– Как на Мусю похожа, – сказала Лидия Петровна.
Тогда, четырнадцать лет назад, Муся оказалась не такой уж старой кошкой, в деревне она заболела какой-то кошачьей болезнью, поэтому и не могла больше охотиться. Катя её выходила, пока лечила нашла своё призвание – после школы пошла учиться на ветеринара, а теперь работала в ветеринарной клинике недалеко от дома.
– А это, кстати, Муськин потомок. Правнучка, может быть, – улыбнулась Катя. – А может, и внучка. Муська у нас тогда, давно ещё, окотилась, я говорила тебе, может не помнишь?
Лидия Петровна не помнила – наплевать ей тогда было на Мусю. Виктор Федорович про тот эпизод с кошкой не любил вспоминать – злился очень. Она и не вспоминала, совсем из головы выкинула – дело привычное.
– Похожа. Да не то. Муська была кошка умная и деликатная, а это дурища бестолковая, – вздохнула бабушка.
– Ладно, тебе, бабуль. Чего кошку позоришь? Она молодая ещё.
Лидия Петровна слушала разговор, пила горячий чай с печеньем, гладила тёплую, беспокойную кошку, которую всей семьёй никак не могли отогнать от тапка, приговорённого ею к уничтожению. В какой-то момент Лидия Петровна поняла, что напряжение, ревность и обида растворились в теплом общении. Она вдруг почувствовала, как сильно устала, очень захотелось спать, уснуть прямо здесь, на этом новом красивом диване, прямо сейчас.
– Мам, а ты таблетки не забыла принять? – спросила Катя. – У тебя там все таблетки есть или докупить чего-то надо?
Забота Кати наполнила душу женщины тихой радостью, и, казалось, погасила тревожное чувство приближения приступа, которое она начала ощущать после разговора с Виктором Федоровичем.
– Ничего не надо, дочка, спать только хочется.
*****
На новом диване спала Лидия Петровна крепко и сладко, как не спала уже очень давно. Её разбудил звон тарелок и скворчание яичницы на сковородке, доносящиеся из кухни.
– Иди завтракать, соня, – позвала её мать.– Остынет.
– А Катя где? – спросила Лидия Петровна, усаживаясь за столом.
– Отпуск Катя взяла в ветеринарке. И с утра с твоими больничными документами в Москву умотала, – ответила мать. – Кон-суль-тиро-ваться поехала.
Несколько дней кряду Катя ездила в Москву, как на работу. Каждый раз она возвращалась всё более грустная. Видя это, Лидия Петровна к дочери с вопросами не лезла. Чего зря спрашивать, итак понятно, что хорошего мало, а деталей ей знать не хотелось – зачем разбираться, если проще не брать в голову, ведь всё равно ничего не изменить. Женщина, обладая способностью быстро адаптироваться к любой ситуации, начала привыкать к своему новому положению: “Человек предполагает, а Бог располагает. Чего уж тут поделаешь?”
Но Катя не сдавалась. Однажды она отвезла Лидию Петровну на приём в частную клинику, там её часа три обследовали, водили по кабинетам, оборудованным разной техникой, в заключении на женщину повесили миниатюрный монитор, который та носила два дня, а на третий Катя сама отвезла его в клинику. Вернулась очень расстроенная.
– Полостную операцию они категорически не советуют. Только эндоваскулярную. Нужны деньги.
Денег взять было неоткуда, даже кредит в банке не согласовали – Катя не рассчиталась за предыдущий, который брала на ремонт квартиры. В тайне от Лидии Петровны она поговорила с Виктором Федоровичем по телефону. Разговор не задался с самого начала – до конца довести его не вышло. Чтобы удержаться от соблазна называть пожилого собеседника соответствующими его поступкам словами, Кате пришлось на полуслове бросить трубку. Теперь она сидела, сжав зубы и глядя на погасший телефон. Понимала, что надо расслабиться, чтобы успокоить бешеный пульс, который бился в висках, вызывая головную боль, но не могла.
– Вот, сволочь! Вложены у него в дело! Пенсионер он, видите ли… хренов…
Вдруг телефон зазвонил. На экране появилась фотография улыбающегося рыжего шпица на фоне ещё шире улыбающегося хозяина, лицо, которого было почти скрыто симпатичной собачьей мордочкой, остались видны только кусочек улыбки и лысина.
– Блин! Как же я забыла про него, он же..! – хлопнула себя по лбу Катя.
– Здравствуйте, Борис Борисович, что случилось? Зайка живую лягушку проглотил? Опять. Да, в постоянстве ему не откажешь. Думаете, что это жаба была? Да, да, то же, что и в прошлый раз будем делать. Нет-нет, я сама приеду сейчас. Ждите.
Катя быстро, как солдат по тревоге, оделась, схватила рабочую сумку в одну руку, папку с больничными документами – в другую. Выбегая из двери, чуть было не сбила с ног Лидию Петровну, которая вместе с бабушкой возвращались с прогулки, как раз к началу сериала.
– Ты чего? На пожар что-ли?
– Зайка лягушку проглотил, – ответила Катя.
– А что она ядовитая, та лягушка? Чего бежать-то? Он уже столько их сожрал, что скоро в Красную книгу заносить придётся. И ни хрена ему не делается, – проворчала бабушка, но Катя уже не слышала – убежала.
– А что за Зайка? Заяц?
– Нет. Собака у одного дачника. Бестолковая. Они, вообще-то все у него бестолковые. Их штуки три или, может четыре уже. Мелкие и глупые, но энергичные очень. Постоянно куда-то влипают. А Катька их лечит. Но это хорошо. Хозяин человек состоятельный и не жадный.
– А он женат? – спросила Лидия Петровна, видя с каким нетерпением Катя бежала на вызов, она засомневалась, что его вызвало состояние здоровья собаки.
– Да ты что? Он ей в отцы годиться, – махнула на неё рукой бабушка. – Лысый, как коленка.
– Ну и что, что старше, – пожала плечами Лидия Петровна, – ничего плохого не вижу.
– Не видит она. А может быть, ты для себя присматриваешь? Для тебя в самый раз будет, – улыбнулась бабушка.
Катя вернулась через два часа. Не раздеваясь, не снимая уличной обуви, вбежала в комнату. Стряхнула с колен Лидии Петровны примостившуюся там Маню, саму женщину вытащила из глубокого кресла и принялась обнимать её, раскачиваясь в разные стороны.
– Чего? Замуж что ли выходишь? – спросила удивлённая бабушка.
– Они делают. Делают уже. В смысле, пока нет, но скоро будут. Борис Борисович сказал, что в его институте будут уже в следующем месяце такие операции делать. Не надо ни в какую Германию ехать, к тому же у нас наркоз лучше. Борис Борисович так сказал. А ещё он обещал, тебе сделают операцию, без денег! Бабуль, мамочка, как я счастлива!
– Какой Борис Борисович? Какой институт?
– Да дачник тот, с собаками. А точно, он же в медицинском центре каком-то работает, – сказала бабушка.
– Ну да, да. Он, отделением кардиологии там заведует. А я и забыла о нём. Как же хорошо, что Зайка эту замечательную лягушка съесть догадался. Я твои документы показала, Борис Борисович их в кабинет унёс, пока я с Зайкой возилась, он вернулся и мне пообещал, что тебя у них прооперируют. Без денег.
– А он к тебе приставать из-за этого не будет или как-то там… в качестве благодарности? – подозрительно спросила Лидия Петровна.
– Мам, о чём ты? Я его собак любимых лечу, и дальше лечить буду. Ну может быть, будем их брать себе, когда он в отпуск и в командировку уедет, если попросит, конечно, это в качестве благодарности, – засмеялась Катя.
– А Манька-то, как обрадуется, – ухмыльнулась бабушка.
*****
Операция прошла хорошо, через маленький разрез в бедре доктора добрались куда надо и сделали там то, что положено. Лидия Петровна быстро восстановилась и теперь уже, получив выписной эпикриз, и сложив свои вещи в сумку со сломанной застёжкой, сидела на стуле в палате с зажатым в руке телефоном. Ждала звонка от Кати, та обещала приехать на машине ветеринарной клиники, и отвезти её домой в Звенигород. Телефон с выключенным звуком, завибрировал в руке Лидии Петровне.
– Алё, Ктюш, вы уже подъехали?
– Здравствуй Лида, это я, – в трубке раздался голос Виктора Федоровича.
– Здравствуй Виктор, слушаю, – спокойным голосом отозвалась Лидия Петровна, хотя внутри у неё, словно, натянулась и противно завибрировала струна. Свободную от телефона руку пришлось прижать к груди, чтобы уменьшить эту вибрацию.
– Я разговаривал с твоим доктором. С тем молодым из больницы. Он, оказывается, с Катей общается. В курсе, что она тебя в институт устроила. Сказал мне, что операция твоя успешно прошла и тебя выписывают сегодня.
– Да. Прошла.
– Я же говорил, что не нужна никакая Германия. Я же говорил, что всё решиться без этой Германии. Я был прав, что…
– Ты звонишь, чтобы сказать, что ты был прав? Мне сейчас это обсуждать некогда. Мне Катя звонить должна.
– Можно же хоть раз меня до конца дослушать? Постоянно перебиваешь.
– Извини, – по привычке сказала Лидия Петровна и тут же пожалела об этом.
– Не важно, – снисходительно отреагировала мужчина. – Я звоню, чтобы предложить тебе вернуться домой.
– Не надо, меня Катя отвезёт.
– Домой, ко мне, к нам. Возвращайся. Я могу за тобой заехать послезавтра. Будет удобно?
– С чего бы это? – удивилась Лидия Петровна.
– Я один, дом большой. Всё равно отопление на весь дом включить пришлось. А у вас там места мало. Неудобно.
– А почему один? А Раиса с Мишей?
– Миша в общежитие переехал, а Раиса мужика какого-то хотела привезти в дом. Не мужа даже, а сожителя какого-то. Я не позволил, и она уехала обратно к себе. А тут ещё, понимаешь, после ремонта кое-что в порядок надо привести. И груша в этом году уродилась, компот бы закрыть надо…
– Компот? – повторила за мужчиной Лидия Петровна.
Ощущение натянутой струны пропало. Она вдруг вспомнила уютную спальню в коттедже с большой ванной комнатой, и гидромассажную ванну в ней. Вспомнила сад, на который было потрачено столько усилий. Вспомнила закатное солнце в окнах коттеджа, которое садилось за близкий хвойный лес.
– Компот… А знаешь, я подумаю и перезвоню. Потом. У меня вторая линия. Катя приехала.
*******************************************************************
Задержка рейса
– Привет!
Юна вздрогнула.
Пока она задумчиво разглядывала мужчину, ожидающего лифт в противоположном конце просторного холла гостиницы, к её столику незаметно подошёл молодой человек. Юна удивленно посмотрела на него.
– А ты, оказывается, разговаривать умеешь? – сказала она. – Виделись полчаса назад.
Привычным жестом Юна откинула со лба темно-рыжую прядь волос, которая загораживала глаза.
– Сигареткой угости…те, – юноша уселся на стул напротив Юны, и попытался улыбнуться.
– У отца попроси. Вон он лифт ждёт в холле, – пальцами с зажатой в них сигаретой Юна указала на фигуру мужчины, за которым наблюдала минуту назад.
– Блиин, – парень втянул голову в плечи.
– Не дрейфь. Он уже в лифт заходит, не видит тебя.
Прежде, чем зайти в лифт мужчина обернулся, словно сожалея о чём-то, грустно улыбнулся и помахал Юне. Она ответила ему, приподняв кисть руки.
– Зачем это, увидит же, – прошипел юноша, вжимаясь в кресло.
– Говорю же, не увидит. Тут столб тебя загораживает. Я ему просто ответила, невежливо не отвечать. Чему тебя родители учат только?
– Ну, сигаретку-то дай…те! – юноша успокоился и широко улыбнулся Юне.
– Можно на «дай». Вредно курить, особенно детям. Знаешь? – кивком головы она указала на пачку, лежащую на столе.
– Я не ребёнок. Кончай хохмить, – непослушными пальцами парень стал доставать сигарету из пачки. Сигарета не желала покидать пачку без боя.
Из под челки, вернувшейся на своё место, Юна внимательно наблюдала за юношей. Видимо это и давало сигарете сил продолжать сопротивление. Юна обратила внимание на то, что он был взволнован. Она решила, что это из-за матери, которая запрещает ему курить. Теоретически, мать могла спуститься в холл в любую минуту. “Такая мамаша, как у него, – подумала Юна, – не то что сыном, целым полком могла бы командовать.”
Парню было лет восемнадцать или девятнадцать. Было видно, что этот по-юношески угловатый парень через пару лет станет настоящим красавцем. Уже сейчас на него было приятно смотреть, ещё приятней было замечать, что сам он об этом не догадывается. Широкие плечи, узкие бёдра, высокий чистый лоб, глаза светло серые, из тех, что на солнечном свете становятся пронзительно голубыми.
“Повезёт же кому-то, – подумала Юна, – или, может быть, наоборот, не повезёт. Не угадаешь”.
– Не ребёнок, – подразнила юношу Юна. – Чем докажешь?
– Докажу, – фыркнул парень.
– Ага. Сигарету из пачки сначала вынимать научись. Кстати, ваше семейство мне уже пять сигарет задолжало.
– А он что курил тут, с тобой?
– И коньяк пил. – Юну развеселило удивление юноши. – Без меня. Я кофе пью.
– Нифигасе. Он же бросил вообще-то, года два назад. Всем рассказывает, что у него сила воли и всё такое.
– Взрослые они такие, привыкай, – сообщила Юна.
Парень сделал вид, что не услышал, не прекращая чиркать зажигалкой перед засунутой в рот сигаретой.
– Имя своё напомни? Я забыла.
– Ага, старость не радость, – пошутил парень. – Вадим.
– Точно. А почему ты не спишь, Вадим?
– Не хочу, и не сплю. А ты?
– Ложиться спать смысла не вижу. Обещали, что в пять в аэропорт повезут. Осталось, значит, где-то около пяти часов. Лучше в самолете посплю. А тебя матушка не заругает? Она, вроде, вас всех спать повела? В вы расползаетесь, как тараканы, по гостинице.
– Не узнает она. Нас в разные комнаты поселили, а я ей свой номер не сказал. На ресепшене она не сможет спросить. Они с отцом английского не знают. Вообще никакого кроме русского не знают, поэтому и таскают меня с собой.
– А, ты не доволен, типа? Дома-то лучше сидеть? Мама твоя говорила, что вы две недели тут отдыхали. А ты бы дома-то один две недели продержался? Стирать там, готовить бы пришлось. Ну убираться, конечно, не обязательно. Просто надо тяжелые предметы вниз кидать, чтобы они сверху на голову не падали, а острые в углы засовывать, чтобы не порезаться.
– Да ладно тебе! Стирает машинка, а пельмени я сварить сумею. Проблем нет. Я, на самом деле, из-за них тут. Они ведь толком даже в гостиницу не поселятся без меня, а про ресторан вообще говорить нечего. – Вадим глубоко затянулся, почти закашлялся, покраснев, но сумел сдержаться.
Юна наклонилась вперёд, выдернула сигарету из пальцев Вадима и затушила её о пепельницу. Взгляд, который она перехватила на своём довольно глубоком декольте, ставшем ещё глубже из-за того, что пришлось наклониться вперёд, заставил её одёрнуть блузку.
– Заканчивай эти эксперименты, не куришь и не надо начинать. На меня ты этим впечатления не произведёшь. А от матушки твоей мне люлей получать неохота, если что.
– А чем на тебя произведешь впечатление? – поинтересовался Вадим и вдруг посмотрел серьёзным взглядом Юне в глаза. В ярком освещении холла глаза юноши стали почти голубыми, цвета утреннего зимнего неба. Юна сделала вид, что не заметила его интерес.
– Учись на пятёрки, мамку не огорчай. И папку тоже.
*****
С семейством Вадима Юна познакомилась всего пару часов назад. Они должны были лететь одним и тем же вечерним рейсом из Мадрида в Москву. Уже после начала регистрации, на табло появилась информация о том, что рейс задерживается, а служащие аэропорта исчезли, как по мановению волшебной палочки.
Едва только Юна успела обрадоваться тому, как предусмотрительно она не сдала в багаж свою байковую кофту, которую будет очень удобно подложить под голову, расположившись на какой-нибудь лавочке, для того чтобы скоротать часы ожидания, как вдруг перед толпой растерянных пассажиров появился розовощёкий представитель Аэрофлота. Он был одет в новенький мундир и широко улыбался.
– Сам пришёл, – удивилась Юна, натягивая байковую кофту, в здании аэропорта было прохладно из-за кондиционеров. – Даже искать не пришлось.
– Уважаемые пассажиры, – торжественно объявил представитель, – в связи с техническими причинами рейс откладывается.
– А мы-то ещё и не поняли этого, – пассажиры недовольно загудели.
Представитель поднял руки, направив ладони к толпе и начал водить ими вперёд и назад.
– Полетим-то когда, – заорали в толпе, – и куда?
– Полетите в Москву, как и планировалось, но утром, в 6-30. А сейчас Вам будут предоставлены автобусы. На них Вы направитесь в гостиницу, где Вам будет предоставлен ужин и ночлег. Также Вам будет предоставлена компенсация за задержку рейса, потом, непосредственно перед вылетом, – торжественным голосом объявил розовощёкий Представитель.
– Аттракцион невиданной щедрости, какой-то, – заорали из толпы.
– Уважаемые господа, – повернулся на голос в толпе розовощекий представитель, – наша компания, Аэрофлот, присоединилась к Международному Альянсу Скайтим. И по правилам этого альянса мы Вам это всё обязаны предоставить, и предоставляем, поэтому. Проследуйте к ближайшему выходу, сейчас приедут автобусы.
Представитель сделал ещё несколько плавных пассов руками и ещё несколько раз повторил слово «предоставить» в разных комбинациях.
Ольга Николаевна, мать Вадима, – крупная круглолицая женщина, про таких говорят “кровь с молоком” – преградила путь Юне сразу после того, как та закончила разговаривать с испанским водителем автобуса. У него она узнала, в какую именно гостиницу их повезут.
– Ну и что он вам сказал? – взволнованно спросила Ольга Николаевна.
– Гостиница четыре звезды, рядом совсем, тут минут пять ехать. Нормальная гостиница, большая. Я в ней уже останавливалась как-то, тоже на одну ночь. Сойдёт, в общем-то, – ответила Юна.
– Меня Ольга Николаевна зовут, мы тут с мужем и сыном отдыхали. Знаете, мы здесь в первый раз и растерялись немного, ситуация странная какая-то. Давайте, мы рядышком с вами сядем, мало ли что, а вы ориентируетесь тут и язык знаете.
Она усадила Юну рядом с собой и положила свою объёмную сумку сразу на оба сидения позади, буквально вытеснив пожилого мужчину, который собирался сесть на одно из кресел.
– Занято тут! – строго прикрикнула на него Ольга Николаевна. Мужчина спорить не стал, пошёл дальше по проходу. После этого женщина принялась активно махать рукой протискивающемуся по проходу мужу. Юноша появился после того, как все пассажиры заняли свои места. Он со скучающим видом уселся на сидение около окна и уставился в него.
Ольга Николаевна не отпустила от себя Юну и за ужином в гостинице, куда их доставил автобус. Она начала энергично жестикулировать и выкрикивать её имя, едва Юна вошла в зал ресторана. Пришлось сесть за стол, который заняла Ольга Николаевна для своего семейства.
– Юночка, у вас имя такое необычное вы татарочка, наверное? – поинтересовалась женщина.
– Почему татарочка? – удивилась Юна.
Относительно её национальной принадлежности не ошибались, даже в самых отдалённых уголках, куда загоняла её тяга к путешествиям. У неё была типичная славянская внешность: высокие скулы, круглые серые глаза, курносый нос, покрытый не яркими веснушками, тонкие губы. Волосы от рождения русые, сейчас были окрашены в темно-рыжий цвет.
– Ну, имя необычное такое, не русское, – объяснила женщина.
– Моё имя это результат компромисса. Мама хотела назвать меня Юлей, а папа Анной, в результате придумали, Юнна, но вторую «н» потом упростили, – в тысячный раз повторила Юна историю происхождения своего имени.
– Вам понравилось в Испании? – поинтересовалась Юна для поддержания разговора, обращая свой вопрос ко всему семейству.
Муж Ольги Николаевны поднял голову, и уже открыл рот, чтобы ответить, но не успел, ответила она:
– Вы знаете, Юночка, не очень. Мы обычно в Турции отдыхаем, нам нравиться очень один отель, пять звёзд и включено всё, и аниматоры такие великолепные. В смысле, развлекают хорошо. А в этот раз решили для разнообразия Испанию попробовать. Но нет, не то. Больше, конечно, не поедем сюда, в Турции лучше, всё-таки.
– Что же было не так? И где вы отдыхали?
– На побережье, как его… не помню, как называется. Саш, как там город назывался? – Ольга Николаевна ткнула локтем своего мужа, который с явной неохотой ел тыквенный суп.
– Ну, какой же это суп? Суп, когда мясо есть, а это каша какая-то, – отреагировал супруг.
– Не мучайтесь с ним, Александр. Сейчас треску с овощами принесут. Хотите, можем мясо заказать. Правда за него деньги возьмут, Аэрофлот мясо нам не «предоставил», – сказала Юна.
– Город, как там город назывался? – настаивала Ольга Николаевна.
– Бе-ни-дорм, – сказал муж. – Бог с ним, с мясом, рыба тоже пойдёт.
– Да, Бенидорм. Знаете, Юночка, больше всего не понравился пляж. У них тут пляжей своих у гостиниц нету. И на пляж все подряд приходят, и местные: молодёжь, бабки какие-то с дедами, шумные все очень. Гостиница такая дорогая, а пляжа закрытого нет, и кто угодно может тебе помешать отдыхать, даже бомж какой-нибудь. А ещё анимация в отеле ну просто ни-ка-кая, если с турками сравнивать.
– И что, к вам там, на пляж бомжи приходили? – удивилась Юна.
– Ну не надо так всё буквально принимать. Не приходили, конечно, но могли же. Я имею в виду, что не можешь расслабиться на пляже, там всякие местные ходили. А в выходные народу очень много было. Это не правильно, мы такие деньги заплатили, а на пляж кто попало приходит.
– Здесь, у них, логика другая. Эти люди, которые на пляж приходили, они местные, вы сами говорите. Считается, что пляж и прочие природные красоты, это вроде как часть их наследия, так как они там проживают. Значит, они могут всем этим пользоваться, и нельзя им это запретить, сколько бы приезжие туристы не платили за свой отдых. Тут такая логика, а вы думаете это не правильно?
– Ну, не знаю. Но в Турции мне больше нравится. Вот Мадрид, сам город, мне понравился. Солидно тут, здания такие красивые. Но в Мадриде мы всё посмотрели, двух дней хватило. Устали, правда, очень. Приехали в аэропорт, а тут бардак этот.
– А мне больше всего понравилось, – подхватил муж Ольги Николаевны, – что мы на три дня у брата моего в Москве, остановиться решили. А только потом домой летим, а то бы там ещё в Москве по аэропорту бегали. Пересадку, ведь, тоже пропустили бы. А так, как белые люди, выспимся, посидим, пообщаемся, как положено. Эх! – Он с явным удовольствием потер руки. – Давно не встречались, а он вот такой мужик у меня.
Александр поднял вверх большой палец, заулыбался и отодвинул от себя пустую тарелку из-под тыквенного супа. Ольга Николаевна недобро посмотрела на него, но ничего не сказала.
– А вы Юночка, по работе, наверное, ездили? – отвернув лицо от мужа с елейной улыбкой, спросила женщина.
– Обычно по работе, но в этот раз – нет. Меня друзья пригласили погостить у них неделю. Они живут на севере страны, на берегу Атлантического океана. Мне там очень нравится, там зелени много, хвойных деревьев: сосны, можжевельники. Поэтому воздух приятный. И не жарко. А ещё, считается, что там лучшие морепродукты на свете.
– А как вы с этими друзьями познакомились, Юночка?
– Я с ними работала вместе, точнее, с ним. Его Фернандо зовут. А пару лет назад он женился. Меня на свадьбу пригласили. А вот теперь они девочку родили и новую квартиру купили. Позвали меня к себе, наверное, поддержать морально после моего развода хотели. Настроение мне поднять пытались. Я так поняла, по крайней мере.
– А вы развелись, Юночка? Как жаль, – поцокала языком Ольга Николаевна. – Вам ведь за тридцать, наверное. Детки есть у вас?
– Тридцать четыре, вообще-то. Нет, детей нет.
– Удалось им вам настроение поднять? – спросил Александр.
Юна усмехнулась.
– Настроение мое нормальное было. Нужды поднимать его не наблюдалось. Ну, развелась, о чём тут грустить? Знаете, как говорят: лучше ужасный конец, чем ужас без конца, – ответила Юна. – Давайте треску кушать, а то остынет.
– Ну, конечно, конечно, – Ольга Николаевна принялась аккуратно расковыривать вилкой толстый кусок трески на своей тарелке.
Есть Юне совсем не хотелось. Её мысли привычно заскользили по проторенной в последнее время дорожке. Она вспоминала, как ехала в гости к своим испанский друзьям. Настроение у неё, и правда, было нормальное. Можно даже сказать, что хорошее было настроение.
Юна радовалась тому, что, наконец-то, развод состоялся. Закончились не исполненные бывшим мужем обещания, ночные ожидания, истерические крики в трубку телефона, разбитая посуда и такая же жизнь. Всё, наконец-то, было позади. Страница перевернута. Нет. Книга закрыта и сожжена на костре иллюзий. Она была рада тому, что развелась, по-настоящему, без позёрства. Однако сейчас, возвращаясь из идеального семейного гнезда своих друзей, Юна грустила.
Как же всё складно и правильно было у них устроено. Новая квартира была очень удобной – каждое помещение находилось в нужном месте. Ни гостья, ни хозяева, ни их маленький ребёнок не мешали друг другу. Была в доме гостиная, где вечером ужинали и смотрели фильмы. Была уютная терраса, где днём курили и болтали, расположившись в удобных креслах. Была просторная кухня с большими дубовыми столами. На одном из них всегда лежали свежие овощи и фрукты. На другом стояла кофемашина, которая без особых усилий делала крепкий душистый кофе, как раз такой, как любила Юна. И даже маленькие чашки, куда следовало наливать кофе, тоже были правильными и удобными.
Отношения между членами молодой семьи казались Юне гармоничными, почти идеальными. Фернандо не стеснялся называть жену «любимая» в любой компании, после еды сам собирал со стола тарелки и запихивал их в посудомоечную машину, не позволял жене носить хозяйственные сумки, даже самые лёгкие, и каждый вечер вместе с ней купал дочь. Словом, вёл себя как нормальный мужчина, с точки зрения своей испанской жены. Юне, прожившей полжизни рядом с самовлюблённым истеричным эгоистом, такой муж, каким был Фернандо, казался сказочным существом, вроде единорога.
К концу поездки у женщины возникло ощущение, что она заглянула в старый шкаф и увидела там волшебную страну. Но какой бы идеальной ни казалась ей эта страна, Юна чувствовала, что в этом волшебном шкафу ей не место. Найти в нём какой-нибудь уютный уголок было не так уж сложно, но Юна знала, что остаться надолго, а тем более, на всю жизнь здесь не сможет. Почему? Точного ответа на этот вопрос не было, но она не искала его. Просто так уж случилось, что настоящая её жизнь – в Москве. И всё тут. Но именно сейчас, после того, как её «развлекли» в волшебной стране внутри испанского шкафа, Юна ощущала грусть, точнее меланхолию – лёгкий флёр сожаления о чём-то несбывшемся. Но так грустить было даже приятно.
*****
Бар в фойе гостиницы закрывался, официант подошёл к столу, за которым разговаривали Юна и Вадим, чтобы забрать пустую чашку из-под кофе. Поменял полную окурков пепельницу на чистую, попрощался и разрешил сидеть хоть до утра.
– А чо твое имя зна… – заговорил Вадим.
– Блин, ну ты не начинай опять. Если ты глухой, у мамы своей спроси, я ей всё рассказала про имя.
– Не, не то. Я говорю, я книжку читал. Фантастику, а там был персонаж с твоим именем. Я думаю, ты на неё похожа.
– Это ты к чему сейчас сказал? – удивлённо спросила Юна.
– Это типа комплимент, вообще-то.
– На них. Надо было сказать «на них». По-твоему это действительно звучит как комплимент, сказать женщине, что она похожа на серию клонированных био-роботов официанток? Тебе,Вадим, надо научиться делать комплименты девушкам.
– Она же не био-робот, а клон.
– Ааа, это многое меняет. Я, кстати, очень удивлена, что ты книжки читаешь. Я думала, сейчас никто не читает, к тому же “Облачный атлас” книга довольно объёмная.
Замечание Вадим пропустил мимо ушей.
– Ты знаешь, я у тебя спросить хотел одну вещь. Вот ты что думаешь? Ситуация такая, есть одна девушка, со мной в универе учится…
Вадим принялся рассказывать про какую-то свою подругу, история которой очень быстро наскучила Юне. После первых же слов стала понятна суть проблемы. Но Юна не прерывала Вадима, хотя и не слушала его. Она вернулась в свою волшебную страну внутри старого шкафа.
Под звуки голоса Вадима она гуляла около дома своих друзей. Он находился за городом, в посёлке, состоящем из пары десятков симпатичных трёхэтажных домов. Со стороны въезда были устроены площадки для игры в сквош и открытый бассейн. Противоположной стороной посёлок упирался в высокий холм, который порос настоящим заповедным лесом – там распологался природный заповедник.
Напротив въезда в посёлок был ухоженный сосновый парк. Он начинался сразу за дорогой и заканчивался отвесным обрывом, под которым жил своей жизнью Атлантический океан. На краю обрыва клубились густые колючие заросли дикой ежевики, облепленные крупными ягодами цветом от темно-фиолетового до зеленовато-розового. В сосновом парке были проложены тропинки, засыпанные жёлтыми сосновыми колючками. По этим мягким тропинкам можно было дойти до крутого склона, который спускался на небольшой песчаный пляж изгибающегося полукругом залива.
В центре залива располагался островок, почти полностью занятый средневековым замком. С берегом его связывал длинный изящный мост, под которым, на прозрачной отмели кишели крупные рыбы.
Осторожно, цепляясь за ветки кустов, и опираясь на выступающие корни деревьев, можно было спуститься на пляж в пустынной части бухты. С другой стороны бухты людей было больше. Там построили небольшую набережную из пористых серых камней. Она соединялась с дорожкой, идущей от моста, и уходила вглубь суши, перпендикулярно полосе прибоя. На воде, рядом с серыми камнями набережной, гордо изогнув длинные шеи, плавали лебеди – очень спесивые и злые твари.
*****
– Ну чё ты скажешь? Как ты думаешь, в такой ситуации, как мне поступить? Ведь ей реально хреново сейчас. Я помочь ей хочу. Она вообще-то хорошая девчонка, ну в смысле человек. Она, по-моему, на грани уже, – капризным голосом спросил Вадим, он догадался, что Юна его не слушала.
– Чо мне делать-то? – настаивал Вадим.
– Ничего тебе делать не надо. Ни на какой она ни «на грани». Ничего трагического с ней не происходит. Она не больна, её родственники живы и вполне состоятельны, она молодая и, судя по твоему пылу, красивая. В универе учится. У неё всё есть, вообще всё, для того, чтобы быть счастливой и довольной жизнью. И знаешь, что? Она и счастлива и довольна жизнью, а тебе дурачку нервы мотает, потому что эгоистка. Ну и что ты можешь с этим сделать? Ты можешь оставить всё как есть, и наблюдать. Знаешь, нельзя помочь человеку, которому на самом деле нужна не помощь, а власть над тобой. Девушек что ли у вас в городе мало?
– Она клеевая такая. Она не то, что все другие.
– А, ну тогда ради этого стоит, как следует пострадать. Это я тебе как эксперт по этой части говорю, – грустно подытожила Юна и вздохнула.
– Слышь, эксперт, а чо ты захандрила то?
– Эвона какие ты слова знаешь. Захандрила.
– Это мамино слово. Выпить хочешь? – неожиданно спросил Вадим.
– Уже хочу, но нету. Бар закрыли. Ресепшен будить и выпивку требовать, как-то не правильно и даже не патриотично, если ты понимаешь, о чём я.
– А то ты не в курсе, что минибар есть в номере и там есть выпить. Я могу коктейль какой-нибудь простенький сделать. Ты какой хочешь? – напустив на себя беспечный вид, спросил Вадим. Юна посмотрела на него так, как будто только что увидела, что рядом с ней кто-то есть.