Ну что ж, сказку, так сказку! Хаггар готов был слушать, что угодно, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями. Дию начал неторопливый рассказ:
– Есть далеко на юге маленькая страна, и когда-то давно правила ею молодая, красивая царица. Она была сиротой. Родители ее умерли, когда она была еще ребенком, и царица привыкла к одиночеству. В семье их существовало древнее предание, в котором говорилось о том, что как только в сердце представителя их рода вспыхивала любовь, она начинала приносить несчастья, ведя к неминуемой гибели обоих возлюбленных. Сомневаться в пророчестве не приходилось. Царица была уверена в том, что любовь для нее равносильна смерти, и закрыла свое сердце от чувства, заключила его в холодный ледяной панцирь. Так она жила, не жалея ни о чем. Годы были не властны над нею, красота ее только расцветала со временем. Многие доблестные витязи искали ее любви, но ни одному не удалось разбудить сердце царицы. Покой был ее счастьем. Так она жила, пока однажды не случилась беда. У царицы был друг, старик – звездочет, предсказатель и маг. Он поднимался на самую высокую башню и читал по звездам, как в книге. И вот однажды он пришел к своей повелительнице и сказал:
– Царица, небо предупредило меня, что вскоре судьба твоя решится. Путь твоей звезды пересечется с путем другого светила. Скоро встретишь ты человека, которого полюбишь, и ничто не может этого изменить.
Царица отшатнулась в испуге и смятении, ей вспомнилось древнее пророчество. С мольбой взглянула она на старика:
– Мудрец, признайся, что это неправда! Я не хочу, чтобы так случилось.
Но звездочет был неумолим:
– Нет, царица, все будет так: придет из-за Большой Воды человек с белым камнем на груди, и ты не сможешь больше бороться с любовью. Он станет для тебя дороже всего мира, и ты станешь его женой.
Царица разгневалась на мудреца, топнула ногой и вскричала:
– Замолчи, колдун! Ложью меня не запугать!
Но он продолжал:
– Счастье наконец-то придет к тебе, но ненадолго. Вскоре один из вас умрет, а другому жизнь станет горше смерти. Так будет.
Только он сказал это, как царица призвала стражников, велела им схватить звездочета и сбросить его с той самой башни, с которой он увидел и разгадал ее судьбу. “Так будет, царица!” – кричал он, пока не столкнули его вниз с огромной высоты. Тело его упало к подножию башни, забрызгав кровью белые стены. Много лет прошло с тех пор. Мир менялся, забылись слова безумного старца, новый звездочет успел состариться, но в душе царицы живет страх, и она все ждет того человека из-за Большой Воды.
Дию замолчал, устремив взгляд в пространство. Молчал и Хаггар, не решаясь задать мучивший его вопрос. Наконец лекарь встрепенулся, взглянул в задумчивое лицо арандамарца и снова улыбнулся:
– Ну, понравилась тебе сказка?
– Не знаю.
– Что же ты не пьешь? Или вино не пришлось тебе по вкусу? Однако оставим старые истории. Я хотел поговорить с тобой о другом. Ты сын правителя и, думаю, знаком с законом, согласно которому гость – персона важная. Долг гостеприимства превыше всего, а тот, кто его нарушает, достоин презрения. Я понял, отчего ты решил уехать. Это твое право. Но умоляю тебя, оттяни свой отъезд! Ты обидишь княгиню, опозоришь ее, покинув Раэнор накануне праздника. Она этого не заслужила, мальчик. Она запретила мне упоминать об этом, но я должен сказать: жизнью своей ты обязан госпоже. Кое-что в лекарстве я понимаю, но твои раны даже мне не под силу было излечить. Да и не удивлен ты разве, что два дня тому назад умирал, а теперь почти здоров? Она отдала тебе часть своей силы, часть жизни своей! Будь же благодарен!
– Что я должен сделать? – помолчав, спросил Хаггар.
– Самую малость. Не уезжай, останься до конца праздника. Никто не говорит о том, чтобы бегать за Элен. Ты гость и ты сам волен собой распоряжаться. Если хочешь, я составлю тебе компанию на это время. И еще. Прими мой совет, дружок. Ты сетуешь на излишнее внимание к себе, но ты сам в этом виноват! Раэнорцы совсем не злы, они лишь крайне любопытны и придают слишком большое значение пустякам. Твой необычный костюм, да и весь твой грозный вид привлекли бы внимание и не таких сплетников, как они. Нет, я не предлагаю тебе облачаться в их прозрачные ткани, скорее обнажающие, чем скрывающие тело. Я и сам не образец для подражания здешних модников. Однако, согласись, твоя одежда хороша для похода, но совсем не годится для дворца.
Хаггар нахмурился:
– Другой у меня нет.
– Завтра утром я принесу тебе подходящий костюм.
– Спасибо! Мне уже приносили один!
Дию рассмеялся:
– Нет, совсем еще мальчишка! Не бойся, на меня ты можешь положиться. Завтрашний день я проведу с тобой. Мы побываем на Посольском приеме. Но до этого с утра я зайду в твои покои, и ты должен будешь послушно исполнить то, что я тебе скажу. Договорились?
– Ого, я рискую! – улыбнулся Хаггар.
– Тебе не придется об этом пожалеть, обещаю. Ты, арандамарец, нравишься мне, и поэтому можешь рассчитывать на мою дружбу, а дружба Дию чего-нибудь да стоит!
– Стоит того, чтобы за нее выпить!
Они подняли чарки, выпили прохладного, сладкого вина и замолчали. Каждый думал о своем, пока Дию, встрепенувшись, не вскрикнул:
– Эй, да мы засиделись! Вставай, дружок, дай-ка я взгляну, все ли в порядке с твоим плечом.
Он внимательно осмотрел заживающие рубцы, удовлетворенно хмыкнул:
– Решительно, лекари Раэнора – самые великие лекари под Солнцем! Что ты молчишь, или не согласен?
Хаггар засмеялся:
– Согласен, согласен!
– То-то! А теперь одевайся. Я отведу тебя в твои покои.
– Зачем? Я и сам доберусь.
– Не сомневаюсь, – невозмутимо поддакнул Дию. – Вот только вопрос – когда. Мне бы хотелось, чтобы ты еще и выспаться успел. Так что я уж лучше тебя провожу.
Они оба, переговариваясь, вышли в коридор, снова вернулись на второй этаж, прошли немного по галерее, свернули в переход и оказались прямо перед дверью, ведущей в комнаты Хаггара.
– Ну, мальчик, приятных тебе снов! Завтра чуть свет я разбужу тебя. – Дию легко поклонился.
– До завтра, друг. – Арандамарец с улыбкой ответил на поклон.
Лежа в постели, Хаггар ворочался, не в силах отделаться от тревожных дум. Конечно, он не может так оскорбить княгиню. Элен не виновата в том, что он не может внушить ей ответного чувства. Видимо, он действительно всего лишь смешной юнец. Старик Дию добр, придумал целую сказку, чтобы хоть как-то его ободрить, вселить в его сердце надежду. Несомненно, он видел молочно-белый камень на витой серебряной цепочке, висевший на шее арандамарца, – талисман, подаренный ему матерью, – когда перевязывал его раны. Но утешать себя выдумками – нет, Хаггар не опустится до этого. Да, он останется и постарается не попадаться на глаза капризнице. Пусть не воображает, что сумела одержать над ним верх. Однако, как ни странно, он совсем не сердится на нее. Наоборот, ему стало бесконечно ее жаль, такую гордую, неприступную, холодную, но такую одинокую и беззащитную перед собственным страхом. Пусть себе старается его разозлить, если ей так легче. Да и кто знает, что еще может случиться и с ним, и с нею. С этими мыслями арандамарец заснул. Ему снилась княгиня. Или это была та женщина с таинственного портрета? Она склонялась над ним, печально и ласково улыбаясь, и он чувствовал, как нежные губы запечатлевают на его лбу робкий поцелуй.
Его разбудило яркое утреннее солнце. Приоткрыв глаза, Хаггар с удивлением обнаружил, что полог кровати отдернут, окна распахнуты, на столе громоздятся подносы с кушаньями, источающими соблазнительные ароматы, а рядом с кроватью стоит Дию и смотрит на него, неодобрительно хмурясь.
– Вставай, рыцарь! Если ты не поторопишься, мы рискуем опоздать на Посольский прием. Да вставай же, лентяй, ванна уже готова!
Хаггар вскочил с кровати, потянулся так, что хрустнули суставы, и быстро пробежал в небольшую овальную комнату, где, скинув рубашку, с наслаждением погрузился в прохладную голубую воду бассейна, вдыхая запах пурпурных лепестков роз, качающихся на воде, словно отсветы огней. Вот так бы лежать, слушать ласковое журчание воды… Так нет же, Дию ворвался и сюда:
– Вылезай, да поживей! С нынешней молодежью одни заботы! Только бы нежиться на перинах, а старики пускай хлопочут, наживают себе неприятности! – Лекарь извлек его из ванны, накинул ему на плечи огромное полотенце и потащил обратно в комнату.
– Вот, взгляни, и если скажешь, что и это тебе не подходит, я просто умру от отчаяния! – указал лекарь на аккуратно разложенную в кресле одежду.
– Не переживай, друг, ради тебя я надену даже юбку! – Решительно подойдя к креслу, Хаггар принялся облачаться в принесенную одежду, невольно морщась – болело плечо. К его несказанному удивлению, костюм не был таким уж необычным, почти ничем не отличаясь от его прежнего платья, вот разве что ткань потоньше да шитья побольше. Расчесав еще влажные волосы, черными локонами рассыпавшиеся по плечам, он повернулся к Дию:
– Ну, как?
Старик взглянул на него и надолго замолчал. Элен намекала ему, а он, старый болван, не верил, не угадывал! Как же похож он на того, другого! То же гордое лицо, пристальный, властный взгляд серых глаз, плотно сжатые губы, тонкий нос с легкой горбинкой… Как непостижимо, странно все это! И острое предчувствие беды кольнуло сердце старика.
– Почему ты молчишь? – подозрительно спросил Хаггар, чувствуя себя неуютно под пристальным взглядом старика.
– Онемел от восторга! Садись, подкрепись как следует. Да поспеши!
Он замолчал и наблюдал за арандамарцем, пока тот завтракал с завидным аппетитом, а когда наконец-то насытился, лекарь снова накинулся на него, торопя:
– Вставай, нечего рассиживаться, мы должны пройти в зал незаметно, пока там не появилась княгиня. Эй, зачем это ты пристегиваешь к поясу меч? Хаггар, с оружием на прием?!
С явным сожалением положив меч обратно, арандамарец вздохнул:
– Что ж, я готов. Пошли, раз уж ты так торопишься.
Они вышли из покоев. Дию оглянулся по сторонам, словно чего-то опасаясь, и повел Хаггара в Тронный зал.
С самого утра княгиня была не в духе. Проснувшись раньше обычного, она хмуро наблюдала за тем, как служанки готовят ей ванну, как накрывают на стол, как бережно раскладывают ее наряд. Настроение не улучшилось и после того, как в освеженном, натертом благовониями теле появилась легкость. Элен казалось, что день пасмурен, что ее разбудил шум за окном и еще слишком рано, что служанки крайне рассеянны и топают, как табун лошадей. Почти не притронувшись к еде, она отдала себя в их руки, и пока девушки одевали ее, трудились над прической, украшали шею и руки драгоценностями, Элен думала о том, как бы поскорее прошли праздники. Жизнь снова войдет в привычную колею, днем она будет отдыхать в одиночестве, а ночами – подниматься в башню, всматриваться в небо, и ждать, ждать… Что толку в друзьях? Дию отказался сопровождать свою госпожу на прием. Талион не выносил всех этих торжественных затей… Даже мальчик арандамарец, и тот оставил ее.
От этих мыслей Элен совсем сникла. Захотелось, сославшись на болезнь, отменить и прием, и праздник, и охоту, но она знала, что не сделает этого. Время приближалось к полудню. Княгиня вздохнула и поднялась с кресла. Пора.
У дверей ее ждал Ирлинг в праздничных одеждах, в нетерпении ходивший взад-вперед мимо невозмутимых стражей. Увидев княгиню, он быстро поклонился и глубоко, шумно вздохнул.
– Волнуешься? – Элен придирчиво оглядела его наряд. На удивление, все было в порядке: белоснежные кружева расправлены, ленты на рукавах под цвет ее платья завязаны пышными бантами, начищенные до блеска золотые пряжки на башмаках отбрасывают солнечные блики на паркет. Ирлинг кивнул:
– Боюсь, как бы коленки не задрожали!
– Ничего, – ободрила его Элен, – это только в первый раз страшно. Вот увидишь, посольства – такая смертельная скука! Они похожи одно на другое, как капли воды. А где Румиль? Он уже должен быть здесь!
– Он и был здесь, госпожа. Не беспокойся, сейчас проверит караулы и присоединится к нам перед самой церемонией.
– Что ж, пойдем. Княгине не годится опаздывать.
Тронный зал изумлял своими огромными размерами. Здесь и в помине не было привычной легкости, воздушности и изящества, царивших в остальных помещениях дворца. Высокие белые потолки, украшенные строгими лепными узорами, сходились сводами в почти недоступной высоте. Тяжелые гирлянды позолоченных люстр свисали вниз огненными гроздьями. Тысячи витых свечей горели, заливая центр зала дрожащим светом. Ряды массивных колонн из черного гранита покоились на постаментах в виде золоченых драконьих лап и, уходя ввысь, поддерживали перекрытия потолка капителями в виде голов дракона, тускло отливающими золотым блеском в полумраке сводов. Окна – широкие, от самого пола – впускали солнечный свет. Их проемы ярко светились на фоне стен, выложенных тонкими отполированными пластинами темно-синего лазурита. Отделяя их друг от друга, из стен выступали черные полуколонны, рассекая лазуритовые волны. Сине-белая мозаика пола подчеркивала холодную красоту. Зал наполовину пустовал, на прием были приглашены лишь самые знатные семейства Раэнора. Всего несколько рядов гостей стояло внизу, за спинами дворцовых стражей, двумя плотными шеренгами выстроившихся от дверей до возвышения, на котором стоял трон, образуя широкий коридор, по которому пройдут посольства. Остальные гости, те, кто был менее знатен, расположились на балконе, тянущемся вдоль двух противоположных стен зала. Ожидая начала приема, придворные дамы и кавалеры откровенно разглядывали друг друга и тихо переговаривались, обсуждая богатство отделки туалетов и смелость выдумки портных. великолепие их одежд бросало вызов строгому убранству зала. Но, несмотря на всю их пестроту, толчею и суету, люди были просто незаметны среди величественной простоты.
Наконец колокол на башне прозвонил двенадцать раз. Когда звук последнего удара растаял в нагретом воздухе, словно вторя ему, с хоров раздались звуки труб, а потом загремела музыка. Тяжелые двери из черного дерева медленно отворились, и в зал вошла княгиня Элен Раэниель. Гости склонились в глубоком поклоне, а она медленно шествовала по коридору из шеренг стражников. Они застыли, словно каменные изваяния, и только глаза их внимательно следили за княгиней. Элен сопровождали ее секретарь Ирлинг и телохранитель Румиль. Дойдя до возвышения, они остановились. На нижних широких ступенях по обе стороны от трона стояли советники в жемчужно-серых праздничных одеждах. Знак Совета – бриллиантовый полумесяц – висел на золотой цепочке на груди у каждого. Все они склонили головы перед госпожой, а она ответила им легким поклоном в знак уважения и признания их заслуг.
Затем, приподняв подол темно-лилового платья, княгиня взошла по ступеням на возвышение, где под черным балдахином с тяжелыми золотыми кистями стоял трон. Синий атлас обивки, позолота резного дерева перекликались с убранством зала. Сев, княгиня огляделась и на миг замерла. Сотни глаз смотрели на нее. Сегодня она была властительницей, полной величия, от воли которой зависела судьба всего Раэнора. Знаком этой неограниченной власти был княжеский венец из благородного серебра с вправленным в него огромным алмазом, украшавший чело госпожи. Ее волосы были убраны под тонкое белое покрывало. Руки спокойно лежали на подлокотниках трона, ноги в синих с золотом башмачках покоились на черной бархатной подушечке с гербом Раэнора.
По правую сторону от княгини, чуть позади, стоял Ирлинг, а слева – Румиль. Человек этот, в отличие от остальных, всем своим видом показывал, что попал сюда совершенно случайно и вовсе не желает принимать участие в торжестве. Его мрачный костюм наводил уныние, хмурое, совершенно бесстрастное лицо не выражало ничего, кроме скуки. Единственный в зале, кроме стражников, он был вооружен. Короткий меч и кинжал в скромных кожаных ножнах висели на его поясе.
Убедившись, что все вокруг ожидают лишь ее знака, княгиня взмахнула рукой, и тотчас же сбоку из толпы гостей показалась высокая, худая фигура церемонимейстера. Особой походкой, выработанной им специально для столь торжественных случаев, почти не сгибая ног, он подошел к возвышению, отвесил несколько замысловатых поклонов княгине и гостям и резко выпрямился. При каждом движении церемонимейстера позументы и позолота, во множестве нашитые на его одеяние, ярко вспыхивали в солнечном свете. Он откинул упавшие на лоб волосы гордым движением головы, развернул внушительный свиток, что держал в руках, и громко, торжественно объявил:
– Посольство Морна!
Затем церемонимейстер быстро свернул свиток и отступил в сторону. Тотчас сверху, с хоров, загремела музыка, двери распахнулись, и всеми вдруг овладела безотчетная тревога. Словно черная грозовая туча вползла в зал, наполняя воздух угрозой. Даже свет яркого дневного солнца потускнел. Посланцы из-за гор шли, образуя “стрелу”, знаменитое построение атакующих отрядов Морна. Грохот их шагов заглушал рев труб и литавр. Тяжелая поступь идущих в ногу тысячных войск Морна слышалась в этих звуках. Во главе посольства шли несколько коренных морнийцев – народа, первым принявшего Врага и всегда бывшего верным своему господину, были ли то годы его могущества или века изгнания. Они были полны достоинства, гордые властью, коею их облекли, высокие, статные, черноволосые. На их суровых, хищных лицах горели темные, пронзительные глаза. Властные взгляды, которыми морнийцы обводили толпу, заставляли сердца дрожать от внезапно нахлынувшего страха. Весь мир будет принадлежать им, так обещал их хозяин, и они не сомневались, веря ему во всем. Одежды монийцев были черны, но о богатстве говорили массивные золотые цепи, пояса, перстни с огромными самоцветами. В посольстве были не только люди Морна. Два уйга – темнолицых, пухлогубых, едва сдерживающих свою порывистость, отличающихся от остальных пестротой одежд, впрочем, столь же обильно украшенных золотом, и один степняк – его раскосые глаза таили злобную ухмылку – шли чуть позади. Никто из них не был вооружен, но угрозу почуяли все. Стражники напряглись, Румиль согнал с лица скуку и зорко всматривался в идущих, следя за каждым их движением. Ирлинг побледнел, советники переглядывались, стараясь скрыть смущение. Элен прекрасно это видела. Стыд за свою беспомощность жег огнем, но, не подав и виду, что заметила высокомерное презрение гостей, она приветливо улыбалась, пряча за улыбкой ненависть.
Пройдя коридор и достигнув возвышения, послы остановились. Тотчас музыка смолкла, и зал застыл в тишине. Вперед вышел глава посольства. На его груди висел золотой диск с магической руной Владыки. Отвесив легкий поклон, он гордо выпрямился, и пронзительный, хриплый голос разнесся по залу:
– Властелин мира, покоритель народов, колебатель престолов, вершитель Судеб, господин Вечности Морн Могучий приветствует княгиню Раэнора Элен Раэниэль! Памятуя об узах давней дружбы, что неразрывно связывают наши земли, мой господин милостиво дарит тебе в знак своего расположения к Большому празднику то, о чем ты просила – жизни двенадцати пленников. Вот их имена. Отныне они твои, и ты вольна делать с ними все, что хочешь.
Посол шагнул вперед, поставил ногу на ступень, ведущую к трону, и протянул княгине свиток. Его передал Элен Ирлинг, на которого посол зло сверкнул черными глазами, но смирил недовольство, отступил назад и продолжил речь, лишь в голосе его явственнее стала слышна угроза:
– Морн Великий желает тебе и твоему народу благополучия. Он ценит верность, преданность и послушание. Поэтому просит принять еще один дар.
Сказав это, он обернулся, подал знак рукой, и двое из его свиты вышли вперед, с видимым усилием неся какой-то предмет, укрытый от любопытных глаз тяжелой черной тканью. Подойдя к послу, они остановились. Ткань спала, и все увидели большое, круглое золотое блюдо. На блюде лежал спрятанный в золотые чеканные ножны кинжал. Бережно взяв его в руки, посол с благоговейным, строгим выражением лица поднялся на возвышение. Ирлинг, сунувшийся было принять у него подарок, как вкопанный, замер на месте, остановленный яростным взглядом морнийца. Он понял, что лучше отойти с дороги этого чужака. Подойдя к трону, посол глубоко поклонился. Княгиня встала, кивнув ему, и приняла из рук в руки обычное на первый взгляд оружие. Она осторожно извлекла кинжал из ножен. Показалось длинное тонкое изогнутое лезвие. Темный металл не излучал блеска, наоборот, ловя на грани лучи солнца и отблески свечей, поглощал их, оставаясь все таким же безжизненно-холодным. Элен, вздрогнув, увидела хорошо знакомое клеймо. Неужели еще что-то осталось от того, кто когда-то, тысячи лет назад, ковал его?
– Дасар старинной хьорландской работы! – спрятав смущение, воскликнула княгиня. – Необычайно щедрый подарок!
– Мой господин щедр всегда. Он умеет ценить и дружбу, и вражду, и предательство, и верность, – с достоинством подтвердил морниец.
– Несомненно. Однако мне бы хотелось, чтобы ты кое-что объяснил. – Княгиня снова села, положив вложенный в ножны кинжал на колени. – Здесь, в свитке, говорится о двенадцати пленниках, но мне известно, что границы Раэнора пересекли лишь девять. Где же остальные трое? – И остановила пристальный, изучающий взгляд на надменном лице посла. Он усмехнулся и развел руками:
– Княгиня, я глубоко опечален. Но поверь, моей вины в случившемся нет. Дороги нынче трудны и опасны, а тем более с такими пленниками, как эти проклятые альвы, выбранные тобой. Уроки, преподанные этим негодяям в крепостях Морна, не пошли им впрок. Мы были уже на полпути к Раэнору, когда неожиданно на нас напала стая каких-то жутких оборванцев, разбойников из-за Реки, принявших, наверное, нас за обоз с товарами. Их ошибка обошлась им дорого. Никто из этой шайки не ушел от нас живым. Но воспользовавшись тем, что внимание наше ослабло, трое пленников решились на бегство. Ты должна понять, княгиня, нам приказали доставить их сюда, а не отпускать на все четыре стороны. Гнаться за ними мы тоже не могли. Поэтому их догнали наши стрелы. Они сами виновны в своей гибели, не так ли? – Его глаза сверкнули вызовом.
– Так, посол. Ты рассудил верно. – Княгиня улыбнулась ему, но какой ценой далась ей эта улыбка! Как ненавидела Элен этого напыщенного наглеца! Но она осознавала собственное бессилие. – Однако не кажется ли тебе странным, что, как только посольство сопровождаешь ты, я недосчитываюсь двоих-троих пленников, а если их доставляет кто-то другой, все проходит спокойно?
– Видно, злой рок преследует меня, княгиня.
– Похоже, что так, посол. Я, право же, начинаю за тебя бояться! Конечно, на границах у нас довольно спокойно, но все же на обратном пути ты можешь попасть в переделку. Вдруг эти разбойники были не одни? Или степные кочевники захотят поживиться за ваш счет? Ты должен быть очень осторожным, в бою может случиться всякое!
– Не беспокойся, княгиня, если со мной случится несчастье, за меня будет кому отомстить. И того, кто причинит мне вред, найдут хоть на дне морском. – Морниец криво ухмыльнулся прямо ей в лицо.
– Не сомневаюсь. – Княгиня безмятежно ему улыбалась. – Ты ведь останешься на праздник?
– Думаю, да.
– Что ж, тогда у нас будет возможность поговорить подробнее об уроне, который снова нанесен моей казне. Тебе известно, что я плачу за рабов золотом? Ну да ладно. Передай Морну Великому, что Раэнор сохраняет ему верность, гордится соседством с таким могучим владыкой и остается его надежным другом. Можете идти.
Подав знак, что отпускает их, она наблюдала, как толпа расступалась перед людьми Морна, словно боясь к ним прикоснуться, как, отворачиваясь, раэнорцы опускали головы, пряча глаза от угрюмых взглядов южных соседей. Как только морнийцы заняли свои места среди зрителей, на середину зала снова вышел Фреагор. Снова череда замысловатых поклонов, и он зычно прокричал:
– Посольство Бэлистана!
Опять зазвучала музыка, аромат пряных благовоний разнесся в воздухе, и в зал вошло посольство с Востока. Если мрачный вид морнийцев наводил страх и уныние, то теперь полные восхищения глаза зрителей были прикованы к медленно, торжественно шествующим послам. Великолепием нарядов они затмили даже раэнорцев. Атлас и бархат, густо затканные серебром и золотом, тяжелыми складками спадали с их плеч, ожерелья из сверкающих самоцветов, перстни с алмазами, рубины и изумруды, скрепляющие шарфы из невесомой вуали, повязанные вокруг голов, сияли в лучах солнца. Султаны из пушистых, белых перьев приносящей счастье птицы Кеа трепетали при каждом их шаге. Глава посольства, поминутно кланяясь и поглаживая короткую рыжеватую бородку, шел впереди, а за ним шедшие попарно слуги несли на вытянутых руках ларцы с подарками. Дойдя до возвышения, посол остановился, отвесил три глубоких поклона, подождал, когда смолкнет музыка, и ласково, нараспев, вкрадчивым голосом начал речь:
– О прекрасная царица! Повелитель Бэлистана шлет тебе свой поклон! Он горд той честью, что приносит ему дружба с тобой. Он полон благодарности за ту великую и неоценимую помощь, что ты ему оказываешь. Да будет благословенно имя твое, царица, весь род твой и вся твоя земля!
Рассыпаясь в похвалах, посол меж тем упорно искал глазами среди советников Таргона, а найдя и получив знак, что его дело решено положительно, еще жарче принялся изливать чувства, переполнявшие его сердце:
– Сколь ничтожны те дары, что мы можем поднести к твоим стопам, о царица! Ты достойна того, чтобы весь мир повергся ниц перед твоей красотой и мудростью. Но дары наши от чистого сердца, поэтому будь великодушна и прими их.
Дав знак своим людям подойти, посол принялся расхваливать подношения:
– Вот магические камни: камень водуха столь же прозрачен, как утренний воздух ваших гор. Кроваво-красный камень огня поможет удержать возле себя того, кого ты наделишь честью своей любви. Темно-зеленый камень земли столь же прекрасен, как листва деревьев в твоих садах. Он наделяет силой и здоровьем. Бледно-голубой камень воды смывает с сердца скуку и печаль. А это – особый камень.
Слуга открыл большую перламутровую шкатулку. На сером бархате лежал прозрачный, стального цвета, с множеством граней камень величиной с кулак. Посол осторожно взял его в руки и поймал на грани солнечный луч.
– Взгляни, княгиня! Видишь, как пляшет в глубине камня тень? Это большая редкость! Наши мастера еще не постигли столь безупречного мастерства, это работа ювелира с Запада. Он пришел в нашу страну ненадолго и ушел, унося секреты с собой.
Посол рассказывал, а его люди кланялись. Свет дрожал на гранях драгоценных камней. Восхищенный шепот придворных и загоревшиеся алчностью глаза морнийцев свидетельствовали о том, что подарки оценены по достоинству.
– Но это еще не все! – торжественно сказал посол, весьма довольный таким приемом, хлопнул в ладоши, и к подножию трона легло конское седло и сбруя такой изумительной красоты и богатства, что зал ахнул. Княгиня, милостиво улыбнувшись, спросила:
– Найдется ли в моих конюшнях конь под стать такой красоте?
Посол в ответ с поклоном возразил:
– Не сомневайся, повелительница, такой конь есть, и он уже ест овес в твоей конюшне.
– Что ты говоришь! Почему я не знаю об этом? – удивленно спросила княгиня. Посол лукаво улыбнулся:
– Это будет для тебя приятной неожиданностью, ибо конь сей и впрямь необыкновенный. Другого такого нет в мире.
– Посмотрим. Однако и без того господин твой весьма щедр. Поэтому я тоже хочу что-нибудь ему подарить. Проси, что хочешь, посол, я выполню твою просьбу, если только она не слишком дерзка.
Посол, низко склонившись в поклоне, осторожно произнес:
– Просить слишком мало – обидеть дарящего. Поэтому просьба моя будет велика. Государыня, многие чудеса рассказывают о Раэноре, но больше всего он прославился искусством своих врачевателей. Не хмурь прекрасные брови, царица, ты же сама позволила мне говорить! Я прошу, пусть твои лекари примут к себе в обучение трех наших мальчиков, пусть откроют им свое знание. Повелитель мой не пожалеет для тебя ни золота, ни алмазов, только согласись!
Княгиня молчала несколько мгновений, а потом, решившись, улыбнулась:
– Я обещала, что исполню твою просьбу, и обещание сдержу. А еще поздравлю господина твоего с таким умным, преданным слугой. Присылайте мальчиков.
Она дала понять, что разговор закончен.
Посольства следовали одно за другим. Медленно шествовали северяне с Железных холмов. С ними было несколько гримов. Представители нескольких племен степняков проковыляли на коротких, кривых ногах, вызывая скрытые усмешки раэнорцев. Все ближайшие и даже более дальние соседи не забыли прислать своих представителей. День подходил к концу, все бледнее становился свет солнца и все ярче пылало пламя свечей. А потом и сумерки сменились темнотой. Голос Фреагора стал хриплым, движения – не такими уверенными. Гостями овладело равнодушие. Томно обмахиваясь веерами, они переминались с ноги на ногу. Стражники провожали тоскливыми взглядами уходящих послов. Но вот наконец обессиленный церемонимейстер с плохо скрытой радостью в голосе выкрикнул:
– Посольство Куртанэ!
Оно было последним. Толпа встрепенулась, стряхивая усталое равнодушие, музыка зазвучала в последний раз, и в зал вошли строго одетые, подтянутые люди. Их было немного, да и никаких подношений посланники, по всей видимости, делать не собирались. Они уверенно прошли коридор. Двое подошли к самому возвышению, остальные остановились в двух шагах. В одном из подошедших княгиня узнала посла, с которым разговаривала на Совете, а вот его спутник ей сразу не понравился. Глаза его уж слишком пристально шарили вокруг, и во всем его облике была напряженность. Однако, судя по тому, как оглядывался на него посол, словно ища одобрения, княгиня поняла, что власть этот человек имел немалую. Получив разрешение говорить, посол поклонился и спросил:
– Госпожа решилась?
Княгиня нахмурилась. Накопившаяся за день усталость делала ее раздражительной. А тут еще сверлящий взгляд неприятного человека! Голос посла мягко увещевал:
– Мы не таим на тебя обиду за то, что нам пришлось весь день прождать своего часа в передней. Но сегодня ты обещала дать нам свой ответ.
– Какого ответа ты ждешь? – перебила княгиня. Тот, покосившись на соседа, продолжал:
– Будь благоразумна, согласись, прими нашу дружбу.
Элен на минуту задумалась, потом решительно произнесла:
– Я очень высоко ценю желание Куртанэ помочь нам, но сожалею: я не смогу заключить с ним союз.
Резкий голос тут же перебил ее:
– Почему? – Это говорил тот, второй. Словно не обращая внимания на его злобу, Элен спокойно обратилась к послу: