Ших-ших-ших…
Капрон тесно обхватывал перекладину. Еще чуть-чуть, осталось только завязать крепкий узел – и победа у нас в кармане.
У нас ли? Я до сих пор не была уверена, что Пантера на моей стороне.
Хотя девчонка, судя по всему, старалась как можно тщательнее примотать левую руку Магистра к стулу. Импровизированную веревку перекидывала и так и эдак, и крест-накрест, и даже язык (проколотый, батюшки-светы!) от усердия высунула.
Но потом, конечно, сплоховала. Как я и подозревала. Принялась накручивать такой нелепый узел, что у меня аж сердце занялось. Ну кто же так закрепляет веревку?! И все это – в кожаных перчатках… Неумеха, ай да неумеха во всем!
Никто не сможет обвинить меня в дальнейшем. Ни одна женщина на свете на моем месте не удержалась бы от замечания:
– Да что ты творишь-то? Что за бездарное макраме? И сними ты эти дурацкие перчатки наконец… Дай покажу, как надо!
И бросив свой недовязанный узел, я переползла на четвереньках к Пантере.
Рассказывать о том, что случилось следом, тяжело.
И даже немного стыдно.
Но – что было, то было. Правдивый рассказчик всегда придерживается истины, даже если она выставляет его в невыгодном свете. А уж за свою бескомпромиссную правдивость я могла бы получить государственную награду как минимум второй степени, если не первой. Вы-то ведь уже поняли, что человека честнее меня во всем Купчине не сыскать?..
В общем, от моего язвительного возгласа Главный Магистр проснулся.
Он зашамкал губами, зачмокал после сна, как объевшаяся сена лошадь. Пробормотал что-то вроде «о муза, о любовь (или Любовь, не знаю)» и попытался выпрямить спину. Это ему не удалось – мешали привязанные к нижней перекладине запястья.
Старичок тряхнул белой головой, часто-часто заморгал, окончательно просыпаясь – и тут увидел меня в глупейшем виде, на четвереньках, с ужасно перепуганной физиономией; рядом – растерянную Пантеру на корточках; понял, что руки его примотаны к стулу. Дернул левой рукой – бесполезно, Пантерин узел держал его мертвой хваткой. Напряг правое предплечье – мой узел сразу распустился и опал, как махровый пион в жарком июле. Колготина осталась болтаться на перекладине, а Главный Магистр свободной рукой схватил нож, который я неосмотрительно оставила на краешке стола, резанул вторую капронку и буквально выскочил из стула, словно ему снова было семнадцать, а не восемьдесят семь.
Мы с Пантерой сжались в маленькие трясущиеся комочки.
Главный Магистр возвышался над нами, как исполин в плетеных сандалиях.
– О муза! Ты предала меня! – воскликнул он с болью и удивлением. – А значит, ты должна погибнуть.
Серые повара по знаку своего предводителя бросили кастрюли и окружили нас плотным кольцом. Пантере скрутили запястья кулинарной бечевкой, меня – грубо, за шкирку, как котенка, – подняли с четверенек и бросили на дубовый стул, еще теплый после Главного Магистра, и той же бечевкой привязали мои руки к его нижней перекладине.
Старик достал из-за пазухи ампулу со змеиным ядом – такая же валялась у меня дома в шкатулке – и сухо приказал рыцарям:
– Откройте ей рот.
Я начала было оправдываться, что он неправильно все понял, что мы с Пантерой всего лишь хотели пошутить, это просто забавный пионерский розыгрыш, как горящий «велосипедик» между пальцами ног или как когда руку спящего мальчишки опускают в теплую воду, чтобы он намочил постель…
Но блеф не удался. Эту партию в покер я проиграла.
Главный Магистр смотрел на меня, и в его светлых старческих глазах плескались обида, разочарование, уязвленное самолюбие мужчины, который не встретил взаимности.
Он кивнул помощникам – и я почувствовала, как мой язык придавили ложкой, будто я на приеме у лора. Вот только вряд ли эта врачебная консультация меня оздоровит.
– Рахе, Любовь, – тихо сказал Главный Магистр напоследок и надломил ампулу с ядом. – Да свершится Месть.
Глава 26
Очень трудно прыгнуть со связанными руками.
Я не шучу, попробуйте. Если вы не проходили стажировку в группе спецназа «Альфа», ничего у вас не выйдет.
А вот Пантере удалось.
В тот момент, когда Главный Магистр вскрыл ампулу, она прошептала: «Не позволю гнусному старикашке испоганить мой суперсейшн», – врезалась худым острым плечом в ближайшего хлипкого повара, тот от неожиданности потерял равновесие и рухнул на пол. Пантере одним махом перелетела через его тщедушный торс и оказалась возле догорающего очага.
Мгновение – и она пережгла бечевку огнем, опалив свои кожаные перчатки.
Еще мгновение – одной рукой она подцепила дымящуюся ветку олеандра, а другой стащила бандану с дредов вниз, закрыв ей нос и рот.
Еще секунда – и смертоносной веткой, как шпагой, она сделала выпад в сторону Главного Магистра.
Старичок отпрыгнул вбок, выронив открытую ампулу с ядом мне в сумку с бабочкой.
Повара, как спугнутые крысы, прыснули в разные стороны, стараясь не дышать отравленным дымом.
Выплюнув забытую у меня во рту ложку, я заорала от возмущения:
– Эй-эй, нельзя поаккуратнее? Это моя любимая сумка!
– Ее давно надо было выкинуть, – рявкнула Пантера из-под банданы и швырнула мне полотенце с ближайшего стола. – И вообще, закройте рот!
– Фу, как грубо! – упрекнула я девицу. – Разве можно так со старшими разговаривать! Можно просто сказать: «Не могли бы вы замолчать, уважаемая Любовь Васильевна?»
– Закройте рот, говорю! Отравитесь дымом, ёлка вас уколи! – простонала Пантера, закрыв меня своей тонкой спиной и ловко обороняясь олеандровой веткой от наступавших поваров, которые вооружились тяжелыми сковородками, а лица прикрыли фартуками.
– Ну разве можно быть такой глупой, Катерина! – недовольно отозвалась я, отворачивая голову от дыма и благодаря судьбу, что после сегодняшнего дождя у меня нос заложило. Никогда еще я так не радовалась начинающейся простуде. – Руки-то у меня связаны!
– Ёлки, а ведь и правда связаны, – пробормотала из-под своей повязки Пантера. Не переставая фехтовать с поварами, она дотянулась до ножа на столе и освободила мне одну руку.
Не так проворно, как Главный Магистр, но я все-таки сумела разрезать остальные путы и наконец-то высвободилась.
И очень вовремя: Пантера сама выронила ветку, которую не могли выбить у нее из рук десяток поваров. Выронила от растерянности: в кухню ворвался Черный Пес во главе полусотни официантов в форме «Флёра», готовых как накрывать на стол, так и уничтожать противников Ордена.
Байкер мгновенно разобрался в обстановке. Он горько, как давеча Главный Магистр, выкрикнул: «Я отомщу тебе, Пантера!». И, конечно, прибавил для яркости нецензурной лексики.
Серая армия поваров и официантов, подстегиваемая командами Магистров, наступала. Кобры окружали нас со всех сторон, мы чувствовали себя жалкими лягушатами, оказавшимися в террариуме среди разбуженных змей.
Мы прижались к старинной немецкой плите. Плита обжигала. Дальше пятиться было некуда.
В общем, милые мои, хочу вам сообщить без ложной скромности: если бы не моя сообразительность, изразцы Голландского зала Константинского дворца стали бы последним, что мы с Катериной увидели в жизни.
Но я до крайности расторопно схватила миску с остатками цикуты и завизжала:
– А ну бросьте сковородки! У меня оружие! Смертельное! Я в вас сейчас буду бросаться брюквой! То есть цикутой! Вы у меня сейчас повторите судьба Демосфена… Нет, постойте, Гиппопотама… Или Геракла?.. Не помню, короче, кто там из них цикутой отравился – но вы будете следующими в очереди!
Наступающие несколько смутились – они не знали, что меткость не входит в число моих достоинств; но Главный Магистр откуда-то из-за серых спин выкрикнул:
– Вперед, Кобры! Ничто не остановит мстителей!
– Разве что полиция, – раздался властный голос от двери.
Что?
Кто?
Наверное, я все-таки надышалась ядовитым дымом. И у меня начались галлюцинации.
А может, моя убойная тушь для ресниц вызвала необратимые изменения в сетчатке глаза.
Потому что я готова была поклясться, что вижу в дверях Голландского зала полковника Орлова. В компании Володи и – да что это со мной, в самом деле?! – Якова Матвеевича в инвалидной коляске.
Что ж, если это была галлюцинация, то коллективная – потому что серая армия внезапно схлынула. Только что я слышала тяжелое дыхание рыцарей, чувствовала исходящие от них кухонные запахи, видела их безумные глаза в полуметре от себя – и вот прямо перед мной Кобры расступились, образовав широкий проход, по которому неторопливо следовал полковник и его помощники.
– Помните, рыцари! Кобры не живут в неволе! – пронесся по Голландскому залу отчаянный призыв Главного Магистра. – Нам всем пора принять яд!
– Только массовых самоубийств мне тут и не хватало, – пробормотал полковник и махнул рукой куда-то в темноту коридора. Оттуда посыпались спецназовцы – уже не какой-нибудь там ОМОН, обученный разве что разгонять хилых демонстрантов с плакатами вроде «Мы больше не можем» и «Дайте поесть», а элитное подразделение по борьбе с терроризмом.
В зале стало совсем тесно. Суровые ребята в бронежилетах хватали поваров и официантов, не давая им пошевелиться, и тут же проводили скоростной обыск, отнимая у рыцарей смертельные ампулы со змеиным ядом.
Черный Пес яростно рычал, как мощный японский байк на старте, пытаясь вырваться из крепких объятий сразу двоих спецназовцев, которые зажали его в углу рядом с очагом.
Взревев из последних сил, он выдернул руку, выхватил из-за пазухи «Книгу Пряностей» и швырнул ее в гаснущий огонь. Но старинной бумаге, высохшей до хруста и пропитанной брызгами масла, было достаточно всего одной искры – толстый том моментально вспыхнул.
– Батюшки-светы! – застонала я, проталкиваясь сквозь толпу.
– О, нет, нельзя, это бесценный артефакт! – вторил мне Яков Матвеевич. Ему со своей коляской и вовсе было не протиснуться к очагу: в час-пик в поезде метро больше простора.
Спецназовцы окончательно скрутили Черного Пса, но было уже поздно.
Когда я добралась до камина, «Книга Пряностей» превратилась в пепел. Мое желание жить потухло вместе со сгоревшей уликой. Теперь никогда не удастся доказать, что это была та самая книжка, в пропаже которой обвинили моего Степочку… Всё, всё было напрасно.
– Ну почему плохие вещи случаются с хорошими людьми? – возопила я, горестно воздев очи к небу и обвиняя высшие силы, в которые я, впрочем, не верила, в предвзятом ко мне отношении. И тут в начищенном дне медной сковородке, висевшей возле очага, я увидела искаженное отражение Главного Магистра.
Старичок-лесовичок, на которого бравые спецназовцы, видно, не обратили особого внимания, крался вдоль дальней стены, явно намереваясь улизнуть на фоне всеобщей кутерьмы. Предводитель, призывавший своих последователей покончить с собой, похоже, совершенно не собирался прощаться с собственной жизнью. Хотя к его услугам здесь повсюду, на всех столах, были расставлены десятки, если не сотни, горшочков с ядовитыми пряностями. Вместо того, чтобы поедать ложками белладонну или угощаться волчьими ягодами, Главный Магистр уносил подальше ноги в плетеных сандалиях.
Ну уж нет. Только не в мою смену.
– Держите его! – крикнула я, бестактно указывая на подлого старичка пальцем. – Это он во всем виноват!
Полковник Орлов, который до сих пор внимательно рассматривал жареных бекасов, приподняв фольгу двумя пальцами, быстро обернулся и сделал знак своим коммандос.
Однако спецназовцев опередил майор Уточка. Самый ленивый полицейский на земле набросился на Главного Магистра, как будто тот был двадцатикилограммовой щукой, попавшейся ему на удочку, и остановил главу Ордена Королевской Кобры в шаге от спасительного выхода.
– Забирайте этих серых красавцев по обвинению в подготовке к террористическому акту, – распорядился полковник Орлов. – Оставьте мне тут байкера-Герострата – и вот этого божьего одуванчика в белом фартучке… Окей, и когда все випы разъедутся, пришлите сюда передвижную лабораторию. Возьмем на анализ подозрительные горшочки – вообще-то и эти вот птички под фольгой вызывают у меня сомнения… В общем, мне нужны тут химики и ботаники. И потише там в коридорах, когда поведете задержанных! Не мешайте президентам!
Через несколько минут Голландский зал опустел. Помощники Орлова очистили помещение от многочисленных Кобр. Сам полковник с интересом бродил по кухне, принюхиваясь к приготовленным рыцарями блюдам. Черного Пса и Главного Магистра заковали в настоящие, не капроновые и не бечевочные, наручники, усадили на стулья у дальней стены. И я наконец смогла задать двоим своим соседям вопросы, которые разрывали меня с тех пор, как я увидела их в дверях:
– Как вы здесь оказались?.. Почему?.. Зачем?…
– Мы как истинные рыцари – явились, чтобы спасти прекрасную даму, попавшую в беду, – обаятельно улыбнулся Яков Матвеевич. Он был великолепен в своем выходном, ослепительно белом костюме и нежно-розовой рубашке. – И, кажется, успели как раз вовремя.
– Но… Мне же никто не верил! Кроме вас, Яков Матвеевич, конечно… Володя, а ты-то что здесь делаешь? Ты же меня просто высмеял в последний раз!
– Прости меня, Люба. – Майор Уточка повесил кудлатую голову. Давненько я не видела его в форме полицейского – все больше в майке. – Я вел себя по-свински.
– Это точно! – строго сказала я.
– Пойми, трудно воспринимать всерьез человека, которого знаешь с пеленок, особенно если он рассказывает такие невероятные вещи… Особенно если именно ты их рассказываешь…
– Что значит – именно я? – угрожающе спросила я.
– Ну, Люба, не вынуждай меня называть вещи своими именами… – замялся Володя. – Я имел в виду, что если подключить к тебе детектор лжи, он взорвется через секунду от перенапряжения…
– Да врушка вы первостатейная, тетя Люба, вот что он хочет сказать, – подала голос Пантера. Она взгромоздилась на стол шеф-повара и болтала ногами в тяжелых ботинках, с любопытством следя за ходом нашей беседы.
Я проигнорировала наглую девицу и возмущенно обратилась к майору Уточке:
– Ах, вот ты как, Володя? Значит, я врушка? Да я на этот раз ни слова не выдумала!
– Знаю, Люба, теперь я все знаю, – быстро согласился Володя. – Благодаря Якову Матвеевичу.
– Значит, вы все же его вразумили! – с благодарностью повернулась я к Якову Матвеевичу.
– Скажем так: у меня нашлись убедительные доказательства вашей правоты, Любовь Васильевна, – наклонил голову Яков Матвеевич. – Помните павлина?
– Брошку, которую вы мне подарили? Блестящую птичку? – удивилась я. – Конечно, помню, а что?
– На самом деле – это скорее «жучок», чем птичка, – снова улыбнулся сосед. – Когда вы собирались пойти на вечернее заседание Ордена, я попросил Володю одолжить мне подслушивающее устройство, микроскопическое, с долгой зарядкой – якобы чтобы записать мяуканье эрмитажных котов для моей научной работы «Благотворное влияние живописи восемнадцатого века на умственное развитие и творческие способности представителей семейства кошачьих»…
– Вы и правду такое дурацкое исследование проводите? – не удержалась я.
– Святые небеса, нет, конечно, – успокоил меня Яков Матвеевич. – Однако Володя об этом не знал, и согласился принести мне «жучок» с работы в обмен на репродукцию «Охота на вальдншепов»…
– Я, кажется, видела ее у тебя в прихожей, Володя, – вспомнила я. – Рядом со скотчтерьером, да?
Володя кивнул.
– Итак, при помощи пинцета я закрепил «жучок» на месте одного из драгоценных камней, – продолжил Яков Матвеевич, – поскольку у меня были сомнения, что ваш телефон справиться со столь ответственной миссией…
– Вот, Володя! Это телефон виноват, а не я! – не преминула я заметить.
– …И павлин записал все заседание Ордена Королевской Кобры в великолепном качестве. В чем мы с Володей убедились сразу после вашего ухода из дома сегодня. Слышен каждый вздох, каждый кашель, даже шарканье плетеных сандалий Главного Магистра по каменному полу… Прослушав запись, мы звонили вам, Любовь Васильевна, звонили много раз, но вы не брали трубку…
– Батюшки-светы, опять дома проклятый телефон забыла! – поняла я. – Хоть на шею его вешай на шнурке!.. Но почему же, Яков Матвеевич, вы сразу мне не сказали про ваш план с павлином?
– Не хотел давать вам ложные надежды, вы и так были вся на нервах, несравненная Любовь Васильевна. Я обязан был сначала проверить качество записи.
– Ну, Володенька, стыдно небось стало, когда запись-то послушал? – с чувством глубокого удовлетворения сказала я майору Уточке.
Тот нахмурил брови:
– Стыдно, Люба. Правда, стыдно. Я понял, что должен действовать, и немедленно. Разыскал товарища полковника, он как раз вернулся из Германии, рассказал ему всё… Если бы ты знала, Люба, сколько барьеров и секретарей я преодолел для того, чтобы связаться с товарищем полковником. Я ведь просто районный полицейский, кто мне просто так даст его мобильный? И все это ради тебя!
– Или ради того, чтобы получить офигенное повышение за предотвращение адского террористического акта, – вставила свои пять копеек Пантера.
Тут я кое-что вспомнила.
– А ты, милочка, почему сегодня не снимала видео? – накинулась я на нее. – Как мы теперь расскажем, что здесь происходило? Опять никаких доказательств!
– Отчего же – никаких? – усмехнулась Пантера. – Я же вам показывала на свой чокер.
– Твой чокер может доказать разве что наличие отсутствия у тебя хорошего вкуса, – буркнула я.
– Ошибаетесь, тетя Люба. – Пантера расстегнула нелепый кожаный ошейник и постучала ногтем по одной из центральных заклепок. Полковник, вдоволь находившись по Голландскому залу, с заинтригованным видом подошел к ней поближе. – Это лучше, чем телефонная камера. Это шпионская камера высокого разрешения из детского набора, племяннику хотела подарить… Короче, она была включена все это время. Надо? – спросила она полковника, протягивая ему чокер и подмигивая: – А что, вам пойдет, отличное дополнение к вашей джинсовой куртке!
Орлов пропустил подколку мимо ушей. И вообще выглядел так, словно только что наступили его день рождения и Новый год одновременно.
– Вот это да! – выдохнул он, бережно принимая улику. – На суде эти съемки произведут эффект разорвавшейся бомбы. Журналисты будут пищать от восторга. Я теперь в любую телекомпанию смогу дверь ногой открывать. Генерал-майора дадут… – замечтался он, ласково поглаживая чокер большим пальцем. – Новый стол себе в кабинет выбью… А то и новый монитор…
– А мне? – вякнул Володя. – А мне дадут чего-нибудь?
Полковник окинул его ироничным взглядом.
– Тебе? Ну, смотри сам. На протяжении четырех дней, или девяноста шести часов, игнорировал важнейшую информацию. Закрывал глаза на показания ценного свидетеля. – Он кивнул в мою сторону. – Препятствовал следствию, не удосуживаясь передать мне факты, которые тебе как представителю правоохранительных органов сообщала гражданка Суматошкина. Неоднократно подвергал опасности ее жизнь… Из-за своей халатности, если не злого умысла, едва не допустил крупнейшее преступление века, а то и целого тысячелетия…
– Но я не знал!.. – жалко пытался оправдаться Володя. Сейчас он был похож на скотчтерьера, напавшего на садовый шланг и получившего хорошую порцию ледяной воды в морду.
– Где твой нюх, майор? Где профессиональное чутье?.. Потом, конечно, ты спохватился – по чисто русскому обычаю, в последний момент. Все-таки нашел меня, доложил ситуацию… Поэтому я, так и быть, похлопочу, чтобы тебя не отдали под суд, а то ведь опозоришь все честное имя российской полиции. Но не могу гарантировать, майор, что тебя не выкинут из органов с волчьим билетом. В охранниках овощного склада тебе самое место. Гнилую картошку сторожить – вот твое призвание. – Полковник отвернулся от размазанного майора обратно к Пантере: – А вот ты, девочка, молодец. Хочешь грамоту с благодарностью от управления МВД?
– Да ну, вот еще, – фыркнула Пантера. – Чего мне с ней делать-то? Вяленую рыбу заворачивать к пиву? Лучше верните деньжата за камерку.
Полковник покрутил в руках чокер:
– Модель 4К… Не слабо! Дорогая штучка. – Он аккуратно спрятал шпионский чокер во внутренний карман пиджака. – Ладно, напишу отчет в бухгалтерию. Жди зачислений на свой счет.
– Дорогая, говорите, камера? – встряла я. – Откуда же у тебя, Катерина, денежки-то такие? Нигде не работаешь… Папа-лесник, что ли, из Новгородской области присылает? Подозрительно это все.
– Во-первых, предок мой никакой не лесник, с чего вы взяли? А камерку с гонорара за прошлый концерт купила, – небрежно отозвалась Пантера.
Неужели ей еще и платили за надругательство над музыкой, которое она устраивала?! – поразилась я. И тут же предъявила девице новую претензию:
– А кстати, объясни-ка мне вот что: зачем ты вилась вокруг своего байкера, словно он бутылка валерьянки, а ты кошка? Смотреть было противно!
– Ёлки, тетя Люба, неужели вы ревнуете? – расхохоталась Пантера. – Ясно же, зачем я к нему лезла. Чтобы не вызывать подозрений. Чтобы не провалить ваш мощный план – который вы сами успешно провалили. Ради Степы вашего старалась!
– Ну, спасибо за старание, – буркнула я сквозь зубы.
– Так, девочки, отставить базарные склоки! – весело скомандовал полковник Орлов. – У нас там в Голубом зале восемнадцать президентов и шесть премьер-министров, в том числе четыре женщины, сидят голодные. Кормить их историями про сорванный теракт нельзя. Випы настроились вкусно поесть и послушать хорошую музыку… Ну, с музыкой у нас, положим, все окей, – он подмигнул Пантере, – а вот что делать с едой, ума не приложу, хоть пиццу из ближайшего кафе заказывай.
– Какую еще пиццу? – патриотично возмутилась я, решив отстоять кулинарную репутацию родины. – Они хотели традиционный русский обед – они его получат! Не от шеф-повара ресторана «Флёр», а от лучшей мамы всего Купчина!.. – Я задумалась. – Вот только президент самолично утверждал меню – а я-то буду готовить свои блюда, неутвержденные…
– Смелее, Любовь Васильевна, – подбодрил меня полковник Орлов, снимая джинсовую куртку. Его мятую серую рубаху нужно было срочно постирать и погладить, а еще лучше – отнести на помойку. – Уверен, президент не обидится, что в его меню внесли изменения – когда узнает причину.
– Что ж, тогда – за дело, мои маленькие поварятки! – объявила я, обращаясь к своей разношерстной команде. – Давайте покажем заморским гостям, что такое русское гостеприимство!