Одержимые сердца

– Из твоих уст, Мария, это звучит как комплимент. Окончательная сумма?

– Я уже назвала. Фунты стерлинги.

– Отлично. Уже на твоем счету. Завтра я приеду в твой отель, в восемь вечера. Мы можем поужинать вместе, и я заберу свою покупку.

– Не ставь мне условия, – раздраженно ответила на это я.

– Это не условия, а обычная процедура.

Ужин с Грейсоном. Никогда. Как я смогу смотреть на него и скрывать свою неприязнь, свое отвращение? Ведь мои глаза будут гореть ненавистью.

Но если ему равнодушно, пусть забирает свою покупку и катится к чертям собачьим.

– Договорились. Завтра в восемь, в ресторане отеля. – Я отключилась.

Я была полна противоречивых чувств, и мне казалось, моя голова пошла кругом, хоть это и невозможно. Но эти чувства, эмоции сидели внутри меня, давили, терзали, рвали. Никчемный разговор с этим нарциссом мистером Грейсоном – и я впала в состояние, которого не знала никогда. Вру. То же состояние, что накрыло меня в костеле восемь лет назад, когда этот мерзавец сказал моей матери: «Прошу прощения, миссис Мрочек, я ужасно опоздал». Эти слова звенели в моей голове, как удары колокола. Значит ли это, что моя голова пуста, как купол костела? Нет. Она разрывается. От мыслей. Они – как удары колокола, как слова Брэндона, как все, что окружает его и связано с ним. От моей ненависти. К нему. К тому дню. К себе.

«Так ли мне нужна эта выставка? Я в любое время могу разорвать контракт, тем более, никаких действий со стороны исполнителя еще не началось, – размышляла я. – Моя работа нужна ему. Любит эстетику. Какую эстетику он нашел в той фотографии? Придет за ней… Нужно было просто послать с курьером все файлы! Эта встреча мне не нужна. Что я буду делать, черт, вновь притворятся, что мне равнодушно его присутствие? Испортил мне всю жизнь. Черт, Мария, ты ведешь себя, как белый зайка, желающий спрятаться от хитрого лиса. Что с тобой? Ты размякла? Испортилась? Это всего лишь очередная деловая встреча, и ты будешь спокойной, как Эверест. Поболтаете ни о чем…»

– Мисс!

Громкий голос водителя застал меня врасплох.

– Приехали? – устало спросила я, открывая сумку и ища наличные.

– Да. Ваш отель, как просили. The Laslett.

Я взглянула на таксометр и молча расплатилась, оставив хорошие чаевые, от чего таксист сменил угрюмость своего лица на приветливую, едва заметную усмешку. Схватив свой кардиган, я вышла из машины, но вдруг наперекор рассудку, я постучала в окно еще не отъехавшего такси. Водитель опустил стекло. Я наклонилась вперед.

– Во сколько открываются ближайшие ночные клубы?

Мой вопрос вызвал на лице таксиста всплеск неудовольствия.

– Ближайший открывается в одиннадцать. Но там всякая рвань, мисс, хоть и близко к такому дорогому отелю.

– Спасибо. Как тебя зовут, милый человек?

– Эм… Харви.

– Вот, Харви. – Я достала из своего большого кошелька еще одну из купюр – двадцатку, первую что попалась. – Купи себе чаю.

– Мисс, вы уже…

– Бери. Это на чай. А те деньги можешь потратить на что-то другое, – настойчиво сказала я и протянула таксисту купюру.

– Эм… весьма благодарен, мисс. Приятного вечера! – Харви забрал двадцатку и улыбнулся.

– Тебе тоже.

Я помахала ему рукой и направилась в отель.

На самом деле, я и без Харви прекрасно знала о том, во сколько открываются ночные клубы. Мой любимый клуб в Лондоне как раз находился недалеко от моего отеля. Именно по этой причине я всегда останавливалась здесь, – чтобы притащить с собой очередную жертву. Использовать ее. Выбросить. Забыть. Забыть настоящее. Хоть на пару часов.

Глава 5

Из всех, кто приходит в клуб, я всегда выбираю самого красивого. По человеческим меркам. Что касается посетителей женского пола, со мной не сравнится никто, и я правлю балом. Я просто подхожу к своей жертве и говорю: «Привет. Мне скучно. Не хочешь пройтись со мной до моего отеля?». Работает безотказно. Так бывает в большинстве случаев, но иногда я люблю разыграть целую историю, трагикомедию, развлечься. Но не сегодня. Мне не до этого. Все, что мне нужно – дожить до следующего вечера, не думая о Брэндоне.

Мы идем в отель. Я и Адам. Адам – молодой ветеринар, кажется, он сказал, что ему 26. Его глаза сияют от восхищения моей красотой. Мое короткое черное платье оказалось замечательной приманкой. Высокий, стройный, красивый, темноволосый Адам. Любит собак. Отличное качество. Хоть я собак не люблю. Ни котов. Вообще равнодушна к животным.

– Тебе нравится быть ветеринаром? Пришивать хвосты и усы, усыплять больных и старых, зашивать раны? – поинтересовалась я, взглянув в лицо моей жертвы.

Мои каблуки отчетливо отчитывают каждый мой шаг. Через пять минут мы будет в номере моего отеля.

– Да. Я люблю спасать жизни. – Адам скромно улыбнулся и перевел взгляд на свои ботинки.

«А я – забирать» – с мрачной усмешкой подумала я.

– Ты боишься крови? – вдруг спросил он.

– Хм, дай подумать. – Я приложила палец к губам и нахмурила лоб, колеблясь – сказать ему правду? Или оставаться в игре?

– Большинство девушек боятся крови. Поэтому мне так трудно найти себе ассистентку. – Вдруг не дождавшись моего ответа, сказал Адам. – Одна из них уволилась прямо во время операции. Тяжелый случай. Кота порвала стая собак, по частям собирали. А хозяйка рыдала в коридоре. И тут Нэнси выбежала из операционной и не вернулась. Мне пришлось делать все самому. Ужасный день.

– Дура. И ей не было жалко котика? – Задумчиво пробормотала я, отворачивая от него лицо.

Отличный разговор. Я веду этого остолопа в отель, чтобы развлечься с ним, а он рассказывает мне про кота и его рыдающую хозяйку! Мило.

– Знаю, не лучший рассказ, правда? – словно прочитав мои мысли, усмехнулся Адам. – Прости.

Я с интересом взглянула на него. И мне вдруг показалось, что этот Адам – совсем не то, что я люблю использовать. Неужели он хороший парень? Черт.

– Да, – честно ответила я.

– Я и в клубы очень редко хожу. Не люблю весь этот шум. Но сегодня была очень сложная операция. Пришлось зашивать… Прости, я опять туда же…

– Черт, – пробормотала я.

Да. Именно так. Он – хороший парень. Как не повезло!

– Мне нужно было забыть эту картину. Хоть ненадолго. Я люблю свою работу, но иногда мне хочется, чтобы она исчезла, – тихо сказал Адам.

– Я понимаю. – Я пристально смотрела в его уставшее лицо. – Поэтому ты проведешь меня до отеля и пойдешь домой спать.

Мне стало не по себе. Я не могла использовать его. Он был так непохож на меня. Слишком хорош. Слишком.

– Да, как тебе удобно. Но ты… Ты оставишь мне свой номер? – с надеждой в голосе спросил он.

Даже не спросил, почему. Почему я пригласила его в номер отеля, а сейчас говорю «нет». Одуванчик. Голубь. Впервые за все годы моего разврата со смертными.

– Прости. Нет. Я просто хотела поиметь тебя, – честно ответила я. Адам усмехнулся. Я провела указательным пальцем по его щеке. – Но я не могу так поступить с тобой, мальчик. Ты просто чудо. А я грязная грешница.

– Я так не думаю. Но даже если это и так, это не имеет значения. Ты мне нравишься. Очень. Поэтому я пошел за тобой.

Его честность причиняла мне лишь боль: с каждым его словом он становился чище, светлее, почти таким же чистым и невинным, как Миша. А я – утопала в своем разврате. Бездне своей похоти. Покрывалась стигматами богохульства.

– Я обычная распутница, Адам. А ты – ты, наверно, единственное светлое пятно в моей дерьмовой жизни. Дальше я пойду одна. Иди домой.

– Нет, я доведу тебя до отеля. Ради твоей безопасности. Не отказывайся.

Я улыбнулась. Ради моей безопасности! Как же он все-таки мил!

– Ты просто прелесть. Хорошо. Пойдем.

Мы молча дошли до моего отеля.

– Прощай, Адам. Удачи в твоем благом деле. – Я потянулась к его лицу и поцеловала его в щеку. Агнец Божий. Адам.

– Спасибо за прекрасный вечер, Мария. Если ты позволишь, я бы хотел поцеловать твою руку. – Он скромно улыбнулся и протянул мне руку. Я подала ему свою. Его губы прикоснулись к моей ледяной коже.

– Иди в отель. Ты замерзла, – сказал Адам.

– Спокойной ночи, – мило улыбнулась я. – И какое же у тебя красивое имя.

– Библейское. Как и твое.

Мы разошлись. Как ни странно, я чувствовала себя хорошо. Несмотря на то, что мой план сорвался, Адам превратил этот вечер во что-то возвышенное.

Но при этом, я желала лишь одного – погрузиться с головой в ванну, полную воды, и не дышать. Просто лежать на дне, как труп. Это была не я. Кто-то другой.

***

Восемь ноль семь. Вечер.

Я знала, что Брэндон уже здесь: окна моего люкса выходили прямо на дорогу. Его черный «Бентли» стоял, припаркованный на парковке для гостей. Такой же хищный и лощеный, как его хозяин. Брэндон помешан на «Бентли».

Он ждал меня в ресторане. Но я не торопилась появляться. Пусть ждет, как дети ждут Рождества. Если Грейсону нужна его покупка, он будет ждать столько, сколько я соизволю не показываться. Это мой каприз. Черт. Кого я обманываю. Себя? Нет, это – нежелание видеть Брэндона, разговаривать с ним, сидеть с ним за одним столом. Мой страх. Я была напугана. Быть наедине с ним. Пытаться оставаться холодной и ироничной, в то время, как в моей душе горел костер, сжигающий все вокруг.

Я взглянула в зеркало: большое, идеальное, ровное. Мое отражение. Тоже идеальное.

Но нет. Я не объята тем пламенем, что жжет меня внутри. Я спокойна. Лишь мои губы сжаты плотнее обычного. Я поправила жемчужный браслет на левой руке, провела пальцами по контуру своего лица. Волосы лежат в идеальном порядке. Такие красивые, ухоженные, блестящие. Завиваются, как морские волны. Лежат водопадом, закрывая своей роскошью мою узкую спину. Обтягивающая черная юбка, на ладонь выше колена. Полупрозрачная белая рубашка с зауженными рукавами. Три четверти. Через ткань можно увидеть мой красивый белый лифчик. Новые, сегодня купленные белые туфли на высоком толстом каблуке. Я похожа на секретаршу. Ангелоподобную, дьявольски-соблазнительную, коварно-прекрасную секретаршу.

Нет. Я никогда не буду подчиненной. Моя роль – командовать. Всегда. Жизнью. Смертью. Покоем. Чувствами. Но, увы, не своими. Чужими. Со своими я вела упорную кровопролитную, изнуряющую войну. И пока что, уже столько лет, они побеждали.

Пора.

Захватив синий кожаный клатч, я медленно направилась к двери. Затем – прогулка до лифта. Минута в лифте, длившаяся как вечность. И вот, я появилась в огромном светлом фойе, как ангел господень перед грешниками. Я – холодна, как вырезанный из белоснежного мрамора падший ангел, сторожащий могилу прекрасной принцессы. Я и сама принцесса. Мадонна.

Но с каждым шагом, приближающим меня к отдаленному столику, за которым сидел Брэндон, меня все больше охватывало неприятное, жуткое, неудобное чувство. Ненависть. Страх. Презрение. Моя кровь полна этим ядом. Но я твердо, красиво, медленно шла вперед. Я не остановлюсь ни перед чем. Ни перед кем. Особенно, перед ним.

Я, и только я правлю балом. А он – всего лишь гость.

«Отдай ему флешку и уходи» – вдруг пронеслось в моей голове. Голос разума. Или страха. Или моего сумасшествия.

Брэндон смотрит на меня с белозубой улыбкой. И она так обезоруживает. Он не часто появляется в свете без пиджака. Пиджак – это он. Он – это извечный строгий элегантный пиджак. Но сегодня на этом англичанине лишь белая рубашка. Классика. Нет галстука. Темно-синие узкие брюки. Черные блестящие ботинки. Темные волосы лежат один к одному. Широкие красивые брови. И ледяные, пронизывающие насквозь голубые глаза.

Один из наших общих друзей однажды отозвался о Грейсоне «мистер элегантный извращенец», конечно, после того, как Брэндон так открыто стал спать со смертными женщинами. Да. Всегда элегантен. Притягателен. Извращенец. Как и я.

– Как всегда прекрасна и смертельно обманчива. – Было его первыми словами. Вместо приветствия. – Но я удивлен. Ожидал увидеть тебя почти без одежды.

Я насмешливо усмехнулась. Но…

Его слова пронзили мой разум. Мою гордость.

Брэндон, этот подлец только что ткнул меня носом в мое «дерьмо». Мой откровенный стиль в одежде. Мой «откровенно дешевый вкус», как говорила моя сестра Маришка. Если бы эту фразу сказала она – мне было бы плевать. Но это были его слова. Он считает меня пошлой. Дешевой.

Плевать. На него и его мнение.

– Я умею удивлять. Как видишь, – с иронией ответила я, присаживаясь за столик, напротив Брэндона. – Но мне не сравниться с тобой, мистер «Я никогда не снимаю пиджак».

Он усмехнулся.

– Ты великолепна. – Он сделал жест официанту, и тот заторопился к нашему столику.

– Ты тоже, – мило улыбнулась я. – Но давай сразу к сделке.

– Не торопись. Я хочу поужинать с тобой.

Я прищурила глаза.

Брэндон хочет поужинать со мной? Или мой слух обманывает меня?

Зачем ему это? С какой целью? Что ему от меня нужно?

Эти и еще тысячи вопросов вихрем пронеслись в моем разуме.

– С чего вдруг такая честь? – Я выдавила из себя смешок, который, к счастью, прозвучал правдоподобно.

– Люблю проводить время с красивыми женщинами. – Брэндон хищно улыбнулся. – А ты, Мария, – самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал.

Я театрально закатила глаза. А мое сердце вздрогнуло.

– Сколько комплиментов за всего лишь пару минут. Да ты сегодня в ударе! – насмешливо сказала я, а затем обратилась к подошедшему официанту. – Кристалл, пожалуйста.

– Отличной выбор, мисс. Прекрасное шампанское для прекрасной дамы, – улыбнулся официант. На нем – строгая черная форма. Хорош.

– Бутылку Dalmore 50, – сказал Брэндон.

– Продешевил, – улыбнулась я.

– Возможно, – улыбнулся в ответ он.

Вдруг меня поразило осознание того, как спокойно и вольготно я веду себя с ним. Как будто это был не он, а кто-то другой. Близкий друг. Все, что я чувствовала по дороге в ресторан, – вдруг исчезло.

Но через миг, когда мой взгляд встретился с его взглядом, меня пронзило острое чувство ненависти. Я была безоружна перед ним. Моя душа завопила от желания уязвить его.

Официант ушел.

– Кстати, о красивых женщинах. Скажи мне, ценитель смертного девичьего тела: скольких ты уже успел перепробовать? – как бы невзначай, бросила я, положив свой клатч на круглый стол, покрытый белоснежной, идеально ровной, без единой складки скатертью.

– Я просто имею их. А затем они уходят. – Брэндон сказал это таким тоном, будто говорил о чем-то несущественном, совершенно обыденном. – С чего вдруг такой интерес к моей личной жизни, Мария?

– Банальный интерес: весь наш мир только и обсуждает это. Но тебе, я вижу, совершенно все равно, не правда ли? – Мое лицо озарила насмешливая улыбка.

– Знаешь, для меня авторитетно мнение лишь одной персоны. И это – я. – Он чарующе улыбнулся. – К тому же не я один нахожу смертных довольно-таки привлекательными, не так ли?

Мои губы растянулись в фальшивой улыбке.

Официант принес нам наши напитки, которые мы, естественно, даже не пригубим.

– Это прекрасно, – выдавила я, когда официант ушел, но прямой взгляд ледяных глаз моего собеседника заставил меня устремить свой взор на мой клатч. – Итак, о деле. – Я взяла клатч в руки, расстегнула молнию, вытащила маленькую красную флешку и протянула ее Брэндону, и он забрал ее.

Брэндон пристально взглянул на меня.

– Где был сделан этот снимок и когда? – поинтересовался он.

– Десять лет назад. В Праге. Эта девушка показалась мне живописной, и я решила щелкнуть ее. Не думала, что тебя так завлечет фотография какой-то смертной, – сладким тоном ответила ему я.

– Мне не нужна эта фотография. Мне нужно кое-что другое.

Я криво усмехнулась. Мне показалось, что в его фразе было что-то странное. Как признание.

«Кое-что другое». Если ему не нужна эта фотография, как произведение искусства, значит ли, что он выкупил ее лишь потому, что ее сделала я?

Нет. Не может быть.

– Честно говоря, меня мало интересуют твои мотивы, Брэндон. Но, раз мы закончили, я покидаю тебя. – Я поднялась со стула, небрежно перекинула волосы через плечо и взяла свой клатч.

– И именно по причине твоего равнодушия, ты позвонила мне с этим вопросом?

– О, ты ужасно заинтриговал меня. Но не сегодня.

– Я бы не был так уверен.

– А может, тебе просто нравится сомневаться в моем равнодушии? – сладко сказала я.

– Это – единственный экземпляр? – вдруг холодным тоном спросил Брэндон.

– Да.

– А где фото, которое ты показывала Аттику?

– У него. Как и договаривались. Пока, Брэндон. С тобой приятно вести бизнес. – Я игриво подмигнула ему и медленно, красиво и плавно пошла вон из ресторана.

Лишь выйдя из отеля, я позволила себе зажмурить глаза. На пару секунд. Прогоняя этот разговор. Эту встречу.

Он знает. Обо мне. Знает мою тайну.

Но он отреагировал совершенно равнодушно. Можно вздохнуть свободно.

И все же. То, что меня видели со смертными двое свидетелей – настораживает. Двое? А может, больше? Черт. Нужно быть осторожней.

Пять минут. Каких-то пять минут, но это было вечностью.

Вон! Вон отсюда!

«Мне нужен Адам» – подумала я.

Но в этот раз, если я все же найду его… Я убью его. Убью его светлый облик.

Мне нужно было убить.

Убить. Что-то чистое. Светлое.

Адам.

Но в тот вечер я не нашла его.

Вернувшись в отель, опустошенная, злая и нервная, я позвонила в аэропорт, чтобы купить билеты.

Бежать. Из этого города, где властвует Брэндон Эйвери Грейсон.

Но, сжимая телефон, сидя в кресле, в своем дорогом люксе, я поняла. Меня постигла истина: мне не к кому лететь.

Миша с Фредриком, и он будет не рад видеть меня.

Родители. Нет. У них – своя жизнь.

Маришка и Маркус… Да, ха-ха-ха! Еще бы!

Мсцислав… Я даже не знаю, где он сейчас и чем занимается.

Мартин.

Я набрала номер старшего брата. Он ответил через четыре секунды. Я считала.

– Я лечу к тебе. Сегодняшним ночным рейсом. Где ты? Встреть меня в аэропорту.

Через минуту был куплен ночной рейс до Гданьска. В один конец.

Глава 6

Около часа ночи.

Я и Мартин сидим на деревянной скамье, обращенной к морю, с видом на узкий, но живописный залив, полный кораблей, старых на вид яхт и лодок. На другой стороне залива, с которой связывает нас широкий вымощенный мост, сияют ярко-красные светящиеся буквы рекламы, расположенные у крыши невысокого здания. В темной воде отражаются огни набережной. Безжизненный свет фонарей. Тихий шум, производимый немногочисленными, оставшимися здесь в позднее время смертными, блекнет на фоне красоты этого вечера. Шум волн ласкает слух. Где-то на другой улице играет уличный музыкант, зарабатывая себе на жизнь пением и игрой на гитаре. Но у него хороший голос. Сильный. Твердый. Приятно слушать его в дуэте с плеском моря.

Мартин встретил меня в аэропорту. Но останавливаться в его квартире я не стала. Заехала в ближайший отель, так как в этот раз мне было абсолютно наплевать, где и в каких условиях я проведу те немногие часы, когда буду приходить в свой номер лишь за тем, чтобы сменить одежду.

Час ночи, а я сижу в центре старого польского города и смотрю на залив.

Разве это я? Всего пару дней назад я даже не представляла себе, как смогу провести ночь вот так. Просто сидя на скамье. Рядом с братом.

Мы молчим. Мартин, мой дорогой брат, всегда понимал меня, как никто. Только с ним я могу быть собой. На сто процентов. С Мишей – на шестьдесят, ведь она не должна знать меня такой, какая я есть. С родителями – может, на семьдесят пять. С Маришкой и Мсциславом – на восемьдесят. Нет. Семьдесят девять. Когда я была с Фредриком то позволяла себе быть девяносто процентной собой. Только Мартин знал меня от и до. Только с ним я могла по-настоящему расслабиться, открыть все стороны моего многогранного характера. Отдохнуть от ущемления своей натуры во имя других. Он не спросил меня, почему и зачем я приехала. Просто встретил в аэропорту и довез до отеля. Мы договорились о встрече и расстались.

Встретились. Сидим. Молчим. Он ничего не спрашивает. И это прекрасно. Я не смогла бы сейчас лгать. Ни ему, ни себе. Но я не хочу, чтобы кто-то, даже Мартин, знал о том, что я скрываю. Это слишком унизительно. Мой позор и моя гибель.

Но, может, мне стоит попытаться? Рассказать ему обо всем? Возможно, мне станет легче нести этот груз, если я поделюсь им с Мартином.

– Давно разговаривал с родителями? – наконец, нарушила я наше уютное молчание.

– Пару дней назад. У тебя будет выставка? – Мартин вольготно откинулся на спинку скамьи и посмотрел на меня.

Я не сомневалась в том, что он уже был осведомлен. Впрочем, как и все Мрочеки. Весь клан.

– Да. Через три недели. Я хочу видеть тебя на открытии. – Я обернулась к нему всем корпусом, подобрав одну ногу под себя. Благо, на мне были джинсы и кеды.

Кеды. Тревожный знак. Я не терплю спортивную обувь и обувь без каблука. Но сегодня мне было так тошно оттого, что произошло в Лондоне, что моя душа требовала перемен. И я купила кеды. В ближайшем магазине. За семьдесят злотых. Самые обычные черные кеды с длинными черными шнурками, которые я спрятала внутрь.

Но кеды – не самое страшное. Свершилось нечто более пугающе: сегодня на мне не было ни грамма макияжа. Я наношу макияж даже, когда не выхожу на улицу. Такие дни бывают – когда я усиленно занята своей работой, требующей использование фотошопа. А сегодня я была похожа на подростка. В кедах, джинсах, клетчатой красной рубашке.

Как только Мартин не подтрунивает надо мной? Наверно, деликатничает и делает вид, будто не замечает этого диссонанса. Да и сам он отличается от того Мартина, который вечно сидит в офисе. Сидел. Теперь он живет в этом маленьком городке, где открыл небольшой ресторан с восточно-европейской кухней. Поэтому сейчас он выглядит как рядовой, но слишком красивый смертный. Серые джинсы, белая футболка с надписью «Greetings from Gdansk», белые кроссовки. Не отличишь от смертного студента. Единственное, что отличало меня и Мартина от окружающих нас смертных – отсутствие осенних курток или свитеров, или чего-либо, чем можно уберечь себя от холодной сентябрьской ночи. Безветренной и светлой. Но светлой не благодаря луне – она пряталась за облаками. Это был мертвый свет фонарей.

– Где ты купил эту футболку? – усмехнулась я, оттянув ворот его футболки.

– Рядом с моим рестораном расположен сувенирный магазин. А, что хочешь такую же? – тоже с усмешкой ответил Мартин.

– Раскусил. Мечтаю о такой всю жизнь! – Я коротко рассмеялась. – Так что, ты приедешь?

– Не уверен. Мне нужно проверить расписание. Минуту. – Мартин достал из кармана джинс свой айфон. – Точная дата открытия уже оглашена?

– Десятое октября.

– Черт, я занят. Встреча с японским предпринимателем, – вздохнул Мартин, пряча айфон обратно в карман. – Как, насчет, перенести дату открытия?

– Думаю, тебе будет намного легче перенести встречу с японцем, чем мне – дату открытия. И что же тебе так от него нужно? – слегка раздраженно спросила я. Присутствие Мартина на открытии моей выставки мне было просто необходимо. Как кровь.

– Хочу открыть сеть заведений с польской кухней.

– Где?

– В Осаке и Нагои.

– Почему не в Токио? – поинтересовалась я.

– Чуть позже, если бизнес будет приносить хорошую прибыль. – Мартин довольно улыбнулся. – Но для друзей и родных все за мой счет.

– Что ж, тогда тот факт, что мы не едим их пищу – как раз тебе на руку. Представь, кучу Мрочеков и Морганов, объедающих тебя в три глотки каждый! – усмехнулась я. – Но ты меня расстроил, очень расстроил, Мартин.

– Прости. Эта встреча была запланирована еще два месяца назад, – извиняющимся тоном сказал мой брат. – Кстати, когда ты шла сюда, никто из подростков не просил номер твоего телефона? Не приняли тебя за свою?

«Ну вот, спросил-таки!» – насмешливо подумала я.

– Ахахах, как смешно! – Я слегка ударила его по плечу, а он, явно довольный своей шуткой, улыбался во весь рот. – А в тебя, наверно, влюблены все здешние старшеклассницы и студентки?

– Ну, не нужно так преувеличивать. Не все. Но мне частенько строят глазки. – Мартин умиленно заморгал глазами, пародируя тех несчастных. – Я никогда не спрашивал тебя раньше, но каков твой лимит на возраст?

Возраст жертвы.

Я задумалась, но не смогла определить точную цифру.

– А у тебя? – вместо ответа спросила я.

– Двадцать шесть.

– Так остро?

– Самое то – все еще молодое, но почти выдержанное.

– И что, прежде чем пить вино, ты прямо так и спрашиваешь: «Не сочтите за дерзость, любезный, огласите, будьте милостивы, свой возраст»? – с иронией спросила я.

– Очень редко. Но бывает. Ошибся лишь пару раз, но всего на год или два.

– С кем ты предпочитаешь пить?

– Я не сексист. Если вино достойно внимания, то к чему это? Но ты не ответила.

– Честно говоря, я даже не знаю. Я не спрашиваю их возраст, если только сами не говорят. Но со школьниками и студентами я не вожусь. Значит, где-то двадцать пять… Или, черт, вполне возможно, что я пила вино и со студентами, если они нарочно обманывали меня. Но это уже не моя вина. – Я пожала плечами и скрестила руки на груди. – Знаешь, кто спонсирует мою выставку? Брэндон.

– О, боги! За это ему низкий поклон и всех благ! – Мартин театрально захлопал в ладоши. Он вообще любил дурачиться. – А если серьезно, то я слышал, он самоотверженно занимается благотворительностью. Так же самоотверженно, как имеет смертных женщин.

– Пусть имеет, это его выбор. Или ты ему завидуешь? – пошутила я.

– О да, я полон зависти! Как мне теперь жить, зная, что за свои годы я ни разу не ласкал смертных девчонок? – Мартин наигранно вздохнул. – Вся моя жизнь идет коту под хвост! Сегодня же подцеплю кого-нибудь, обещаю.

«Ты никогда этого не сделаешь, мой дорогой. Я знаю тебя как свои пять пальцев. Только шутить ты и умеешь» – с милой улыбкой подумала я, прекрасно понимая, что его слова – всего лишь блеф. Ведь он презирает смертных. Как и я. Но я любила играть с ними, а Мартин такую игру считал извращением. Но если Брэндона и его страсть к смертным женщинам он находил смешной, то меня и мою страсть к ним он принимал. Естественно, ведь я – его сестра, и он любит меня, чем бы я ни занималась. Мой дорогой старший брат.

– А вот и луна, – тихо сказала я, подняв взор в небо.

Луна медленно выскользнула из-за стада темных, почти черных облаков и разлила свой божественный мягкий свет на землю. На Гданьск. На Мартина. На меня.

– Светила бы она вечно, моей благодарности не было бы предела. – Мартин тоже посмотрел на небо. – Какая красавица. Жаль, что неполная.

Мы с минуту молча созерцали бледный лик луны. В эту минуту умерло все: шум, море, люди, музыка. Лишь луна была жива. Ласкала меня, утешала. Будто гладила по щеке и шептала: «Будь сильной. Я всегда с тобой».

Что ж, луна, ты права. Я должна сказать Мартину. Ты дала мне силы.

Я взглянула на брата: он продолжал любоваться луной, и она отражалась в его глазах.

– Мартин, я должна сказать тебе кое-что. – Я тронула его за руку. Он перевел взгляд на меня. – Очень важное. Но это так трудно… Я ношу в себе эту тайну так давно…

– Что? – Он сжал мою ладонь, словно подбадривая меня.

Я открыла рот, чтобы наконец-то избавиться от своей тайны, выплеснуть эту ношу на брата. Поделиться самым сокровенным.

– Ты помнишь, на свадьбе Маришки… Было столько гостей, – тихо начала я.

– Да. Почти все наши.

– И… – Мой язык заплелся, а горло сдавило. – И я хотела переспать с Седриком.

– Только не говори, что ты влюбилась в него, – с полу насмешливой улыбкой бросил Мартин.

– Что? Нет! – Я даже рассмеялась от его догадки. – Но он был так… – Я вздохнула, вспоминая тот момент, когда увидела Седрика в тот день. – Божество на земле. Я захотела его, Мартин, понимаешь? А ведь он – почти мой брат.

– И это тебя смущает? Все восемь лет? – Мартин коротко рассмеялся. Довольно благодушным смехом.

– Но разве это – не верх извращения? – удивилась я его реакции.

Я считала, что он должен отбросить от себя мою руку, вскочить со скамейки и с криком «Мразь!» уйти куда глаза глядят. А он смеялся.

– Милая моя, Седрик – всего лишь брат мужа твоей сестры. И не больше. И, если ты с ним переспишь, никто не посчитает это извращением. И это – тайна века, которую ты мне обещала? – Он все еще посмеивался.

Я не смогла сдержать смех.

Да! Обещала!

Но моя главная тайна осталась при мне.

Я не смогла. Никто не должен знать. Никогда.

– Разве моя тайна не достойна твоего внимания? – иронично улыбнулась я.

Ложь. Отвратительная, гадкая, грязная ложь. Смятение. Стыд.

– Конечно, достойна. Но это нельзя назвать тайной. Но и постыдным тоже. Однажды я захотел Кристину Ванини, и это при том, что она замужем за одним из моих друзей.

– И что?

– И ничего. Я думаю, это было обычной влюбленностью, как было у тебя с Фредриком. А сейчас Кристину я вообще как женщину не воспринимаю. Она – часть Энтони. И все. – Мартин взял мои ладони в свои и с усмешкой взглянул в мое лицо. – Как ты думаешь, мы будем такими же, когда полюбим? Такими, как Маришка и Маркус? Миша и Фредрик? Наши родители?

– Такими же смешными, ты имеешь в виду? – бросила я и вздохнула. – Не знаю… Но я надеюсь, что этот день никогда не наступит. А ты?

– Я столько лет обхожусь без любви, что она перестала быть для меня чем-то возвышенным. – Мартин скорчил гримасу. – Но, как показывает куча примеров, когда-то мы станет сверхчувствительными идиотами. Да простят мне мама и папа.

– Какого ты высокого мнения о Мише и Маришке! – усмехнулась я.

– Ладно, Маришка – образец благоразумия. Но Миша…

– Что Миша? Предупреждаю – не смей говорить плохо о нашей младшей сестренке, обличитель ты эдакий!

– Я и не собираюсь. Но ее поведение вряд ли можно назвать, так сказать, разумным. Если Фредрик решит жить на Марсе – она полетит с ним. Разве это – правильно? Идти на поводу у другого, даже если любишь его. Не могу понять этого.

– Только ты забыл, что Маришке – не двадцать семь, как Мише. Через двести лет Миша будет такой же благоразумной, вот увидишь. Но, надеюсь, не такой ханжой как Маришка. – Я насмешливо усмехнулась.

– Никак не привыкну к тому, что вы так горячо «любите» друг друга, – со смешком сказал мой брат. – Итак, на данный момент в клане Мрочеков остались только три здравомыслящих персоны: я, ты и Мсцислав. Все остальные либо влюблены, либо несчастны, либо замужем или женаты.

Слова Мартина рассмешили меня. Если бы он только знал! Если бы он только знал, что не трое, а двое!

– Голодная? – вдруг спросил Мартин.

– Не прочь выпить вина. Но не больше двадцатишестилетней выдержки, – подмигнула ему я.

– Я знаю прекрасное место. Пойдем.

Мы поднялись со скамейки и направились из старого города в один из неблагополучных районов, где-то на окраине Гданьска.

Мартин был прав. Отличное место для охоты.

В четыре утра мы расстались, сытые и довольные.

Я вернулась в свой номер и, упав в кровать, лихорадочно обдумывала слова Мартина, которые крутились в моей голове, как заевшая пластинка.

«Идти на поводу у другого, даже если любишь его».

Со мной это никогда не случится. Клянусь себе. Пасть так низко могут другие, но не я.