– Нельзя. Таков обычай.
Они свернули с дороги и спустились на тропинку. До них здесь сегодня никто не проходил. Обильная роса смочила сапоги и плащи. Небо посветлело. На западе еще бархатно-синее, с тусклыми звездами, оно постепенно голубело, подергивалось желтовато-серой дымкой, а на востоке становилось прозрачно-розовым. Рассвет бросил на травы красноватый отблеск. Ветерок совсем затих. Прозрачный воздух звенел тишиной. Даже птицы молчали в этот предутренний час.
Когда дорога осталась далеко позади, а город с порозовевшими на востоке стенами отдалился и словно вознесся над горами, Хаггар прервал молчание:
– Послушай, Дию, а не мог бы ты хотя бы из вежливости объяснить мне, куда мы идем и что это за праздник вы начали отмечать уже с полуночи?
Шедший впереди лекарь остановился и обернулся к арандамарцу:
– А ты разве не знаешь? – Но, увидев искреннее недоумение на лице юноши, хлопнул себя ладонью по лбу. – Опять забыл! Но ты сам виноват! Я ведь уже стар, дружок. Мог бы и напомнить. Но не сердись, я исправлю свою ошибку. Только не забывай переставлять ноги!
Они снова двинулись вперед, и, немного помолчав, Дию начал неторопливый рассказ:
– Все это случилось так давно, что мне самому иногда не верится, правдива ли старая история. Когда еще не было и в помине ни страны Мрака, ни Арандамара, в эти земли с запада пришел витязь с многочисленной свитой, беглец, изгнанник, потерявший родину и искавший новый дом. Кто знает, куда устремлял он свои честолюбивые помыслы, но хотим мы одного, а получаем зачастую совсем иное! Была весна, когда он пришел сюда. Реки вошли в свои берега, земля ждала плуга пахаря. И когда перед витязем раскинулась широкая долина, сплошь усыпанная маленькими белыми цветами звездчатки, он велел разбить там лагерь. Огромные разноцветные шатры запестрели внизу, на белоснежном поле. Странники решили остаться в этих местах на три дня, дать отдых и себе, и утомленным коням, а потом двинуться дальше, на восток. Но на исходе третьей ночи предводителю беглецов приснился странный сон: он увидел большой, прекрасный город. Белые башни устремлялись в безоблачное небо, звучала веселая музыка, толпы нарядных горожан стояли у ворот, и витязь понял, что ждут они его. Под ноги его коня летели букеты цветов, пригоршни золотых и серебряных монет. Отовсюду слышался смех, радостные голоса, пожелания счастья. Проснувшись, витязь почувствовал, что сон тот – вещий. Но где искать волшебный город? Выйдя из шатра, он взглянул в светлеющее предутреннее небо и – о чудо – увидел, как с запада на восток прочертила небосвод ярко-красная звезда и упала совсем недалеко от лагеря, чуть выше, в горах. Видел это не только он, но и часовые, и те, кто вышел из шатров, чтобы заняться приготовлениями к дороге. Тотчас все они устремились на поиски упавшей звезды. И впрямь, на ровной площадке недалеко от лагеря лежал тлеющий камень, а вокруг – черная, выжженная земля. Никто не решался приблизиться к этому месту, люди застыли в безмолвии. Тогда витязь ступил в опаленный круг и взял дышащий жаром камень в руки. Он не обжегся. И повелел гордый человек строить на этом месте город, назвав его Дол-Раэн – город Бродячей Звезды. Камень, посланный небесами, был замурован в основание Сторожевой башни, в фундамент, который уходит глубоко в обожженную землю, так и не ожившую с тех пор. А луг, укрытый покрывалом звездчатки, на котором был разбит лагерь, зовется с тех пор Кеменъярлосс – снежно-белый.
Время шло, город строился, изгнанник стал князем. И вот, когда последний камень был положен в стену княжеского дворца, властитель повелел устроить праздник в тот день, когда увидел падающую звезду. Это был праздник для всех: для мастеровых и ремесленников, строивших столицу, для рыцарей и знати, защищавших ее от орд кочевников. Аэрэлин начинается в тот миг, когда первый луч солнца окрашивает землю в пурпур – цвет звезды. С тех пор прошло четыре тысячи восемьсот пятьдесят лет. И, кажется, именно в этот раз из-за легкомыслия одного молодого повесы я и опоздаю на церемонию, подвергнув свою жизнь опасности.
Закончив таким образом свой рассказ, Дию опять замолчал. Путешественники давно уже оставили позади поля и, не сбавляя шага, вошли под густую, прохладную сень ореховой рощи. Заинтересовавшись рассказом, Хаггар спросил:
– А кто он был, этот витязь, почему бежал с запада и что с ним стало потом?
Дию, однако, с разъяснениями не спешил, и арандамарец в нетерпении переспросил:
– Что же ты молчишь? Ответь!
Словно нехотя, старик пробурчал:
– Уж не считаешь ли ты меня летописцем или, того хуже, хранителем древности? Я – лекарь, хвала небу, и надеюсь им остаться, хотя, если я все же опоздаю, не уверен, что мне это удастся! Я знаю только то, что рассказал. Хочешь знать больше, спроси у кого-нибудь другого, у княгини или у Фреагора, к примеру. Уж он-то лучше всех в этих старых сказках разбирается.
– Ну и спрошу! А кто он, этот Фреагор?
– Ты его видел на приеме. Церемонимейстер княгини Элен.
Хаггар улыбнулся:
– А, понятно! Смешной он, однако, и важный! Нет уж, этот точно ничего мне не скажет.
Дию в ответ хмыкнул.
Тропинка спускалась вниз. Теснившиеся вдоль нее деревья, сплетающие в вышине свои ветви, начали понемногу отступать. Роща кончилась совершенно неожиданно. Хаггар хотел спросить Дию, долго ли еще идти, но замолк на полуслове, пораженный увиденным. Путники стояли на краю крутого спуска в долину, покрытую ковром из нежно-белых цветов. Будто широкая река из легких облаков текла по холмам с запада на восток.
– Смотри, солнце встает! – воскликнул Дию, и Хаггар, замерев от восхищения, увидел, как побледнело небо на востоке, а потом полыхнуло рыже-алое пламя, окрашивая долину в розовый цвет. Первый яркий солнечный луч прорезал сумрак, и четыре тысячи восемьсот пятидесятое утро Аэрэлина началось. Тишину разрушил звонкий голос труб. Арандамарец вздрогнул от неожиданности, но тут же увидел трубачей. Их красно-белые одежды выделялись на фоне молодой зеленой листвы. Внизу, в долине, услышали сигнал, и загремели приветственные крики, над разноцветными палатками, лотками, помостами взвились флаги Раэнора – черные полотнища с большим белым кругом посередине.
– Пойдем быстрее, дружок! – поторопил юношу Дию и первым начал спускаться по круто уходящей вниз тропинке. Дорогу ему преградили стражники в белых туниках и пурпурно-красных плащах. Восход горел на доспехах и шлемах. Однако, увидев, кто перед ними, стражники почтительно расступились, давая дорогу лекарю.
Не доходя нескольких шагов до пестрой шумной толпы, Дию остановился и взял Хаггара под руку:
– А теперь послушай меня внимательно, мальчик. Сейчас мы разойдемся. Мои дела здесь скучны и неинтересны. А ты поброди, понаблюдай. Ты ведь хотел узнать, какой он, Раэнор? Тебе повезло, Аэрэлин – душа нашей страны. Здесь он весь, его жители, их нравы, привычки, пристрастия. Видишь шатры прямо перед нами? Там ты найдешь все, чем славится Раэнор в чужих землях. Там показывает свое искусство ремесленный люд. Дальше к западу, вон за тем холмом, оценивают лучших коней, продают и покупают скот. На восточном краю поля, там, где стоят навесы, окруженные стражей, будет турнир, а еще дальше к востоку готовят столы для пира. Ну, иди. Только помни: больше смотри, меньше говори! А к полудню я жду тебя здесь.
– Хорошо, старик. Я пойду.
– Эй, подожди! – Лекарь расстегнул шитый золотом кошелек, висевший у него на поясе, и достал оттуда небольшой, но туго набитый мешочек из красной кожи. – Чуть не забыл! Возьми, без денег на празднике делать нечего!
Хаггар отвел его руку.
– Ну нет, ни к чему это!
– Да возьми, а вдруг захочешь угостить сладостями хорошенькую поселянку! Отдашь, когда станешь князем Раэнора!
Хаггар отказался, про себя подумав, что у них, в Арандамаре, за подобную шутку можно и жизнью поплатиться. Видя, что спорить бесполезно, лекарь махнул рукой и скрылся из виду, нырнув под цветные навесы и оставив арандамарца одного.
Хаггар, не спеша, присматриваясь, пошел дальше. Несмотря на присущую таким сборищам шум и сутолоку, он с удивлением обнаружил, что порядка здесь гораздо больше, чем казалось на первый взгляд. Арандамарец помнил толкотню народных праздников дома, в Вальбарде, которая так нравилась ему, когда он был подростком, и которая так раздражала его, когда он вырос и когда, чтобы проложить себе дорогу в кричащей толпе, ему приходилось жестоко теснить людей конем.
На поле раскинулся целый город с широкими улицами, шумными площадями и людными перекрестками. Шатры, палатки, навесы, помосты рядами уходили вдаль. Над ними развевались флажки, и несли охрану бдительные стражники, наблюдая за порядком. Возле каждого шатра стояли широкие, крепкие скамьи.
Хаггар забрел в ряд кузнецов. Забавляя публику, здоровяки состязались в силе рук, поддразнивая друг друга и восхищенных зрителей. Волнами ходили под распахнутыми рубахами налитые мощью мускулы.
– Эй, ротозей, а ну, попробуй, сможешь ли? – предлагали они померяться силой и проходившему мимо арандамарцу. Но он только добродушно улыбался и шел себе дальше. С удивлением разглядывал Хаггар степенно прогуливающихся от шатра к шатру гримов. Они деловито переговаривались с кузнецами, то довольно улыбаясь, а то и громко споря. Видно было, что они здесь свои, их ждут, к их советам прислушиваются.
Дальше шли ряды оружейников. Здесь посетителей было больше. Да и было на что взглянуть. На широких помостах громоздились щиты всевозможных форм и размеров от легких круглых для степных наездников до тяжелых, в человеческий рост. Груды мечей, сабель, ятаганов, кинжалов и еще самого диковинного оружия приковывали восхищенный взгляд арандамарца. Вокруг сновали суетливые иноземцы. Время от времени на глаза попадались скромно, даже бедно одетые люди, но Хаггар заметил, что их здесь встречают радушно, покупают они много и платят щедро. На раэнорцев суровые покупатели не были похожи. И только иногда забредали сюда изящные, богато одетые юноши, в растерянности разглядывая горы оружия. Хозяева лавок, завидя их, выносили вперед драгоценные безделушки – кинжалы и короткие мечи в золотых ножнах, с усыпанными драгоценными камнями рукоятками. Другое оружие не пользовалось спросом у жителей столицы.
За полупустыми рядами палаток оружейников народу заметно прибавилось. Здесь показывали чеканную посуду – кувшины, кубки, тарелки, блюда, каминные щипцы и другую кухонную утварь. Ценители спорили, доказывая, чье мастерство выше, остальные шумно выражали одобрение или пренебрежение. Арандамарец не знал, на что смотреть – то ли на чудесные изделия умельцев, то ли на публику, копошащуюся вокруг. Тут еще преобладали мужчины, но и женщин было немало. Они, нисколько не смущаясь, протискивались вперед, крича ничуть не тише своих мужей, а споря, может, и яростней.
За рядами чеканщиков шум и толкотня усилились. Пожалуй, это была самая многолюдная часть поля. Тут раскинули свои шатры ювелиры. Хаггар уже понял, что раэнорцы – страстные любители драгоценностей, но здесь творилось что-то невообразимое. Золотые и серебряные цепи, ожерелья, браслеты, перстни, кольца, серьги с драгоценными камнями переходили из одних рук в другие.
– Господин, купи для своей подруги перстень с приворотным камнем! – кричал, надрываясь, усатый торговец. Другой так же рьяно перебивал его:
– Эй, господин, купи лучше золотой пояс, уж он куда прочнее, чем чувства красоток!
Хаггар, красный от смущения, старался побыстрей миновать назойливых продавцов. Спасаясь от толчеи и невообразимого шума, он свернул направо и оказался будто в другом мире. Здесь царила тишина. Вместо слов говорили ароматы. Ряды цветочных лотков тянулись в обе стороны. Посетители медленно прогуливались в одиночку или парами, переговариваясь шепотом и мечтательно улыбаясь. Белоснежные лилии, золотые эльфисы, розы с бархатными лепестками, длинные, душистые плети кориолисов и еще множество самых изысканных, диковинных растений, названий которых Хаггар не знал, будили в нем новые, неясные ощущения.
Отдохнув в тишине, арандамарец направился к центру поля. Тут шуму и возни было, пожалуй, не меньше, чем у ювелиров. Палатки пекарей, поваров, кондитеров, около которых были поставлены крепкие скамьи и широкие столы, пользовались доброй славой как у раэнорцев, так и у гостей праздника. Сегодня хозяева угощали своих соотечественников, не беря с них платы, а соотечественники уплетали за обе щеки, во всю глотку восхваляя таланты угощающих. Пироги с мясом, рыбой, птицей, пирожки с фруктами, пирожные и торты, колбасы, окорока, сыры, жареные барашки и поросята, пучки свежей зелени – все съедалось в мгновение ока и требовалось еще. Посетители здесь были под стать лавочникам: жизнерадостные, крепкие, с ясными, веселыми глазами – что женщины, что мужчины – с крепкими зубами и неутомимыми челюстями и желудком.
Еще дальше в голову ударял пьянящий запах вин. На низкие помосты выкатывались огромные бочки, тут же вышибалось дно, и наполнялись искрящейся на солнце влагой ковши, кубки, кружки и стаканы. Веселье, казалось, вот-вот готово было вылиться в разгул, но нет, граница так и оставалась неперейденной. Хаггару со всех сторон предлагали чарку, но он благоразумно отказывался и поскорей поспешил прочь от веселого места.
Теперь он оказался в рядах сапожников, где девушки без стеснения поднимали юбки, до колен обнажая стройные ножки. В то время как им примеряли готовые туфельки, они шарили взглядами по толпе, и не раз Хаггар, хмурясь, отводил глаза перед вызовом бесстыжих красоток. Вышивальщицы показывали тончайшее белье, одежды, гобелены. Женщины и здесь первенствовали. Они рассматривали платья, советовались, вполголоса переговариваясь. Кружевницы предлагали свою полупрозрачную работу. Пушились ковры, споря оттенками с живыми цветами. Разворошенные тюки тканей придирчиво щупались и сминались руками, прикладывались к лицу, и споры разгорались с новой силой.
Хаггар шел дальше, дальше, оглядываясь по сторонам. Мимо него сновали чужие ему люди. Сколько томных, задорных, зовущих взглядов ловил на себе арандамарец! Ему начинало казаться, что шальной народ придумал свой буйный праздник лишь затем, чтобы сменить декорации любви.
Однако он с удивлением обнаружил, что раэнорцы не слишком дружны меж собой. Безошибочно угадывались в толпе жители столицы. Их наряды были вызывающе богаты, сознание собственного превосходства печатью ложилось на их лица, а взгляды были полны тщеславия и гордости. Жителям окраин в их простых, добротных одеждах было далеко до изящества. Их грубоватая речь, резкие жесты, непонятные словечки обнаруживали в одних уроженцев юга. Вот, наверное, бежавшие с востока, северяне. А этот высокий человек, не из Серебряной ли он Чащи? Но от этих размышлений его отвлекли звуки музыки. Хаггар увидел прямо перед собой старика в потрепанных лохмотьях странника. Его сумрачный, дикий вид, всклокоченные седые космы, хмурое, изможденное лицо резко выделялись из праздничной толпы. Длинными дрожащими пальцами он перебирал струны старой, треснувшей арфы. Но голос старика был силен и разносился далеко над притихшей толпой:
Настроил лютню менестрель
И начал свой рассказ
О рощах, где поет свирель,
О травах и цветах.
Об облаках, бегущих вдаль
В небесной вышине,
О реках чистых, как хрусталь,
О солнце и луне.
Хаггар не мог поверить своим ушам. Он с изумлением вглядывался в лицо нищего. Конечно же, он узнал песню! Старинная арандамарская баллада, в которой пелось о состязании менестрелей еще во времена королей! Это была странная и грустная история. Неизвестного юношу, поразившего всех своим искусством, на следующее утро после состязания нашли мертвым. Никто тогда так и не узнал, что было причиной его смерти. То ли зависть соперников, то ли ревность короля. Когда смолкли последние слова песни, старик собрал монетки, брошенные ему щедрыми слушателями, с трудом поднялся с земли и побрел дальше.
Проводив его взглядом, Хаггар направился туда, где в собравшейся толпе слышались взрывы хохота. Там давал представление кукольный балаганчик. За матерчатой ширмой копошились люди и писклявыми голосами говорили за своих персонажей: принцесс, королей, злых чародеев, рыцарей, оборотней и прочую нечисть. Незаметно для себя арандамарец увлекся историей печальной любви смешного карлика к королеве. Несчастный понемногу прибавлял в росте, преодолевая очередное препятствие между ними. Зрители хохотали, смеялся вместе с ними и Хаггар. Когда же представление благополучно закончилось, и королева все-таки полюбила карлика, превратившегося к тому времени в здорового молодца, он пошел дальше. Постепенно его веселость сменялась задумчивостью. Он уже несколько раз за это шумное утро ловил себя на мысли, что поступает неправильно, оставаясь здесь, посреди необузданного веселья, и все острее чувствовал свою ненужность. Он был лишний. Мимо него пробегали все эти смеющиеся, счастливые люди. Он же думал, что так и останется чужим на их празднике. Но тут Хаггар услыхал за спиной громкий разговор двух лавочниц:
– А что здесь этот красавчик делает? Ишь, как вырядился! Вроде бы еще рано, солнце к полудню идет. Они в это время во дворце только глаза протирают. По сторонам так и зыркает!
– Не знаешь, что ли? Подружку себе новую приглядывает, уж это точно. У моей соседки дочка вот с таким же паршивцем сошлась. Ох, не доведет это ее до добра! А ведь тоже на празднике познакомились! Дорогая моя, кто за чем сюда приходит.
– Уж это ты правду говоришь.
Арандамарец усмехнулся. Неужели эти женщины говорят о нем? Неужели он так похож на здешних дворцовых соблазнителей?
Так он бродил и смотрел, время от времени вздыхая и думая, что неплохо бы и у себя в Вальбарде время от времени устраивать такие же праздники. Нет, конечно, без этих раэнорских вольностей, но все же… А вокруг веселились люди. Шум, музыка, песни, смех звучали все громче. Солнце поднялось. Время близилось к полудню. Можно было пробираться к месту, где ему назначил встречу Дию. Осмотревшись, он повернул обратно, но не тут-то было. Бедняге пришлось изрядно попотеть, пробиваясь сквозь толпы народа, прежде чем он снова оказался на восточном конце поля. Здесь была тишина. Издалека из-за небольшого возвышения слышалось ржание лошадей, мычание коров, блеяние овец.
Белые, нежно пахнущие цветы снежным покрывалом укрыли всю долину. Выбрав невысокие, тенистые кусты акации, Хаггар присел на мягкую траву. Дию нигде не было видно. Старик с его вечной забывчивостью опаздывал. Наверняка ждать его бессмысленно. Однако унывать арандамарец не собирался. Раз у него есть время, почему бы не отдохнуть? Откинувшись на спину, он смотрел в яркое голубое небо, просвечивающее сквозь густо-зеленую листву, и улыбался. Сорвав травинку, пожевал ее, вдохнул полной грудью сладковатый воздух, раскинул в стороны руки. Хорошо! Там, внизу, шумит раэнорский Аэрэлин, а здесь – никого. Интересно, что поделывает сейчас эта капризная княгиня? Должно быть, только встала и собирается на праздник. Бедные служанки! Она, наверное, порядочная злюка. Еще немного поразмышляв о недостатках возлюбленной, Хаггар незаметно для себя заснул, утомленный ночными приключениями, дорогой до Кеменъярлосса и праздником Аэрэлин.
Во сне он снова бежал по дворцовым переходам, прятался в тени разросшегося плюща, спускался по хрупким решеткам, но когда по узкому карнизу хотел перейти с одной башни на другую, его ноги соскользнули с покатой плоскости. Он судорожно пытался зацепиться руками за ветви винограда, но они не выдержали, оборвались. С отчаянным криком Хаггар упал вниз, в черноту, и, вздрогнув всем телом, проснулся.
Спросонья он не понял, где находится, но, оглядевшись, опомнился. Солнце склонилось на запад. Шум и толкотня внизу поутихли, наступило время дневного отдыха. Совсем недалеко, тоже устроившись в прохладной тени, сидел Дию. Перед ним на вышитом полотенце стояли блюда с едой, кувшин и два кубка. Не глядя в сторону арандамарца, старик медленно, с наслаждением ел виноград, отрывая от грозди сочные, зеленые с восковым налетом ягоды и отправляя их в рот. Время от времени он бросал взгляд вниз, в долину, и что-то еле слышно бормотал. Хаггар вдруг почувствовал смертельный голод. Интересно, почему Дию его не разбудил? Решив отыграться за утреннее поражение, арандамарец встал и неслышно подкрался сзади к ничего не подозревающему лекарю. Но, не дойдя каких-то двух шагов, услышал, как Дию, даже не обернувшись, внятно и весьма недовольно произнес:
– Ну, наконец-то! Знал, что ты лентяй, но чтобы уж такой!
– Послушай, лекарь, а ты себе случайно не пришил глаза на затылке? – с досадой фыркнул арандамарец. – Мог бы пригласить к трапезе!
– Не сердись, – примирительно улыбнулся Дию. – Я даже рад, что ты отдохнул. Садись, подкрепи силы. Только советую поторопиться, а то можешь опоздать. Пропустишь все на свете.
– Ты пойдешь со мной? – спросил Хаггар, усаживаясь рядом со стариком. Тот мотнул головой.
– Нет. Сегодня ты сам будешь знакомиться с Раэнором. А я еще дела не закончил.
– Хм! Какие у тебя могут быть здесь дела? – с сомнением покачал головой арандамарец.
– Ну, все же я не так безнадежно стар и бестолков, как тебе кажется. Однако позволь дать тебе совет. Видишь, подальше к востоку поле не занято шатрами? Смотри, вон, где нарядные навесы, окруженные стражей. Насколько я знаю, именно там будет происходить самое интересное. И там ты сможешь увидеть княгиню.
– А стража меня пропустит?
Дию придирчиво оглядел его с ног до головы и пожал плечами.
– Думаю, да. Конечно, если ты хоть немного приведешь себя в порядок.
Хаггар рассмеялся:
– Ну вот, опять не угодил! Да знаешь ли ты, ворчун, что меня сегодня все принимали за раэнорского придворного?
Дию, покосившись на него, с сомнением протянул:
– Возможно. Те, кто никогда не видел раэнорских придворных.
– Ладно, старик, – улыбнулся арандамарец. – Ты вот лучше скажи, что за странные люди попадались мне время от времени?
– Какие люди? – оживился Дию.
– Очень важные, суровые даже. Стоило им где-нибудь появиться, как шум вокруг стихал, все, кто был рядом, низко кланялись, лавочники начинали суетиться, доставали свои самые лучшие товары и наперебой расхваливали их. Те хмурились, смотрели, трогали руками, вертели и так и сяк, но я не видел, чтобы кто-то из них хоть что-нибудь купил. И одеты они были нелепо, во все серое, как мыши.
– Понял, о ком ты говоришь, – усмехнулся Дию, – да ты и сам их знаешь. Это советники княгини. Ты видел их вчера на приеме.
– Издалека они выглядели лучше.
– Сегодня утром ты говорил обратное, назвав их, кажется, истуканами.
– Не слишком ли они молоды для советников? Самому старшему из них, я полагаю, нет и сорока.
– Старше – не всегда лучше, – возразил лекарь.
– Ну, глядя на тебя, этого не скажешь, – улыбнулся Хаггар.
– Конечно, но таких, как я, и нет больше, – невозмутимо подтвердил Дию и уже серьезно продолжал: – Не спеши их судить, мальчик. Судьба советника тяжела и не каждому по плечу. Видишь ли, тот, кто становится советником, должен отказаться от себя. Он навсегда покидает родной дом, семью, друзей и переселяется во дворец. Дела Раэнора становятся его делами. Жизнь княжества – его жизнью. И так до тех пор, пока не приходит смерть. Прежде советниками становились, уже будучи немолодыми людьми. К этому времени они успевали многое сделать: прожить со своими женами достойную жизнь, вырастить и воспитать детей… На этот раз все получилось по-иному. Эти юноши, носящие знак Совета, не раз еще пожалеют о своей участи. Но, может быть, я и неправ, – вздохнул Дию. – Ладно, друг мой, мне пора. Когда закончишь трапезу, спускайся к навесам. – И уже на ходу крикнул: – Встретимся вечером!
Хаггар вновь остался один. Плотно подкрепившись ветчиной, сыром и сдобными булками, запив все это легким вином, он вдруг вспомнил, что не договорился со стариком ни о времени, ни о месте встречи.
– Его забывчивость заразительна, – пробормотал арандамарец.
Проклятие – ждать без надежды. Ты не придешь. Сколько бы я ни звала. Но снова упрямо вглядываюсь в черное небо над южными горами. И кажется, что слышу, как воздух свистит под могучими крыльями, как из плотной, непроглядной тьмы ты возникаешь передо мной.
Майское полуденное солнце заливало ярким светом дворец, крепостные стены и серые полированные плиты площади перед главной лестницей. Оно обрушивало на город слепящие лучи, стремясь наверстать упущенное за ненастную зиму. Свет нещадно бил в глаза, отражаясь от гладких белых камней, изгоняя тени. На площади дворца шумела нарядная толпа. Она колыхалась, гудела, бурлила. Лишь изредка сквозь буйную пестроту одежд пробивалась то здесь, то там чернота. Словно в переливающемся под солнечными лучами море из меняющей цвет воды поднимались темные вершины островов. Разноцветными искрами сверкали драгоценности. Ароматы духов и благовоний, смешиваясь, образовывали новые, волнующие сочетания запахов.
В толпе были приглашенные на праздник знатные раэнорские семейства: пожилые, строгие дамы, насмешливые девицы, кокетливые красавицы, томные юноши, надменные мужи и бодрые старики. Тут же толпились иноземцы и посольства соседних держав со свитами. Все они разговаривали, шутили, смеялись, многозначительно переглядывались, высматривали знакомых и без стеснения их окликали. Но время от времени каждый посылал нетерпеливый взгляд в сторону широкой белой лестницы и высоких, наглухо закрытых черных дверей, на стражников, двумя рядами стоявших у подножья лестницы и оцепивших площадь позади гостей.
Тут ожил колокол на Сторожевой башне. Низкий, густой звон плыл в теплом воздухе, разносясь далеко за стенами дворца, слышный даже в полях за городом. Когда отзвучал последний удар, толпа, притихнув, замерла. Все взгляды были прикованы к черным дверям. Они внезапно распахнулись, из глубины показались юноши-герольды в белых туниках. Расположившись парами по обе стороны лестницы, они на секунду застыли, похожие на изящные статуэтки из мрамора. Позолота одежд горела на солнце. Через миг они, как один, поднесли к губам трубы. Их чистый, звонкий, призывно-торжественный зов был услышан. На лестнице появился церемонимейстер, замер на верхней ступени, и в звенящей тишине прозвучал его резкий голос:
– Княгиня Раэнора Элен Раэниэль!
В черном провале дверей на фоне белоснежных стен дворца неожиданно, словно по волшебству, возникла яркая, изящная фигурка. На миг замерев, окинув взглядом людское море внизу, княгиня легко сбежала по широким ступеням. Ее развевающееся зеленое платье трепетало при каждом шаге. Белый, почти прозрачный плащ летел за ней. Блеск золотых нитей, вплетенных в тяжелые черные косы, бросал вызов лучам дневного светила. На лице княгини играла веселая, чуть насмешливая улыбка. В ней и следа не осталось от вчерашней надменной, суровой правительницы.
Слева от княгини, отстав от нее шага на три, торопливо шел Ирлинг в длинной пунцовой рубахе, перехваченной позолоченным поясом. Короткий темно-вишневый плащ развевался у него за плечами. Вспыхивали на солнце золотые застежки на высоких, из винно-красного сафьяна, сапогах. Его щеки горели от смущения, но широкая, добрая улыбка и выражение больших, наивных темно-голубых глаз ясно говорили о том, что юноша был доволен и собой, и окружающим миром. Справа, почти вровень с госпожой, шел Румиль. Он, как всегда, был мрачен. Не повлиял на строптивца даже разговор с княгиней, накануне выговорившей ему:
– Дорогой мой, глядя на тебя, всем кажется, что у нас большое горе, а мы старательно хотим его скрыть. Завтра праздник, а не траурное сожжение!
Лицо Румиля было сурово-замкнуто, лишь глаза настороженно, внимательно наблюдали за происходящим. Его неизменный черный костюм был сегодня разве что из более дорогой ткани. Да на плечи телохранитель накинул длинный, белый плащ.
Элен с утра была в радостном возбуждении, как когда-то в детстве, когда веришь, что непременно должно случиться что-нибудь очень хорошее. Этим чудесным весенним утром ей хотелось смеяться и петь. Веселое настроение не прошло и сейчас, когда она стремительно шла по коридору в почтительно расступившейся толпе, замечая в ней старых знакомых и чуть ласковее им улыбаясь. Вот промелькнуло веселое лицо Велемира. Рядом с ним была его молодая жена. Чуть дальше слева стоял Итаран, полный достоинства хранитель библиотеки, потомок одной из самых знатных семей Раэнора. Вот важные и сосредоточенные, как всегда, жрецы. Здесь были все, кого она каждый день встречала во дворце, иногда оглядывая лишь краем глаза, а иногда и вовсе не замечая. Но сегодня – особый день! И княгиня с благодарной нежностью им улыбалась. Чуть дальше, в первых рядах, Элен увидела послов и с затаенной усмешкой отметила про себя, что даже на лицах морнийцев мелькает нечто, отдаленно напоминающее улыбку. Исподволь вглядываясь в толпу, она заметила в самом дальнем углу площади, чуть в стороне от изливающей свои бурные чувства толпы, небольшую группу раэнорцев, отличавшихся от прочих скромностью, приглушенными тонами одежд и крайней сдержанностью. Это были альвы. Краем глаза она успела заметить, как от них кто-то отделился и тут же смешался с толпой. Княгиня перевела взгляд вперед, на освобожденные от щитов новые Северные ворота.
Монолитная плита, инкрустированная золотыми пластинами, была облицована перламутром. Тончайшие золотые нити отделяли переливы цветов от одного оттенка к другому. Узор, казалось, был прост. Над высокими горными пиками сияло полуденное солнце. Вязь охранной надписи больше походила на причудливо извивающиеся стебли цепких лиан. Прозрачно-синее небо, изумрудно-зеленая листва деревьев, снежно-белые лепестки первых весенних цветов, голубоватая прозрачность воды, розовая пена закатов отдали перламутру свои цвета. У самых ворот переминались с ноги на ногу четыре грима. Впереди, во главе своей артели, важный и нарядный, в малиновом кафтане, обшитом серебряным галуном, стоял Гройн. Он почти не спал в эту ночь, предвкушая час своего торжества. Теперь он докажет всем, кто первый мастер Раэнора. Он собьет спесь с этих надменных альвов. Княгине придется признать его, Гройна, превосходство. И это произойдет сейчас, через минуту. Грим от волнения тяжело дышал. Его напряженное лицо покраснело, руки теребили шапку, но единственный глаз горел упорством. Элен, внимательно вглядевшись в его лицо, ощутила чувства, переполнявшие грима. На миг ей стало жаль его. Не остановить ли все, не дать ли знак Талиону прямо сейчас? Однако княгиня твердо знала, что все беды Гройна – от его непомерного упрямства, которое нужно искоренить. Поэтому, не медля больше, она ободряюще улыбнулась гриму и подала знак к началу церемонии.