Мёртвая тишина оглушала. Весь дом будто вымер, и кроме меня никого не осталось.
«Разве такое возможно? Где Валентина, Коля, девочки?»
Я ощущала себя героиней кошмара. Неосознанные страхи, самые потаённые мысли, вдруг нашли воплощение и шептать, что все это бред, спрятавшись под одеялом, не получиться.
«Ты же хотела приключений? – вторгся внутренний голос. – Мистики, жизни на грани. Так чем недовольна?»
«Я никогда не думала, что подобное может случиться. Это невозможно! – то, что случилось с Данилой, заставляло сердце захлёбываться стремительным биением. В ванной он напоминал демона, а не человека. Перламутровые волосы извивались словно змеи, а светлая кожа пробрела серый оттенок. Но самыми страшными были глаза. Они сияли кровавыми рубинами. – Время сказок прошло. Я тогда думала, что чудеса возможны. Но это… Это не чудо, это адский кошмар, в котором никто не захочет оказаться».
– Кровь, – лёгкое дуновение коснулось шеи, и по коже рванули мурашки.
– Данила? – взвизгнула я, понимая, что в темноте ничего не смогу разглядеть.
– Тише, тише. Я здесь, – знакомые объятья стиснули тело, и тихий шёпот достиг ушей. Успокаивающий, словно шум океана внутри раковины.
– Костя, – я расслабилась, понимая, что теперь в безопасности.
– Прости.
– Не твоя вина.
«Если бы осталась спать, а не решила испытывать судьбу, то ничего бы не случилось. Все моё любопытство… Оно виновато в каждой жопе, в которой оказываюсь».
В его руках я всегда чувствовала себя, как дома, словно он и есть мой дом. Прощая за эти краткие мгновения счастья все: едкие подколы и игнор, когда начинаешь сомневаться в своём существовании. Ведь единственное внимание, которое желала, единственные глаза, которые хотела видеть – его:
– Отпусти меня домой. Я не хочу тут оставаться.
– Понимаю, – ладонь прошлась по плечам, скользнула выше, коснувшись шеи, и вдруг замерла. – Я его убью.
Резко зажёгся свет, и Костя развернул меня к зеркалу.
Первое, что бросилось в глаза, его потрёпанный вид. Футболка валялась на полу, а тело украшали синяки и кровоподтёки Огромная рана на груди с вывернутыми наружу краями затягивалась прямо на глазах, заменяя вырванный кусок новыми мышцами, строя паутину из капилляров, а потом пряча все за новой кожей.
Прерывисто дыша, юноша осторожно убрал прядь волос с плеча, обнажив шею. На ней виднелись царапины, оставленные острыми когтями Данилы. Кровь больше не сочилась, а лишь выступила несколькими каплями вдоль алых линий.
«Если бы надавил, – при воспоминании на миг вновь перехватило дыхание, – перерезал бы горло».
Серебро потемнело, превратившись в мрачные тучи, так было всегда, когда Костя о чем-то задумывался. Сделав глубокий вдох, юноша замер: – Можно помочь?
Я кивнула, не понимая, что тот хочет сделать, видя, как помутневший взгляд скользит по лицу. Он наклонился ниже, и влажный язык осторожно коснулся капель, скопившихся возле раны.
– Ай! – боль обожгла кожу, но отстраниться не дали, лишь сильнее сжав плечо.
– Придётся потерпеть.
– Хорошо, – глаза закрылись, пытаясь спрятаться от яркого света и жжения, которое сопровождало каждое прикосновение. Мне на кожу словно лили кипяток, не сразу рывком, а медленно, капля за каплей, наслаждаясь тем, как вздрагивает тело.
«Пожалуйста, скорее», – руки тряслись, желая закрыть рану, но усилием воли не позволяла это сделать. Я не понимала, что он делает, но верила, верила и боялась ошибиться в нем.
– Я отвезу тебя домой сегодня. Но сначала кое-что нужно уладить, – его губы нежно коснулись шеи в лёгком поцелуе. – Обещаешь, подождать тут?
– Ты куда? – испугавшись, что он уйдёт, я вцепилась в его руку.
«Снова одна в этом кошмаре? Нет, не хочу».
– Мы не сможем уйти, пока он здесь.
– Здесь тебя никто не тронет, – его губы коснулись лба и на миг, на какую-то долю секунды, я увидела улыбку. Нежная и прохладная, словно шёлк на морозе, но такая светлая, будто лучи солнца смогли пробиться сквозь мрак туч, чтобы осветить землю. Так улыбаться мог только он. Так, что чувствуешь себя самым дорогим для него человеком.
– Костя, я… – щеки пылали, но слова, которые жили давно в сердце так и не были произнесены.
– Я скоро, – заверил парень меня и вышел, осторожно прикрыв дверь.
«Я люблю тебя!» – молчание жгло душу. Я так хотела бросить ему в лицо свои чувства, чтобы по глазам, по тому, как напрягаются скулы, понять ответ:
– Трусиха.
Через пару минут дом оглушил грохот.
– Нет, – зажав уши руками, чтобы не слышать треск деревянных половиц и звон бьющейся посуды, я пыталась закрыться, спрятаться от ужаса, что творился в доме.
Что могу сделать? Кинуться туда не помощь? Но как? Я слабее, чем они и была бы только помехой, но и сидеть здесь, в ожидании, было невыносимо.
«Почему никто не идёт? – пальцы все плотнее прилегали к коже, ногтями впиваясь в неё. – Пожалуйста, остановите это!»
Шёпот срывался с губ, в молитве обращаясь к тем, кто мог прекратить безумие, Но как всегда бывает в кошмарах, никто не спешил спасать меня, и надежда на то, что все будет хорошо, стремительно таяла, уступая место обречённости.
«Они решили разнести весь дом? – воображение рисовало жуткие картины, щедро приправляя их кровью и мясом. – А если Костя ранен и нуждается в помощи?»
«И чем смогу помочь, если раны перевязывать не умею? – осадил внутренний голос, пытаясь заставить остаться в комнате. – Только мешать буду».
Обняв колени, я прижала лоб к ним, стремясь найти силы, которые смогут остановить зов. Он требовал прийти к нему, отринуть все, оставив лишь жажду.
И чем сильнее меня тянуло к Косте, тем крепче пальцы сжимали ноги, но с каждой минутой терпеть становилось все труднее. Время текло мучительно долго, и казалось, что с ухода парня прошла уже целая вечность.
Внезапно стон разнёсся по дому, эхом отражаясь от стен.
« Что случилось? Данила или Костя?» – все внутри сжалось. Ногти до боли впились в кожу, но этого было недостаточно, чтобы прекратить учащённое сердцебиение, и желание как можно скорее покинуть комнату.
«Обещаешь, ждать тут?» – я вызвала в памяти образ Кости, стремясь вразумить себя, но мысль о том, что сейчас он может лежать раненный, истекая кровью, приносила страдание. Фантазия нещадно била по самому больному месту, показывая искажённое болью лицо.
«Прости, – я поднялась, печальным взором обводя комнату. В ярком свете, если закрыть уши, не поверишь в то, что творится внизу. Все кажется обычным, нормальным, но это не так. – Я не могу быть здесь без тебя».
Открыв дверь, я вышла в коридор. Будь что будет, моя судьба сейчас превратилась в пульсирующую точку, которая жила в его сердце. Только его биение заставляло меня идти, только оно давало силы не бояться.
Гостиная напоминала поле битвы. Пол был вспахан когтями, а битая посуда опасными осколками валялась повсюду. Огромная трещина на боковой стене, грозящая обрушить весь дом, распалась на несколько чёрных паутинок. Они тонкими нитями разбегались в стороны, с каждым новым ударом приближаясь к люстре, которая висела в центре потолка. Удивительно, как она устояла при таком разгроме.
Груда хлама, которая когда-то была огромным шкафом, занимавшим всю стену, вдруг пошевелилась и оттуда вылез Данила.
Белые волосы удлинились, спускаясь ниже плеч, а алые глаза с вертикальными зрачками пристально следили за противником, находящимся у входной двери.
В руках Кости было то, что осталось от любимой вазы Валентины. Маленькие осколки хранили в себе память о подарке Азалии Роуман, его матери.
Хрупкая женщина была прекрасным гончаром, и любила создавать необычные предметы, поражая людей не только мастерством, но и воображением.
Как жаль, что ваза в виде лепестка берёзы перестала существовать. Теперь никто не увидит, как легко солнечный свет проходит сквозь тонкие прожилки. А радужные тени, что отбрасывал хрусталь, в виде росы покоясь на кончике, навсегда пропадут.
Костя ненавидел эту вазу за вечное напоминание того, чего лишился, за неясные образы родителей, но все же попытался спасти ее. И теперь все, что удалось сохранить от семьи – лишь пара кусочков.
– Хватит, – грустно вздохнув, юноша разжал пальцы, и осколки упали на пол. Не было смысла хранить части целого, если не удалось сохранить его. Бессмысленно и безнадёжно.
– Дерись! – гортанно зарычал Данила, выпуская когти. Мягкие черты лица искривились, а взгляд был наполнен жаждой убийства. Он был во власти эмоций, не желая и не в силах противиться им.
– Перестаньте! – закричала я, сжимая от бессильной злобы перила лестницы. Надежда на то, что жуткий грохот привлечёт родителей, не оправдалась. Даже соседи не решились явиться сюда, видимо испугавшись попасть в эпицентр ярости братьев.
– Нина?! – Костя удивлённо посмотрел на меня. Чёрные брови сошлись на переносице, выдавая его недовольство. – Я же просил.
Серые глаза метали молнии, ведь я нарушила приказ и покинула комнату. Но было плевать, главное, видела его живым и здоровым. А царапины и ссоры можно пережить.
Этого замешательства хватило Даниле для успешной атаки. Сбив брата с ног, юноша вонзил длинные когти в грудь с такой силой, что те заскрежетали о деревянные половицы.
«Нет! – крик зародился в глубине, медленно понимаясь к горлу вместе с тошнотой. – Пожалуйста…»
Ноги едва держали тело, но отвести взгляд от Кости не могла. Мне казалось, что слышу, как с каждой секундой стук сердца замедляется и становится тише.
Тук, тук, тук…
«Страшно?» – одними губами спросил Данила. Его вид больше не внушал ужас, несмотря на то, что шерсть появилась на лице, а клыки обнажились в мою сторону.
«Нет», – мотнула головой вместо ответа.
– А так? – ногти вылезли вперёд, напоминая острые кинжалы, и юноша снова погрузил их в тело, заставляя стонать пол. Моя душа взвыла от боли, видя, как лужа крови растекается под Костей, пропитывая ковёр и алыми разводами уходя в стороны.
«Он ведь не мог убить брата, – шептала себе, не веря в происходящее. – Это не правда!»
Мне хотелось броситься вперёд и закрыть страшные раны руками, чтобы остановить кровь. Но ноги подломились, и все что могла, лишь сильнее сжать деревянные перила, дабы не потерять сознание.
Я не хотела, не могла верить в то, что он мёртв. Внутри все восставало против этой мысли. Ведь помнила, как быстро заживали следы от когтей на его теле, и потому была уверена, что если дать шанс – он спасётся.
Но разум не желал поддерживать сердце, и упорно твердил: «Смирись».
Смуглое лицо побледнело, приобретая землянистый оттенок, а губы, на которых виднелась кровь, ярким пятном выделялись на нем.
– Костя, – губы задрожали, и голос нерешительно исторгся из груди. – Костя?! – уже более решительно позвала его. Но парень не изменил своего положения, его взгляд, как и прежде, был устремлён в потолок.
«Прошу! – я жаждала услышать стон боли, увидеть, как дрогнут ресницы, отозвавшись на имя, но ничего. – Так не может быть. Это не правда».
– Ты должен его спасти, – взгляд упёрся в Данилу, и тело повело вперёд. Стопы сами зашагали по ступенькам, стремясь оказаться рядом с Костей и пальцами нащупать биение, почувствовать, как едва вздымается грудь. – Помоги!
– Нет, – ледяной голос, словно чан с водой, обрушился на меня, приводя в чувство.
«Плевать, сама справлюсь,– присев на пол, я испуганно коснулась щеки пальцем. Но чёрный зрачок, плывущий среди тумана, не вздрогнул, отвечая на движение. – Ну же, ты же сильный, я знаю!».
Ладонь легла на грудь, вдавливаясь в ребра, с надеждой ощутить слабое шевеление, но опять ничего, даже тогда, когда ухо последовало следом за рукой, веря, что сможет распознать слабое биение.
«Он… – мысли хаотично заметались в голове, не желая признавать правду. – Нет, нет, нет!»
Сердце сжалось от невыносимой боли, хлынувшей словно цунами. Я так много хотела и мало пыталась, что теперь… Теперь у меня ничего не осталось. Все, что хотела, о чем мечтала, лежало мёртвым на полу.
– Ты убил его, – разум оставил сознание, уступив место ярости. Я так сильно ненавидела Данилу, что чувствовала, что если не выпущу это чувство наружу, не освобожусь от него, то разорвусь на части. – Его нет! Больше нет.
Внезапно пальцы коснулись чего-то острого, больно резанувшего ладонь, взор опустился вниз и увидел зелёный осколок, впившийся в руку. Острый, словно нож, он был окрашен моей и Костиной кровью. Сознание закачалось и потемнело, впитывая боль, отдавая силу лишь одному слову, которое неоновой надписью горело внутри «ненавижу».
И в следующий миг, я бросилась к Даниле, вложив в рывок свою волю и ярость, моля бога помочь нанести хоть один удар, прежде, чем меня повергнут. Останусь ли живой? Смогу ли противостоять длинным когтям? Это было неважно.
Я прекрасно понимала, что шансы равны нулю, но дальнейшая судьба не волновала. Сердце хотело быть рядом с Костей и накрыться вместе с ним тишиной, потому одна-две царапины лишь увеличат шанс на такой исход.
Почему удалось ударить его – не знаю. Данила не был похож на того, кто мог легко ослабить бдительность. Возможно, он не считал меня за врага, не думал, что девушка, потерявшая любимого, способна напасть. Да и кто в своём уме ринется на чудовище? Слишком смахивало это на самоубийство.
– Ты… – брови взлетели вверх, изгибаясь, а глаза округлились. Внутри груди яркой зеленью поселился осколок, острыми краями легко разрезав кожу и мясо.
Парень начал отступать назад, пока не упёрся в стену. Я со слезами на глазах смотрела на то, как искривилось лицо, как алые глаза начали светлеть, становясь бледно-розовыми, а потом яркая лазурь смыла последние капли бурого цвета.
Он возвращался. Тот, кого знала, с кем здоровалась по утрам, спускаясь к завтраку, кто ухаживал за мной, не раз вытаскивая из передряг.
«Нечестно, – пальцы сжались, смешивая кровь братьев. – Данила убил его. Я не должна жалеть, не должна».
Глубоко вздохнув, юноша попытался вытащить осколок из груди, но когти лишь царапнули не нему, пройдя мимо. Ещё раз, и крепкий ноготь погрузился рядом, увеличивая рану. Ладонь сжалась, вгрызаясь в тело, и затем резко рванула назад, швыряя кусок мяса на пол.
– Не ожидал, – его зрачки хищно сузились, а губы растянула усмешка. – Молодец.
Парень поперхнулся, будто что-то застряло в горле, и тут же сплюнул кровавый сгусток вниз.
– Зачем? – мне хотелось наносить удары снова и снова. Страх перед ним превратился в ненависть, и месть желала уничтожить его, я хотела…
Эта мысль испугала меня. Безумие, казавшееся таким далёким, вдруг встало за спиной и дышало прямо в ухо. Если повернусь, если встречусь с этой тьмой глазами, то больше не смогу повернуть назад. Только вот оно мне надо?
Взяв осколок, который так легко ранил могучего зверя, я подняла взгляд, слушая шёпот мрака, что требовал смерти. Но передо мной было уже не чудовище, которое пугало, а Данила. Обычный парень, с издевательской ухмылкой.
– Почему ты это сделал? – прошептала я, обращаясь к нему, зная, что не ответит. Юноша умело избегал любых расспросов, и правды добиться было невозможно. – Он же твой брат.
Данила качнулся и медленно сполз по стене, оставляя кровавый след. Огонь, горевший в глазах, потух, а губы налились синевой.
« Глупость! Кто поверит в это? Хватит притворяться!» – рука с силой дёрнула за плечо парня, и тело, потеряв опору, завалилось на бок, взирая в вечность застывшими голубыми глазами.
Ночь казалась непроглядной. Мир умер, даже крики птиц, которые сопровождали меня, когда растрёпанная и обезумевшая выскочила из дома, растворились в тишине. Лишь холодный ветер играл снежинками, то поднимая их с земли в вихре танца, то бросая в темноту леса.
Я шла вперёд, ступая по девственному снегу. Тяжёлые ботинки мешали движению, да и к тому же были настолько велики, что каждый раз, когда ноги проваливались в снег, кожа ощущала его холодное прикосновение. Мне приходилось вытаскивать их из сугробов руками, ругаясь и шипя, словно разозлённая кошка, и замёрзший лед, тонкой коркой покрывающий снег, резал пальцы, когда те откапывали обувь.
Кровь уже не шла, слишком холодно было для того, чтобы стекать по рукам и каплями падать вниз, оставляя алые следы. Вместо этого она превратилась в алые льдинки и просто осколками осыпалась на землю
Я шла неизвестно куда, чувствуя, что поднимаюсь все выше и выше. Порой приходилось карабкаться по отвесным склонам, цепляясь за торчащие корни деревьев. Зачем? Сама не понимала. Лишь ощущая, что схожу с ума, и моей единственной защитой было движение, именно оно спасало от безумия.
Временами, вскидывая голову, я пыталась разглядеть луну среди ветвей величественных сосен, но небо будто поглотило ее. Эта чёрная пустота была настолько осязаема, что, казалось, можно прикоснуться к ней, если протянуть руку.
«Прикоснуться к тьме»,– при этой мысли дрожь прошлась по телу, то ли от холода, то ли от жуткой ночи.
« Что я делаю? – пронеслось вновь в голове. – Надо было остаться там, с ними. Ведь я…»
Не хватало слов, чтобы выразить ту гамму чувств, что переполняли сердце, при мысли, что их нет. Пусть кровь сошла, стёртая колким снегом и слезами, ладони до сих пор жгло..
Тяжело вздохнув, я прикрыла глаза и облокотилась спиной о дерево, ища поддержки у природы, прося помощи и защиты. Потому что иначе не справлюсь, силы были на исходе.
Замерзший воздух обжёг лёгкие своим холодом, и я прижала руки к сердцу, силясь остановить нарастающую боль в груди. Оно билось так отчаянно, словно пойманная птица о стенки клетки, не желая оставаться в груди и прятаться за рёбрами.
«Так тяжело…» – думать не хотелось, но воспоминания против воли настигли меня, яркими образами всплывая в голове.
Вот режу пальцы в кровь, сжимая осколок с такой силой, что могу сломать. Но нет, он прочен, словно сталь, и так легко погружается в сероватую плоть, что даже удивляет. Я чувствую, как радость, нет, ликование, рождается внутри. Я смогла достать его! Я сделала это.
Интересно, сказала ли это вслух? В тот момент мысли и слова сплелись воедино, не разобрать. Глаза прикованы к нему, впитывая каждое движение, следя, как дёргается от боли грудь.
«Я – чудовище?» – возник вопрос внутри. – Но разве виновата в том, что случилось? Ты хотел убить меня, разве не помнишь?»
Лицо Данилы бледнеет. Тонкие вены, обычно малоприметные, сейчас стали такими яркими, что можно увидеть, как по ним струится кровь. И зная это, хочется опустить осколок на лицо, чтобы прекратить её поток, сделать так, чтобы ужасное сердце перестало биться. Я желаю слышать крики боли и видеть, как корчиться в страданиях тело. Но он молчит, и в голубых глазах, кроме неба, ничего нет. Нет того, кто убил Костю, того красноглазого демона.
Почему он снова стал таким? Так нельзя, это против правил! А разве у смерти бывают они? Но самое странное не это, а то, что, несмотря на ужас, где-то внутри до сих пор живёт надежда, что этот кошмар обязательно закончиться, если открыть глаза.
– Нина, – едва заметное движение губ Данилы и вот я рядом.
Мне не противно, мне страшно за него. Почему-то боюсь, что сердце замрёт. Это из-за того, что я его убила? Нет, он сильный, такая мелкая рана не страшна ему. Ведь я видела, как затягивалась кожа и исчезали глубокие порезы, столь жуткие, что казалось, что это тело пытались разорвать на части. Я все это видела. Мне не могло показаться. Тогда почему сейчас он лежит здесь так же, как его брат? Почему они оба не встают? Потому что я их обоих убила, да?
Внезапно Данила протягивает мне руку, силясь что-то сказать, но вместо слов с губ течёт кровь. Юноша захлёбывается в ней и срывается в судорожный кашель. Я слышу хрипы, когда он пытается вздохнуть, и вижу, как синеет лицо, но не испытываю никакого удовольствия. А ведь должна радоваться, не так ли?
Но вместо этого держу его за руку, пытаясь остановить на краю, не дать упасть в пропасть. Лазурь вновь заискрилась жизнью, и Данила попытался улыбнуться. Уголки с трудом скользнули в стороны, рождая спокойную улыбку, спрятав за ней пустой взгляд, в котором не было ничего, только голубое зеркало.
– Ты здесь?– звенящий голос разрезал тишину, словно гром. – Просто решили разыграть меня, да? Ты и Костя.
Два окровавленных трупа лежали рядом. Их кровь давно смешалась в луже, что растеклась по полу. «Бред какой-то!» – я точно знаю, что никого не смогла бы убить, что Костя слишком умён, чтобы попасться так просто, а Данила… Он бы никогда не допустил того, чтобы я стала убийцей.
– Хватит! Это уже не смешно, вставайте, – хотелось дёрнуть его за руку, но пальцы, измазанные алым, лишь бессильно скользили по коже, боясь сжать ладонь. Сейчас она казалась такой хрупкой, бледная, с синими прожилками вен.
– Обещаешь подождать? – знакомый голос доносится из глубины сознания, но почему-то звучит в комнате, эхом отражаясь от стен.
– Костя? – я бросаюсь к нему, пытаясь помочь встать. Смыть этот грим и краску, что размазана моими ногами по полу. Но руки в ответ безжизненно падают, а тело отказывается вставать. Даже его глаза, всегда пристально следящие за мной, сейчас закрыты.
– Вставай! – я снова кричу, и боль острой иглой вонзается в горло. – Пожалуйста, ради меня.
Слезы стекают вниз, смачивая губы и оседая во рту горьким привкусом отчаяния, но Костя продолжает спать.
«Вечным сном, – странный голос вторгается в разум, говоря ужасные вещи. – Ты убила их».
«Нет! – я не могу закрыть уши, чтобы не слышать слов, не могу закричать, чтобы перебить его, потому что он звучит внутри. – Это не правда».
« Лжёшь, – злорадствует он. Моя боль и страдание дарят ему наслаждение. – Тебе ведь понравилось убивать, да? То сладостное приближение смерти, что видела в глазах. То ликование души, когда поняла, что убила. Помнишь? Ты должна быть счастлива, что разрушила Орловых».
Лица Натали и Катерины всплывают перед глазами. Что скажу им? Как оправдаюсь перед Валентиной с Николаем? Я – убийца, я уничтожила семью, которая спасла меня. Но чем отплатила за гостеприимство? Смертью. Вот этими руками разбила на миллионы осколков их счастье. Как после этого смогу посмотреть им в глаза? Нет, я этого не выдержу.
Испугавшись презрения бегу в коридор, не понимая, почему не желаю остаться здесь, чтобы принять заслуженное наказание.
« Я виновата», – тело рвётся к массивной двери, которая отделила мир этого дома от другого, заснеженного и холодного. Может быть, в глубине души, я надеялась, что, когда пальцы коснутся золочёной ручки и повернут её, то мелодичный скрип поможет вырваться из затянувшегося кошмара в яркий свет долгожданного утра. Я мечтала, что она окажется тем выходом, который пробудет от ужасного сна.
Стопы, споткнувшись о валявшийся подлокотник дивана, заскользили по полу, собирая вокруг себя бурую слизь. Все, что смогла – вытянуть вперёд руки, чтобы остановить движение, уцепившись за одежду, которая, будто грозди винограда, висела на вешалке.
Пальцы вцепились в чей-то рукав, когда тело понеслось к стене, и треск рвущихся петель громом разнёсся по комнате. Не выдержав такую нагрузку, несколько курток полетели на меня, увлекая за собой вешалку.
– Они оборвутся, – словно наяву слышу голос Валентины, укоряющей детей за то, что те слишком сильно нагружают шкаф. Он эхом отозвался в голове, пытаясь вызвать в памяти образ прежней жизни, но я, выбираясь из кучи ярких пятен, так же грубо отпихиваю его. Если сдамся, если увижу, то не смогу уйти. Сил переступить порог просто не хватит.
Ладони выхватывают что-то из одежды, пока сую куда-то ноги, и обволакивают меня ароматом Данилы. Лесной хвоей, что вечно стелилась следом за парнем.
Не помню, как открыла дверь. Несколько замков исчезли из сознания, будто их вовсе не было. Лишь яркий свет фонаря, что ворвался в дом, проникая даже через зажмуренные веки, на миг привёл в чувства.
Обернуться..Я так хотела сделать это, поддаться соблазну и поверить в то, что это жестокая шутка, но не смогла..И потому, трусливо жавшись к теням, рванула в лес, туда, где зарождалась тьма.
Если достигну её, то смогу спрятаться от произошедшего, от себя самой, но сил хватает лишь на пару шагов, и меня обильно и мучительно выворачивает. Хлещет так, будто за одно мгновенье организм решил избавиться от всего, что съела за всю жизнь, даже носу досталось.
«Я не могу»,огрузились в собственную блевотину.зм решил избавить от всего, что сьела за всю жизнь, даже носу досталось. поможет выр – пронеслось в голове. когда ноги подкосились и ладони погрузились в собственную блевотину.
«Он мёртв», – эта мысль, словно заноза, вонзилась в сознание, пытаясь пробиться сквозь защиту.
«Нет! Не может быть. Если поверю в это, то…», – я чувствовала, как натягивается невидимая нить, связывающая меня с Костей, и понимала, что если сделаю шаг в сторону, то она разорвётся, и сердце навсегда останется без него.
«Он мёртв, – не унимался противный голос, – Мёртв, мертв. – повторял он, будто других слов не знает, снова и снова вызывая из воспоминаний его окровавленное лицо. – Ты их убила».
– Нет! – вопль ярости вырвался из груди, превратившись в вой. И заглушить его никто не в силах.
Этот крик страшный и мистический, словно не я, а духи, горевшие в аду, выплеснули через меня свою боль в этот мир.
Стремясь ускользнуть от него, я бегу, скрываясь в темноте леса, ощущая, как больно впиваются острые ветки в лицо, когда не успеваешь наклонить голову.
«От кого пытаешься сбежать? – змеиным шипением вторгается в разум голос – Тебя найдут и убьют. Ведь ничего другого не заслуживаешь».
– Замолчи! – я зажала уши, пытаясь остановить поток бранных фраз, но он только смеялся в ответ, продолжая говорить.
Исчезнуть… как бы хотелось это сделать сейчас, превратившись в крохотную снежинку. Я бы прильнула страстно к фонарю и растаяла от его тепла. Но этому желанию не суждено сбыться, и потому приходится идти вперёд, прячась от воспоминаний.
В обступившей меня тьме я одна, даже луна, и та отвернулась от меня. Её свет предназначен людям чистым и непорочным, а я … Кто я для неё в этом мире?
Ничтожная песчинка, жизнь которой похожа на чьи-то домыслы и лживые рассказы.
Как много в ней меня? Совсем чуть-чуть. Ведь проще угождать и жить по чужим советам, чем бороться с близкими за собственное мнение. У меня не было сил сражаться с ними, не было воли, чтобы двигаться одной, легче плыть по течению, поддавшись лени.
Вот и сейчас я хочу смириться, готова умереть, но что-то внутри не даёт покоя и гонит вперёд, требуя, чтобы боролась, чтобы хоть раз в жизни пересилила себя.
Но куда ведёт это неведомое чувство неизвестно.
Слезы постоянно скапливаются в уголках глаз, время от времени срываясь вниз тонкими ручейками. Сдерживать их невыносимо трудно из-за того, что сердце хочет опустошения, чтобы через них выразить свою горечь. И вскоре, не в силах сдержать рвущийся поток, я начинаю плакать. Плакать так, как никогда не плакала. Потому что поняла, что сокровище, которое не надеялась найти, навсегда утеряно, и вряд ли когда-нибудь смогу встретить подобное.
Мне оставлена жизнь, но зачем? Ведь все, что хотела – быть рядом. Кто-то на верху решил так наказать? За какие провинности? Что я такого сделала, что должна жить без него? Почему даже в смерти не дали нам быть вместе?
Я закрыла глаза, глотая слезы, которые влажным холодом скользили по щекам. Солоноватый вкус на обветренных губах и пустота внутри, что дальше? Не знаю. Я замерла на перепутье, не в силах двинуться ни вперёд, ни назад.
Надежда на чудо? Она была, но таяла с каждой каплей, что стекала по коже, и сердце постепенно каменело, то ли от жуткого холода, то ли от бури, что творилась в душе.
Подставив ветру своё лицо, я попыталась выпрямиться, чтобы снова продолжить путь, но ноги, ослабленные отдыхом, подкосились, и опять оказалась на земле.
– Я забыла, – голос был едва слышен, губы не хотели открываться, боясь впустить холод. – Мне нельзя отдыхать. Отдых – смерть, лишь движение ведёт к жизни.
Но почему он тогда так приятен? Даже мысль о том, чтобы замёрзнуть здесь уже не так страшит, как раньше.
Силы медленно утекали в неизвестность, и на смену злости и боли, переполнявшей меня, пришло ощущение безысходности.
«Я так устала от боли и слез, которые столько раз проливала в одиночестве, коря себя за ошибки. Их было так много, что, казалось, высохну или умру от обезвоживания, но они все лились и лились, а я продолжала жить. И теперь нет ничего, за что можно держаться. Близкие? Да кому я нужна такая? Им удобно лишь послушание, а не я. Собственная жизнь? Не знаю… теперь её составляют лишь воспоминания, и хранить их, страдая, не хочется.
Я мечтала быть твоей тенью, но ты отказал. И теперь приходится ненавидеть, черпая силы в этом чувстве, стремясь забыть взгляд, который бросил на меня в последний раз.
Твои холодные глаза в тот момент не были безжизненными зеркалами, внутри бурлила теплота и свет, и в краткий миг я поняла, что дорога тебе. Тогда твои поступки и горькие слова, в прошлом, потеряли значение, потому что мы всегда были друг у друга».
«Толька не сейчас», – я отчаянно противилась воспоминаниям, придумывая отговорки. Мне нужна была причина, чтобы злиться, чтобы ненавидеть, но теперь, вспомнив обжигающую теплоту, не смогла.
«Зачем это делаю? – думала я, смотря в пустоту. – Ведь не смогу жить, как раньше. Забыть все, но как? Для чего продолжать борьбу, если итог известен, не лучше ли …»
Но этот вопрос так и не смогла задать, чувствуя, как что-то внутри отчаянно цепляется за жизнь, снова и снова повторяя «хочу жить».
Это было так странно для меня, потому что всю жизнь слышала, что слаба, что нет целеустремлённости, и вряд ли ждёт успех в моих мечтах. Они оказались правы.
Уступить – помогало избежать проблем там, где прочно увязли бы революционеры. Я приспосабливалась ко всему и, если не соглашалась, то молча принимала обстоятельства, которые вынуждали быть такой, пытаясь превратиться в позитивного человека, и спрятать в глубине истинные чувства. Я лгала всем, себе, друзьям и близким, потому что боялась увидеть разочарование в глазах.
Быть такой, как хотят они – легче, чем быть собой.
Но именно сейчас почему-то не могла уступить, хотя так легко закрыть глаза и поддаться холоду, смирившись с судьбой.
Я боролась, несмотря на прошлое, не зная, какое будущее ждёт впереди, сама не понимая упрямого чувства, твердившего только одно «хочу жить»,
«Если закрою глаза – умру, – пронеслось в голове. – Это единственная смерть, которой можно насладиться, Она унесёт не с помощью боли и сожалений, а укроет тёплым пологом сна».
– Уснуть? – спросила я, едва двигая губами. И ночное небо, напоминавшее чёрное озеро, которое раскинулось до горизонта, вдруг начало таять, освобождая луну и звезды.
Их неясный свет сперва с трудом пробивался сквозь тёмную пелену, медленно набирая яркость, заставляя искриться снег под ногами.