Смерть во имя истины

– Брат! – с жаром взмолился Беньямин, обратившись к секретарю покойного настоятеля. Он был испуган и шокирован, но понимал, как необходимо сейчас сдерживать свои эмоции. – Не скрывай больше тайны! Если имеешь ты хоть что-то, что способно открыть нам путь по следам убийцы, не молчи. Ничто не может омрачить память нашу о доброте и святости брата Иокима.

– Что ж, – после тяжких раздумий, решился брат Анатолий. – В том послании, что писал наставник мой и друг, отец Иоким, не много слов. Но как страшен смысл их, … – на миг рыдания прорвались из уст его, но он подавил их, вздохнул глубоко, и окончательно решившись, произнес. – Рукой его было начертано… Мы прокляты. Огненная стрела. Ключ в руках Саймея…

Сердце Посланника будто пропустило удар. Им мгновенно овладел какой-то почти сверхъестественный страх и неприятное предчувствие. Предчувствие уже знакомое. Что-то подсказывало ему, что Феликс оказался прав и их многолетние поиски, тайные и запрещенные, которые могли привести к их гибели, здесь в этой странной общине могут увенчаться неожиданным успехом. Он ждал и боялся этого. Но сейчас не было времени показывать свои чувства.

– Боюсь, мне придется обвинить тебя во лжи, – сказал Саймей брату Анатолию, холодно и чуть властно. – Откуда мог знать настоятель, что именно я явлюсь к вам по его делу?

– Это и правда звучит странно, – растеряно согласился брат Беньямин. – Ты ничего не перепутал?

– Нет! – возмутился секретарь погибшего настоятеля, и скорбь его тут же сменилась гневом. – Имея такие сведения, я не стал бы обманывать вас! Смотрите сами!

Он поднялся решительно со своего места, обошел Посланника и извлек откуда-то из полок у окна клочок бумаги. Неровными дрожащими буквами, съезжавшими вниз, там значились те же слова.

– Странно, – прокомментировал Саймей, чуть задумчиво. – Я слышал о таких случаях, когда перед мучительной смертью людям открывались откровения….Но…Тебя же напугало не это, брат Анатолий? Тогда еще и ты не знал, что Глава повелит мне посетить вашу общину. Значит, это слова о проклятье так подействовали на тебя?

– Отец Иоким был искренне верующим и никогда не имел сомнений в своей вере… – горестно ответил секретарь.

– В этом я не сомневаюсь, – Посланник продолжал смотреть на грубо оторванный клочок пергамента. – Огненная стрела? Арам, ты рассказывал мне об этом сегодня.

Юноша кивнул. Вид у него был не столько испуганный, сколько растерянный.

– Но наверняка говорил тебе этот юноша, – брат Беньямин указал с улыбкой на послушника. – И о том, что в общине нашей больше ремов, есть и парсы и арибы.

– Но для фарсов все мы можем быть прокляты? – с надеждой вопрошал брат Анатолий, коему удалось немного справиться с горем своим.

– Верна мысль твоя, – и брат Беньямин тоже улыбнулся более мягко и свободно.

– Но к чему отец Иоким вспомнил об этом? – удивился Саймей. – Либо же можно предположить, будто разум его был сильно затуманен и сам он не понимал, что делает. Это лишь отражения его путанных мыслей. … Но вот что смущает меня. Что же такого в стреле огненной, что вызывает гнев фарсов?

– Это всего лишь легенда, – живо объяснил брат Беньямин. – Как знатоку истории и слов Пастуха, Истинного бога нашего, известно тебе, Саймей-тень, что в час, когда рожден был господь наш на земле, в небе, над местом его рождения зажглась звезда. Вот ее и принято называть стрелой огненной.

Посланник внимательно слушал казначея, однако взгляд его уловил, как изменилось при словах этих лицо послушника. Но юноша промолчал. Посланник отметил про себя, что позже надо будет расспросить мальчика.

– Что ж, – немного легкомысленно заявил он, поднимаясь. – Теперь я доволен. В стеле огненной скрыт символ зарождения веры нашей истинной. А потому легко для понимания стало и проклятие фарсов. Ныне же оставлю я вас, дабы предаться размышлениям… Об остальном, что указано в записке настоятеля.Прости меня, брат Анатолий, что я вынужден был снова причинять тебе горе. Увидимся на ночной службе. Но помните, братья, пока мы не узнаем истинный смысл слов настоятеля, прощу вас оставить их в тайне.

Кивнув священникам, он решительно покинул покои брата Анатолия. Секретарь погибшего настоятеля тут же устало опустился в кресло, а брат Беньямин поспешил вслед за Посланником.

– Брат, – окликнул он его на ступенях. – Могу я немного поговорить с тобой?

– О чем? – нахмурился Саймей. Он совершенно не желал объясняться сейчас с казначеем, обсуждать с ним ход своего расследования.

– Я хочу раскрыть тебе кое-какие сведения, которыми не располагает брат Анатолий, – подойдя ближе, тихо сказал священник. – Есть некоторые вещи, которыми можно объяснить тайну этого послания.

– Слушаю, – чуть удивленно отозвался Саймей.

– Видишь ли, отец Иоким желал узнать историю нашей общины, – стал торопливо рассказывать брат Беньямин. – Но дело в том, что его изыскания внезапно приобрели странный характер…

Священник беспокойно оглянулся на Арама, но потом продолжал при юноше, рассудив, что это дело Посланника отсылать ученика или нет.

– Он внезапно увлекся историей некоего еретического учения, которое давно исчезло со света. Он увлекался этим все больше…И я…Я был вынужден предупредить об этом Главу Шалемского храма. …

– А он предупредил Главу всего царства земного, Феликса, – продолжил за него Саймей. – Мне это известно. …Но согласись, брат, даже если отец Иоким и предполагал, что за ним установлена опека, как он мог узнать, что Глава направит сюда именно меня?

– Да, – немного подумав, признался брат Беньямин. – Это странно.

– Пока не стоит об этом задумываться. Это и не важно, – сказал Посланник. – Интереснее то, что ты сообщил мне сейчас. Ты же понимаешь, что именно эти изыскания и привели отца Иокима к смерти? Как много людей здесь в общине знали о них?

– Я, – тут же откликнулся брат Беньямин. – Брат Исса, о чем ты можешь легко догадаться…

– Ты сообщал ему о розысках настоятеля подробно? – перебил казначея Саймей.

– Нет, – тот улыбнулся в ответ чуть насмешливо. –Конечно, нет. Я благоразумно посчитал, что брату Иссе не стоит так досконально знать об этом. Я просто сообщал ему о желании настоятеля восстановить историю общины.

– Хорошо, – искренне обрадовался Саймей. Брат Исса его раздражал.

Брат Беньямин опять усмехнулся, понимающе.

– Знал о поисках настоятеля и брат Лукас, – продолжил он. – Они часто сидели вместе. И так как их разговоры часто касались именно дел общины, то отец Иоким рассказал ему о своих поисках. Позже, брат Лукас говорил об этом со мной. Он беспокоился из-за странных интересов настоятеля. И по его совету я отправил письмо в Шалем.

– Это было разумно, – согласился Посланник. – Похоже, только ты, брат Лукас и Арам знали о его настоящем деле?

– Про твоего ученика я бы не говорил, – Беньямин посмотрел на юношу.

– Кое-что было мне известно, – сказал Арам. – Но…О том, что моего учителя интересует история общины, я знал. Но вот о каких-то иных розысках я слышу впервые.

Он выглядел незаслуженно обиженным.

– Тем лучше для тебя, – заметил ему Саймей, чуть усмехнувшись. – Иначе трупов могло быть два.

– Ты думаешь, брат, – осторожно вступил Беньямин. – Что и мы с братом Лукасом теперь подвергаемся опасности?

– Все зависит от того, как много вы знали об этих розысках, – пожал Посланник плечами.

Брат Беньямин задумался. Отвечать Саймею, ему, похоже, было нечего. Посланник приветливо кивнул ему и собирался удалиться.

– Постой, учитель, – попросил его торопливо юноша. – Ты говоришь, что хочешь видеть меня при себе постоянно…

– Да, – немного удивленно подтвердил Саймей.

– Тогда тебе было бы удобнее, если я жил бы в твоих покоях и был всегда под рукой, – предположил юноша.

Посланник смотрел на него задумчиво.

– Согласен, – сказал он.

– Не мог бы тогда сейчас ты подождать меня, пока я заберу вещи из покоев моего учителя? – все это Арам выговорил на одном духе, будто боялся, что Саймей вдруг откажется от своих слов.

Посланник смотрел на него по-прежнему задумчиво.

– Чего ты боишься? – вдруг спросил он.

Юноша оглянулся, ушел ли брат Беньямин, и увидев, что того нет, немного оживился.

– Не мог бы ты идти со мною? Мой страх кажется тебе лишним, но… не могу я избавиться от него. Мне все время кажется, что душа моего наставника возвращается туда…

Юноша запнулся не то от страха, не то от смущения.

– Я понял просьбу твою, – подумав, сказал Посланник. – И выполню ее. Тем более, что мне хотелось бы взглянуть на покои отца Иокима.

Юноша слабо улыбнулся и указал рукой на дверь, располагавшуюся правее покоев брата Анатолия.

– А кто еще обитает здесь? – направляясь к указанной двери, Саймей заметил и еще одни покои, закрытые в этот час.

– Здесь на первом этаже живет так же и брат Закари, – живо объяснил Арам. – Ты сам видел, как он стар. Ему было бы трудно подниматься наверх.

– Ясно – Посланник остановился на пороге покоев усопшего настоятеля. – А наверху?

– На этаже верхнем живут братья Исса, Беньямин и Маркус, – продолжил рассказ юноша, вопросы учителя радовали его, так как из-за них медлили они перед порогом покоев, где ждал послушника его страх. – Но двери брата Маркуса выходят на противоположную сторону. День его начинается ранее нашего, как и позже заканчивается. Он не желает беспокоить братьев своих, когда ему необходимо рано покидать свои покои.

– Он добр и чистосердечен, – одарил похвалой брата Маркуса Посланник.

– Многим он кажется странным, будто разум его недостаточен для взрослого, – в голосе послушника прозвучали осуждающие нотки. – Но это не так. Просто он искренен и открыт….

– А это ценится далеко не всегда. Что касается меня, то о брате Маркусе я согласен с тобой, – успокоил Саймей юношу. – А теперь давай прервем беседу и сделаем то, зачем пришли.

Послушник кивнул, заглянув в лицо наставника своего глазами полными страха. Но он не стал перечить учителю, и послушно шагнул в двери. Пока юноша зажигал свечи, Посланник осматривал покои. Здесь было богато и чисто. Видимо Арам, служивший настоятелю умел создавать уют, и душа Посланника отдыхала в этих стенах.

– Я поспешу собрать вещи, – сказал ему послушник. – Чтобы сильно не задерживать тебя, учитель.

Он принялся складывать нехитрые пожитки свои в покрывало. Посланник прошел вслед за ним за полог, что отделял рабочую часть комнаты от спальной и сел на ложе настоятеля.

– Богато живут старейшины в общине вашей, – заметил он.

– О да! – беседа отвлекала юношу от его страхов. – Община наша, хоть и мала, но собирает много податей. Семьи братьев щедры. Они крепки в вере, да и любят общину нашу. Что до богатства, то устав наш не так строг, как во многих других общинах. Вот и позволяют братья себе жить в уюте.

– Это интересно, – заметил Саймей. – И доволен я, что ты содержишь покои отца Иокима в порядке. Означает это, что и в моих покоях будешь ты так же заботиться об уюте.

Юноша улыбнулся. Но улыбка его была напряженной.

– Я стараюсь убирать здесь часто, – сказал он.

– Но что же здесь нуждается в уборке? – удивился Саймей. – Ты нынче здесь один. И не думаю я, что наводишь ты беспорядок.

Послушник молчал, тщательно, но быстро, складывая вещи свои.

– Что тебя так пугает здесь, Арам? – опять спросил Посланник, стараясь тоном своим успокоить мальчика. – Здесь тихо, здесь место, куда вряд ли забредут люди, после гибели твоего наставника. Обычно смерть лишь отпугивает живых. Почему же ты так уверен в существовании призрака твоего наставника?

Мальчик оставил вещи, и теперь, ссутулившись, сидел на полу, не поднимая глаз.

– Каждую ночь, со смерти его, кто-то бродит здесь, – шепотом рассказывал Арам. – Я слышу шаги, слышу, как кто-то трогает предметы… и каждое утро приходится мне заново убираться в покоях.

Посланник задумался. Он не верил в возвращение духа настоятеля в земной дом его, хотя прежде и доводилось ему читать о таких случаях в пергаментах, и слушать истории от людей. Но если дух посещал это пристанище, то не мог он издавать столько шуму и трогать предметы, он бестелесен.

– Ты слышал шаги из-за полога? – спросил он юношу.

– Да.

– А видел его?

– Нет, слава Пастуху, богу нашему Истинному.

– А здесь, в этой части покоев, приходилось ли тебе справляться с беспорядком?

– Такого не случалось, – юноша немного удивился, но был он и обрадован, что учитель всерьез отнесся к его словам. – Он приходит ночью. Но тут, рядом с ложем наставника я и сплю. Радостно мне, что он так любил меня, что даже после смерти не беспокоит.

– Бедный мой мальчик, – с улыбкой сказал Посланник. – Тяжело мне сообщать тебе это, но я должен, так как в чем-то слова мои успокоят твои страхи, но и внушат новые. Я понимаю, что страна фарсов полна легенд и суеверий, так как народ ваш древен и славен историей своей был еще до прихода на землю Пастуха, Истинного бога нашего. Однако напрасно поверил ты в пришествие духа наставника твоего. Каждую ночь, пока спал ты, или же лежал без сна в испуге, покои эти посещали существа из плоти и крови. Кто-то из братьев твоих, гонимый злым умыслом, что-то искал в покоях отца Иокима. И велико счастье твое, что побоялся он ступать за спальный полог в поисках своих. Иначе бы по приезде имел бы я загадку о двух смертях.

Некоторое время мальчик сидел, как в оцепенении и смотрел на учителя. Долго осознавал он сказанное Посланником. Но когда понял, изумление и ужас обуяли его.

– Только теперь я понял, что опасности подвергалась не душа моя, а тело, – сказал Арам. – Но кому же могло прийти на ум столь странное деяние?

– Тому же, кто пожелал лишить жизни и наставника твоего, – грустно ответил Саймей. – Так что торопись. Не пристало тебе долее задерживаться здесь. Пока собираешь ты скарб свой, посмотрю я, что же злоумышленнику так и не удалось найти.

И со словами этими, Посланник поднялся с ложа, на котором сидел, и стал перетряхивать покрывала.

– Но откуда в тебе, учитель, есть такая уверенность, что злоумышленник не нашел желаемого? – удивился юноша.

– Иначе не было у него смысла возвращаться сюда каждую ночь, – Саймей понял, что на ложе и покрывалах его нет тайника. Он начал простукивать аккуратно стену, надеясь найти в ней полую нишу, скрытую от глаз. О том, что бывают такие тайники, он читал, и даже однажды сам смог обнаружить такой в одном дворце, который посещал в северных границах империи. Но и здесь не имел он успеха.

– Странно, – прокомментировал Саймей, хмуря брови. – Если приходили сюда в поиске, то, думается мне, знали о том, что тайное место в покоях настоятеля есть.

– Или шли сюда наугад, – предположил юноша. Он уже завязал узел на пожитках своих и теперь аккуратно расправлял покрывала на топчане, на котором раньше проводил здесь ночи.

Посланник задумчиво взирал на этот предмет. Топчан был стар и напоминал огромный сундук. А если тайна и прячется внутри него? Посланник решительно отстранил мальчика и принялся изучать топчан, разглядывая его вблизи.

– Никогда при тебе не вскрывал наставник этот ящик? – спросил он у послушника.

– Не видал я такого, – чуть удивленно отвечал Арам. – Ты прав, учитель, это старый сундук, однако крышка его заколочена, и нет возможности заглянуть в него.

– Однако он слишком тяжел, – Посланник прилагал силы, чтобы попробовать сдвинуть топчан. – И кажется мне, что неспроста.

Саймей чувствовал, что он на правильном пути. Он еще раз внимательно вгляделся в роспись, украшающую сундук. Это был старинный цветочный узор, по краям в углах, украшен был топчан изображениями святила. Саймей заметил , что одно из изображений потерто больше, чем другие. Осторожно нажал он на лик святила, вырезанный из дерева, и тут же с легким щелчком передняя стенка сундука отошла. Послушник шумно втянул воздух, увлеченный и изумленный действием. Однако же не растерял юноша проворства, и тут же поддержал крышку, чтобы с шумом не упала та на пол.

– Свитки! – довольно воскликнул Саймей, заглядывая внутрь.

Несколько свитков пожелтевшего от времени пергамента лежали в узкой щели под днищем сундука.

– Смотри! – находка учителя воодушевила Арама. – Пять свитков! Однако … Не все из них так стары, как кажется.

– Ты опять доставляешь мне удовольствие своей наблюдательностью, – Свободной рукой Посланник потрепал юношу по волосам. – И кажется мне, что нам с тобой будет интересен лишь крайний свиток. Поскольку он выглядит более новым, чем остальные .

Послушник забрал свиток и спрятал его тут же в вещах. Посланник же устанавливал на место дверцу тайника.

– Ну, что же! – весело сказал он Араму. – Теперь твоему призраку еще долго придется ходить ночами, чтобы получить то, чего здесь и нет.

Со словами этими они удалились из покоев настоятеля.

Глава третья. Родовое проклятие

Отстояв ночную службу, они вернулись к себе в покои. Арам пребывал в отличном состоянии духа. Как и любой мальчишка, только что переживший приключение. Посланник тоже пребывал бы в приподнятом расположении духа, если бы ни одно маленькое обстоятельство. Его по-прежнему преследовало нехорошее предчувствие как-то связанное с предсмертной запиской настоятеля.

– Послушай, Арам, – обратился он к ученику. – Когда мы были у брата Анатолия сегодня вечером, и брат Беньямин рассказывал о стреле огненной, я заметил, что ты будто был чем недоволен.

– Это не было неудовольствием, – возразил юноша. – Просто…Я помню, что этой легендой интересовался и мой наставник. Не смотря на то, что записка его пугает меня неясностью, я решил, что он писал ее в бреду. А потому и упомянул этот эпизод, который завораживал его.

– Говоришь, это его интересовало, – Посланник задумался. – Что же так привлекало его внимание?

– Говорил ли я тебе, учитель, что и отцу Иокиму я рассказывал о проклятии нашего рода? – переспросил послушник. – Когда я рассказал ему о тех словах первосвященника, что поверившие в стрелу – прокляты, он удивился. А потом я рассказал ему и кое что еще…

Он улыбнулся, заметив с каким интересом слушает его Посланник. Саймей с трудом заставил себя вернуть мальчику улыбку. Сердце его билось так часто, что он даже дышал с трудом.

– Наш дом стоял в бедном ремесленном квартале, – продолжал юноша. – На улице нашей проживали такие же фарсы, как и мы. То есть те, кто разделял веру истинную. Но чуть дальше была и улица обедневших парисских родов. И часто я сопровождал одного из моих братьев с товаром. Мы катили телегу с утварью, надеясь, что кто-то купит ее. И вот как-то я услышал разговор стариков-парисов. Один из них был накануне оскорблен священником и переживал из-за того. Конечно, все помнили о проклятии и говорили о нем. И тогда я услышал, что ….

Он прервался, подбирая слова.

– Ты лучше меня и многих знаешь святые слова о жизни Пастуха, Истинного бога нашего, учитель, – сказал послушник. – И помнишь легенду, как в момент рождения земного Пастуха к колыбели его пришли три мага с Востока?

– Это известно мне, конечно, – подтвердил Саймей.

– Но старики те говорили немного иначе, – чуть понизив голос, рассказывал Арам. – Они говорили, что магов, которые были парисами, привел к жилищу родителей земных Пастуха, шалемский вельможа.

– Вот как! – изумился Посланник. – Но это странно!

– Мне тоже так кажется, – согласился послушник. – Они говорили о нем так, будто он хорошо известен, но не называли его имени. Еще они говорили, что он вошел в дом первым, и увидев, что Пастух родился он выстрелил огненной стрелой вверх, и будто в доме том в крыше была дыра. Стрела ушла в небо, и будто отвечая ей загорелась звезда.

– Странное совпадение, – нахмурился Саймей. – стрела настоящая и стрела небесная.

– Я не думаю, что то было совпадением, – наклонившись к учителю прошептал Арам. – Тот вельможа был магом! Они же наблюдают за небесными светилами и знают… И еще…

Юноше торопливо оглянулся, будто боялся, что их подслушают.

– Так что же еще? – чуть насмешливо спросил Саймей.

– Тот вельможа был из маитан…

Посланник испугался, что его состояние будет заметно ученику. Сам он испытал удивление, что-то сродни шоку и ужас. Слова юноши разом позволили ему разгадать загадку предсмертной записки настоятеля. Но и это не так волновало Саймея. Просто все го опасения и надежды разом сбылись. И именно это приводило в ужас.

– Ты уверен? – резко спросил он ученика, даже не обратив внимания, что его тон напугал мальчика.

– Да, – быстро ответил тот. – Вот так же и мой учитель… Он тоже был потрясен…

– А он не желал говорить с этими старцами? – расспрашивал Посланник дальше.

– Он пробовал, – робко согласился Арам. – Но они не стали отвечать ему.

– Ясно, – коротко сказал Саймей. – На сегодня достаточно.

Он начал готовиться ко сну, хотя в душе понимал, что еще много времени пролежит с открытыми глазами. При таком напряжении и целой палитре чувств, что в данный момент обуревали его, заснуть не представлялось возможным.

Арам посмотрел на свитки, что лежали сейчас на столе, но ничего не сказал. Он очень хотел знать тайны своего бывшего наставника, но понимал, что сейчас чувствует себя слишком усталым для чтения. Ему не понравилось, как Посланник вдруг закончил разговор.

– Не обижайся, – тут же сказал ему Саймей. – Просто мне о многом надо подумать, Арам. А завтра мы посвятим свободное время этим свиткам. И разговорам. А сейчас, давай спрячем свои находки.

Они вместе убрали их в изголовье ложа Посланника, потом Саймей омыл тело, намазал его душистыми маслами и лег. Арам устроился на другом, более скромном ложе,которое стояло тут же, за пологом. Вскоре мальчик уснул, и только после этого Саймей позволил себе полностью отдаться своим мыслям и воспоминаниям.

Теперь догадаться о тайне записки погибшего настоятеля Саймею не составляло труда. Хоть он и не услышал имени того вельможи, который привел магов к дому рождества Пастуха, Истинного бога нашего, и кто пустил в небо ту самую таинственную стрелу, Посланник прекрасно понял о ком идет речь. И тот факт, что это имя стало известно погибшему настоятелю, пугало. Пугало именно потому, что и убийца настоятеля теперь тоже знал это имя. А возможно, и не только убийца.

Эта тайна уходила корнями в глубь веков. Как раз к тому самому времени, когда родился на земле Пастух, истинный бог наш. и эта тайна имела прямое отношение к Саймею. Знание этого, и события минувшего дня возродили в душе Посланника горестные и пугающие воспоминания.

С того первого дня, как ступил Саймей в Храм Пастуха, Истинного бога нашего, впервые, душа его избрала путь служения Дому Истины. Все помыслы и мечты мальчика были посвящены только делам и словам господним. Только они наполняли радостью его душу. Мальчик рано освоил языки, которые легко ему давались. Он читал целыми днями, останавливаясь только ради молитвы и чтобы принять пищу. К восьми годам он знал все о Доме Истины, о жизни земной Пастуха, Истинного бога нашего, о делах и словах его, сотворенных ради спасения грешных. Он бывал в Храме, беседовал со святыми отцами. Отец мальчика гордился им и радовался делам его. Он знал, что когда-то вот так же Пастух, Истинный бог наш, приходил в Храм, будучи еще совсем юным, и вел беседы, как теперь вел их и Саймей. Отец мальчика не был набожным, просто успехи сына радовали его и соответствовали его амбициям.

Имея немалое богатство, власть и могущество, отец Саймея сумел уговорить отцов церкви нарушить неписанный закон, сохранившийся еще со времен фарсской веры, и отдать второго сына своего на служение Дому Истины. Брат Айра убедил святых отцов взять мальчика с собой на мистерии, отец получил разрешение на обряд посвящения Саймея, как только тому исполнится одиннадцать. Семья была счастлива, как счастлив был и сам Саймей. И лишь дед мальчика, патриарх в их дома, не разделял общей радости.

У Саймея всегда были особые отношения с дедом. Старый воин, краткий в словах и убедительный в действиях, относился к мальчику сурово. Похвалы его были редки и скупы, чаще дед требовал от внука больших успехов. Именно по настоянию деда Саймей был приобщен к военным упражнениям, к изучению иных наук, кроме истории церкви и Слов Божьих. Разум Саймея, жадный до знаний легко впитывал все новое, однако не все эти науки были ему так близки и желанны. Но дед приказывал, внук подчинялся.

Саймей помнил, как дед наблюдал за ним. Молча, сурово. Он просто приходил в залу, где занимался внук и сидел там, пока мальчик выполнял свои задания. Особенно часто дед посещал уроки, где старый раб обучал мальчика языкам земли фарсов. Дал дед распоряжение, чтобы внуку больше рассказывали и об обычаях этих земель, как и о традициях и истории парисов. Позже, когда разум юноши уставал, дед просматривал сделанное им, вставал и уходил. Редко когда дед удостаивал работу внука поощрительным кивком головы, что выражало довольство.

Но даже при таких отношениях деда и внука все в семье их были поражены, когда патриарх наотрез отказался посвящать внука церкви. Мальчик был опечален и чувствовал обиду, он не мог понять, отчего это дед, который так стремился развить в нем честолюбивые стремления, теперь запрещает ему ступать именно на ту стезю, на которой путь его приведет к вершинам. И это решение патриарха сильно огорчало и отца Саймея.

Однажды мальчик случайно услышал разговор деда с отцом. «Отчего так не любишь ты внука своего Саймея?» – с печалью и возмущением спрашивал отец. «Нет правды в словах твоих, – отвечал дед. – Его я люблю больше всего. Лишь он является истинным наследником рода нашего». После этих слов отец промолчал, и мальчик видел страдание на лице его. Он был зол, был раздражен. А потому тут же отправился в покои деда, где раньше бывал редко. Мальчик не любил суровости деда, его сухости и властности, а потому не желал частых встреч с ним. Но в тот день, он решил позабыть все эти причины. «Я хочу знать!». Он стоял напротив деда, готовый бороться. Дед смотрел на него сурово, по обычаю своему, но и с одобрением. «Хочешь знать?» – он не спросил внука, о чем тот желает говорить, не ронял лишних лицемерных слов.– «А готов ли ты?». Мальчик опешил. Что-то в душе его вдруг напряглось. Будто говорили они не о его грядущем посвящении, не о судьбе его, которую он себе желал, а о чем-то совершенно ином, что мальчик знал, но скрывал знание даже от самого себя. И это пугало. Мальчик вдруг понял, что есть некая тайна, которую он не готов узнать сейчас, а может быть, и вообще никогда.

Но было поздно. Теперь все слова и действия деда приобрели в глазах его иной смысл. И это его интриговало. Впервые тогда он задумался, почему он так особо любим в семье, почему отец испытал такое облегчение и радость, когда Саймей выбрал путь Церкви, понял он и ту печаль, что пролегла на челе отца, после недавних слов деда. Что же ему уготовано? «Я буду готов» – ответил он деду упрямо.

«Я призову тебя», – сухо молвил дед, наблюдая по лицу внука душевные переживания. И патриарх занялся делами, засел за пергамент, делая вид, что нет в комнате Саймея. Мальчик вышел. Он пребывал в смятении. Однако он был упорен и решил, что с того дня будет еще тщательнее и прилежнее учиться. Он не хотел тем самым задобрить деда, просто в нем вдруг проснулось желание знать больше, ответить на некоторые вопросы…А вопросы эти смущали его душу, мешали спать по ночам, казалось мальчику, что они сродни сомнениям его в вере.

Так продолжалось еще больше двух месяцев. Саймей трудился. Он похудел и вытянулся. Каждое утро начинал он с обтираний холодной водой, это помогало ему стряхнуть сон, которому предавался он в те дни слишком мало. Приняв для себя таковой обычай, заметил мальчик, что обтирания эти не только придают бодрости разуму, но и укрепляют тело. После процедур он молился и принимал пищу, а затем шел тренироваться с оружием. Он стал быстр и ловок, тело его крепло и набиралось силы. А после занятий, опять обтеревшись водой, садился мальчик за пергаменты. Теперь его интересовало и то, что случилось до прихода Пастуха на земные просторы, как жили тогда люди, во что верили, какие знания хранили они. И это увлекало мальчика не менее, чем Слова Божьи. Пока не все способен был понять разум его, но мальчик старался, оставляя себе какие-то заметки или напоминания на будущее. Он даже не мог представить, что этот интерес привил ему незаметно дед, когда настаивал на изучении традиций фарсов и парисов.

Теперь дед часто бывал с ним. Их отношения резко переменились. Он разрешил Саймею посещать его библиотеку, сам приносил ему пергаменты. Дед беседовал с внуком, разъясняя то, что, по мнению его, мальчик уже способен был понять. Отец не препятствовал им, однако это общение не вызывало у него радости. Теперь во всем, что касалось младшего сына у отца было связано с некой тайной печалью, которую Саймей чувствовал, но не смел спросить о ней.

Новые знания, между тем, лишь укрепляли желание Саймея пойти дорогой Церкви. Хотя он и не говорил об этом, но и не просил отца отложить свое посвящение. Теперь мальчик торопился. Будто желал напоследок узнать все то, что в стенах церкви будет ему менее доступно. Дед гордился им, дед помогал. Теперь они стали почти неразлучны. Казалось даже, что их теперь связывает нечто похожее на дружбу. И так продолжалось до того дня, как дед слег на смертном одре.

Ту ночь мальчик запомнил на всю жизнь. Его подняли сонного и слабого, велели ему одеться, и, не дав времени на вопросы, повели в покои деда. Саймей знал, что патриарх тяжело болен, может даже при смерти, но не понимал, зачем он мог понадобиться деду сейчас.

Его оставили одного в темноте, у самого порога. В покоях, где дед возлежал на ложе своем, кто-то был. Мальчик узнал голос отца. «Я молю тебя не делать этого, – говорил отец. – Он еще мал. Не смущай его душу. И пока еще у нас есть шанс обмануть судьбу. Не видели мы подтверждений. Не было знамений. Оставь ему этот шанс. И мечту…» «У меня нет выбора, – шептал дед. – Он последний. Ты сам определил его судьбу, когда выбрал ему имя…» Отец тоже начал шептать что-то, да так тихо, что мальчик не разбирал слов, только понимал, что отец спорит с дедом. О нем. Однако и дед, столь же тихо, отвечал отцу, и тон его был уверен и непререкаем. Мальчик видел, как отец стремительно покинул покои, и заметил скорбь на его лице, пока тот проходил мимо. Он желал догнать его, расспросить, но оклик деда, не дал ему возможности сделать это. Мальчик вступил в покой.

Здесь было душно. Полог на окне был задвинут, не пропуская ночь в это наполненное запахами болезни помещение. Чадили свечи. Их было немного, и они с трудом освещали комнату, окрашивая ее в полумрак. Дед лежал неподвижно, глаза его были полузакрыты. Мальчик вдруг понял, что патриарх очень страдает, но скрывает боль. Покрывала на ложе были сбиты, и Саймей понял, что раньше дед метался здесь в бреду. Теперь же он застыл и ждет. Ждет Саймея.