяцев. Заодно и районная школа вздохнула спокойно. За Фантазёром пришли прямо в библиотеку, потому что он был знаком с виновником. Библиотекарь долго ещё вздрагивал от резких звуков и дулся на Прыть. А тот вернулся совсем другим: озлобленным, циничным, осторожным. Крими завёл новых друзей и уже понятно стало, чем он закончит.

– Зато ты познакомился с наблюдателями, – отметил Прыть, прикрыв глаза.

– Да будь ты проклят со своими шутками, – беззлобно ответил Фантазёр, – я сначала не верил, что это ты. Как ты мог такое провернуть со мной? Меня чуть не убили «для порядка»!

– Порядок, – промурлыкал тот, – это всего лишь видимость. Никогда не знаешь, что обнаружишь за крошечной дверцей. И даже за городскими воротами.

– Некоторые двери так просто не откроешь, – значительно улыбнулся Фантазёр, – особенно, если не знаешь, где их искать. И если Система их не видит.

– Здорово я придумал? – вскочил на ноги крими, – Моя идея!

Фантазёр демонстративно закрыл лицо руками: разве сыщешь другого такого же вруна и хвастуна во всём Котлище?

– Посчитай-ка все комнаты, где Система не может ничего мониторить, такие, как твоя, – продолжал Прыть, – да запрещённых животных, да мастеров, которые могут настроить любого дрона так, чтобы он показал Наблюдателям сдобных девчонок вместо, например, этого вагончика – и много ли ты найдёшь порядка в этом мире?

– Эх ты! Тебе разве не говорили в школе, что порядок – это безопасность?

Лицо Прыти стало вдруг злым и серьёзным. Он наклонился к самому уху библиотекаря:

– Вот что я скажу тебе: самый неумолимый, самый чёткий порядок я видел в изоляции. Но безопасностью там и не пахнет.

Фантазёр притих, надеясь, что друг продолжит, но тот замолчал. Он ничего не рассказывал об этом, ни тогда, когда только вернулся на улицы Котлища, ни после.

– Однажды Система увидит всё, – начал снова библиотекарь, – Это вопрос времени.

– Какого времени? Бесконечного, да? – поддел его крими.

– Допустим, не ближайшего, но…

– Да проснись ты! Твоя Система похожа на старый шланг, из которого вода свистит во все стороны. И стоит залатать одну дыру, как его прорвёт ещё в пяти местах! Помяни моё слово: такое время не наступит никогда.

Фантазёр подался вперёд, готовый защищать свои убеждения, но тут ветер налетел на город ещё яростнее. Кабинка дёрнулась и встала. Оба упали на пол.

Далеко внизу, возле наружного лифта, стояли трое друзей. Они видели, как раскачиваются вагончики на тросе, и чем выше протянут трос – тем сильнее. Потом канатную дорогу остановили, и кабинки застыли высоко над их головами.

– Надеюсь, они уже вышли, – поежилась Тёзка.

Тут сверху раздался знакомый пронзительный свист Фантазёра. Из окна вагончика торчала его ярко рыжая голова. Они с Прытью застряли в двадцати метрах от станции, невысоко, всего лишь в пяти этажах над землёй. Ундина охнула. Кабинки то почти останавливались, то угрожающе раскачивались от особенно сильных ударов ветра.

– Скоро поедут?

– Как ветер стихнет, – говорили в толпе.

Вдруг одна из кабинок, висящая где-то между верхними этажами небоскребов, сорвалась. Она пролетела вниз, чудом не задев вагончики на других уровнях, и рухнула посреди широкой улицы. Во все стороны брызнули осколки стекла и металла. Раздался женский визг. Возгласы удивления сменились стонами раненых, а немногие пассажиры фуникулёра закричали или, наоборот, молча застыли в своих подвешенных клетках.

Тут же появились четверо патрульных: двое от Корпоративного совета, наблюдатель и курсант. Циркуль растерянно застыл на месте, втянув голову в плечи; он в оцепенении, не мигая, смотрел на груду обломков и бурые пятна рядом с ней. Парень панически боялся крови и не смел повернуть головы туда, где горожане возились с ранеными. Тёзка и Ундина, обняв друг друга, медленно подошли к разбитой кабинке. Она была пуста.

– Всем отойти! – патрульные пытались разогнать людей, но им это не удавалось.

– Назад, дурачьё! – рявкнул старший, раздавая тумаки горожанам, – Другие вагоны тоже могут сорваться!

Другие вагоны! Сердце Тёзки упало. Ундина взяла её за руку и повела под защиту стен соседнего небоскрёба. Другие кабинки… Оставалось надеяться, что тросы не подведут.

Надрывались уличные сирены, ветер то стихал – и тогда кабинки понемногу двигались, то налетал вновь вместе с вонью и пылью. Население не думало расходиться. Горожане удивлённо загалдели, когда увидели ремонтную машину. Оттуда вышли рабочие и подошли к наблюдателям.

– Неполадки, господин наблюдатель, – доложил старший мастер и показал пальцем вверх.

В самом деле, одна из кабинок – та самая, в которой ехали Прыть и Фантазёр – не сдвинулась с места за всё это время.

– Эй, курсант 90– 538! – поколебавшись, крикнул наблюдатель.

Тот обернулся и побежал к нему, совсем как щенок спешит к своему хозяину. Он смотрел на старшего с надеждой.

– Идёшь с мастерами, тридцать восьмой, – приказал тот.

Кряж ехал в лифте и чуть не плакал от обиды. Он так мечтал о подвигах, о том, чтобы стать не просто наблюдателем, а лучшим из них! Теперь его послали приглядывать за рабочими, а сами остались внизу и защищают бестолковую, любопытную толпу от её же глупости. Он с досадой и горечью стукнул о стену короткой, тяжёлой дубинкой – своей верной спутницей и помощницей. Рабочие испуганно вжали головы в плечи.

На площадке, куда они вышли из лифта, собрались зеваки. Здесь чувствовалась сила стихии: на станции порывисто дуло, вагончики раскачивались и скрипели. Угрюмый Кряж встал подальше от рабочих, но с любопытством прислушивался, о чём они говорят.

– Наверняка узел.

– Замена?

– Может…

К курсанту подошёл мастер и показал на кабинку, где сидели Фантазёр с Прытью:

– Господин курсант, надо снимать их. И поскорее бы. Ветер.

Кряж думал. Если снимать – то значит, докладывать своим. Но наблюдатели не занимаются такими мелкими делами, а лишь координируют их. Наверняка передадут спасение городскому «Клубу добровольцев» или пожарной команде. Те скажут, что погодные условия неблагоприятны, а для квартала опасности нет.

– Вы скажете господину наблюдателю внизу? – осторожно поинтересовался мастер.

– Нет. Я сам.

– Но, может быть…

– Молчи! – грозно крикнул Кряж, подражая старшим.

Да разве поймут его какие-то рабочие?

Кряж подходит к самому краю платформы станции, снимает с пояса тонкий трос и кладёт его на пол, стараясь не смотреть вперёд и вниз. Ветер шумит у него в ушах, глаза слезятся, но Кряж только хмурится. Он прикладывает один конец троса к металлическому козырьку и командует:

– Электромагнит.

Трос намертво примагничивается к краю платформы. Затем Кряж, выбрав в меню своего браслета нужный пункт, направляет из него луч тонкого света на кабинку, к окну которой прильнули два испуганных горожанина.

– Мост, – командует он.

Трос послушно раскладывается в дорожку, способную выдержать вес целого отряда. Он прислоняется к кабинке, и Кряж наступает на него, но кабинка снова раскачивается; она противно чиркает по краю моста, а он дёргается и вдруг в середине выгибается боком от ударов ветра. Кряж поспешно убирает ногу. Он думает и так морщит лоб, будто ему больно от мыслей. Потом он смотрит на свои крепкие руки и делает ими резкое движение, выбрасывая вперёд. С накладок на рукавах срываются два дрона, День и Ночь, и зависают перед курсантом, готовые исполнить приказ.

– День, берёшь правый край моста. Держишься за него и за ту скобу, – Кряж поясняет свои слова с помощью луча, указывая на мост и на корпус вагончика.

Дрон срывается с места и в точности исполняет то, что от него требуется.

– Крепче держи, – бубнит Кряж, и День работает во всю мощь.

Кряж кивает и отдаёт приказ Ночи, указывая на левый край моста и на соседнюю скобу. Второй дрон послушно срывается с места, но вдруг отчего-то подлетает в воздухе и попадает в открытое окно вагончика. Горожане внутри него падают разом падают на пол, закрывая головы руками, а дрон бестолково летает внутри, натыкаясь на стёкла. Кряж изумлённо смотрит на него, но тут же берёт себя в руки:

– Назад, – командует он.

Дрон словно не слышит его. Тогда Кряж пытается управлять им через браслет, потом снова голосом, затем светом – но Ночь будто потерял связь с Системой. Он завис под потолком. Кряж подзывает к себе День, смотрит то на него, то на кабинку, но затем покаянно мотает головой.

– Я сам, – говорит он дрону, – Орден вверил мне имущество, а я…

Через несколько минут мост снова стал тросом, который удерживал День. Всё готово. Два горожанина осмелились подняться с пола и теперь, опасливо согнувшись и посматривая на Ночь, наблюдают за Кряжем. Он снимает с пальцев перстни с шипами, а с пояса – шокер и баллончик с кислотой, подзывает начальника станции и отдаёт ему свои вещи:

– Ты отвечаешь за всё это до моего возвращения.

Начальник выпрямляет спину и понятливо кивает. Тем временем, Прыть с изумлением дёргает Фантазёра за рукав:

– Глянь-ка, это ж курсант!

Фантазёр, щурясь, вглядывается:

– А разве нас не снимут отсюда?

И тут, словно в ответ, курсант складывает руки лодочкой и кричит:

– Слушать меня! Не беспокоиться! Я сейчас помогу вам!

Друзья изумлённо переглядываются.

– Разве нам не положена команда пожарных? – испуганно спрашивает Фантазёр.

Прыть отпихивает его локтем от окна:

– Эй, господин! – кричит он, – А команда? Нам положены спасатели!

– Ветер! – отвечает издалека курсант, – Вы не дождётесь!

Прыть поворачивается к Фантазёру:

– Это что, нас бросили?!

– Ты же слышал, – отвечает Фантазёр белыми губами, – Он нас вытащит.

– Чёрта с два! – злобно взрывается Прыть, – Это же сопляк! Он даже не наблюдатель! Да разуй же глаза…

Тем временем, Кряж берётся руками за металлический канат, на котором висит вагон с пассажирами. Ногой он пробует свой трос, а затем уже всем весом встаёт на него. Рабочие смотрят на курсанта не как на героя, а как на полоумного, но перечить не пытаются. В двух метрах от него пропасть, на дне которой шумит город. Он уверенно шагает к кабинке, и чувствует, что его голова становится до странного пустой, а рукам больно.

– Слышь, господин курсант! – кричит Прыть, – Иди… Идите назад!

Кряж смотрит на пленников канатной дороги, его лицо краснеет от напряжения. Оно неподвижное и похоже на маску.

– Топай отсюда! – в отчаянии вопит Прыть.

Кряж останавливается на мгновение, а потом смотрит прямо на Прыть и двигается вперёд.

– Что за бардак, – испуганно шепчет крими.

Справа и слева у курсанта высотки, а далеко внизу удивлённые горожане, должно быть, задрали головы. В Крепости хорошо тренируют будущих наблюдателей, только там под ногами – земля. Кряж зажмуривается и представляет плац. «Внизу земля», – шепчет он. Она слишком низко, вот и всё. «Смотри в небо», – приказывает он себе и ловко перебирает руками, двигаясь к кабинке. Ветер бьёт его, надеясь сорвать с троса, как лист с ветки дерева. Но Кряж лишь прячет лицо, утыкаясь носом в рукав. Как только порыв стихает, он нащупывает ногами свою тонкую дорожку и двигается дальше, быстро и осторожно. Рабочие смотрят на него со станции, затаив дыхание. «Не смотри под ноги» – твердит про себя курсант. Он поднимает глаза вверх. Над ним по серому небу ветер гонит плотные, светлые обрывки облаков. Красота! Теперь он совсем близко к кабинке, и надо быть очень осторожным. В Кряже просыпается азарт. Он ждёт, пока кабинка почти перестанет раскачиваться, и закидывает ноги в проём окна. Фантазёр и Прыть помогают ему забраться внутрь. С минуту Кряж сидит на скамейке, рассматривая свои порванные перчатки, а потом ласково касается Ночи.

– Что с тобой, – обеспокоенно шепчет он.

Прыть, который с интересом и завистью наблюдает за этой сценой. Ночь дёргается, но Кряж ловко хватает его и прижимает его к своему браслету.

– Со… уста… установлено. Требуется диагностика, – сообщает дрон.

– Эх, ты, – вздыхает Кряж и командует, – За мной.

– Принято, – уже уверенно рапортует Ночь.

Пора! Ладони Кряжа саднит, но он подсаживает Прыть на окошко. Тот, бледный, но улыбающийся, отлично понимает опасность. Он вытирает руки о куртку, хватается за верхний трос, а ноги ставит на нижний. Крими двигается ловко и быстро – и через несколько минут он уже на станции, раскланивается перед рабочими, а те смеются. Теперь Фантазёр. Кряж выпроваживает за окошко Ночь и внимательно смотрит на библиотекаря, на всю его неровную, хилую фигуру. Фантазёр, кажется, всё понимает.

– Ступайте обратно, господин – дрожащими губами шепчет он.

Кабинка снова покачивается, курсант подходит к окну, держась за стенки. Совсем недалеко, со станции, на него странно, испытующе смотрит Прыть.

– Лезь мне на спину, – говорит он Фантазёру, чуть обернувшись.

– Ты смеёшься? – тот в изумлении забывает про статус курсанта Ордена.

Но Кряж хмурится: он никогда не шутит. Библиотекарь садится на скамью и демонстративно вцепляется в неё руками. Тогда курсант хватает его за шкирку, тащит к окну и указывает вниз, на разбитую кабинку:

– Видишь?

– Я не удержусь на твоей спине! – протестует библиотекарь

– Я тебя привяжу. Иначе никак. Вагон дальше не поедет.

Фантазёр хватается за свои жёсткие волосы и молчит. Кряж быстро вытаскивает из-за пояса тонкий шнур, которым положено связывать буйных горожан. Через несколько минут всё готово, и библиотекарь сидит на спине курсанта, накрепко к нему привязанный.

– Только ты ещё подведи, – угрожающе бубнит курсант себе под нос, и шнур затягивается ещё туже.

Кряж ставит одну ногу на окно. Так, теперь левую руку за раму, правая на трос. Фантазер молча сносит толчки и удары, но Кряж чувствует, что ладони библиотекаря влажные и неприятно холодные. Курсант перебирает руками, но его ноги то и дело теряют тонкую опору, а Фантазёр вцепился в его плечи. Кряж прикрикнул бы на него, но его дыхание сбилось, тело немеет, а ладонях болят всё сильнее. Он не рассчитал.

Как во сне Кряж видит перед собой Ночь. Дрон уже возле станции, но порыв ветра кидает его в стальную опору, а оттуда машинка, неловко кувыркаясь, шлёпается на землю и рассыпается осколками. В этот момент улица качается под курсантом, его сердце сжимается от внезапного горя, тело тяжелеет. Он чуть закидывает голову и жмурится, судорожно сжав руки. Ему кажется, будто ветер сейчас оторвёт его от троса.

Горожане видят, как на верёвке, будто нарисованной на белых, спешащих облаках, застыла массивная фигура канатоходца с привязанной к спине ношей.

– Он пойдёт? – тревожно спрашивают они друг у друга.

– Чего он там?

– Эй, парень, скорее!

– Ему плохо?

– Упадут!

Кряж двигается всё медленнее. Он устал, по его лицу течёт пот, ладони вот– вот соскользнут.

– Трус! – вдруг взвизгнул на всю станцию Прыть, – Двигай, слабак! Или всю Крепость скорчит от стыда за тебя!

После упоминания Крепости все отшатываются от Прыти, и даже Кряж перестаёт смотреть вниз, на улицу, на осколки и искореженную, упавшую кабинку. Он смотрит на Прыть, и тот ловит его взгляд. Этот упорный взгляд словно заставляет его нащупать ногами натянутый трос и осторожно встать на него. Теперь Кряж видит только Прыть.

– Ну, миленький, – протягивает руку крими, – ну ещё шажок. Смотри, как я близко.

И Кряж, в упор глядя на него, тяжело шагает по тросу. Своим неподвижным лицом и маленькими глазками курсант напоминает носорога из старинного фильма. Браслет на его руке предупреждающе вибрирует: преданный День держится из последних сил, не давая ветру сбросить всех вниз. На высоте, над необычно пустой площадкой будто бы происходит схватка между Прытью и Кряжем. Они напряжённо смотрят глаза в глаза, и курсант весь красный, но странно спокойный, а челюсти его крепко сжаты. Крими, напротив, кривляется от души. Он сыплет ругательствами, стараясь разозлить Кряжа:

– Свиная шкура! Луковый огрызок ты! – азартно частит крими, – Никчёмная, железная башка!

Публика внизу не смеётся и не возмущается. Горожане будто застыли единой массой и ловят каждый звук, каждое движение этой маленькой драмы.

Подбадриваемый в таком духе, Кряж преодолевает последние метры и падает на пол станции. Когда он с привязанным к спине Фантазёром достигает платформы, толпа внизу восторженно шумит и свистит.

– На тебе! – подскочил Прыть к самому краю станции, – Что, улизнули от тебя? Смотри!

Он вытянул вверх руку со сложенным кукишем, а затем отскочил от проёма и сделал сальто. Смотритель осторожно подошёл к краю посмотреть, с кем разговаривал парень. Но там всё как обычно: снизу гудела площадь, по её краям теснились стены небоскрёбов, а над ними нависало плотное, серое, ветреное небо.

Кряж хриплым голосом отдал распоряжение – и шнур соскользнул на пол, отпустив Фантазёра. Над библиотекарем хлопотал медбрат и служители канатной дороги. Кряж медленно пошёл по площадке в странном отупении. Казалось, он не слышал ни грома аплодисментов с улицы, ни поздравлений вокруг себя. Будто не его сейчас обнимали и похлопывали по спине. Он помнил только, что должен сейчас вернуться вниз, к офицеру.

А Прыть, забытый и оставленный всеми, медленно сполз по стене и закрыл лицо руками.

За то, что Ночь разбился, Кряж просидел в карцере месяц. Но после наказания он снова мог выходить из Крепости. Как-то раз у него выдались свободные часы, и он отправился посмотреть, как чинят наружный лифт неподалёку, а заодно купить разноцветных сахарных конфет. Кряжу нравилось смотреть, как трудится население города. Они были смешные, эти рабочие: то и дело переговаривались, шутили, а то и ели на ходу. Курсант занял позицию на одном из навесных мостов и с любопытством наблюдал за тем, как на земле, в пыли снуют шумные «дорожники». Он услышал шарканье по мосту и обернулся. Недалеко стоял калека: рыжий, лохматый парень, что сидел на его спине в тот самый день.

– Спасибо тебе, – широко улыбнулся он, – Я только это и хотел сказать: спасибо.

На Кряжа нахлынули неприятные воспоминания, он угрюмо смотрел на рыжего. Курсант уже хотел отвернуться, но заметил, как из-за угла за ними наблюдают две девушки. Одна из них смотрела прямо на него, но, смутившись, отвела взгляд. И с того времени Крепость больше не владела им.

Кряжу нравилась эта компания: их споры, тайная живопись в библиотечной подсобке, наивность и беззащитность. Новые друзья показали ему, что Котлище может быть другим – и это ошеломило курсанта. Он то упивался новой дружбой, то вспоминал, что дороги у него и у них – разные. Больнее всего Кряжу становилось, когда он думал, что когда-нибудь Ундину нужно будет оставить. Острое отчаяние от мыслей о будущем сменялось грустью, чувством обречённости и страхом. Раньше мечты приносили только удовольствие, надежду и гордость. Неужели теперь судьба ставит перед ним выбор: Орден или Ундина? Неужели скоро – всё? Наблюдатели посмеивались над курсантами, они уже не вспоминали о своих горестях. Когда-нибудь и у него всё отболит.

Группа спустилась со Стен. Туман здесь был гораздо плотнее, и в свете прожекторов охранная полоса казалась таинственной. Подлетели два дрона.

– Идти плотной колонной, – напомнил старший, – При отставании стоять на месте. Последний дрон найдёт отставшего.

Со стороны Стен прозвучал резкий сигнал. Дроны включили красную подсветку и метнулись прочь. Старший выругался.

– Надеть противогазы! – скомандовал он.

Через несколько секунд весь отряд был уже в противогазах. Кряжу казалось, что его товарищи теперь похожи на огромных насекомых, и он улыбнулся, подумав о том, как выглядит он сам. Старший глухо отчитал одного из курсантов, толкнув в грудь, и колонна двинулась дальше. Скоро заработали насосы и вентиляторы. Из-под Стен, наружу, спускали газы и жидкие отходы, и ничто из вредных веществ не должно было попасть на улицы города и отравить жителей. Туман нехотя отступал, и Кряж видел нарядные Мусорные Стены. Днём, особенно в ветреную погоду, горожане могли любоваться яркими плакатами и рекламой на них; мальчишки толпились у охранной полосы и с восторгом и завистью смотрели на наблюдателей. Сейчас Кряж видел, как далеко впереди начинаются окраины Котлища, пустые и сонные.

– Наперегонки марш! – прозвучал приказ старшего.

Голос у него был весёлый. Кряж сорвался с места, сразу оставив позади двоих. Когда вся группа пересекла голую, утрамбованную полосу охранной полосы, насосы перестали работать. Вот-вот затихнут и вентиляторы. Им разрешили снять противогазы, и Кряж вдохнув свежий, сырой воздух, вытер потное лицо рукавом. Бегать он любил, но особенно – по городским улицам. Он хорошо знал Котлище, все его заводы, огромный изолятор, Центры – административные здания каждого квартала. Он любил подниматься на крыши многоэтажек во время обходов и смотреть, как в водяных ловушках оседает тонкая, влажная плёнка тумана. Он старался не наступать грубыми ботинками на нежную зелень города.

– Забывайте девок сразу, – цинично советовали курсантам старшие.

– Думать о них – значит ослабить разум и волю, проявлять эгоизм, раскалывать братство наблюдателей, – объясняли проводники.

Они были правы. У братьев всё общее. И сами они – живые Стены. Таков их путь.