Нормально пострадать у Ксюши не получилось. Вымотанная, она уснула, едва голова коснулась подушки. Проснувшись утром, собралась было поваляться, размышляя о предательстве Егора и в целом тленности бытия, но влетела переполошенная Людмила и, бурно жестикулируя, поведала, что в городе чрезвычайное положение. Ночью зародились погромы – социально активные граждане принялись забрасывать камнями и огненными зельями дома и лавки пустых, требовали, чтоб пустые убирались из Стратимграда немедленно, куда угодно, лишь бы подальше. Власти быстренько ввели чрезвычайное положение, а когда чрезвычайное положение – не просто указ, но и мощные магические меры, люди становятся удивительно законопослушными. Удалось избежать серьёзных жертв, немногочисленные разрушения уже ликвидировали, на улицах сейчас тихо, но поди угадай, что творится внутри каждого конкретного дома. Уличное спокойствие – лишь видимость, и лучше никуда не высовываться. Ксюша твёрдо вознамерилась так и поступить.

Но незадолго до полудня за ней прислали из управы – возникли ещё вопросы по зернохранилищам. Пришлось идти, в сопровождении нескольких стражников. Ксюша старалась шагать бодро и мысленно убеждала себя, что всё не столь плохо. Подумаешь, большинство окружающих считают её и таких, как она, причиной бед вокруг. Подумаешь, скоро её выгонят из родного дома и родного мира. Подумаешь, от неё отвернулся лучший друг. Ерунда! Ксюша не выдержала и разрыдалась. Стражники, не зная, как поступить, деликатно игнорировали её слёзы. В конце концов, им не впервой было доставлять плачущих людей туда, куда те не очень хотели.

На обратном пути один из стражников, помявшись, спросил, не согласится ли Ксюша пообщаться с его сыном.

– Он тоже пустой, понимаете… – Стражники не знали, зачем Ксюшу вызывают в управу, но понимали, что, раз она там для чего-то нужна, разумнее обращаться к ней на Вы. – Вы б ему порассказали о Пустом мире, чтоб он знал, к чему готовиться.

– Пусть приходит. Я сейчас почти постоянно дома, только в управу и отлучаюсь. – Вот бы сын оказался высоким, симпатичным, любвеобильным и у них с Ксюшей закрутился настоящий роман! – Сколько ему лет?

– Двадцать четыре.

Отлично, самое оно!

– Как его зовут? Может, мы с ним уже знакомы.

– Аверьянов, Дмитрий. Только вряд ли вы с ним где виделись, он с пустыми не общается.

«Скажите, пожалуйста, какая цаца!» – цитата из фильма «Служебный роман» сама собой пришла на ум.

– Что ж это он? Брезгует? – «Притом что сам пустой».

Стражник смутился – не по-настоящему, а напоказ, для приличия.

– Нет, что Вы. Он сам по себе необщительный.

– А-а-а-а, – протянула Ксюша, сомневаясь, но надеясь, что ей сказали правду. В образе нелюдимого отверженного юноши определённо есть что-то привлекательное. – Бывает. В общем, буду ждать.

Дождалась она через пару часов. Дмитрий явился в сопровождении отца, но тот ретировался, едва доставив чадо. Ксюша предложила прогуляться по саду – погода была славная, да и надо чуток узнать человека, прежде чем пускать в дом.

Чем дольше они гуляли, тем меньше Ксюше хотелось приглашать Диму домой. Внешне он был приятный. Природа расщедрилась на привлекательное лицо, да и с фигурой не подвела – у Димы были задатки для хорошего телосложения, оставалось над ними поработать. Но он не работал. Он, как стало ясно Ксюше, работать вовсе не любил – ни над собой, ни над чем-либо. Спору нет, многим нравятся субтильные юноши, особенно высокие, но противно, когда эти юноши слишком о себе воображают. Конкретно Дима воображал, что все кругом ему должны, раз он имел несчастье родиться пустым. То ли это возникло с подачи чересчур заботливых родителей, то ли они лишь поддержали убеждение, которое уже было у сына. Наверное, мама с папой Диму опекали, опекали, да перепекли. Либо Дима сам по себе прирождённый «пекарь». Дима вёл себя так, словно он делает Ксюше одолжение, а не она ему.

С другой стороны, это могло быть разновидностью защитной брони. Как в шутке: «Окружающих надо периодически пугать, чтобы сильно не окружали». Уж Ксюша-то понимала подобную логику: пусть лучше люди шарахаются от тебя, чем измываются над тобой. В дом Диму она не позвала, но из сада не выгнала. Не только потому, что Дима мог на самом деле быть хорошим парнем, но и просто потому, что Дима был парнем.

С семнадцати лет Ксюша не волновалась по поводу парней, ведь у неё был жених: они с Егором поженятся, и у них всё будет хорошо. Она не представляла, что с Егором может быть плохо. Нисколько не переживала из-за первой брачной ночи: если что-то пойдёт не так (первый блин комом и т. д. и т. п.), они вместе посмеются, а потом попробуют снова. Они были друг для друга настолько близкими, настолько своими, что, казалось, стать одним целым – самая естественная вещь.

И вот Егор переметнулся к Злате. Глупо обвинять человека за любовь, но Ксюше-то что теперь делать? Что-что. Нарабатывать опыт, начинать общаться с прицелом на отношения. Она запросто могла завести товарища или приятеля, но найти себе парня – иное дело. Ксюша не собиралась ни тащить Диму в постель, ни тащиться туда за ним. Но надо ж с кого-то начинать. Она немного потренируется в разговорах, слегка пококетничает; если что, сразу даст понять, что это не всерьёз.

Романтичной беседы не получилось. Дима непрестанно рассказывал про свои неприятности и болячки. Ничего серьёзнее мокрых мозолей у него не было, но с каким драматизмом он о них живописал! На десятой минуте разговора Ксюша похоронила надежду вставить в его монолог хотя бы одно полное предложение, сдалась и стала периодически кивать да угукать. А ведь предполагалось, что это она будет ему рассказывать – про Пустой мир, про тамошние правила и жизнь.

Выпроваживая Диму за ворота, Ксюша мысленно вздыхала с облегчением. И надо ж было такому случиться – именно в этот момент появился Егор. Пришёл извиняться – дозрел.

Уход Димы для Ксюши стал самым радостным событием дня, но и на радостях она не предложила Егору зайти в дом, они оставались во дворе.

– Прости меня, я вчера сорвался, самому стыдно. Прости, Рыбка.

Прозвище, которое ей всегда нравилось, показалось Ксюше на редкость глупым. Она себя чувствовала, как вкладчик, который годами относил сбережения в банк, планируя безбедную старость, а банк лопнул, и уже не вернуть ни денег, ни потраченного на их зарабатывание времени. Егор был директором банка, укравшим все средства вкладчиков и сбежавшим на Мальдивы с красоткой-супермоделью. И плевать ему на бывших клиентов. Но чтоб было совсем уж хорошо, решил прощения попросить, совесть облегчить. Разбежался!

– Простить – прощаю, а забыть – не забуду, – сухо сказала Ксюша. – И не называй меня Рыбкой, у меня есть имя.

Егор подумал, что она дурачится. Он пристально всматривался в лицо Ксюши, ожидая увидеть улыбку, но её губы были плотно сжаты. Всё взаправду.

– Рыб… – И он вдруг тоже подумал, как неуместно теперь это прозвище. – Ксюша. Я не знаю, что на меня вчера нашло. – «Вообще-то, знаю, но тебе не скажу». – Столько случилось. Злата, пожар на улице, пожар у нас, и всё так быстро, я опомниться не успел.

– Ты притвориться не успел, потому и повёл себя, как хотел, а не как положено по воспитанию. – Ишь, как смотрит. Глаза умные, виноватые. Грустные. Так тебе и надо! Беги к своей Злате, она тебя утешит!

– Да нет же, Ксюшка! Честное слово, не хотел я тебя обидеть! И прогонять не хотел! Я просто перепугался! – «За тебя перепугался!» – И наговорил ерунды. Прости… – Он будто ломился в дверь, которая прежде всегда была для него открыта, а сегодня оказалась заперта наглухо, и выяснилось, что дверь-то прочная, её не выломаешь даже тараном.

– Я ж сказала: прощаю. Есть ещё вопросы, предложения, комментарии? Нет? До свидания.

– Ну и чёрт с тобой!

– И Вам всего доброго, Его Михайлович. – Ксюша ушла в дом.

Когда за ней закрылась дверь, Егор повернулся к воротам и наткнулся на Галю и Стаса.

– Дурак, вот ты кто, – без предисловий объявила Галя. – У неё ж ближе тебя никого не было, а ты с ней так.

Поддерживая Галю, Стас осуждающе покивал и добавил:

– Видел бы ты, что с ней вчера было, когда мы от вас ушли. Мы с Галей Ксеню еле успокоили.

– Она плакала?

– Нет, блин, – фыркнула Галя, – вышла за ворота и давай вприсядку плясать от счастья!

Егору вспомнилось, как жгуче в детстве он ненавидел тех, из-за кого плакала Ксюша. А теперь он один из них. Змея в груди застыла и превратилась в камень, тяжёлый-тяжёлый – с таким только топиться.

– Мне теперь что, из лука застрелиться? – Егор сам не понимал, огрызается он или готовится попросить помощи либо совета. Не по части лука, конечно. – Вы, можно подумать, никогда сгоряча не делали чего-нибудь, о чём потом жалели! – Нет, не нужно ему ни помощи, ни советов, он этих двоих знает без году неделя, нечего выворачивать перед ними душу. – И вообще, не ваша это печаль! – Он шагнул в сторону, чтобы обойти их.

– Мы и не печалимся, – хмыкнула Галя. – Ксюша переживает, что потеряла друга, зато у неё Дима есть, а с таким Димой можно без всякого друга обойтись.

Егор резко передумал уходить.

– Кто у неё есть?

– Дима. Ты его только что видел, он уходил, когда ты пришёл. – И тут Остапа понесло: Галя ощутила небывалое вдохновение, смешанное с первооткрывательским трепетом. Чего греха таить, бывало, ей приходилось привирать, но она отродясь не увлекалась выдумками, а сейчас её захватил сочинительский азарт. – Ксюша тебе про него не рассказывала? – Лишь бы Стас не подвёл. Он не проболтается, но выражение лица может его выдать. Галя мимолётом глянула на Стаса. Стоит и не моргает, миленький, внешне невозмутим.

Доселе дремавший дар, о существовании которого Галя и не подозревала, развернулся во всей красе, и она влёт поведала историю о пылкой любви между Ксюшей и Димой. Познакомились на днях, но сразу понравились друг другу. Теперь Дима постоянно приходит, они с Ксюшей воркуют, точно голубки, обжимаются по углам и подумывают о свадьбе. «Да мне надо писать романы! – По глазам Егора Галя понимала, что он верит каждому слову. – И играть в театре!»

Стас стоял с непрошибаемым выражением лица, и лишь после ухода Егора воззрился на Галю округлившимися глазами.

– Зачем ты это наговорила?

– Сама не знаю. Нет, знаю – обидно стало за Ксюшу.

– Сомневаюсь я, что Ксюша оценит твою заботу.

– А кто ей скажет?

– Егор!

– Пф! С чего бы? Они, скорее всего, и видеться-то больше не захотят.

Глава 10

Они впрямь не захотели, но через две с половиной недели увиделись. Случайно. В лесу. Егор частенько носился по окрестностям и ветром, и пешком – вперемешку. А Ксюше до зубовного скрежета надоело сидеть дома. Гулять по улицам было опасно, даже с амулетом, меняющим внешность, он ведь мог забарахлить, да и в целом стандартные такие амулеты работают без перерыва максимум час. Ксюша использовала амулет, только чтоб выйти за пределы города, а по лесу шла в своём настоящем облике. (Даже недолгий путь до леса был риском, но она, при всей практичности, уже задыхалась взаперти. Как только Стас и Галя спокойно выдерживают?)

До чего же хорошо идти! Просто идти куда захочется. Вряд ли тебя потянет бродить не по тропе, а между деревьями, по колено в снегу, но приятно, что такая возможность есть.

Стоял мороз, деревья, одетые в снежные кружева, выглядели сказочно нарядно.

– Можно было выбрать для прогулки денёк потеплее, – сама себе заметила Ксюша, – но, с другой стороны, какая сегодня красота!

Она только что распрощалась с алконостом Ариной, которой ещё по возвращении из Пустого мира обещала прийти поболтать. Поболтали они славно. Алконост слухам про «пустую заразу» не верила и общалась с Ксюшей без опаски. А Ксюша от этого почти отвыкла. В последние дни даже родные как будто подозревали, что её пустота может передаться им. Они старались не подавать вида, они не избегали Ксюши (смысла нет, уж если она заразна, то давно их заразила, остаётся ждать симптомов), они сами себя ругали за окрепшие подозрения, да поделать ничего не могли. Но они, как и прежде, любили свою Ксюшу. Только их Ксюше с каждым днём было тяжелее; да и им самим тоже.

– Скорей бы обратно в Пустой мир! – Ксюша остановилась на обочине тропинки. – Чтоб никого не мучить… – Нет, помучиться придётся – и родным, и ей, но постепенно всем станет лучше. Наверно. – Хватит, Окунёва. Гуляем, дышим свежим воздухом, – сдвинув манжет пуховика, она поглядела на наручные часы, – и поворачиваем к дому, уже пора. Идём, любуемся пейзажем, о плохом не думаем.

Едва она решила не думать о плохом, как появился Егор. Обычно он возникал, твёрдо стоя на земле, а тут нарисовался в полутора метрах от оной и рухнул поперёк тропы.

– Зараза.

– Это ты мне или в принципе? – Ксюша старалась, чтобы голос звучал безразлично, а сама напряжённо всматривалась. Вдруг Егор себе что-нибудь сломал?

– В принципе, – буркнул он, встал и отряхнулся. – Тебя я даже не замечал. Что ты здесь делаешь?

– Гуляю.

– Одна, в лесу?

– Это сейчас безопаснее, чем в компании по улицам. – Помолчав, Ксюша всё-таки спросила: – Зачем ты так высоко возник? – Ответ она сама знала. – Опять перебои?

Егор промолчал, но кивнул, насупившись.

Думает ли он, что это из-за неё – из-за того, что она сейчас рядом? Да какое ей дело до его мыслей! Приземлился неплохо, от боли не вопит, руками и ногами шевелит нормально. Не помрёт. Только домой ему придётся возвращаться пешком, как и ей, а тропа одна – не такая уж узенькая, но Ксюше не хотелось идти рядом с Егором, пусть между ними и будет минимум метр.

– Возвращайся первый, – предложила она, – я пойду следом.

– Ну что Вы – что Вы, Ксения Сергеевна! – Егор картинно поклонился. – Дамы вперёд. – И прохладно добавил: – Даже такие.

«Не поддаваться на провокации», – велела себе Ксюша. Не помогло.

– Давно ты стал в дамах разбираться?

– Тут и разбираться не надо, – Егор сложил руки и прислонился плечом к стволу сосны, – достаточно сравнить. – «Что ты городишь? Ну что ты городишь, придурок?»

– Да-а-а-а, сравнения с твоей ненаглядной я, конечно, выдерживаю. И зовут-то её Злата, и фамилия-то у неё Серебрянская, и волосы-то у неё платиновые. Не девушка, а склад драгметаллов! Что ж ты до сих пор не взялся за разработку этого месторождения?

Вопрос был язвительный, но, по сути, правильный. После ссоры с Ксюшей Егор надеялся, что вернётся страсть к Злате, но нет. И дело не в том, что Злата перестала быть запретным плодом, а в том, что он теперь смотрел на неё трезво. Он злился на Ксюшу, но к Злате злости не питал, потому оценивал объективно. После полутора лет подслащённого дурмана он смотрел на неё непредвзято. И чем дольше смотрел, тем яснее понимал: то, что она подавала как дерзость и прямоту, на деле – обыкновеннейшее хамство. Злата ехидничала и грубила, не заботясь о том, насколько глубоко и больно её слова задевают людей, притом люди эти не нападали на неё первыми. Ксюша бы так никогда не сделала. Но разве мог он сейчас всё это Ксюше сказать? Пришлось переводить стрелки.

– Ты лучше своим месторождением занимайся.

– Обязательно. – Вот же паразит – явно намекает на то, что у неё никого нет. – Но обойдусь без твоих советов.

– Да уж не сомневаюсь, вы и без меня справитесь.

– Конечно, справимся. – Знать бы, кто эти «мы». Ксюша и её потенциальная вторая половинка? – И уж точно не при твоём участии.

– Как будто я бы стал в этом участвовать!

– Как будто тебя бы кто-то пригласил!

Егор представил себе такое приглашение, и его перекосило.

– Топай вперёд.

– Сам топай.

Из принципа, точнее, из вредности, Егор пошёл в противоположном направлении – не к городу, а дальше в лес. Способности скоро восстановятся, они не пропадают надолго; и он успеет возвратиться в Стратимград задолго до Ксюши. А Ксюша пускай шурует на своих двоих. Одна-одинёшенька. Незадолго до сумерек. На лесе в радиусе десяти километров от города охранные чары, сюда не проберутся дикие животные или враждебно настроенная нечисть. Но, скажем, от подвёрнутой ноги эти чары не защитят. А ведь можно не только подвернуть ногу, можно упасть – и хорошо, если это случится не у крутого спуска либо обрыва, которых здесь предостаточно. Выругавшись сквозь стиснутые зубы, Егор сменил направление.

Заслышав движение за спиной, Ксюша обернулась и увидела Егора настолько близко, что вскрикнула от неожиданности.

– Обязательно было так подкрадываться?!

Он изучал её пустым, стеклянным взглядом. Ксюша отступила назад.

– Обязательно… было… так… подкрадываться? – повторил он с леденящим отсутствием эмоций. – Обязательно было так подкрадываться?.. Обязательно было так подкрадываться?! – Вдруг он расхохотался, черты неуловимо, но страшно исказились. – Обязательно было так подкрадываться? Обязательно было так подкрадываться?! – И кинулся на Ксюшу.

Она знала, что бежать нельзя – получится только хуже. Но это было нечто на уровне инстинкта – броситься прочь и мчаться, мчаться, мчаться.

На её счастье, нога угодила в небольшую ямку, и Ксюша упала. Само по себе падение, разумеется, не великое счастье, однако оно не позволило ей без памяти бежать куда глаза глядят. А ещё оно её встряхнуло, и в переносном, и в буквальном смысле. Отрезвило, что ли. Первый ужас схлынул, обнажив отмель здравого смысла. Ксюша напоказ уселась поудобнее и, усилием воли напустив на себя строгий вид, осуждающе и почти требовательно сверху вниз поглядела на преследователя.

– Обязательно было так подкрадываться?! – пророкотал он, и Ксюша еле-еле поборола желание вскочить и опять кинуться наутёк.

Её мнимое, но всё-таки спокойствие его взбесило.

– Обязательно было так подкрадываться? – словно последнее предупреждение повторил он, наклонившись к ней.

В его глазах пустота сливалась со злобой. Словами он не ограничится. Если Ксюша не побежит снова, он на неё нападёт. А если она побежит, он будет гнаться за ней, пока она не упадёт – на сей раз замертво, или хотя бы не потеряет сознание или, в крайнем случае, не расшибётся покрепче.

Лучшая защита – нападение. Главное – справиться с оцепенением. Упёршись ладонями в утрамбованный снег, Ксюша ударила ступнёй по лодыжке преследователя. Вопреки её надеждам, это не свалило его с ног, лишь разозлило пуще прежнего.

– Обязательно было так подкрадываться? – взревел он и, схватив Ксюшу за грудки, одним рывком поднял. – Обязательно было так подкрадываться? – прошипел он издевательски вкрадчиво.

Сомнительно, что это закончилось бы для Ксюши чем-то хорошим, если б не подоспел настоящий Егор. Он оттащил от неё свою копию, которую тут же приложил лбом о ствол ближайшего дерева.

Копия оскалилась, клацнула зубами, однако не рискнула нападать на двух человек разом, тем более что в них теперь преобладал не страх, а гнев, особенно в парне. Досадливо плюнув, копия как бы кувыркнулась внутрь себя и испарилась. «Обязательно было так подкрадываться?!» – несколько раз прозвучало эхом.

– Ух… – Ксюша прикрыла глаза.

– Жива-здорова?

Она энергично покивала, но веки не разлепила.

– Ксюшка.

– Порядок. Полный порядок. – Она открыла глаза. Сглотнула и постаралась прийти в себя. – Как сюда пробрался лешак? – Как-как! Неужели неясно? – С охранными чарами в лесу тоже перебои! – Странно, что она раньше не подумала о такой возможности. Но жителям Стратимграда сызмальства внушали, что лес вокруг города – безопасное место; да, там с тобой может произойти несчастный случай, зато о других напастях незачем беспокоиться.

– Похоже на то. Так похоже, что караул.

– Надо всем сказать.

– Только говорить буду я, а не ты. – Приносящих недобрые вести «гонцов» не любят, а если гонец, по всеобщему мнению, сам является источником неприятностей, его могут растерзать. – Он тебя точно не поранил?

Ксюша покрутила головой.

– Не поранил. Но перепугал до полусмерти… Вроде бы и внешность без страшилок, а душа в пятки ушла.

– Лешаки тем и славятся.

Лешие, как и люди, бывают разными, в том числе добрыми или злыми. Лешаками прозвали злых – тех, которые развлекаются, пугая людей, иногда до разрыва сердца. Они принимают облик кого-то знакомого, и тут важно вовремя распознать подмену. Ни в коем случае нельзя первым заговаривать с лешаком. Смолчишь – он постоит, максимум – покривляется да уйдёт. Скажешь хоть слово – с этим словом он за тобой и погонится, будет гнать, распаляя твой же страх, пока не упадёшь, или пока ему не надоест. Ксюша всё это знала, но в теории – слышала рассказы, вживую не сталкивалась. И не должна была столкнуться – предполагалось, что чары надёжно защищают окрестности Стратимграда от подобных созданий. Эх, пора уже привыкнуть к мысли, что надёжных чар больше не существует.

– Надо было сообразить, что что-то такое может случиться.

– Даже самые умные иногда тупят. Ты всю жизнь считала это место безопасным, ты привыкла к его безопасности.

– Спасибо тебе. И за слова и, – она изобразила удар, – за дело. – Хотелось бы ей это сказать прежним, шутливым дружеским тоном, но слова прозвучали сухо. Хотелось бы ей, чтоб у них с Егором всё было как прежде, но она теперь боялась в любой момент получить от него удар, потому броню не снимала. Она будет вежливой девочкой, но пусть он не пытается пробиться через эту вежливость.

– Не за что, – примерно тем же тоном ответил Егор. – Пойдём домой, мало ли кто тут ещё ошивается.

Ксюша поёжилась.

– Ты не можешь нас перенести?

– Пока нет.

Они двинулись к городу. Лес уже не казался Ксюше прекрасным и сказочным, он стал непонятным и опасным. Какое существо может в любую минуту выскочить из-за любого дерева? Ещё один лешак? Упырь? Да обычного волка или медведя-шатуна будет предостаточно.

– Что с ногой?

Надо же, Ксюша и не заметила, что прихрамывает.

– Упала, нестрашно.

– Больно идти?

– Нет.

По законам романтики Егору стоило подхватить её на руки и понести. Но романтика закончилась бы на первой выбоине или скользком участке. И многие ли пробовали несколько километров тащить по лесу девушку в полном зимнем «обмундировании», сами будучи в тяжёлой верхней одежде? Да и не был Егор романтиком.

– Давай остановимся и дождёмся, когда я смогу переноситься.

Здравая мысль. Тропа как раз пересекала небольшой – метров десять в диаметре – пятачок, в его центре Егор с Ксюшей и остановились.

Стоять и молчать – занятие несложное, но морально напрягающее.

– Извини, что я обозвала твою Злату месторождением.

На миг ей почудилось, что её извинение разочаровало Егора.

– Ничего. Знаешь, я рад за вас с Димой.

– Да? – Издевается. Точно издевается. – А уж я-то как за нас рада! – Придётся с серьёзным видом иронизировать напропалую, более достойного выхода Ксюша на данный момент не находила. – Не устаю благословлять тот день, когда его папенька решил нас познакомить.

– Так вас его отец познакомил?

– Угу. Он стражник, который меня в управу и обратно водит. Спасайте, говорит, Ксения Сергеевна, не то совсем пропадёт мальчик – двадцать четыре годика, а до сих пор ничегошеньки не знает и не умеет. Объясните да покажите ему, что да как.

– Может, мальчику ещё и попробовать дать? – хмыкнул Егор, чудом сохранив видимость спокойствия.

– Неплохо бы. Но мальчик непробиваемый. Говоришь ему, как надо, а он гнёт свою линию. Как о стенку горох. – Незаметно для себя Ксюша перешла от иронии к жалобам. – Приходится расслабляться и пытаться получить удовольствие. Я, честно сказать, не понимаю, зачем я ему сдалась, он, по-моему, меня и не замечает. Ему самого себя с лихвой хватает.

Егор вроде как икнул.

– Странный у вас там зоопарк.

– Не то слово. Не знаю, как прикрыть эту лавочку. От Димы же теперь не отвяжешься, повадился приходить через день. Добро бы какой прогресс был, а то топчемся на одном месте, никаких успехов.

– Мне-то зачем об этом знать?!

– То есть я должна страдать молча? Даже не имею права пожаловаться? – А ведь на какие-то секунды она почти забыла, что они больше не лучшие друзья. Нечего расслабляться, Ксения Сергеевна.

– Жалуйся сколько влезет, но почему именно мне?

– Потому что рядом больше никого нет. А поговорить о чём-то надо.

– Хорошую тему нашла, молодец.

– Простите, великодушно, Егор Михайлович. Я Вас больше не потревожу.

Воцарилось молчание. Егор быстро понял, что оно хуже разговора. В разговоре ты отвлекаешься на слова, а тишина насыщает дополнительными красками картинки, которые помимо твоего желания крутятся в мозгу.

– Может, тебе прогнать этого Диму?

– Я бы с радостью, но мне перед его отцом неудобно. – Пришлось признаться себе, что она рада продолжению разговора. Пожаловаться Ксюша и правда могла кому угодно, но никто не понимал её лучше, чем Егор. И это сейчас было особенно обидно. Ей с новой силой захотелось, чтоб всё было как раньше, даже не как до ссоры, а как до разрыва помолвки. А ведь она твёрдо собиралась быть неприступно-вежливой, и это было бы правильно. Но из-за Егора все её логические настройки сбивались к чёртовой матери.

– Не хватало тебе ещё о его отце волноваться! Не нравится Дима – гони взашей.

– Пожалуй, ты прав. Надо гнать. А то он меня доконает со своими мокрыми мозолями.

Фильм, крутившийся в мысленном кинотеатре Егора, напоминал эротический триллер, а после этих Ксюшиных слов превратился в порнографический ужастик.

– Мозолями? – переспросил Егор, прежде чем успел себя одёрнуть. Знать такие подробности ему категорически не хотелось.

– Мозолями. Это его любимая тема. Как начнёт рассказывать – не остановишь.

– Рассказывать?.. Не показывать?

– Ты головой сильно ударился, когда рухнул? Ещё не хватало, чтоб Димка мне свои драгоценные мозоли показывал! Брр!

– Да уж, если б кроме мозолей ему показывать было нечего, получилось бы совсем грустно.

– Зачем ему вообще мне что-то показывать? Он слушать должен, а не показы устраивать.

– Слушать?

– Слушать и запоминать. А вместо этого трындит про себя без остановки.

Наконец-то Егор начал подозревать, что они с Ксюшей говорят о разных вещах.

– Напомни, зачем этот Дима к тебе приходит?

– Я разве не сказала? Его отец попросил меня, что я ему, Диме то есть, рассказала про Пустой мир, про то, как там живут люди, что принято, что нет.

– Зачем?

– Дима тоже пустой. Он и в нашем-то мире к жизни не приспособлен, а уж что будет делать в Пустом, без нянек, совсем непонятно. Вот меня и попросили его морально подготовить.

– Значит, вы только разговаривали?

– Окстись, родное сердце! Что ещё мы могли делать? – Ксюша нахмурилась. – Гаврилин, в каком направлении работала твоя фантазия последние три минуты?!

– А в каком она могла работать после того, что мне нарассказывала Галя?!

– Галя-то здесь при чём? И что она тебе нарассказывала?

– Неважно.

– Очень даже важно. Как минимум – интересно.

– Я сказал: неважно!

– Егор, Егор, Егорушка! Свет моих очей, алмаз моей души! У тебя уже другая невеста, на неё и рявкай, а я, к счастью, теперь девушка свободная, могу сама рявкнуть в ответ.

– Иди сюда, свободная девушка, – Егор указал на место рядом с собой. Не успела Ксюша поинтересоваться, отчего это он раскомандовался, как он добавил: – Быстро, но без резких движений.

С трудом удержавшись от резкого поворота, Ксюша посмотрела назад. На край пятачка, что был за ней, выходили волки. Неторопливо, вальяжно, как к себе на квартиру. К двум, которых она увидела сразу, прибавились ещё трое. Здоровенные, рыжевато-серые, глаза блестят… бог с ними, с глазами, – клыки блестели тоже. Волки появлялись в полнейшей тишине, не рычали, не издавали никаких звуков вовсе, и от этого казались ещё более кошмарными. Ксюша медленно шагнула к Егору…

За спиной у Егора на пятачок вышел, если не сказать выскочил бурый медведь – удивительно легко и проворно для эдакой туши. Ксюша раньше не видела вживую ни волков, ни медведей. Те и другие оказались гораздо крупнее, чем она представляла.

– Егор…

– Вижу. – Он взял Ксюшу за руку. В ответ на вопросительный взгляд еле заметно качнул головой. Пока не перенестись. Не в том дело, что силы подводили – они вернулись, Егор чувствовал. Ветра не было. Воздух движется, даже когда кругом полный штиль, и этого незаметного человеку движения достаточно, чтобы приземлиться-воплотиться, если ты уже «растворён», но чтобы раствориться, нужен ощутимый ветер.

Появился второй медведь. Теперь с одной стороны от незадачливых гуляльщиков стояла волчья сборная, с другой – медвежья. Звери выжидали, не нападали. Все смотрели внимательно и на редкость осмысленно. Ксюша заподозрила, что это не просто животные. Та же догадка посетила Егора.

Один медведь сделал несколько неторопливых шагов по краю пятачка. Уже на втором шаге проявились человеческие черты, на третьем медведь встал на задние лапы, а на четвёртом стал крупным мужчиной средних лет, с бурыми, то есть каштановыми волосами и такой же бородой, в длинной коричневой шубе. Второй медведь тоже перевоплотился, оказавшись женщиной – не столь габаритной, но отнюдь не миниатюрной.

Берендеи. Колдуны-оборотни. Люди, превращающиеся в медведей. Или медведи, превращающиеся в людей – говорят, сами берендеи не знают, какая их ипостась первичная, а какая вторичная. С обычными людьми они предпочитают не водиться, живут собственными племенами в лесах. Относительно агрессивности берендеев сведенья рознились, кто-то утверждал, что они готовы растерзать любого человека без разбора, кто-то уверял, что они достаточно мирные, если их не провоцировать. Видимо, сейчас Ксюше и Егору предстояло узнать, какая теория правильная, но научного энтузиазма они что-то не испытывали.

Вместо волков уже стояли люди в серебристых меховых накидках. Ещё одни оборотни. Волколаки.

В такой ситуации сложно придумать, с чего начать разговор, да и не знаешь, нужно ли начинать, может, надо отмолчаться. Но когда самый высокий из волколаков подступил к Егору и Ксюше вплотную, заводить беседу таки пришлось.

– Чего вам? – спросил Егор, как бы ненароком отстраняя Ксюшу вбок, чтобы она, насколько возможно, была подальше от обеих компаний.

Волколак не ответил. Он обошёл их полукругом, принюхиваясь.

– Парень с волшебством, – сообщил он своим, – девчонка пустая.

– Пусть идут, куда шли, – бросил другой волколак.

– Они нам ни к чему, – сказала женщина-берендей.

– Вам ни к чему, так пусть мне достанутся, – проговорил высокий волколак, не сводя глаз с Ксюши и Егора.

– Нечего их отпускать! – поддержал третий волколак.

– Точно! – подхватил четвёртый. – Чем этих тварей меньше, тем лучше. Хоть по одному передавим!

– Долго – по одному-то давить, – с сомнением изрёк берендей-мужчина.

– Надо же с чего-то начинать, – хмыкнул волколак, сузив желтоватые глаза.

– Только тронь её, – процедил Егор, задвинув Ксюшу за спину. Плевать, что без ветра он в плане волшебства бессилен. Страшно ему? Не то слово, но Ксюшку он этим лохматым не отдаст, пока живой. Как долго он останется живым – уже другой вопрос.