Коротко вздохнув и откашлявшись, бросив косой взгляд на сородичей, тоже еле сдерживающих волнение, Гройн обернулся к воротам и хрипло выкрикнул:
– Открывай!
Тотчас невидимые руки привели в движение механизм. В мгновенно наступившей тишине, такой, что Элен показалось, будто она слышит свое дыхание, послышался тихий, ровный стук. А еще через мгновение казавшаяся до этого монолитной плита раскололась на две части, и вместо нежного ажурного узора все увидели грозно сверкнувшие на солнце острые лезвия поднимающейся вверх позолоченной решетки. За ней был виден опускающийся на цепях мост. В тот же миг все словно разом обрели дар речи. Отовсюду слышались восхищенные возгласы:
– Великолепно!
– Восхитительно!
– Прекрасно!
– Да здравствует мастер Гройн!
Всем захотелось поближе взглянуть на чудесные ворота. Задние ряды зрителей напирали на передние, и стражникам с трудом удавалось сдерживать толпу. Румиль уже не раз с угрозой оглядывался назад, на самых ретивых и бойких, красноречиво положив руку на рукоять кинжала. Из свободных проходов слуги подводили лошадей, и кое-кто пытался верхом пробиться вперед. Шум стоял невообразимый. Гройн, расплывшись в счастливой улыбке, принимал сыпавшиеся отовсюду поздравления.
Среди всеобщей неразберихи лишь княгиня была невозмутимо-спокойна. Не торопясь сесть на коня, она ожидала, пока ворота совсем распахнутся, и все так же улыбалась. Вдруг рев толпы перекрыл ужасающий скрежет. Дрогнувший мост, готовый, как показалось всем, упасть, застыл надо рвом. Решетка не поднялась и наполовину, угрожая вновь опуститься и пронзить копьями смельчаков, что попытаются под ней пройти. А створки ворот так и остались полуоткрытыми, не войдя в толщу стен. Восклицания, смех, поздравления разом смолкли. В наступившей тишине слышался лишь храп лошадей да стук копыт. Элен заметила, как озадаченно переглядывались раэнорцы, смущенно прятали глаза иноземцы, а когда ее взгляд нашел морнийцев, она увидела их откровенно злорадные усмешки. Им не нужно было притворяться. Толкотня и давка разом прекратились. Все замерли на месте, не понимая, что же происходит, и в недоумении глядя на повелительницу. Однако она, видимо, ничуть не была удивлена произошедшим.
Бедняга Гройн стоял, повернувшись к воротам, и растерянно взирал на свое детище. Плечи его поникли, с лица сошел румянец. Единственный глаз беспомощно моргал. Все надежды рухнули в одночасье! Но отчего? Отчего заело эту проклятую машину? От бессилия и обиды губы его дрогнули, но в этот миг он почувствовал на своем плече чью-то руку, и мягкий, знакомый голос произнес:
– Не печалься, друг.
Гройн быстро обернулся. Рядом стоял Талион и без улыбки, с сочувствием смотрел на грима. Тот с угрозой хмыкнул, скинул руку альва со своего плеча и снова отвернулся. Талион расстроенно покачал головой, подошел к помощникам Гройна, таким же растерянным, как и их предводитель, что-то быстро им объяснил, и те тотчас скрылись за маленькой, незаметной белой дверцей в нише стены. Оттуда до гостей донесся грохот, лязг, а потом снова тихий, ровный стук, и под всеобщий вздох облегчения створки ворот быстро исчезли, решетка, спрятав шипы, поднялась, а мост мягко опустился на землю. Однако толпа молчала. Все ожидали, что гнев княгини сейчас обрушится на самоуверенного, упрямого грима. Да и он сам приготовился к этому. Но, к всеобщему удивлению, ничего подобного не произошло. Дав знак Талиону и Гройну приблизиться, Элен со всей серьезностью, на какую в эту минуту была способна, обратилась к понуро стоявшему перед ней гриму:
– Мастер Гройн, ты и в самом деле сотворил чудо. Нам удалось заставить гостей поволноваться. Я рада, что не ошиблась в тебе. Сегодня вечером я хочу видеть тебя и твоих помощников за пиршественным столом на Кеменъярлоссе.
А затем, обернувшись к альву, чье лицо было, как обычно, непроницаемо-серьезным, лукаво улыбнулась:
– Я хочу, чтобы сегодня моим рыцарем был ты.
Тотчас княгиня дала знак слугам, и они подвели к ней коня. Она похлопала своего любимца по могучей шее, полюбовалась черной, гладкой, блестящей шерстью. Румиль хотел было помочь своей госпоже сесть в седло, но она мягко отстранила его и оперлась на сильную руку Талиона. Подобрав поводья, Элен вновь улыбнулась:
– Поторопись, альв. Сегодня твое место рядом со мной.
Сзади слышался цокот копыт, конское ржание, крики, смех, гомон голосов. Толпа гостей редела. Всадники выстраивались в колонну, готовые тронуться в путь по первому знаку княгини. Румиль, на черном, как ночь, коне, гарцевал на свободной площадке у ворот. Золотисто-рыжая лошадь Ирлинга стояла смирно, а ее хозяин вертел головой, вглядываясь в ряды всадников. Наконец, решив, что все готовы, княгиня подняла руку. Тотчас из свободных проходов у ворот выехали герольды на гнедых лошадях и, остановившись, протрубили вновь.
Еще не смолкли резкие звуки, эхом прокатившиеся под сводами стен, а княгиня, чуть ослабив поводья, послала коня вперед. Черный зверь зло заржал, но, подчиняясь знакомой руке, легко перебирая тонкими ногами, вошел в ворота. Его копыта с серебряными подковами гулко простучали по мосту. Длинные серьги, золотыми каскадами спускающиеся к плечам, и белый султанчик на венце княгини подрагивали в такт движениям коня. Следом за ней, совсем рядом, ехал Румиль. Ирлинг тоже не отставал. Герольды попарно выехали из ворот вслед за госпожой, а за ними потянулась бесчисленная свита княгини.
Они ехали по широкой, совершенно пустой в этот полуденный час главной улице столицы, спускавшейся вниз, к внешним воротам. Пестрая, веселая, шумная толпа, словно река, текла вниз, к выходу из города. Гремели по мостовой копыта лошадей. Смех, крики, громкие разговоры, песни слились в неясный гул.
Почти у самых ворот княгиню догнал Талион на высокой гнедой кобыле и, встреченный радостной улыбкой, поехал рядом. Элен то и дело удивленно взглядывала на своего друга. На лице альва не было и следа обычной печали. Оно то и дело озарялось улыбкой, а вместо уныло-скромной одежды на нем сегодня был дорогой наряд из посеребренной ткани цвета чистого речного песка. На широком поясе висел длинный меч в богатых ножнах. На плечо был накинут светлый плащ. Его густые, черные волосы были перевязаны узкой серебряной лентой.
Сдерживая коней, не торопясь, шагом Элен и ее спутники выехали за ворота. За ними яркой и беспорядочной толпой следовали раэнорцы. Отдельными группами, не сливаясь с остальными, неспешно двигались иноземные посланники, за ними, чуть приотстав, шли кони раэнорских альвов, а уж за альвами в нарядных повозках, украшенных цветами и лентами, запряженных могучими лошадьми, ехали веселые, шумные компании гримов и распевали песни. Шествие замыкали стражи, сжимающие в руках легкие, прикрепленные к стременам древки развевающихся флагов и знамен.
Элен с восхищением обводила открывшийся ее глазам простор: длинную полосу дороги, раскинувшиеся по обе стороны от нее цветущие поля. Чистый, прозрачный воздух позволял ясно видеть темнеющие далеко внизу деревья, скрывающие под своей сенью дорогу. Ей вдруг захотелось запеть от радости, переполнявшей все ее существо. Не желая сдерживать этот порыв, она обернулась к Талиону и легонько послала коня вперед. Альв, заметив, что жеребец княгини с неторопливого шага перешел на легкую рысь, увидев загоревшиеся азартом глаза Элен, прочтя в них вызов, принял ее игру и тоже поторопил лошадь. Румиль, не колеблясь, последовал за госпожой, Ирлинг же, замечтавшись, ничего не заметил, но его предоставленная сама себе кобылка потянулась за остальными. Забыв обо всем, Элен подгоняла коня. Тот с рыси перешел в галоп и черным вихрем понесся вниз по дороге. Только искры снопами сыпались из-под копыт. Талион не отставал от нее, его лошадь летела рядом, голова к голове. Следом скакали Румиль и Ирлинг, поневоле вовлеченный в это состязание. Не в силах больше сдерживать бушующую в ее груди радость Элен звонко рассмеялась, озорно блестя глазами. Ее платье билось на ветру, плащ летел по воздуху, точно облако, косы сплелись с черной гривой скакуна. Кони неслись, не чуя под собой земли. Всадники подгоняли их криками, и уже не было ни княгини, ни ее слуг. Сейчас все они были равны друг другу, словно вновь вернувшись в детство, когда первенство определяют мужество, сила и ловкость. Далеко позади осталась озадаченная свита, но никто из четверых и не вспомнил о ней.
Неожиданно княгиня, чей конь вырвался вперед, свернула с дороги в поле. Остальные последовали за ней, развернули коней, и те понеслись по зеленой равнине. Высокая трава ложилась под копыта, разноцветными искрами вспыхивали на солнце крылья бабочек, золотистым облачком висела над полем цветочная пыльца, теплый воздух приятно овевал тело. Бескрайний простор опьянял. Элен вдруг пронзительно взвизгнула, ударила пятками в бока коня, и он понесся еще стремительнее, хотя казалось, что это уже невозможно. Поле, небо, трава, облака слились в яркий цветной ковер, летящий под ноги скакуна. Легкий, нежный ветерок стал вихрем, захлестал по щекам, выбивая слезы из глаз, засвистел в ушах. Но сквозь вой ветра до нее донесся еще один звук: совсем рядом глухо били землю копыта другой лошади. Не сомневаясь, что настигает ее альв, Элен выхватила из-за пояса тонкую плеть и хлестнула по крутому боку коня. Жеребец обиженно всхрапнул и гигантским прыжком попытался оторваться от преследователя, но топот все приближался. Удивленно оглянувшись, Элен увидела совсем рядом всадника. Но это был не Талион. Румиль преследовал ее. Однако где же альв? Взглянув вперед, она все поняла. Тот обогнул поле, срезав угол, оказался далеко впереди и теперь несся навстречу. Не сговариваясь, Элен и Румиль выровняли коней и поскакали вперед, намереваясь взять дерзкого альва в клещи. Откуда-то сзади послышался испуганный голос Ирлинга. Он не участвовал в безумной гонке. Затаив дыхание, секретарь наблюдал, как летят навстречу друг другу три темные молнии. Вот сейчас, сейчас они сшибутся, ломая кости, и не станет прекрасных всадников. В ужасе закрыв глаза, Ирлинг ждал удара. Но вместо этого его напряженный слух уловил веселый, беззаботный смех. Открыв глаза, он успел увидеть, как три всадника на миг слились, а потом каждый из них поскакал дальше, целый и невредимый.
Опасная шутка удалась. Элен веселилась от души. Хорошо, что всего этого не видел Дию! Когда бурное ликование улеглось, княгиня попридержала коня, постепенно сбавляя ход, пока тот не перешел на рысь. Талион и Румиль последовали примеру госпожи, вскоре их догнал Ирлинг. Все четверо молчали, однако их глаза блестели, и разгоряченные скачкой лица все еще озарялись улыбками. Сделав большой круг, Элен и ее спутники возвращались к дороге, по которой ползла свита княгини.
Когда придворные увидели, что их госпожа, повинуясь бесшабашному порыву, поскакала вперед, многие даже обрадовались возможности хоть как-то разнообразить надоевший ритуал, а заодно продемонстрировать свою ловкость и резвость лошадей. Горяча коней, они устремились вслед за госпожой, но догнать ее не смог никто, и тщетные попытки были оставлены. Посланники, переговаривавшиеся во время неспешной езды, с удивлением и неудовольствием последовали примеру раэнорцев, однако, ловя на себе кокетливо-призывные взгляды прекрасных всадниц, поддержали игру и пришпорили коней. Но лошади альвов лишь чуть прибавили ход, а ехавшие позади всех гримы и вовсе ничего не заметили, настолько они были увлечены друг другом. Колонна всадников растянулась по дороге, извиваясь, будто гигантская змея, и только когда она достигла рощи со спасительной тенью, к ней присоединилась княгиня, пропустила вперед подстегнувших лошадей герольдов и возглавила пышную кавалькаду.
Кеменъярлосс затих. Шум праздничной толпы смолк, проходы у палаток, лотков, помостов опустели. По склонам долины на раскинутых на траве цветных ковриках сидели в тени под матерчатыми навесами утомленные купцы, ремесленники, горожане. Солнце перевалило далеко за полдень, несколько раз сменялись стражники. Казалось, Аэрэлин подходил к концу. Однако утомленные раэнорцы, поднабравшись новых сил за время полуденного отдыха, ждали продолжения празднества. И вот наконец послышались резкие звуки труб, конский топот, и из прохладной тени на залитую солнцем дорогу вылетели герольды. Они проскакали мимо дозоров, будя окрестности грохотом подков и ревом труб. Едва они показались вдалеке, лениво развалившиеся на траве, разморенные сном раэнорцы тут же повскакивали на ноги и устремились вниз, обратно к палаткам и лоткам, на ходу поправляя прически и одежду.
Как чудесно начался день! Конь, бережно неся всадницу, летел по мощеной дороге. Рядом, чуть пропуская госпожу, ехал Талион. Он, как казалось Элен, тоже был радостен, отвечая неизменной улыбкой всякий раз, стоило только ей обернуться и взглянуть в его лицо. Вынырнув из рощи, дорога круто пошла вниз, в долину. Княгиню уже ждали вопящие от восторга и размахивающие руками подданные. Сдержав коня, Элен поехала медленно. Свита тотчас последовала ее примеру. Герольды врезались в ликующую толпу, пронеслись по очищенному стражниками проходу. Рев и крики усилились, на дорогу полетели цветы, мелкие серебряные монетки, цветные ленточки. Осторожно ступая по ним точеными копытами, вороной жеребец горделиво выгибал шею. Чуть позвякивали на его упряжи золотые капельки-подвески.
Приветливо улыбаясь встречающим, княгиня повернула коня в широкий ряд просторных палаток, рядом с которыми на высоких скамьях, покрытых бархатными накидками, лежали тяжелые фолианты. Тут же стояли люди в скромных одеждах со строгими, неулыбчивыми лицами. Это были писцы и переплетчики, а сами владельцы книг сидели под навесами и, не торопясь, объясняли таким же тихим и серьезным покупателям достоинства того или иного тома. Здесь, как всегда, было много иноземцев. Они платили за знания щедро, не торгуясь, бережно рассматривая старые свитки, заключенные в шкатулки из драгоценного дерева, листая древние, подпорченные временем страницы ветхих книг.
Элен ехала вдоль палаток, с улыбкой глядя на склоненных в глубоких, почтительных поклонах людей, а навстречу ей уже неторопливо шел советник Ондогер. Увидев его, княгиня остановила коня. Ондогер приблизился и, чуть склонив голову, бесстрастным, почти лишенным интонации голосом произнес:
– Княгиня, я счастлив представить тебе людей, обладающих небывалым мастерством и умением. Взгляни, что за чудо они сотворили.
Советник хлопнул в ладоши. Двое слуг вынесли из расположенной справа, в пяти шагах от Элен, палатки большую книгу. Третий нес подставку. Он установил ее напротив княгини, и слуги осторожно поставили фолиант на резную плиту. Книга лишь казалась легкой: тонкие ножки подставки под ее тяжестью врезались в землю. Закрытый на два крошечных золотых замочка футляр из тонкой кожи нежно-голубого цвета был окован резными уголками из золотой фольги. Княгиня с восхищением смотрела на выступающий из лазурной глубины золотой силуэт поднявшего паруса корабля. Открыв футляр, Ондогер перелистал несколько страниц. На белых листах, сверху украшенных рисунками, были начертаны четкие, ровные буквы. Почерк писца был легок, смел, но в то же время строг и не вычурен. Заглавные буквы – высокие, благородно-простые. Элен восторженно вздохнула и спросила Ондогера:
– Чья это работа?
Советник обернулся назад и снова хлопнул в ладоши. Тотчас из палатки вышел богато одетый раэнорец и еще двое человек в одеждах попроще и победнее. Увидев княгиню, хозяин низко поклонился и, выпрямившись, застыл без движения, опустив глаза. Элен сразу узнала этого человека. Веселая улыбка сошла с ее губ, и княгиня сухо обратилась к стоявшему перед ней книжнику:
– А ведь я была уверена, Юхим, что ты снова окажешься первым. Ну, что на этот раз послужило темой для твоего шедевра?
Книжник в тон ей, без малейшего смущения ответил:
– Это список древней легенды бессмертных. В ней говорится о том, что там, где сливаются небо и море, из голубой бездны поднимается прекрасный остров Эалонд, уже тысячи лет ждущий своих хозяев – альвов. А они все не плывут.
Элен строго спросила Юхима:
– Откуда ты узнал легенду?
Тот молчал. Тихий голос рядом с княгиней произнес:
– Я рассказал ему об этом.
Элен с изумлением оглянулась на спутника. Талион не отвел глаз и выдержал ее наливающийся гневом взгляд.
– Так, значит, ты забыл о запрете? – вновь обернувшись к Юхиму, грозно спросила Элен. Тот склонил голову:
– Нет, госпожа. Я помню, что всякое упоминание об альвах преступно. Вот только не могу понять, почему.
Княгиня вскинула голову и надменно произнесла:
– А тебе и незачем понимать. С тебя достаточно того, что это понимаю я и мои советники. Не так ли, Ондогер?
И ее глаза под нахмуренными бровями сверкнули вызовом. Советник склонился в глубоком поклоне. Княгиня продолжала:
– Я могла бы приказать, чтобы тебя и твоих подручных выслали из столицы куда-нибудь подальше, в приграничный поселок, отняв инструменты и запретив работать! И я была бы права!
– Госпожа… – подал голос Талион, но тут же смолк, остановленный гневным окриком княгини:
– И ты тоже не избежал бы наказания за свою несдержанность, упрямый альв! Но сегодня праздник, Аэрэлин. И поэтому я решу по-другому. Ты, – она метнула взгляд на Юхима, – завтра же переедешь во дворец. Отныне ты будешь изготавливать книги только для меня. И эти двое тоже. Кстати, где ты нашел таких великолепных мастеров?
Понимая, что возражать против решения княгини – безумие, Юхим хмуро ответил:
– Переписчик наш, раэнорец с западных поселений, а переплетчик нашел меня сам. Говорит, что сбежал от степняков.
Он замолчал. Элен обратилась к советнику:
– Ондогер, благодарю за мудрый выбор. Ты умеешь ценить истинно прекрасное. Прошу, проследи, чтобы мое решение было выполнено. Пусть над палаткой Юхима поднимут мой флаг. Лучшего должны знать все. Да, и еще. Я хочу купить эту книгу.
– Она не продается, госпожа. – Голос книжника был непреклонен. Элен шевельнула бровью:
– Это еще почему?
– Она уже не моя.
– А чья же?
– Княгиня, не стоит огорчаться, – опять подал голос Талион, – эту книгу мастер подарил мне, еще не зная, что на нее падет твой выбор. Но досадную ошибку легко исправить. Книга твоя, прошу, прими ее.
Элен взглянула на Юхима, потом на альва, пожала плечами и вдруг улыбнулась:
– Какие же это все-таки пустяки! Талион, друг мой, это чудо доставят в твой дом. Однако в наказание ты должен будешь рассказать мне легенду.
Альв откликнулся:
– Разумеется, княгиня. Почту за честь.
Ондогер, Юхим и его люди отошли, и княгиня, тронув поводья, поехала дальше. Когда, бросая любопытные взгляды на хмурого победителя, мимо проследовала ее многочисленная свита, разошлись зеваки, стих завистливый шепот, у палаток опять наступила тишина. Советник Ондогер с мягкой улыбкой, такой необычной на его бесстрастном лице лице, обратился к Юхиму:
– Ну вот, мастер, тебе и повезло. Только что ты стал придворным княгини Элен.
Книжник отвернулся и горько произнес:
– Только что я стал ее рабом.
Княгиня медленно объезжала палаточные ряды, и там, где, возвещая о ее приближении, появлялись герольды, шум и крики смолкали, толпа расступалась, образуя широкий коридор. Хозяева выставленного товара, встречая правительницу, выходили вперед. Затем из пестрого собрания советники подводили к ней лучших умельцев. Многих из них Элен давно знала. Так, среди виноделов первым опять оказался Альвис, и ему снова было предоставлено право целый год торговать вином без пошлины. Альвис уже лет десять поставлял лучшие вина в погреба княжеского дворца. Первым из кузнецов вновь был признан Никсо, а лучшим оружейником – Гревис, друг советника Арафанта. Парфюмеры на этот раз преподнесли госпоже новые духи в алмазном фиале, плод их пятнадцатилетнего труда.
В цветочном ряду княгиня задержалась, залюбовавшись детищем победившего на этот раз в состязании Кертиса. Цветы были и впрямь великолепны: на длинных изумрудно-зеленых упругих стеблях покачивались снежно-белые головки. Большие атласные лепестки, трепеща, полностью раскрылись, обнажив золотую сердцевину – тоненькие усики-завитки. Чудесные цветы искрились, сияя в потоке солнечных лучей. Они были так изысканны, так чисты и прекрасны! Элен вдруг стало грустно.
– Они похожи на тебя, – шепнул ей Талион. Княгиня усмехнулась и обратилась к Кертису:
– Как ты их назвал?
Цветовод, седой, но еще крепкий старик, с достоинством ответил:
– Ферлифьор.
Видя, что княгиня собирается двинуться дальше, он поспешно добавил:
– Госпожа, прости мою смелость, но позволь попросить тебя взглянуть еще на один цветок! – И склонился в поклоне. Советник Аманор, сам страстный садовник, помог княгине сойти с коня и указал на высокую просторную палатку. Элен вошла туда вслед за Кертисом и с интересом огляделась. Палатка была пуста. Лишь часть ее было отделена плотным белым занавесом. Цветовод подошел к нему и отдернул ткань. Княгиня увидела высокий узкий постамент, укрытый черным атласом, глубокими складками спадающим до пола. На постаменте стояла изящная ваза из прозрачного горного хрусталя, а в вазе – единственный цветок. Он словно парил в пустоте на уровне глаз Элен. Княгиня смотрела на темный стебель с длинными, как острия кинжалов, шипами, на тугие резные листья с черноватыми прожилками и на распустившийся бутон. Больше, чем самые крупные розы в ее садах, он был иссиня-черным. Шелковые лепестки лишь на самых краешках чуть светлели, и сквозь черноту проступал пурпур. Цветок издавал сладкий, пряный аромат, но в самой сладости была заключена горьковатая нотка.
– Я вырастил его для тебя, госпожа, – тихо проговорил Кертис. – Ты сама дашь ему имя. Если позволишь, я посажу черенок на скале Плача. Он достоин твоей печали.
Элен обернулась к садовнику и внимательно взглянула в его доброе дотемна загорелое лицо.
– Спасибо, друг мой. Цветок воистину прекрасен. Я назову его Айтэри, в честь той, чья судьба была печальна и горька. Возьми, я не могу подарить тебе подобное чудо, это всего лишь камень, но и он может хранить память. – Княгиня сняла с руки перстень с черным агатом, положила его в широкую ладонь цветовода и быстро вышла из палатки.
Время шло. Спутники княгини устали. Их глаза привыкли к роскоши. Они перестали удивляться диковинкам, припрятанным специально для них и теперь выставляемым на цветных подушечках на всеобщее обозрение. Пожалуй, в ювелирном ряду наступило короткое оживление, но и оно быстро иссякло. Наконец, княгиня распорядилась покидать ряды палаток.
Процессия потянулась к высокому длинному шатру, что стоял в стороне от суетливой толпы. Когда всадники подъехали к нему, из шатра по двое стали выходить люди в длинных белых одеяниях, перехваченных на поясе серебряными шнурами. Они будто не на празднике были, а проходили тяжелое испытание, так строги и сосредоточены были их лица. Возраст этих людей был очень разным, от почти еще мальчиков до седовласых почтенных старцев, но всех их, независимо от количества прожитых лет, отличал умный, проницательный взгляд. Последним из шатра вышел невысокий старик. При его появлении все молча склонили головы.
– Дию! – Радостно улыбнувшись, прошептала Элен. Но улыбка тут же сошла с ее губ, и лицо вновь стало серьезным. Дию неторопливо подошел к ней и торжественно произнес:
– Княгиня, я хочу представить тебе нового Главного лекаря Раэнора. С моим выбором согласились все.
Он чуть поклонился ей, повернулся и пошел обратно. Элен не отрывала от него напряженный, почти испуганный взгляд. Она давно слышала от Дию, что он собрался оставить столь почетную должность, но втайне надеялась, что это произойдет еще очень нескоро, и вот… Старик медленно шел мимо врачевателей, заглядывая им в глаза, и мало кто мог выдержать его взгляд. Он остановился напротив высокого человека с темными, коротко остриженными волосами. Придворные за спиной княгини встревоженно зашептались. Да и самой Элен выбор Дию не пришелся по душе. Она была солидарна с остальными – старик должен был выбрать раэнорца!
Но Дию был невозмутим. Он словно и не слышал раздраженного гула голосов, не чувствовал тяжелых, неодобрительных взглядов. Не отрывая глаз от серьезного, покрасневшего от волнения лица избранника, он положил руку на его широкое плечо. Человек вздрогнул и сделал шаг вперед. Миг помолчав, Дию решительно произнес:
– Сегодня я, Дию, после долгих лет службы Раэнору слагаю с себя обязанности Главного лекаря. Пользуясь правом и исходя из долга, я выбрал себе преемника. Все вы достойны своего занятия, все обладаете глубоким, смертельным для непосвященного тайным знанием и можете применять его на пользу себе и другим. Поэтому выбор мой был так труден. Однако сегодня все вы с ним согласились. Ты, Фрэй, отныне являешься главой лекарей Раэнора, первым средь равных, и отныне ты понесешь это тяжкое бремя.
С этими словами Дию снял с себя золотую цепь с диском и надел ее на шею Фрэя. Тот стоял молча, не шелохнувшись, только чуть дрогнувшие уголки рта и сжавшиеся в кулаки ладони выдавали волнение. Взяв его под руку, старик подвел молодого человека к княгине.
– Госпожа, вот новый Главный лекарь Раэнора.
Элен внимательно оглядела подошедшего. Он ничем не отличался от тех, остальных. Тот же скромный наряд, спокойное, бесстрастное выражение лица, серьезные карие глаза, тонкий, строгий рот. Вот разве что ежик непослушных, не по обычаю Раэнора, коротких волос.
– Откуда ты родом? – наконец спросила княгиня.
– Мои родители – кочевники с северо-востока. – Его голос был глубок, хоть и негромок. И взгляда он не отводил. Услышав его ответ, раэнорцы снова неодобрительно зашумели.
– Опять безродный выскочка!
– Почему этот старик не выбрал Гельмира?
– Ему нельзя доверять!
Однако ни княгиня, ни тот, к кому относились эти слова, будто и не слышали их.
– Так, стало быть, ты хороший лекарь?
– Так считают другие.
– А ты сам?
– Лучше многих, но многие лучше меня.
Элен усмехнулась.
– Почему же согласился стать первым?
– Моего согласия не спрашивали, княгиня.
Она метнула на Дию угрожающий взгляд и коротко скомандовала:
– Фрэй, ты поедешь со мной. Коня Главному лекарю!
Тот хотел было возразить, но промолчал, остановленный предостерегающим взглядом Дию. Тотчас слуга подвел ему каракового тонконогого жеребца в богатой упряжи, и лекарь, ловко вскочив в седло, смирил гордое животное и заставил повиноваться себе.
– Кровь! – презрительно переговаривались меж собой в свите княгини.
– Чего еще ожидать от дикаря!
– И в руках этого пришельца отныне будет наша жизнь!
Еще восточнее, в низине, часть поля была отгорожена. Огромное пространство оцепили отряды двергов – лучшие воины четырех приграничных гарнизонов. Южный и Восточный возглавлялись своими капитанами. Дарка, капитана Западного гарнизона, заменял его помощник, потому что после жалобы советников княгиня резко воспротивилась его присутствию на празднике. Дверг в ответ проворчал, что сытно поесть, изрядно выпить и посмотреть на мордобой он может и дома, а больше на Аэрэлине и делать-то нечего. Элен сделала вид, что не слышала этой грубости. Вот только Северный гарнизон остался без капитана, совсем недавно отравленного хитрыми степняками, с которых он нещадно взимал дань.
Дверги стояли, тесной лентой оцепив площадку, сжимая в руках обнаженные ятаганы. На их коротких плащах был вышит герб Раэнора: над черными пиками гор бледное око луны. Да сами плащи отличались цветом, показывая, к какому гарнизону причислены их владельцы. У южан они были темно-красные, у восточных – коричневые, у западных – темно-зеленые, у северян – черные.
На окруженной двергами части поля были выстроены ряды деревянных скамей, окружавшие поляну длиной не менее четырехсот шагов, на которой должны будут проходить состязания. На южном конце поляны были приготовлены места для посольств. Под отдельным навесом стояло высокое кресло княгини. На противоположном конце площадки расположился маленький отряд из двадцати двергов, стоящих в колонне по четыре. Это были лучшие бойцы Северного гарнизона. Именно из них княгине предстояло сегодня выбрать одного, который и станет капитаном.
Элен подъехала к площадке. Тут же к ней подбежал низкорослый, мрачный дверг, капитан Южного гарнизона, и схватил под уздцы ее коня. Ахор, на удивление гостям, не стал противиться и дал себя увести. Снова поднялся невообразимый шум. Свита княгини спешивалась. Началась толкотня и споры из-за мест. Элен опустилась в кресло из резного черного дерева и принялась терпеливо ждать, пока вся эта пестрая, шумная толпа разместится на скамьях. Послы и почетные гости устраивались соответственно рангу на расположенных полукругом чуть позади княгини мягких сиденьях под навесами. Внезапно Элен поймала себя на том, что боится! Охватившее ее утром радостное возбуждение прошло. Вместо него росла, поднимаясь из глубины души, тревога. В тщетной надежде забыться княгиня с усиленным вниманием пыталась наблюдать за происходящим. Придворные расселись по местам, и теперь помосты стали похожи на пышные цветочные клумбы. Совсем недалеко, слева, заняли свои места альвы. Они тихо меж собой переговаривались. Элен отослала Талиона к родичам, и он сидел в первом ряду, о чем-то оживленно споря с соседом. Княгиня узнала светловолосого, с мягкой, чуть застенчивой улыбкой альва. Это был Амандэйл. Слева чинно расселись гримы с женами и детьми. Элен улыбнулась: в старинных книгах говорится, что женщины гримов так же непритязательны и грубы, как мужчины, но о раэнорских дамах такого не скажешь. Эти прекрасно разбирались в последних модах, кокетничали не меньше прочих и умели вытягивать из упрямых мужей деньги на обновки. Гримы шутили и громко, от души смеялись. Однако княгиня прекрасно знала, как обманчива эта открытая бесшабашность. Надменностью, высокомерием, презрением к чужакам они превосходили всех остальных раэнорцев, вместе взятых.
Чуть оглянувшись назад, Элен с досадой увидела, что по правую руку от нее, совсем рядом, разместились морнийцы. Ардук, глава посольства, скучающим взглядом обводил собрание, и на миг глаза княгини и морнийца встретились. Элен призвала на помощь всю свою выдержку, чтобы спрятать глубоко в душе начинавшие клокотать в ее сердце чувства, и, распахнув глаза, улыбнулась наивной, открытой улыбкой. Ответом ей была циничная ухмылка. Негодяй чувствовал свою неуязвимость и пользовался ею. Отведя взгляд, словно и не поняв вызова, княгиня посмотрела на стоявшего рядом Ирлинга. Тот ничего не замечал, увлеченный тем, что высматривал кого-то в яркой, колышущейся толпе. Зато Румиль тотчас ответил на взгляд госпожи, чуть сдвинув густые черные брови.