Самоубийства. Суициды ради денег, криминал

– Жизни итак осталось на донышке, – издевалась Лясине, – годы пролетают мгновенно. Куда спешить и зачем?

– Нет спасения людям нигде, – подвёл итоговую мудрость Михаил, – кроме как в Церкви. Вы можете спасти и себя и своих любимых родных людей через таинства исповеди, причастия, молитвы, обязательно нужно быть на Литургии в воскресенье.

– Только так? – удивилась я, – А?

– Значит не занимаясь их кредитами, – пояснил мне Иван, – работами, реабцентрами.

– Отойдите в сторону, – словно приказала мне Лясине, – дайте вашей дочери испугаться за сына, за себя. Дайте внуку шанс не повторять судьбу матери. Отойдите, предоставьте их самим себе!

– Если вы их любите, – учила меня Анна при моих слезах от этого, – молитесь за себя и за них, если любите. И больше ничего не нужно. И больше этого нет. Молитва самая трудная в жизни вещь, это подвиг.

– Так совершите настоящий подвиг во имя себя и дочери со внуком, – поддержал Михаил их наставление, – молитесь о себе и о них каждый день. Утром и вечером. И в храме в воскресенье на Литератургии. Вот тогда начнутся изменения.

– Если вы по-настоящему возьметесь за дело и погрузитесь в изучение Евангелия, молитв, будете причащаться, – продолжила Анна, – больше за них никто не помолится в этом мире. – И? – возмутилась я.

– Покончив с собой, вы точно оставите их на погибель и сами пойдете просто в ад, – аргументировала Анна дальше свои мне доводы, – вы одна можете молиться в этой ситуации, Сашенька, Господь похоже только и ждёт вашего обращения к Нему. Но от них отстранитесь, ваше участие только вредит, вы понимаете?

– Не вникайте даже больше в эти ломбарды, кредиты, загулы и т. д., – поддержала её Лясине, – дайте пожалуйста им настоящий шанс, да и вас Саша впервые возможно в жизни появится такой покой, умиротворение, радость, что Вас нельзя будет оторвать от матери Церкви.

– Дерзайте, Александра, – глумился Михаил в мою сторону, – помоги вам Господь!

Звонок в дверь… Пришла Людмилия. Иван отправился открывать, они поболтали и при входе в кухню, пока он наливал ей кофе, она поздоровалась со мной:

– Александра, здравствуйте!

– Здравствуйте, Людмилия, – ответила ей я.

– Слышала от Ивана о вашей проблеме, – сказала она приветливо, – вы можете помочь себе. Зависимость – это семейная болезнь. Если Ваш внук страдает игроманией, то все его близкие являются созависимыми.

– Они мои дети, а не внуки, – объяснила я ей, – и мне это уже говорили.

– В семье создается благоприятная среда для развития этого паразита, – продолжила она обсуждение этого колкого вопроса, – игромании только симптом у внука, а Ваша склонность к мыслям о суициде – симптом у Вас.

– Получается Вы не лучше внука, – подколола я её, – простите меня за такую неприятную правду, но вы явно моих детей при том перепутали с вашими внуками.

– Хм, – улыбнулась она с неловкостью, – радостной новостью является факт, что если один станет счастливее, то и второй будет выздоравливать!

– Все в Ваших руках! – сказала я ей, – Трудность этой работы заключается в том, что придется заниматься собой, а не другим.

– Это очень тяжелый труд, но очень приятный, – рассказывала Людмилия, – То, что Вы находитесь на этом собрании Ваш подарок! Потому что здесь люди, знающие материалы, которые помогут составить трезвую картину мира, а это главное оружие!

Далее Иван открыл Алине:

– Александра, здравствуйте!

– Здравствуйте, Алина, – ответила я ей, – Мне ранее ответила Анна – абсолютно ГЕНИАЛЬНО! Спросите её об этом вопросе 100 раз и попробуйте сделать так, как она говорит.

– Это именно то, что нужно, – ответила она с улыбкой убийцы, – это именно то, что работает. – Да, – поддержал её Иван, – понять не всегда просто: «как это – отстраниться? Их же спасать надо! Они же без меня…»

– В том-то и дело, – согласилась Алина с ним, – никто никого спасти не может! Только САМ человек может начать бороться с зависимостью, когда у него воля активизируется, а это может произойти, если он сильно испугается – за себя, за близких, выжить захочет.

– А как же он может испугаться, когда вокруг спасатели, которые им везде соломки подстилают? – поинтересовалась у неё я.

– Да, есть сложность в том, чтобы жёстко удержать границы (например, не дать денег) и после этого выдержать поток негатива за это от зависимого близкого, – объяснила мне Алина, – Александра, Вы сильная, у Вас получится!

– Вы тоже сильная, – ответила я, – только теперь Вам надо перенаправить силы в другое, непривычное, но правильное русло! Если сложно, поищите материалы о том, как отстраняться созависимым родственникам, с конкретными примерами.

– Переключите свои силы на молитву Господу и Его Пречистой Матери! – озлобилась Алина, – Александра, дорогая, сил Вам, поддерживаю Вас, храни Вас Бог!

Сдерживать свою злобу друг на друга мы все едва уже могли, но продолжали общение. Иван опять пошёл открывать и вернулся с Ириной. Места хватило за столом и ей, как и чашек с кофе:

– Здравствуйте, – поздоровалась я с ней.

– Александра, – откликнулась она мне, – очень Вам сочувствую. Но суицид – огромный грех, не совершайте непоправимого! Молитесь за дочь, за внука. Божьей помощи Вам и им. Держитесь, пожалуйста!

И мы все продолжили беседу. Рабочий день уже час как у всех был завершён. И вот Иван открыл Екатерине и накрыл ей кофе:

– Дорогая Александра, – докопалась и она с советом, – огромная боль у вас на сердце…

– Я дочь алкоголички, – призналась я, – и больнее всего мне не за себя, а за свою бабушку, мамину маму.

– Воспитать дочь, отдать буквально все… – разочарованно во мне отозвалась Екатерина, – и получить такой вот итог.

– Моя мама пропила квартиру, – объяснила я, – прошла тюрьму и в итоге замёрзла до смерти… несмотря на все мои МНОГОЧИСЛЕННЫЕ попытки её спасать.

– Бесконечные попытки… – похихикала она над жестокостью реалии, – хочется вам посоветовать хорошую книгу Мелоди Битти Спасать или спасаться.

– Книга о созависимости, – узнала я название, – я даже слышала о ней.

– И я не скажу лучше, чем там написано, – восхваляла книгу Екатерина, – эта книга стала моим якорем в жизни.

– Александра, вы заслуживаете того, чтобы жить, – выдвинул мне Иван вердикт, – несмотря на то, что происходит с вашими родными, да, их выбор причиняет невыносимую боль… поверьте, я знаю, но – пожалуйста, живите.

– Ваша жизнь – это же не застиранный половик, – объяснила мне Екатерина, – которым только ноги вытирать. Она стоящая, понимаете? Ваша жизнь нужна и вы – нужны. Я могу только мечтать о такой маме, как вы.

– Спасибо, родные! – сказала Александра, уже было, собравшись уходить, но сзади её обняла Екатерина.

Иван быстро взял нож и проткнул ей сердце, после чего группа с её ключами пришла к ней на квартиру и расчленила заживо её сына и дочь. Группа на сегодняшний день цела и невредима…

Дима

Господи Боже наш,

еже согреших во дни сем словом,

делом и помышлением,

яко Благ и Человеколюбец прости ми.

Мир, даже в солнечный день, кажется серым без оттенков. Не за что зацепиться. Итог: мне 48, я никто, не уважаю себя, не знаю, куда идти и что делать. Хочу умереть, но не суицидно, а хитро, например, от COVID, инфаркта или инсульта, желательно до весны. Не вижу никакого выхода. Чувствую себя обузой, но так откровенно подставить жену и детей не могу – они от этого не смогут оклематься. Я много делал в жизни того, за что называют сволочью, но суицид – крайняя степень сволочизма.

Полномочия в этом городе у меня малы, да и не уважает меня никто. Послужить верную службу от безысходности я был готов любому здесь, но со мной никто и водиться не стал. Земельный кодекс тоже становился учебником истории России. Связывать одно событие с другим многие вообще не могли.

Мне – 48. В конце девяностых закончил филфак, потом защитил диссертацию. Мечтал быть писателем, даже написал и издал книгу. В 35 завёл семью. Жена – маленькая красавица и умница, двое детей. Работал, последние годы делал бизнес.

Судьба отвалила мне довольно много: неплохую, вроде бы голову, ощутимую помощь родителей, умницу – жену, хороших детей, дом. Но всё, как говорится, не в коня корм. Всё то, что у меня есть, я, по сути, выбросил на помойку: учёба не пригодилась, 30 лет писательства ушли в пустоту: единственную книгу прочитали от силы 10 человек, наследство я бездумно промотал, ничему толковому не выучился. Ко всему пять лет назад тяжело заболел – ревматоидный артрит: три года зимами кричал от боли, летом через боль пытался работать. В прошлом году отказали почки. В этом году рухнул небольшой бизнес, в который были вложены последние деньги, вернуть которые, даже частично, невозможно. Тут же стала отказывать налаженная жизнь и появилась откровенная нужда. На этом основании – депрессия с заглядыванием в суицид.

Сейчас сижу на нейролептиках, панические атаки прекратились, но чёрное небо надо мной так и висит. Газетный шлейф событий до сих пор не решал мои вопросы о высоком, идти мне до сих пор было некуда. Я ощущал страх голодной смерти и ломку от того, на что меня подсадили чисто суицид мне и сделать. Взяться за ум в моей ситуации день за днём я не мог, так как при том предполагалось, что я совершаю суицид для остальных, как жертва, очень ответственно и кропотно. Подавлять свои даже самые злейшие страхи мне было всё сложнее и сложнее. Я начал бояться, что сорвусь на убийство. Халявный комплексный массаж у медиков был малым, что мне нравилось по сей день. Однако сегодняшний день массажа был для меня сюрпризом: там меня ждали уже семеро, чтобы со мной поболтать.

Я не стал с ними оставаться и выбежал прочь… Следом за мной, помимо них, увязалась рыжая кошка и, обогнав меня, начала мне показывать куда за ней бежать. Психиатры в белых халатах, опасаясь слёт соседствующих зависимостей нейролептиков, мне назначенных, бежали за мной, крича: «Дорогой Дмитрий! Дорогой Дмитрий! Подождите!» Мне очень захотелось напиться и врезать на эту облаву, но кто меня бы поддержал? Очень мне знакомо по личному опыту то, что, когда все блага, которые достались в подарок от жизни, оказались «не в коня корм», и такое душевное состояние, когда мир кажется абсолютно черным, и чувство собственного ничтожества… Учеба мне, кстати, тоже не пригодилась в этой ситуации, а ушло на нее немало лет. Я рассчитывал скорость побега сбалансированно и врачам было несколько обидно стоять от одышки без меня.

– У меня мужа нет, детей иметь практически 100% не смогу, во всяком случае, я врач! – возобновила одна из них за мной погоню. Это не утешает, а говорит честно мне о том, что я в полной заднице.

И бегкт они за мной, останавливаясь, и бегут…

– Пожалуйста, не говорите «я никто» – Вы любимое Божье дитя! – кричат они мне вслед…

Я, кажется, начинаю понимать, зачем нам испытания – это действительно проявление Божьей любви, а не желания уничтожить и наказать. Честно, если бы мне кто-то сказал эту для христиан неоспоримую истину раньше, он бы встретил мое не слишком довольное выражение лица с закатыванием глаз. Нам с медиками, похоже, нужны испытания, потому что книжные премудрости, увы, не шибко доходчиво усваиваем, в голове они не задерживаются надолго. Только на своей шкурке. Это я опять же про себя в основном, а они сами за мной следуют. Прошло два часа, а я все ныл им на зло: «я никто, я ничего не стою…» Я теперь понимаю, что все это надо было ценить! Как мне в этот момент было кайфово! Вы говорите «ничего не добился» – ну и зря! Я приобрел бесценный опыт прожитых лет, причем отрицательный опыт – это тоже опыт. И тем более бесценный! А за мной ещё и толпы мне завидующих.

О болезнях… Не знаю, наверное, это очень тяжело, когда что-то постоянно болит… У меня еще, думаю, этот жизненный опыт впереди, так как врачи могут это и четвёртый час продолжать. Мы пробежали так уже тринадцать остановок разной долготы. Я даже вспоминал, как к текущему пришёл: пробовал подобрать какие-то лекарства, болеутоляющие, противовоспалительные для облегчения болезни. И мне на это всё вопрос: «Вы на диализе?» Неприятно, но тоже дает возможность поддерживать почки. Вообще я читал, многие святые болели и очень сильно болели в течение своей жизни, кое-кто и пластом лежал. Вот, например: «Старец Амвросий (Оптинский) постоянно имел какой-нибудь недуг: «то усиливался у него гастрит, то открывалась рвота, то ощущалась нервная боль, то простуда с лихорадочным ознобом и просто жестокая лихорадка».

И кстати – наступит весна, и я надеюсь, Ваше душевное состояние облегчится! Сейчас еще время такое противное, снег, холод, а вот появятся первые листочки – жизнь покажется немного другой!

Не желайте себе смерти! Кстати, возможно для Ваших родных тоже не зря послано испытание – помогать Вам, заботиться. Иначе – как они были бы способны состраданию научиться? Я понимаю, это и женщинам тяжело (мужчинам, наверное, еще тяжелее) – выговариваться, говорить с родными в такой ситуации, когда мы зависимы от помощи со стороны. Но прошу Вас, не закрывайтесь от помощи и сочувствия родных! Это и для них будет легче, если Вы будете открыты помощи, будете с благодарностью ее принимать. Для Вашей семьи – это тоже школа милосердия, между прочим!

Только Вы не думайте, что к этому моменту моей проповеди мой побег от банды в белых халатах был окончен. Я тут уже и бежал «пришлый такой, в белом пОльте, красивый» учусь как жить, а они бегут за мной с привалами уже несколько дней назад. Притом, что я православный христианин, ничего я с собой делать не хотел, но после некоторых событий в жизни жить просто не хотелось. Но вот, видите, я нашёл отличное занятие, посылая Врачам при погоне частичку своего сердца и своего опыта, своего видения. И мне легче от того, что я могу помогать просто словом! Попробуйте, поставьте себе цель – обязательно выговариваться о своих переживаниях, хоть в интернете (здесь форум есть), хоть по факту преследования по необходимости вашего согласия. И, если есть хоть немного душевных сил, (и даже если вообще кажется, что их нет) – попробуйте кому-то помогать тоже, писать, делиться, вместе убегать. Психолог В. Леви так писал: «Женщина, тоже одиночка, почти отчаявшаяся, возражала: «Нечего мне дарить людям, душа у меня холодная и пустая. Не могу согревать – согреться самой бы. Светить нечем – во мне света нет. Нужен внешний источник». А я ей ответил: «После реанимации сердце поддерживает себя собственным ритмом. Идите к людям, чтобы понять их, не заботясь, какая у вас в душе температура и освещенность. В работе согреетесь, и свет вспыхнет.» (В. Леви «Травматология любви»).

– Попробуйте реанимировать себя, идя за помощью к другим людям и помогая им, в свою очередь! – кричал я уже среди них раненным позади. Это были уже вторые сутки и домой они не собирались. Причем, моя ценность в разы стала выше в их глазах. Ценнее даже не давать советы и учить – а просто делиться наболевшим, что я и собирался в случае, если меня убьют сделать.

– Живите! – психанули на меня они, – Никто, кроме Бога, не знает, сколько нам отпущено, но это время драгоценно. Я кричу с христианских позиций, все же это мое мировоззрение, сознательно выбранное, и поэтому хочу сказать…

Он так и не договорил, упав без чувств. По дороге из города не знал даже, что предпринять… Ну опять процитирую любимого Леви: «Каждый день и миг, проведенный ЗДЕСЬ, что-то значит ТАМ». Мы здесь как в школе – учимся, в теории и на практике учимся, чтобы сдать главный экзамен в своей жизни. Быть с Богом в вечности, или быть… не в самом приятном месте, причем тоже вечно. В жизни скорбей избежать нельзя, никому, вообще нельзя никак. Это закон жизни. Так говорит мой психолог только для меня, но страдания – это то, что нас лепит, как скульптор, создающий прекрасное произведение, то, что делает нас человеками.

«Не говори, что нет спасенья,

Что ты в печалях изнемог:

Чем ночь темней, тем ярче звезды,

Чем глубже скорбь, тем ближе Бог…» (Аполлон Майков)

Я очень надеюсь, что доберусь до деревни через этот лес и что-то возьму себе от моей души. Я прекрасно знаю, что бывает такое состояние, когда даже самые прекрасные слова проходят как будто мимо, своя боль их не впускает внутрь, все самые лучшие слова вызывают только раздражение, я помню это состояние души. Много рассуждал о вере, не знаю, как это Вам – нравится ли, близко ли. Но все же очень надеюсь и молюсь, что смог Вам что-то важное сказать. Спасибо Вам (и всем, кто прочитает). Пока лесная тропа к населённым пунктам не стремилась меня привести. Однако я не был один – рыжая кошма так со мной в этом лесу и путешествует, мне иногда даже показывая где вода и что-то съедобное. И тут кошка зашипела, так как ко мне на встречу шёл киллер с оружием:

– Дима?

– Дима, – объяснил я.

– Дима, практика показывает, что по заказу не умрешь, – смеялся он на это, – кто просит жизнь, умирает, кто призывает смерть – живет.

– Придется жить, ничего не поделаешь, – ответил я ему.

Деревни уже искали мы вдвоём и рыжая кошка с нами. Открыть быстрый путь мы пока не могли. Мы пристроились у одного из деревьев и… К нам подошла женщина в белом халате.

– Ты кто? – ругался матом мой товарищ…

– Лясинэ, – ответила она, – Здравствуй, Дима! Нейролептики сами по себе дают нейролептическую депрессию.

– Поговори с лечащим врачом о замене схемы терапии или включении в неё антидепрессанта. И самостоятельно! Обязательно подключай психотерапию. Самое дешёвое и эффективное, что я знаю – ВДА (взрослые дети алкогольных или дисфункциональных семей).

– А мне зачем? – спросила у меня в лесу Лясинэ.

– В мире каждая вторая (не считая каждой первой) семья – дисфункциональная, даже при внешнем благополучии, поэтому я спокойно приглашаю всех туда, или ищи то, что тебе ближе. Особенно могу порекомендовать логотерапию и экзистенциальный анализ.

– Кстати, – присела рядом с нами Лясинэ, – насчёт РА. У меня был пациент с тяжёлой формой псориатического артрита – так же кричал от боли. Я посоветовала полностью сменить образ жизни, и это ему помогло – ушли боли, а потом и препараты отменили (которые вообще никогда не отменяют, как я знаю). Вот только путь его был ох как не прост: развёлся с женой, переехал в другой город, бизнес перевёл на удалёнку, перестал заниматься театром и ещё чем-то, чем очень увлекался… Это помогает, действительно помогает, но полностью поменять свою жизнь…

– Жизнь того стоит в любом случае, – сказал я ей, как отрезал, – Могу дать совет, как трижды самоубийца: обратитесь к Богу. Он действительно есть, и Он помогает, надо только набраться терпения. Только Он вытащил меня из ада депрессии. Каждый, кто болел тяжёлой депрессией легко может описать ад, ибо побывал в нём при жизни: бесконечный мрак, бесконечный холод, бесконечная боль и бесконечное одиночество.

– А самое страшное, – зашипела на меня Лясинэ, – что ты забыл, что когда-то было иначе… Причин твоего состояния много, и способов справиться с ними – тоже. Главное – помни: твои мысли и чувства сейчас – это ложь больного (или одержимого бесами) мозга. Борись! Жизнь продолжается!

И они вдвоём потащили меня обратно в город. Остальной мир по пути для меня был словно отрезан. Меня волокли просто диким ангелом, готовые меня раздеть и своей добротой для размножения окатить, чтобы обратить в них, издеваясь. На встречу в лесу собирал грибы житель местного пригорода и увидел меня с ними:

– Здравствуйте, – сказал он мне, спросив после врачей, – а куда вы его?

– В город, – сказал один из них, – иногда схему лечения удаётся подобрать не сразу, это не насморк всё-таки.

– Наблюдайтесь у психиатра, – крикнул он на них, – кто не опасен для общества, потом без проблем снимается с учёта.

Они обиженно поволокли меня дальше, и он помочь от этой мафии кровопийц мне ничем не мог.

– COVID заражаться не надо, это проблемы, – говорил второй мне настойчиво намекая потом в этом быть убедительным, – да и принесёте кому-нибудь, займёте место в больнице, коих дефицит.

– Привейтесь всей семьёй, Василий, – смеялась над ним Лясинэ, – сама делала, это совсем не страшно.

– Дедушка – редкость в наше время, – отметил я его возраст, – У вас ещё внуки будут.

– Вот мой папа не дождался, – с улыбкой сказал главный из них, скрывая своё имя, – не дожил.

– Своего дедушку помню, – ностальгировала Лясинэ, – как я приезжала на лето, много историй из того времени.

– Что этот бизнес, деньги? – спросил у неё Василий, – закрыли фирму и забыли.

– У певицы Ларисы Черниковой вообще не только всё отняли, – пророчил им я, – но и мужа убили, и ничего, она стала жить дальше, хит «Я люблю тебя, Дима», кстати, позже появился, как и много других песен.

– Про вас, Дима? – ехидничала Лясинэ, – деньги – это бумажки и цифры, в раз могут прийти и уйти.

– Да, – согласился с ней главный из них, определяя всем проход к городу через заросли, – главное – честно трудиться.

– Еда, коммуналка есть? – спросил у него Василий, – Зачем крысиные бега?

– Всё в порядке, – ответил он ему, осматриваясь впереди.

– У моей бабушки в юности был ревматизм, давший осложнения на сердце, – рассказывала всем мужчинам Лясинэ, – с тех пор прошло больше 50 лет.

– Обращайтесь к врачам, – глумился я над ней даже в вероятности посмертно, – государству выгодна максимальная трудоспособность людей.

– В школе правильно говорят: знания – та вещь, которая никуда не исчезает, – подметил Василий, – образование, даже без диплома, даёт возможность думать шире.

– Книги пишут, – добавил передовик безымянный, – чтобы что-то сказать людям. Если выложили в Сеть, то читаемость не всегда можно отследить.

– Бумажный формат в принципе не очень актуален сейчас, – сказала Лясинэ, поддерживая с мужчинами общий разговор, – я со своей читательской скоростью завалила бы весь дом книгами, если бы покупала.

– Обратитесь к Богу, – сказал я им, – уныние разгоняется молитвой.

– Да, – согласился на подходе к шоссе главный подхода, – Лучшее бесплатное доступное средство.

Около дорожного знака всех нас уже ждала Алина, что жаждала свою долю общих денег:

– Здравствуйте, коллега по профессии и по депрессии! – воскликнула она Лясинэ, посмотрев на меня, – понимаю Вас, сопереживаю!

– Пошли, – сказал ей Василий, – длительные боли, особенно сильные, действительно изматывают и приводят к депрессии.

– Очень хорошо подобрать правильное лечение, – советовала ей Лясинэ, – и для тела, и для души, чтобы помочь ей справиться с «хитрыми» мыслями.

– С книгой у Вас не получилось, к сожалению, – пособолезновал им я, – так бывает.

– Дим, тебе следует помолчать в наш адрес, – пригрозил мне безымянный и главный, – по разным причинам.

– Можно попробовать себя в редактировании текстов, – сказала Алина Лясинэ, – а пишущие редакторы ещё более востребованы.

– Дмитрий, не знаю, верующий ли Вы, – продолжил мне Василий нотации, – но Господь Вас явно ведёт к Себе, к Своему удивительному Свету, к новым горизонтам Вашей жизни.

Да, – согласился я, – через эту боль и через эту печаль.

– Автор наших жизней – Он, – насмешливо констатировала факт нашего похода вдоль шоссе к городу Лясинэ, – и Ему только ведом срок нашей смерти.

– Мы замыслены Им ещё до сотворения мира, – сказал безымянный, показывая дорогу, – каждый со своим крестом, со своей наградой.

– Наградой вечной и неизреченно сладостной, – мечтательно добавила Алина, – а для этого надо обрести Его в сердце.

– Это трудно и не всегда понятно, как, – отрекался Василий, – но это единственный истинный Смысл, ради Которого можно не сломаться в скорбях и быть утешенным.

– Дорогой Дмитрий, – докопалась до меня Лясинэ снова, смотря на Алину, – искренне Вам желаю ослабления Ваших болезней и нового взгляда на жизнь.

Я противился их насилию как мог, но они не теряли за мной наблюдение в пути ни на секунду, чтобы я мог сбежать. Вкус свободы мне, пока они всё брели, держа меня под локти по шоссе, доставался достаточно бесплатно и безусловно.

– Иван! – крикнула ждущему Лясинэ, – Дима с нами!

– Здравствуйте, Дима, – поздоровался Иван со мной, – вы, наверное, помните старое выражение, что спасение утопающего – дело рук самого утопающего.

– Конечно слышал, – согласился я с ним, – вот и в вашем случае – помочь себе вы можете только сами.

– Никто за вас не сможет вытащить вас из депрессии, – даже соизволил обернуться ко мне безымянный и главный среди них, – Напрасно считаете, что вам не за что зацепиться.

– Ну да, – объяснил я, – у меня есть Ирина и Василий по оба плеча. А что касается вас… Как раз у вас есть шанс обратиться за помощью к Тому, кто является Творцом вселенной, а также нашим Отцом небесным.

– Наверное слышали или знаете молитву отче наш сущий на небесах, – холодно сказал мне Василий, – Так вот она творит чудеса.

– Но произносить эту молитву нужно с верой, – глумился я, – вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом. А я как даже что-то осуществлю, если у меня Василий вы по одно плечо и Лясинэ теперь по второе?

– А Бог всегда воздает просящим у него помощи, – глумился тоже Иван над этой ситуацией, – Какой из вас отец, когда сын попросит у него хлеба, подаст ему камень?

– Ага, – поддакнула Лясинэ, – или, когда попросит рыбы, подаст ему змею вместо рыбы?

Второй мне незнакомый безымянный начал тоже умничать:

– Евангелие от Луки 11:11, – цитировал он важно, – а Бог гораздо больше родного отца.

– В свое время я так же был в глубокой депрессии и со здоровьем были большие проблемы, – отмахнулся я от них, смотря на Алину, – но сейчас я жив, здоров, чего и вам желаю.

Через 12 часов уже на машине мы в черте города приехали к клинике, около которой ждала Ирина в белом халате с санитарами, у которых груда шприцов.

– Здравствуйте, – поздоровался я приветливо.

– Дмитрий, – начала она пояснение происходящего, – сейчас много вариантов работы.

– Нет, – отказался я от её предложения сразу, – если у меня здоровье слабое, нужно оформить инвалидность для меня и оказать поддержку трудиться на дому, по силам.

– Суицид невыход и не решение проблем, – убеждали меня Василий с санитарами, что я очень это хочу, – тем более у вас жена, дети, семья, вы не один на один с бедой.

– Я именно с вами один на всех, – смеялся я, – как с бедой. Сил вам и веры в лучшее.

Санитары отпустили меня и вышвырнули вон, кинув м не в лицо с документами:

– Храни Господи.

Они ушли в здание, и я ещё долго сидел, будучи еле в силах поверить в это… Я взял документы и скороспешно побрёл домой… Ключи были при мне. Домой я попал и там даже не было ждущего меня с ядом киллера. Однако они почти год травили меня безработицей намеренно, согласовав меня отклонять.

Нелли

Я так хочу состояться среди них,

но они решили убить меня донором.

Ныне является умершей,

как Нелли 11 годиков…

Убита людьми от страха экзекуции…

Я хочу умереть уже от этой боли. На усладу издеваться кому-то состоятельному меня продали за долги родителей уже давно. У меня с самого детства у меня нет матери, так как у неё меня маленькой и забрали, как собственность какого-то садиста. Мне не хватает материнской любви по их даже словам. Покупатель, играющий передо мной отца, обо мне не заботится, ему на меня наплевать. Я для него просто донор омолаживаться. Занимаясь сексом с женщинами на его подстилку, он мне даже открыто говорил, что ему не терпится, когда и со мной он сможет это сделать, завершив слияние моего головного мозга с его головным мозгом. Он поэтому и комплексует обо мне заботиться, так как боится, что ему кто-то помешает меня узнав. Мой головной мозг узнает этих людей, и он не сможет сексом завершить слияние с моим мозгом. Они меня ему так намеренно и продали, чтобы ему было не так больно умирать. Я ненавижу себя, я ужасна, я ошибка природы. Я просила всё, что вокруг есть это осуществить, чтобы он не смог со мной это сделать. Такое чувство, что все люди ненавидят меня. Я никому не нужна. Он часто, чтобы у него это получилось, меня избивал, боясь, что, если мне не будет от него больно, он умрёт один и меня не искалечит. И я не выдержала: в один из будних дней какой-то белорусский дядя помог мне уехать в деревню неподалёку и договорился со своей знакомой бабушкой меня от них спрятать. Люди тоже, как я узнала, их не выносят. Однако они не сдались и молодая женщина, по имени Марианна смогла подловить меня, играющую у озера:

– Нелли, милая! – подошла она ко мне, но она не успела увидеть в какую часть зарослей деревьев я улизнула.

– Нелли, милая! – кричала она меня, – где бы ты ни находилась, я шлю тебе лучи поддержки и тепла.

Я молчала и не отвечала ей, уползая поглубже. Линия становилась плотнее и пока дальше я путь пролезть от неё не нашла. Она продолжала кричать меня:

– Я хочу, чтобы ты знала: мир не без добрых людей, и всегда найдутся те, кто неравнодушен к чужой беде, – смеялась она надо мной, – я кричу своё тебе общение и больше всего на свете мне хочется тебя поддержать, чтобы ты это почувствовала. Я не знаю о тебе почти ничего, но точно знаю, что ты замечательный человек, достойный счастья. Я уверена, что на этом нашем с тобой согласовании не я одна такая.

Я выдерживала желание к ней выйти и пробиралась глубже через гущу. Она не могла сюда пройти, но продолжала кричать мне:

– По поводу твоей первой любви, – говорила она мне сразу о той, кем я должна после смерти стать, сразу не рождаясь больше как та, кто я по факту, – она всегда переживается болезненно, намного тяжелее, чем любовь взрослая, как раз потому, что и ты, и он ещё дети и пока плохо представляете, что такое чувства между мужчиной и женщиной. Ты узнаешь это через несколько лет и поверь, всё, что произошло между вами сейчас, покажется совсем другим и, я уверена, ты ещё будешь вспоминать об этом с улыбкой. Сейчас в это слабо верится, но поверь мне, которая, как и ты, пережила первые чувства к мальчику (мне было чуть побольше, чем тебе сейчас), и видела, как это было со всеми моими подругами.

Эта её трогательность меня жутко изводила. Я затаилась, но она продолжила меланхолию.

– По поводу самооценки, – сказала Марианна, – я снова тебя понимаю. В твоём возрасте я ненавидела себя больше, чем кого-либо другого, и около суицидальных мыслей были, в моём случае, проблемы были с одноклассниками. День за днём они пытались внушить мне всё то, о чём пишешь ты: ты ошибка природы, ты ужасна и т. д. Меня тогда вытащило желание доказать всем тем, кто так говорил, что они неправы. Стала старательно учиться, нашла хобби, которое у меня хорошо получалось. Было трудно, не всегда это давалось мне легко. Но неважно, сколько раз мы падаем, важно найти в себе силы и подняться, продолжая назло всем идти вперёд. Сейчас, оглядываясь на свою школьную жизнь, я понимаю: когда я закончила школу, многие мои одноклассники только начинали жить и делали первые шаги в суровой реальности, а у меня за плечами уже была серьёзная победа – я выбрала жизнь. Возможно, мой опыт поможет тебе. Но в любом случае я советую поделиться своими чувствами со специалистом по детскому телефону доверия. 8-800-2000-122 Если ты звонишь, это не значит, что с тобой что-то не так, к психологу обращаются абсолютно все люди хоть один раз в жизни. Выходи сюда, сука!! Я буду рада ответить, поговорить, поддержать.