Лорри была еще не очень взрослой, но видимо очень сообразительной и любознательной, так что могла дать некоторую информацию по поводу жизни на Волде. Планета эта не стремилась к всеобщей индустриализации, система сообщения с другими членами Альянса, по-видимому, налажена плохо. Но почти земные условия стали точкой роста традиционного сельскохозяйственного уклада. Так рассказывала ей бабушка, которая умерла незадолго до отлета матери в последний рейс.
Те, кто прилетел туда, сначала не нашли ничего интересного, но в ходе тщательного научного исследования обнаружили значительные отличия растений Волды от земных. В особенности их заинтересовали фармакологические (это слово Лорри не смогла четко произнести, но слушавшие ботаники ее поняли) свойства неизвестных трав. Устраивать лабораторию на еще плохо обжитой планете не стали, а наладили поставки растений на другие планеты.
– А ты ходишь в школу? – поинтересовался Мар.
– Что?
– Ну, у вас есть какие-то занятия, где вам рассказывают про историю, про другие планеты, преподают разные науки, чтение? – ему так странно было объяснять это, видя, что Лорри смотрит все с большим непониманием.
– Нет, читать меня научила бабушка, и все сама рассказывала.
– Но ты сказала, что твоя мать – астронавт? Как же тогда у вас нет школы? – для Мара вся эта история была удивительной сказкой, только что придуманной ребенком, и ему казалось, что вот сейчас из-за угла кто-то окликнет девочку по имени, и она побежит, весело смеясь, радуясь, что ей так легко поверили двое взрослых.
– Мама училась на другой планете. А потом стала летать в экспедиции. Она не очень любит рассказывать о работе.
– А чем занимаются взрослые на Волде? – первый раз за весь разговор спросил Фрид.
– Работают. У нас построили с разрешения Совета огромную оранжерею, многие работают там, кто-то на фермах, кто-то обслуживает космодром или работает на нем. Раз в две недели прилетают корабли со всякими грузами для нас, и забирают мешки.
– На таком ты и прилетела. – закончил профессор.
– Да, я знала, когда он отходит, и специально сбежала в тот день, чтобы забраться подальше от Волды.
Было что-то еще, неосязаемое мной до сих пор. Что-то помимо света, который я не видела, и пространства, в котором безвольно лежала. Новое ощущение внутри. Я сосредоточилась на нем, но так и не поняла локализацию, и решила, что так воздействуют на организм поддерживающие жизнедеятельность препараты.
С течением времени приступы паники ушли, я лежала спокойно, то проваливаясь в подобие сна, то снова бодрствуя в смеси темноты и своих мыслей. Пока дверь не открылась.
– Нино, я знаю, вы слышите меня. В вашем организме сейчас значительное количество миорелаксантов. Чтобы вы смогли двигаться – я введу антидот, – голос принадлежал той женщине, что заходила сюда с помощником в первый раз.
Она стала обходить вокруг меня, приблизилась слева, дотрагиваясь до руки, я почувствовала холодное касание какого-то прибора, тонкий аккуратный прокол. Мне хотелось сразу открыть глаза и спрыгнуть с этой уже пристывшей к спине койки, но ощущения в руках и ногах никак не менялись. Веки дернулись в порыве открыться, но сил не хватило, и я так и не увидела свет. Женщина вдруг погладила меня по запястью кончиками пальцев, я хотела попытаться отдернуть руку, но ее касания были такими успокаивающими, такими… родными. Прежняя темнота в голове стала мутной, сознание пошатнулось и провалилось в ощущение беззаботного спокойствия.
– Теперь все будет хорошо, – последнее, что я поняла.
***
Глаза открывались очень плохо. Сквозь узкую щель меж веками я ничего не увидела, потому что свет ослепил сразу же. Зажмурилась, а когда осознала, что наконец могу это сделать, резко открыла глаза.
Из белого света постепенно выходили очертания предметов, которых было немного: кроме потолка, мерцающего небольшими лампочками, в поле зрения попадал какой-то медицинский прибор рядом с кроватью. Я обвела глазами комнату, не решаясь пока шевелить головой, и увидела, что потолок закругляется и переходит в стену – отличительная черта космолайнеров. Опустив глаза еще ниже, насколько возможно, увидела иллюминатор. «Я в космосе» – и пугающая, и успокаивающая мысль.
Справа была железная дверь-люк с биометрическим доступом, рядом с ней висела зеркальная панель. Глаза ещё плохо фокусировались, но я разглядела на кровати свое тело, одетое в легкий белый комбинезон, кожа была бледной почти в цвет него. Насколько смогла оценить, ко мне ничего не было подключено, но на прибор рядом с кроватью были выведены какие-то данные.
Глаза уже совсем привыкли к свету, и я решила сделать следующий шаг – повернуть голову. Мышцы очень легко подались этому желанию, и я оказалась лицом к лицу со своим отражением. К удивлению, следов болезненности не было. Бритый не так давно череп начал обрастать короткими темными волосами, глаза с вечными синяками были больше заспанные, будто я вздремнула после обеда, и когда проснулась – забыла какой сейчас день. Бледная кожа, родинка на том же месте – под правым глазом, тонкие пересохшие губы. При взгляде на них осознала, что хочу пить. Губы разлиплись, ощутимо царапая друг друга, и из горла вместо слов раздался хрип.
После многих часов темноты и бессилия было сложно оставаться дольше в кровати, сначала я подняла руки, рассматривая их на предмет синяков и ссадин, которые не были найдены. Затем приподняла голову, пытаясь рассмотреть остальное тело. Движения оказались обычными, легкими, будто это не я лежала все это время в коме. Приподнялась на локтях, перенося центр тяжести на поясницу, пошевелила носками ног. Все было в полном порядке.
– Нино, ты чего? Плохо спала?
Сердце остановилось. Я резко повернула голову влево, на ту сторону комнаты, на которую не обращала до этого внимания.
– Что с тобой? Ты меня пугаешь, – на такой же кровати сидела девушка, удивленно смотревшая на меня, – как себя чувствуешь?
– Н-нормально, – заикаясь, ответила я. Не зная, что первое спросить, я разглядывала «соседку», пыталась понять, опасна ли она. На ней тоже была белая одежда: свободные брюки, короткая майка, из-под которой виден беременный живот, босые стопы. Она сидела обеими ногами на кровати, отложив какую-то книгу, и смотрела на меня светлыми глазами из-под густых бровей, волосы красиво вились вдоль спины, немного не доставая до копчика.
– Ты сегодня странная, – сказала она, снова беря книгу и собираясь отвернуться.
– Кхм, а ты кто? – я ожидала любой реакции, но девушка повернулась и спокойно ответила:
– Марта.
Внутри все обрушилось. Неужели эта девушка – и правда Марта? Сколько я ни пыталась достать из памяти образ университетской подруги, там было пусто. Теперь перед глазами была одна лишь Марта – сидевшая на соседней кровати.
– Леди Шима предупреждала, что ты можешь задавать странные вопросы. Помнишь что-нибудь?
– Ты Марта, с которой мы были в рейсе?
Возникла пауза. Девушка вздохнула, отвернулась на пару секунд, затем покосилась на меня толи недовольно, толи с упреком.
– Мы обещали не вспоминать это. Да, я Марта, твоя подруга из университета. Другие вопросы есть?
Я кивнула на ее живот:
– Ребенок? От Джена?
– Ну конечно, глупенькая, а от кого? Ладно, я смотрю ты устала, принесу тебе чай, полежи пока.
Она спрыгнула с кровати, обуваясь в белые тапы, и вышла через дверь-люк, приложив руку к панели. Я смотрела ей вслед, потом на закрывшуюся дверь, пытаясь вспомнить что-нибудь. Почему и когда мы обещали не вспоминать рейс, кто такая леди Шима, сколько я была в коме или, как вариант, сколько всего я забыла после аварии?
Отвернувшись от двери, я стала разглядывать оставшуюся часть комнаты. Между нашими кроватями был встроен шкаф, за кроватью Марты стоял стол и два кресла, всего на комнату было три небольших иллюминатора и много-много лампочек в потолке, излучающих теплый свет. Книга, которую держала девушка, теперь лежала там же обложкой вниз. Я опустила по очереди обе ноги на пол, увидела у основания своей кровати такие же белые тапы, обулась. Оглянувшись зачем-то на дверь, решила посмотреть книгу. «Основы общественно полезного материнства» – гласило название крупными буквами. Закладкой служила тонкая белая лента с красной каемкой, она небрежно лежала поперек страницы почти в самом начале книги.
Не успела я открыть ее и прочитать хоть что-то, за спиной отворилась дверь, книга была быстро брошена на место, также обложкой вниз, а я повернулась к входившим за секунду до их появления. Марта несла два стаканчика, от которых исходил пар, а за ней показалась женщина в годах. Очень хорошая кожа теплого оттенка на ее лице покрылась мелкими морщинками у глаз от того, что она вдруг широко мне улыбнулась.
– Нино! Как себя чувствуешь? – они зашли и закрыли дверь, Марта подала мне стакан, от которого исходил травяной сладковатый аромат.
– Кажется у нее провалы в памяти, леди Шима, – не дала мне ответить девушка, – но вы говорили, такое может быть. Это восстановится?
Женщина подошла ко мне и аккуратно взяла за запястье левой руки. По всему телу от ее касания разлилось странное чувство, захотелось отдернуть руку, но она легонько погладила пальцами кожу и раздражение прошло. Я удивленно посмотрела на нее, вспоминая отрывки из комы, это она дважды приходила в палату.
– Если ты хочешь о чем-то спросить, мы можем поговорить. Только позже, я вижу, сейчас ты устала, выпей чай и отдохни, нужно восстанавливаться после операций, – леди Шима отпустила мою руку, быстро повернулась к выходу и через пару секунд скрылась за дверью.
Пар от чая в стакане приятно грел лицо и манил необычным запахом. Я все также стояла между кроватями повернувшись к двери, пока Марта что-то делала за моей спиной. Первый глоток горячей жидкости обжог губы и слизистую рта, не давая ощутить вкус, но следом за прожигающим теплом пришло что-то сладковатое, сложно сравнимое с чем-либо пробуемым мной до этого. Земельно-травяной запах успокаивал, каждый следующий глоток разливался от горла вниз, оттуда распространяя свое тепло на все тело.
Марта подошла из-за спины, аккуратно забирая из рук опустевший стакан.
– А теперь приляг, – она придерживала за локоть, пока я медленно стягивала обувь и заваливалась в кровать. В голове приятно помутнело, все стало понятным и легким, родным.
Перед тем как окончательно окунуться в эту негу, я оглянулась на Марту, она сидела в кресле и потягивала чай из своего стакана, другой рукой придерживая живот. «Вот бы увидеть Джена и поздравить его со скорым пополнением» – последнее, что пришло в голову, и я заснула.
***
– Мам, а ты надолго улетаешь? – Лорри сидела за столом, перед ней была уже опустевшая тарелка, а последний кусок завтрака застыл на вилке у маленького рта. Она знала каждый мой маршрут, но все равно в день вылета задавала один и тот же вопрос.
– Буду через 2 недели, заводи будильник, – я взяла ее руку с вилкой, подталкивая к скорейшему завершению перекуса, – а потом месяц дома, как обычно.
– Мы пойдем в горы? Знаю, мы недавно ходили, но ведь было прохладно, и фиалинии еще не цвели. Ты обещала помочь мне собрать букет для бабушки!
Я села перед дочерью на корточки и посмотрела в хитрые серо-голубые глаза. Она еще не знала, что бабушка заболела. Я так и не нашла в себе силы рассказать Лорри об этом, взяла время, чтобы за ближайшие две недели полета подобрать слова.
– Бабушка пока уехала, у нее плановая проверка здоровья, и она хочет отдохнуть подальше от космодрома. Ты останешься с тетей Нитой, хорошо? – я притянула дочь к себе, поглаживая по темным волосам, почувствовала тяжелый вздох. У моей сестры сложный характер, и упрямство и чрезмерная неусидчивость Лорри ее раздражали. А девочка, в свою очередь, не любила находиться под тяжелым надзором тетки. Однако работа порой не терпит отлагательств, летать в рейсы раз в пару месяцев всяко лучше ежедневного труда на ферме или в оранжереях.
На браслете высветилось уведомление о скором времени отправления, я разомкнула объятия и, чмокнув дочь, ушла за вещами в соседний блок. В это время в дверь постучали, я услышала шарканье босых ног Лорри по полу, щелчок замка, и последующее «привет, тетя Нита».
– Привет, лягушонок, опять босиком, – сестра тяжело вошла в дом, на секунду впуская влажность с улицы. Погода была пасмурная, с того дня, как мы с дочерью вернулись с гор, дожди не прекращались. На Волде весна всегда мокрая, а на Земле, говорят, сезон дождей бывает в разное время года, в зависимости от климатического пояса. Наша планета настолько маленькая, что никаких поясов на ней нет, только к полюсам климат ужесточается и средняя температура на десяток градусов ниже.
Я сидела на краю кровати с сумкой в руках, думая обо всем, кроме действительно важных вещей. Волд, климат, дожди, во всем этом мой мозг находил отдушину перед приближающимся прощанием с дочерью. Мне и раньше много раз приходилось улетать, но с Лорри была бабушка, благодаря которой она легче переживала мое отсутствие. В груди было толи предчувствие, толи тревога за родных.
– Мам, тетя Нита пришла, – в комнату заглянула дочь, увидела меня на кровати и села рядом, – я постараюсь хорошо себя вести, не волнуйся. Только не забудь, что мы с бабушкой ждем тебя здесь, собирать фиалинии, – Лорри уткнулась лбом мне в плечо, пряча лицо. По прерывистому вдоху я поняла, что она плачет.