– Значит, мне повезло, – я смотрела в окно, не желая покидать объятья. – Наверное, это хорошо.
Руки вздрогнули и стиснули сильнее, принося боль, но это было приятно. Она дарила защиту, убеждая в том, что не так то легко будет вырвать из крепких тисков:
– Может быть.
– Данила, – я вскинула голову, оказавшись настолько близко к его лицу, что смогла разглядеть, как линии в радужке то скрещиваются, образуя лепестки, то закручиваются тугой спиралью. И там, в глубине, был только лёгкий бриз, приглашающий к себе отдохнуть.
Голова парня дёрнулась, клюнув носом в щёку, и тут же зрачок разросся, стирая линии, пряча всё за тьмой.
– Мне пора, – Данила вскочил с кровати, выглядя ошеломлённым, и спешно направился к двери. Только перед тем, как закрыть её, бросил на прощание. – Лучше поспи, иначе мама вновь вольёт в тебя очередную гадость.
Данила Орлов
Было уже поздно, когда семья села ужинать, и Данила поразился тому, насколько усталой выглядит мать.
– Может присядешь? – участливо предложил юноша, одной рукой отодвигая стул, но женщина в ответ лишь отрицательно мотнула головой.
– Не волнуйся, я в порядке.
«А я волнуюсь, – подумал он, бросив искоса взгляд на отца. – Неужели ты не видишь, как она устала?»
Но тот, как всегда, был озабочен чем угодно, но только не собственной женой.Имя Елисей так часто проскальзывало в его словах, что зубы сводило от ненависти.
Зачем ему статус начальника отряда, если о собственной семье не в силах позаботиться? Всё, на что способен, это быть цепным псом у старейшин, принося в жертву всех.
Данила чувствовал, как внутри него закипает злость: на отца, на Нину, на всё то, что хоть как-то может угрожать его любимой матери. Она была центром его вселенной, единственным человеком, которого он любил и которому безгранично верил.
Сколько она пережила из-за него? А сколько ещё предстоит перенести, прежде чем он станет сильным настолько, что сможет защитить её.
«Моя семья – лишь ты».
Ни Николай, ни Натали, ни даже Костя не смогли бы её заменить. И он был готов пожертвовать всеми, только бы спасти эту единственную жизнь.
Услышав в очередной раз звон посуды, юноша не выдержал. Снова чьей-то тарелке не повезло и она не удачно приземлилась в раковину. А ведь его мать всегда была ловкой и аккуратной хозяйкой, и такое себе никогда не позволяла.
– А ну садись, – властно произнёс юноша, обращаясь к матери. Ладони сжали скользкие края салатницы и вытащили её из рук женщины. – Садись, отдохни. Что-нибудь будешь?
– Чай, – нерешительно прошептала Валентина. – Я сама.
– Нет, – Данила потянулся к чайнику. – На сегодня с тебя хватит. Я уберу, и посуду тоже сам помою. Можешь отдыхать.
– Спасибо, – лучезарная улыбка осветила усталое лицо. – Я тогда Нину проверю.
– Я там была, – вдруг произнесла Катерина. – Она спит.
– Я ж тебе запретила, – возмутилась мать. – А ты опять за своё? Катя, ну кто так делает? Ей же плохо, а если ты продолжишь к ней бегать, то Нина никогда не поправиться.
– Я соскучилась, – малышка вдруг покраснела и сникла, обиженным взором уткнувшись в пол. – Ей там скучно одной.
– Ей нужен покой, – поддержал жену Николай. – Это для её же блага.
«Все только о ней и говорят», – Данила с силой сжал чашку. Ему казалось, что эта девушка была единственной темой для разговора в их доме, да и во всей округе. Куда бы он ни шёл, её имя преследовало его, касаясь ушей призрачным отголоском далёких разговором.
Нина, Нина, Нина… За какие-то сутки она успела занять мысли всех жителей, вторгнувшись в их жизни.
Ненавидел ли он её? Может быть, ведь как иначе описать то чувство, что вспыхнуло в душе, когда он увидел умирающее тело, готовое покинуть бренный мир навсегда.
В тот миг Данила увидел себя в бледных чертах, вспомнив ужасные дни детства, когда одиночество было единственным спутником. И боль от ран, как и тоску, приходилось сносить, сжимая зубы, чтобы не завыть от мучений.
Потому захотел убить, дабы стереть воспоминание о своей слабости, но брат не позволил.
Как же, человек. Их нельзя даже трогать, только смотреть, стараясь, чтобы эти существа не заметили твой любопытный взор. Так неужели они настолько важны, что разделить с ними жизнь так почётно? Пожертвовать десятилетиями лишь для того, чтобы незнакомка открыла глаза и сделала вдох?
Он не понимал самоотверженность Кости, странных взглядов, что тот кидал на неё, и почему-то злился, когда изумрудная зелень скользила за братом вслед, не замечая его.
«Почему?» – этот вопрос возник в голове спонтанно, наполняя сердце противоречивыми чувствами.
Данила жаждал встречи. Его тянуло туда, где она, но каждый раз, когда они встречались, он слышал в ушах «Убей!». И тогда небосвод вспыхивал золотым свечением, а желание ворваться клыками в юную плоть, ощущая, как с последней каплей крови растворяется жизнь, сводило с ума.
«Не смей, – врывался в голову другой голос, когда ногти удлинялись, чтобы пронзить мягкую кожу. – Прошу!»
Он умолял, тихо стеная в глубине души, и Данила не знал, где среди этого находиться он сам, чего по-настоящему хочет.
Потерявшись в клубке чувств, юноша ощущал себя потерянным, как много лет назад, когда отправился жить в лес, чтобы принять личину волка и навсегда отринуть то, что делало его человеком.
Парень старался не думать о гостье, и потому сбегал, надеясь, что в поселении найдёт покой, но деревня уже судачила о девушке, и против его воли их слова достигали ушей, снова и снова приводя юношу в ярость.
– Дань, ты переборщил, – погружённый в свои мысли, парень не сразу услышал голос Натали.
Тарелка, которая стояла перед ним, была до краёв заполнена рисом. Такой порцией можно было бы накормить отца, но для сестры это было чересчур много.
– Стало быть, твоя диета сегодня закончится, – попытался перевести всё в шутку Данил
– Я не ем столько потому, что не хочу. А не из-за какой-то там диеты.
– Да знаю я, – извиняющимся тоном произнёс брат, лопаткой скинув часть еды обратно в кастрюлю. – Прости.
Он, конечно, мог проявить благосклонность, зная бережливость матери, и разделить порцию с сестрой, но сейчас быть благородным не хотелось. Не тогда, когда имя Нина слетало с уст его семьи чаще вдохов.
Они словно издевались над ним, чувствуя, как невыносимо слышать два слога, что вплетались в единственное имя, звучащее, как тревожный набат.
Никто не понимал, что больше всего на свете ему хотелось, чтобы девушка исчезла, навсегда убравшись из их мира.
Его пугало то смятение, что вызывала Нина своим присутствием, а не пересуды, что вились вокруг семьи. Даже реакция непоколебимого брата, который вмиг из сурового камня вдруг превратился в воск, казалась ему не столь важной.
Страх был за себя, ведь он монстр, часть варгов, и потому лишён души. Тогда почему чей-то взгляд заставляет трепетать сердце? Разве такое возможно с ним, с чудовищем?
Валентина вдруг нахмурилась и попыталась было встать, но руки Николая ловко обвились вокруг её талии и с силой удержали на месте.
– Пусть сам разбирается, – шепнул он ей в ухо.
– Но всё же пропадёт, он вечно забывает всё убрать.
– Не будет этого, – возмутился юноша в ответ. – И кстати, со слухом у меня проблем нет, так что можете перестать шептаться за спиной. Всегда это раздражало.
– Р-р-р, – передразнила его Катерина и тут же удостоилась яростного взгляда.
– Так, – попытался перевести разговор в другой русло Николай. – Кто знает, где Костя пропадает? Опять в лес смылся, что ли?
Мужчина вопросительно посмотрел на сына, ожидая ответа, но Данила лишь хмыкнул и повернулся к раковине.
Он и сам бы хотел знать, что за мысли бродят в голове братца, заставляя их отдаляться друг от друга, заронив пропасть там, где ещё недавно пролегала тропа.
– Так, где его носит? – не унимался отец.
– Он на складе, – еле слышно ответила за него Натали.
– Какой склад? – Николай непонимающе посмотрел на дочь, раздумывая.
«Значит, опять с Тёмой развлекается», – подумал Данил, ощутив лёгкий угол ревности.
Это здание было когда-то сельским складом для хранения продовольствия.
Но со временем, когда каждый житель деревни обзавёлся своим, оно пришло в запустение. И так бы сгнило, если бы не подрастающее поколение, которое облюбовало его в качестве своей базы, тем самым спася от печальной участи.
Сначала эта идея казалась им глупой. Какая база, если здание буквально разваливается на куски? Если крыша, не выдержав натиск снега, обвалилась, но лучшего варианта у них всё равно не было, а строить с нуля дом никто не хотел.
– Только отремонтировать, – убеждал их Костя, – И не нужно корпеть над книгами, изучая строительство.
– Как будто от этого станет легче, – хмурился Стас, уже сдавшись вожаку, и только по привычке продолжая протестовать.
Починка покосившихся бревенчатых стен и крыши, удаление грибка, который покрыл здание тёмными пятнами, покупка готовых брёвен и доставка их в поселение, всё это легло на хрупкие плечи детей. Они сутками пропадали в лесу, пытаясь превратить старое здание в место, где могли бы скрыться от навязчивых взрослых, которым не терпелось подарить им новые обязанности.
Ребята уставали до изнеможения, ведь ночное патрулирование никто не отменял, и нужно было продолжать заботиться о тех, кто днём швырял тебе в спину обидные слова, называя выродком и швалью.
Иногда Данила думал о том, зачем эти дополнительные проблемы? Не было печали, так нет же, придумали её себе, причём такую, которая выжимала из них последние соки. Но эта «стройка века», как в шутку называл её Тёма, сплотила их, подарив массу замечательных воспоминаний.
Когда дом был закончен, ребята устроили праздник с ночёвкой. Ему тогда было пятнадцать лет, и Валентина скептически отнеслась к тому, что четверо ребят проведут ночь за пределами деревни.
– В своём репертуаре, – пошутил Стас, увидев, как Артём достаёт из-за пазухи бутылку вина, видимо, украв из запасов деда. – Глава тебя убьёт.
– Не сдюжит, – самый старший из них временами баловался алкоголем, не в силах противостоять гнёту семьи, пытаясь хоть так сбежать от них, если уж телу грозило безликое существование подле Елисея.
– И то право, куда ему до тебя, – невысокий юноша с тёмными волосами и такими же тёмными глазами ласково улыбнулся, потрепав рыжую шевелюру друга. – Когда-нибудь мы все вырвемся отсюда, верно Костя?
Обычно серьёзное и даже мрачноватое лицо принца вдруг расцвело улыбкой, и в глазах цвета пепла заискрилось золото:
– Конечно, Стас. Ещё пара лет и никто не сможет нас остановить.
Но, как оказалось, у них не было и недели. Ведь всего через несколько дней Стас погиб, унеся в могилу веру в лучшее будущее, в то, что даже они смогут добиться счастья.
Самый весёлый из них, самый добрый, кому было всегда плевать, что говорили другие, вдруг превратился в груду мяса, которую с трудом смогли опознать.
Да и как тут разберёшь, если выедая внутренности, изменённые разрывали тела, украшая поселение гирляндами из кишок, оставляя после себя чьи-то ноги и руки.
Всё это походило на жуткий пазл, который нужно было собирать снова и снова, дабы сообщить очередной семьи о гибели родного человека.
Данила до последнего верил, что друг жив, мысленно взывая к нему, надеясь, что тот просто укрылся в лесу, спасая очередного ребёнка или прикрывая собой слабую старушку.
«Может он в госпитале?» – шевельнулась надежда, избегая взирать на разорванные тела, отчаянно убеждая себя в том, что с их четвёркой такое не могло случиться.
Кто угодно, но не они.
Но надежда, как всегда, рухнула, стоило лишь разглядеть странный предмет, прильнувший к стволу сосны. В тот момент вой против воли сорвался с губ, жалобный, похожий на скулёж раненного хищника, который не желал верить в гибель стаи.
– Что случилось? – Костя вмиг оказался рядом с братом, остекленевшим взором наблюдая за тем, как тот корябает когтями землю, алыми глазами устремляясь в никуда.
Кровь лилась не только из оторванной головы Стаса, но и из ран парня, но тот всё не унимался, не замечая, как камни разрезают кожу, когда ладонь погружается в землю.
– Мне не больно, – алые глаза были пусты. В них не было больше ни эмоций, ни жизни. – Не больно.
После этого они долго не ходили на склад, забросив всё, что когда-то связывало их, постараясь по отдельности пережить гибель друга, который невидимой нитью соединял всех.
Даниле тоже хотелось закрыться от всего, как сделал Тёма, который просто пропал с улиц деревни, и никто не знал, где он, или как Костя, который казался слишком холодным для того, чтобы волноваться о таких вещах, но не смог.
Бродя по складу в одиночестве, Данила всё время вспоминал Стаса, удивляясь тому, насколько сильно оказался привязан к этому человеку, который незаметно влился в его жизнь и стал таким необходимым.
Яркие образы воспоминаний причиняли боль. В них Стас был настолько реален, что казалось, протяни руку и коснёшься, а если задашь вопрос, то услышишь ответ.
«Неужели ты и вправду…» – эту истину не хотелось признавать, отчаянно желая утонуть в самообмане.
Но он был снова один, как и раньше, в этих стенах, в этом поселении, в этой жизни.
Не в силах бороться с прошлым, Данила напился, вскрыв кладовку с запасами Артёма, желая любым способом уйти от реальности. Напился так, что не смог идти домой, а язык едва ворочался, когда он шептал в телефон странные слова, пытаясь понять, что говорит Костя.
Принц нашёл его быстро, видимо, сразу смекнув, где умудрился налакаться его братишка, и устроил хорошенькую взбучку за то, что придётся пропустить вылазку из-за невменяемого родственника.
А Данила лишь смеялся в ответ на все казни, что обещал ему Костя, наслаждаясь клеткой, в которую себя загнал. Впервые ему была приятна его тюрьма.
Вскоре после этого они узнали, что Тёма уехал в город, оборвав все связи с семьёй. Сбежал, как говорил разозлённый Елисей.
– Надо же… – уголки губ едва двинулись вверх, и Костя продолжил. – Хоть кто-то смог.
«Неужели для того, чтобы набраться смелости покинуть деревню, требовалась смерть Стаса? – подумал Данила, печальным взором глядя на след шин, убегающий вдаль. – А сами мы неспособны чего-то добиться?»
Нельзя сказать, что они скучали по нему, братья восприняли его уход, как должное. Никто из них не звонил ему всё то время, что парень провёл в городе. Они сделали тоже, что и Артём, вычеркнули его из своей жизни, забыв обо всём. И лишь спустя год смогли найти силы сказать друг другу «привет».
– И что ему там делать? – Николай помрачнел.
– У Артёма опять проблемы, – сообщила Натали. – Кажется, он с дедом поссорился или что-то вроде того.
– И что с того? Они что там, жить будут? – густые брови отца сошлись на переносице. – Надеюсь, в этот раз они не подожгут дом главы.
– Костя уже большой мальчик, – вступилась Валентина, – не нам диктовать ему правила.
– Но это не значит, что они могут так развлекаться. Ты хоть понимаешь, какой пример ребята подают другим? Их принц мало того, что пьёт, так ещё и балагурит.
– Папа, – обиженно сказала Натали. – Это был единственный раз. Да и во всём Артём виноват. Помнишь, это он уговорил брата посоревноваться с ним, дабы развлечься. А Костя просто не смог перепить его.
– Ага, перепьёшь его, – рассмеялся Данила, вспоминая весёлую ночку, когда заставили большим костром полыхнуть сарай Елисея.
Быть может, именно Тёмыч сильнее всех ненавидел собственного деда, даже больше, чем Данила и Костя.
И если братья мечтали лишь убить главу, то Артём желал разрушить всё, к чему прикасались старческие руки.
Наконец все встали и, пожелав друг другу спокойной ночи, удалились, оставив Данилу наедине с посудой.
Он бросил взгляд на стол и вздохнул. На самом деле юноша спокойно относился к любой работе, кроме этой, потому что именно она заставляла мысли роем виться в голове, касаясь тех вещей, о которых категорически не хотелось думать.
Вот такая противная особенность была у мытья посуды.
Было сложно сказать, сколько прошло времени с того момента, как последняя тарелка оказалась в шкафу, но Данила всё ещё стоял у раковины, оперев руки на неё.
«Ответит или нет?» – палец быстро ткнул на вызов, словно боясь, что хозяин передумает, и гудки зазвучали в пустой кухне, монотонно повторяясь.
«Неужели Костя не хочет меня видеть?» – эта мысль пронзила его сердце острой болью.
Почему собственный брат избегает его? Разве мало они пережили?
Внезапно тревога охватила его и, рванув наверх, Данила распахнул дверь в комнату брата, догадываясь, что произойдёт.
Нина не спала, а сидела, обхватив колени руками и прижавшись к ним головой.
Её ночнушка задралась, обнажив маленькие детские стопы и хрупкие пальчики, что сжимались, пытаясь спрятаться в складках одеяла.
– Нина.
Лицо девушки вдруг исказилось от страха и парень понял, что если ничего не сделает, то она вновь закричит, перебудив весь дом.
Прыжком перемахнув через журнальный столик, он бросился к ней, зажав рот левой рукой, не давая воплю вырваться на свободу.
Толчок оказался столь мощным, что оба рухнули на кровать, и гостья оказалась зажата телом парня, который шептал ей на ухо различные слова, пытаясь пробиться сквозь пелену сознания:
– Это я, не бойся.
Его руки тисками сжимали её, ощущая тот жар, что источало тело, чувствуя, как зубы пытаются вонзиться в мягкую плоть ладони, дабы освободиться.
«Ну же, успокойся», – думал он, заметив невидящий взор, устремлённый сквозь него в бесконечную даль, туда, где водятся кошмары, что пробудили её от сна, не отпустив разум.
Юноша не помнил, как долго бормотал различные слова, надеясь, что, услышав его голос, Нина найдёт в себе силы вырваться из тьмы, что мягкая интонация успокоит разбушевавшееся сознание.
– Что случилось? – спросил он, когда девушка под ним наконец затихла и возмущённый взор вперился в его глаза.
В ответ до него донеслось глухое мычание.
«Надо же, она пыталась меня укусить», – насмешливо фыркнул парень, ощущая близость её губ и горячее дыхание.
– Хорошо, – сердце сладостно трепетало, отбивая в ушах барабанную дробь. – Я уберу руку, но прошу тебя, не ори. Я не хочу, чтобы ты всех разбудила.
Его пальцы осторожно отступили от лица, ожидая следующего крика, даже не надеясь на то, что рассудок вернулся в разгорячённое тело.
Подушечки нечаянно коснулись верхней губы, когда девушка дёрнула головой, пытаясь отстраниться, и огненное пламя вновь обожгло Данилу, скользнув по коже к сердцу.
– Он пытался убить меня.
– Кто?
– Не знаю, – лицо Нины скривилось, и тело вновь задрожало. Казалось, она снова закричит, не выдержав навалившегося ужаса, но девушка лишь на миг смолкла, беря себя в руки, – не знаю. Я видела только огромные кровавые глаза в темноте. Там, за стеклом
«Варг?! – Данила резко оглянулся, взглядом скользнув по окну. – Нет, всё закрыто. Да и не мог он сюда пробраться, я бы почувствовал его ещё на границе. И смрада здесь нет, а он вечный спутник этих существ. Так что вряд ли кто-то из них решил наведаться в гости».
– Прошу, – он склонился над ней, почти касаясь губами уха, ощущая, как трепещет её сердце в груди, и этот звук был созвучен с тем, что отдавался в его голове громким стуком.
«Что со мной? Почему я так волнуюсь?»
– Постарайся успокоиться, – Данила встал с кровати, стремясь сбежать от вопрошающего взора, от распластанного внизу тела, которое так и манило к себе своим жаром и мягкостью. – Никто тебя здесь не тронет.
– А ты? – Нина ухватилась за протянутую руку и, приподнявшись, села, потирая виски ладонями.
– Я разве тебя обижал?
– А как же вчерашнее? – её пальцы коснулись шеи, напоминая об остром желании сломать эту хрупкую кость, оборвав жизнь навсегда.
– Но не сделал же.
– Но хотел.
– Ты … – губы юноши скривились, и голос прозвучал угрожающим рыком, – бываешь невыносима. А я не люблю, когда меня провоцируют.
Она не ответила, лишь закусив губу, нахмурилась, не сводя немигающего взгляда с юноши, поглощая его им, растворяя в себе каждую мысль, что вспыхивала в его голове.
– Забавно, как кошмар меняет реальность, – нарушила наконец та тягостное молчание, – те, кого мы знаем, могут предстать в другом обличии.
– И что же ты увидела?
– Твои глаза, – прищурившись, девушка внимательно следила за ним, – были жёлтыми, как пламя свечи.
– А клыков не было? – юноша старался, чтобы голос продолжал звучать уверенно, хотя больше всего на свете ему хотелось сбежать из этой комнаты и спрятаться.
Теперь понятно, почему она закричала. Увидеть такое… Как неосмотрительно с его стороны. Ещё чуть-чуть и он мог бы предстать перед ней в весьма интересном обличье, поди потом объясни, что это всего лишь галлюцинация.
– Нет, – Нина обиженно поджала губы, – ты надо мной издеваешься?
– Так заметно?
– Да.
– Давай проясним кое-что. Надеюсь, одного раза тебе будет достаточно, чтобы понять. – Данила видел, как напрягся её подбородок и на шее стремительно забилась жилка. – Меня совсем не радует, что я единственный человек, который может тебе сейчас помочь. Мой брат расслабляется где-то и плевать хотел на тебя, а остальные спят, и будить их я не собираюсь, даже не проси. Так что придётся нам терпеть друг друга, пока тебе не станет лучше.
– Сама справлюсь.
– А то как же. И через сколько секунд ты завопишь снова? Бред при высокой температуре, знаешь ли, частое явление. А я не хочу, чтобы ты опять слюнявила мою руку. Можно, конечно, заклеить для надёжности твой рот скотчем, тогда, уверен, больше ни один звук не просочится. Ну что, такой вариант тебя устроит? Если не хочешь принимать мою помощь, решение только одно.
– Ты? – язвительно хмыкнула та. – Помогать? Ничего глупее не слышала. И как ты намереваешься это сделать?
– У тебя жар, – ладонь юноши легла на её лоб, вбирая тепло в себя, ощущая, как пламя вливается в тело, заставляя бурлить в венах кровь. – Мы собьём температуру, и ты ляжешь спать. И никакие существа больше не придут.
– Опять смеёшься?
– С чего бы? – ему было знакомо чувство, когда призрачное видение становится настолько реальным, что ты боишься его существования. – Когда тебе плохо, иллюзия может причинить боль, поэтому могу составить компанию до утра. Ведь тебе нужен тот, кто сможет разогнать твоих призраков.
Нина удивлённо посмотрела на него и уголки губ поползли вверх, одарив его улыбкой, той, что принадлежала только ему и никому другому.
– Ладно, мне пора, – Данила смутился и направился было к двери, но что-то задержало его, схватив за подол рубашки.
– Ты…
– Я тебя не брошу, – произнёс он, боясь обернуться. – Не волнуйся, я действительно скоро приду.
– Буду ждать,
Парень всё же не утерпел и бросил взгляд, в очередной раз восхитившись горящим взором, от которого трепетало сердце.
«Чёрт, когда же это закончится? Что со мной?»
Его начало раздражать то, что каждый раз, видя её, он замирал, будто теряя связь с реальностью.
– Я хочу попросить тебя об одном одолжении. Чтобы тебе не привиделось – не ори. Я рядом и смогу тебя защитить от любого кошмара, хорошо?
Она едва заметно кивнула и, облегчено выдохнув, Даня прикрыл дверь. Его трясло, но не от того жара, что распространялся по телу, не от негодования и злобы на брата, на семью, что покинула его, подставив так жестко. Нет. Он впервые осознал, насколько слаба была эта девушка, насколько сильно нуждалась в опеке, не смотря на собственную браваду.
Она не была такой, какими он привык видеть других полукровок, а больше напоминала озлобленного волчонка, который однажды попал в капкан охотника. Зверь так же стонал от боли, но продолжал рычать и кусаться, не подпуская к себе Данилу, огрызаясь каждый раз, когда тот протягивал руки.
Их жизни оказались настолько хрупкими, что переломить их можно было неловким движением, а это пугало до дрожи.
Щёлкнув выключателем, Данила прошёл на кухню, пытаясь вспомнить, где мать хранит лекарственные средства.
«Может гостиная?» – огромный шкаф привлекал внимание не только обилием книг, но и множеством ящиков, которые пересекались со стеклянными полками.
Юноша нерешительно замер возле него, и пальцы осторожно выдвинули нижний. Они туда редко лазили, так что там можно было найти всё, от прокладок до плитки завалявшегося шоколада.
Ещё один, третий, четвёртый. Данила старался не шуметь, возвращая ящики на место, внутренне сжимаясь каждый раз, когда слышал неприятный скрип.
Пятый. Наконец-то! Огромное количество разных лекарств заполняли всё пространство. Там были стеклянные бутылки, капсулы, пакетики трав и даже банка кофе.
Вот чего-чего, а ей тут явно не место.
От разнообразных коробок и названий пестрело в глазах, и юноша не знал, что дать девушке, чтобы помочь побороть наступившую болезнь.
«Возможно, в этом и моя вина. Я слишком сильно давил на неё в последнее время».
Стараясь вспомнить слова матери, да навязчивую рекламу, что часто прерывала собой просмотр фильмов, он крутил препараты в руках, пытаясь по внешнему облику определить их эффективность.
Серебристая коробка «Нурофена», которую юноша часто видел на экране, привлекла его внимание в последнюю очередь. Слишком неприметной она была среди других красок.
Срок годности ещё не закончился, оставалось лишь пара дней до того, как лекарство придёт в негодность.
Решив взять его, Даня одним движением задвинул ящик обратно и прислушался в наступившей тишине к шорохам, что на миг возникли наверху.
«Вроде всё тихо, – подумал он, осторожно поднимаясь по ступенькам, напрягая уши и превращая свои глаза в янтарные капли. – Все спят. Хорошо это или нет? Наверное, хорошо. Хоть кто-то будет в состоянии нянчиться с ней завтра, пока буду отсыпаться в своей комнате».
Юноша надеялся, что девушка уснула, и лекарство не понадобится, но, открыв дверь, увидел, что та так и не сменила положение тела:
– Я вернулся, как и обещал.
Нина никак не отреагировала в ответ, её взгляд был направлен в окно, словно оно было единственным, что интересовало её в этом мире.
«Неужто опять привиделось?» – юноша чувствовал страх, который исходил от девушки, наполняя комнату опасным напряжением.
– Ты как? – он подвинул кресло и сел рядом. Его пальцы потянулись к запястью и нежно прошлись подушечками по коже. Нина вздрогнула, приходя в себя. – Что с тобой?
– Я пыталась поспать, но, – она виновато посмотрела на него, – когда закрываю глаза, вижу его. Будто он никуда не уходил, и стоит мне заснуть, снова тут как тут. Поджидает, чтобы напасть.
– На, выпей, – вместо ответа парень протянул ей три капсулы бордового цвета.
«Раз подошёл срок годности, то действие наверняка ослабло. Значит, трёх будет достаточно. Надеюсь, столько поможет, иначе придётся скормить всю пачку, – размышлял Даня. – Правда, сомневаюсь, что она съест её добровольно. И как её запихивать буду, если брыкаться начнёт?»
– Что это?
– Стопроцентное счастье.
Нина хмыкнула и взяла протянутый стакан с водой:
– А чего три?
– Для надёжности, – не покривил душой парень. – Вдруг одна не подействует, тогда в запасе у нас ещё две.
– Спасибо.
– Пока не за что, – Данила откинулся назад, уперевшись в мягкую спинку. – Придётся подождать, пока не подействует.
– Как долго?
– Чего не знаю, того не знаю. Я редко болею, и эту гадость никогда не пью.
– Но твоя мама такая спец по лечению. Не думала, что ты никогда не бывал в её руках.
– Бывал, но всегда можно выплюнуть, – увидев, как ошарашенно распахнулись глаза девушки, парень в ответ рассмеялся, тут же прикрыв рот ладонью. – Так и знал, что ты не догадалась это сделать. Хотя, кто знает, может её лечение действительно спасло твою жизнь.
– Или окончательно угробило.
– Ещё есть время. А пока ты жива, крест на ней ставить рано.
– Вот как? Значит, ты из оптимистов… даже странно.
– Нет, я просто не хочу умирать. Так что каким-то таблеткам меня не сломить.
– А ты оказывается хитрый, – их глаза на мгновение встретились, а потом веки опустились, пряча под собой неведомый мир. Не давая увидеть, что скрыто за словами, которые последовали дальше. – И что любит такой, как ты? Мне интересно.
– Какая любопытная, – юноша посмотрел в окно, где полная луна показалась из-за облаков, единственный спутник его одиночества. Даже падающий снег, который большими хлопьями опускался на землю, не мог рассеять её сияние.– Мне нравится, как капли стучат по крыше.
Ресницы дрогнули и приподнялись, открывая тёмные глаза. Данила не смог понять, что отразилось в них в этот момент, они слишком быстро меняли цвет, превращаясь то в сияющие изумруды, то напоминали собой осенние листья, упавшие в траву и скрытые белёсой дымкой.
– Знаешь, когда идёт дождь, – продолжал он, всё дальше уходя сознанием во тьму ночи, видя верхушки гор, что временами серебрила луна, когда очередное облако исчезало с её пути. – Я мечтаю об урагане. Хотелось бы хоть раз увидеть его, почувствовать штормовой ветер, который вырывает деревья с корнем и сносит крыши. Говорят, это страшно красиво. И чтобы дождь, у нас это бывает редко, обязательно шёл стеной, превращая всё вокруг себя в серую мглу. Это уютно, когда в мире единственным звуком становится его шум.
«Мне даже плевать на то, если это будет град, который острыми стрелами пронзит всё вокруг, уничтожив эту деревню вместе со мной, – мысленно закончил Данила. – Только зачем я ей это говорю?»
– Тебе одиноко?
«Какая прозорливая», – её слова полоснули по нему ножом, не смертельно, но весьма неприятно:
– Одиноко? Мне? С чего бы это? У меня есть всё, что нужно, – выпалил юноша, но голос предательски дрогнул, лишив твёрдости слова.
– Больше похоже на самовнушение, – она всё смотрела на него, не отводя взор, в котором не было ничего, кроме пустоты. Казалось, сама девушка исчезла, и вместо неё перед ним возникло мистическое существо, пугая до дрожи той вечностью, что взирала на него из глубины.
«Она просто человек. Я в любой момент могу переломить ей шею, если захочу, если выведет из себя. Нет смысла бояться».
– Поэтому ты такой? – Нина всё не унималась и продолжала мучить его фразами, не понимая, какой болью каждый вопрос отзывается в сердце.
– Какой такой? Чудовищный? Как тот волчонок, что заглянул на огонёк? – она обнажала его, сдирая кожу, выставляя напоказ то сокровенное, что годами хранилось в душе. Её вид, её голос презирали его и сводили с ума.
– Какой волчонок? – девушка нахмурилась, смешно скривив губы. – А, спасибо. Я только забывать начала.
– А хочешь, помогу забыть? – Данила ощутил, как ярость затопила душу, глуша последние остатки разума.
– Как?
– Вот так, – его рука дёрнула Нину на себя и та, не удержавшись, упала ему на колени, вскрикнув от боли, когда её запястье ударилось о подлокотник кресла.
Глаза тут же закрылись, пряча в себе страдание, и сразу же его губы накрыли её уста.
«Не открывай, никогда не открывай!»
В его глазах сейчас царило огненное пламя, которое пожирало сердце, разрушая стену, воздвигнутую вокруг себя когда-то.