Первая зорька

Капитан

Он капитан, и родина его – Марсель,

Он обожает споры, шум и драки,

Он курит трубку, пьет крепчайший эль

И любит девушку из Нагасаки

Вера Инбер

Еще вчера дождь хлестал по крыше дома, и казалось, что мир утонет в потоке воды, низвергаемой небесами. По улицам реки небесной воды несли оставшийся после зимы мусор вперемешку с еще не растаявшим снегом. Иногда дождь менял направление, и капли стучали в окно с такой силой, будто путник барабанит в дверь с настойчивым желанием поскорее войти и получить долгожданные тепло и уют.

В такую погоду, особенно если она пришлась на раннюю весну, хорошо оказаться рядом с камином, растопленным вязанкой вишневых дров. Такие поленья долго держат жар и наполняют жилище приятным ароматом. Тогда, лежа на диване, накрывшись пледом и с бокалом коньяка, книгой в руке и бернским зенненхундом, аккуратно улегшимся между тобой и спинкой дивана, – вперед к путешествиям, приключениям и невзгодам, достойным настоящих мужчин.

Уже почти уснув, приятно представить себя капитаном арктического ледокола, прокладывающего себе путь к пассажирскому лайнеру, застрявшему во льдах. Крошка из льда и снега, поднимаемая северным ветром, делает видимость практически нулевой, но команда своими титаническими усилиями пробивается миля за милей к терпящим бедствие и поспевает как раз вовремя, когда круизный лайнер, уже раздавленный льдами, погружается на дно, а растерявшиеся пассажиры толпятся на льдине, представляя собой лакомое блюдо для холода и белых медведей. Команда ледокола, потеснившись, принимает всех на борт, и капитан тоже в свою каюту буквально заталкивает очень смущающегося, но изрядно заиндевевшего паренька в тулупе, валенках и с огромной шапкой-ушанкой на голове.

От усталости все попадали спать, и только капитан с горсткой самых крепких матросов вернулся на ночную вахту и направил грозу льдов в обратную дорогу. Наутро, естественно, уставший как гончий пес, капитан возвращается в каюту и видит, что парень на самом деле оказался прекрасной девушкой, за это время пришедшей в себя и уже обжившейся в кубрике. Но верный пес сторожит не только явь, но и сон хозяина, и врывается в видения, вылизывая лицо и топчась по тебе, как стадо слонов. Девушка тает вместе с арктическим ледоколом в убегающем сне, и зенненхунд вновь становится явью. Добившись своего, пес успокаивается, и под его мерный храп ты засыпаешь уже спокойно, без снов и сладостных видений.

Гавриле для этого романтического этюда не хватало самой малости – дома с камином, собаки и романтических снов с книгой в руке и бокалом коньяка на журнальном столике. Текущая жизнь подарила ему пока только небольшую квартирку на окраине города, продуваемую особенно настойчивым ветром сквозь накопившиеся щели в окнах, и небольшое жалованье, регулярно выплачиваемое работодателем. А потому непогода плотно заперла нашего героя в его четырех стенах без собаки, камина и коньяка, оставив только книгу и батон колбасы с хлебом и кефиром. Хотелось тепла, но после пристального взгляда в кошелек мысль пригласить кого-то из своих знакомых девушек на ужин или хотя бы в кино оказалась полностью несостоятельной, и ветер за окном, подхватив, унес ее в более зажиточные кварталы.

В такие минуты становится особенно грустно и одиноко, когда любительская колбаса с ее вкраплениями жира уже больше в тебя не лезет, но желудок требует дров, как разгоряченная топка камина, и ты давишься всухомятку этой нехитрой снедью, запивая ее кефиром прямо из пакета. Картину полной безысходности дополнил бы красочно топающий по своим делам рыжий таракан, но усачи покинули города по мере развития GSM-связи (мобильных телефонов), и приему пищи Гаврилы никто не мешал.

Гаврила наполнил желудок, и мысли потекли в более рациональном русле. Зачем мечтать о доме с камином, где ты уснешь, представляя себя капитаном грозного ледокола? Это все равно, как уснуть во сне и видеть сон. Можно представить себе, скажем, девушку, которую судьба-злодейка привела бы плакать на лавочку прямо под балкон квартиры. Сквозь струи проливного дождя Гаврила увидел бы, как без плаща или зонта на лавочке вздрагивают от рыданий худенькие плечи, и пригласил бы ее зайти в дом, где сразу отдал бы оставшийся кефир с колбасой и хлебом. Эта мысль показалась настолько реальной, что даже толком не отдавая себе отчет и наскоро накинув плащ, Гаврила выскочил из подъезда, оглядывая близлежащие лавочки.

На улице было холодно и промозгло, но от этого жалость к неизвестной девушке, одиноко плачущей на лавочке под проливным дождем, сделалась вовсе нестерпимой, и он спешным шагом пошел по округе, разыскивая незнакомку. Смеркалось. На улице было хоть шаром покати. Одинокие машины с грохотом проносились по дорогам. В окнах домов периодически зажигался и гас свет. Даже бездомные псы не шныряли по улицам в поисках съестного мусора, а жались друг к другу, забившись по ранее обжитым углам.

У кого вызвал интерес наш путник, так это у патрульнопостовой службы, тормознувшей рядом с ним и вывалившейся из своего бобика. Без лишних слов полицейские прошлись по карманам Гаврилы, и не найдя там ничего путного, ограничились легким пинком и двумя затрещинами. Гаврила перенес экзекуцию стойко, без слез и причитаний. Капитану ледокола стоять ночную вахту было тоже непросто, особенно после героического спасения пассажиров со льда. Отъехавший бобик вновь сделал нашего героя свободным, и он быстрым шагом умчался вдаль. Вскоре холод ушел, и стало жарко. Струйки пота стали сбегать по промокшей спине. Хотелось расстегнуть плащ, но Гаврила не мог остановиться даже ради этого. Он бежал, пока дождь хлестал, как из ведра, и на улице темно, а значит, где-то плачет незнакомка, которую должно немедленно спасти.

Но вот запас сил иссяк, и наш капитан остался один среди пустынных улиц города. Он застыл как изваяние, а затем, умывшись струйками дождя, неторопливо побрел в сторону дома. Гаврила плакал, смеялся, бил себя ладонью по лбу и кутался в закоченевшую одежду, как будто мог выдавить из нее еще хоть чуточку тепла. Отворив дверь квартиры, промокший до нитки капитан почувствовал себя словно в родной гавани, встречи с которой ожидал долгие годы заморских странствий. Скинув все одеяние в угол, он пошел прямиком в душ, где, слава богу, горячая вода вернула его в состояние умиротворенного покоя. Затем он повалился спать, и укрывшись видавшим виды одеялом, был счастлив как дитя.

Проснулся Гаврила достаточно поздно, уже было светло, и дождь более не барабанил, уступив место весеннему солнцу. На улице пели птицы, и двор был полон гомона и иной воскресной суеты. При виде горы мокрой одежды в углу «арктическому капитану» стало ужасно стыдно за свою выходку прежней ночью, и он стал неторопливо приводить свои вещи в порядок. Есть хотелось снова, и остатки колбасы, хлеба и кефира пришлись крайне кстати. «Если уж спасать, то лучше незнакомку с авоськой провизии», – подумалось Гавриле между делом.

Затем он взялся за тряпку и вымыл квартиру, гоняясь за каждой пылинкой. Снова устал. Усталость преследовала нашего героя по пятам, и он ждал ее, как освободительницу от горестей и забот, дурных снов и несбыточных желаний. Когда устал, блаженное чувство покоя приходит на смену всему, перестают мучить иллюзорные мечты и фантазии, дурные мысли не лезут в голову – хочется простой, да хоть какой-нибудь еды и койку, куда можно уронить голову и тело. Усталость служит залогом от глупостей – ты наконец-то перестаешь жалеть себя, дивясь несправедливости мира, и рваться из четырех стен наружу, будто особенно сильный и мощный рывок может освободить что-то внутри, способное вылететь и, раскинув крылья, умчаться в небеса к бушующим стихиям.

Уже в понедельник Гавриле на работу, еще чуть-чуть – и самый тяжелый период выходных останется позади. Там усталость будет неотъемлемой частью, как будто при входе вахтер выдает ее каждому на время рабочей недели. Потом каких-то десять-двадцать лет – и усталость можно уже не загонять в сети, как молодую капризную девицу, она будет приходить сама даже незваным гостем и прочно обживется в старенькой квартирке. Усталость скрасит жизнь, стешет острые углы, сопливые переживания и мечтания детства лягут спокойно почивать на дальние полки чулана.

Лишь однажды, если, конечно, повезет, внучка спросит у дедушки Гаврилы, кто изображен на старой пыльной фотографии в капитанской форме на борту ледокола, ломающего арктические льды. «Это я», – скажет дедушка и погладит внучку по голове. Она засыплет его вопросами об Арктике и лайнере, спасенном из ледяного плена, пока родители не уведут девочку спать. А засыпая, она долго будет расспрашивать папу и маму о дедушке, и почему они не рассказывали о его героическом прошлом. Родители же, убаюкав малышку, сядут на кухне и заговорят о том, что старик сдает, и как не жаль, но нужно отвозить его в дом престарелых. Там и уход круглосуточный, и персонал, безропотно слушающий байки стариков.

Но Гаврила был уже на улице. Смеркалось. Хляби небесные разверзлись над городом, и вода низвергалась с небес, как будто всевышний всерьез решил затопить все к чертям. Старик шкандыбал, опираясь на палочку, и даже бездомные псы не тревожили его покой. Наконец-то патрульная полиция заметила старика и обыскала его карманы. Бить из уважения к возрасту не стали. «Наконец-то», – подумал Гаврила. Обыск ментов вернул ему веру в быстро ушедшие силы. Еще чуть-чуть. Нет, он не хотел в этот раз встретить незнакомку и спасти ее из-под струй проливного дождя. Он страстно, изо всех оставшихся сил чаял встретить себя – того, молодого, что искал, но отчаялся, проиграв битву усталости. Незнакомка, конечно же, ждала его тогда, мокла под проливным дождем со вздрагивающими худыми плечами, нужно было сделать лишь еще буквально пару шагов, пройти в следующий двор. Гаврилу там ждали любовь, мореходка и арктические странствия. «Вперед!» – сказал бы Гаврила своей молодой копии и замер бы как статуя, превратившись в памятник несгибаемой несломленной воле.

Вот только сердце предательски подвело старика, и прыгнув в груди, остановило его скрученную фигуру. В последнюю секунду он увидел себя в капитанской форме на борту корабля. Капитан же, увидав старика на берегу, отдал ему честь и уплыл, не оглядываясь, как и положено морскому волку.

Старика под утро нашла все та же ППС и, вызвав труповозку, убыла себе восвояси. Родители же, убаюкивая малышку, поведали ей, что дедушка уплыл в арктическое плаванье, так как несмотря на возраст, опытных моряков на флоте не хватает, и дедушка снова ведет ледокол навстречу бушующей стихии. Кроха уснула, обняв подушку, а ее родители, взяв тряпки и теплую воду, мыли квартиру, гоняясь за каждой пылинкой, пока усталость окончательно не завладела ими, принося утешение и покой.

Идеальные незнакомцы

Но лучше поклоняться данности

с глубокими её могилами,

которые потом, за давностью,

покажутся такими милыми

Иосиф Бродский

Благими намерениями вымощена дорога в ад. Поэтому гоните взашей всякого, кто попытается разнообразить вашу жизнь здравыми, как может показаться на первый взгляд, идеями. Эти идеологи наворотят делов, разбередят душу – и в кусты. А ты стоишь потом один-одинешенек на распутье, и что поделать, не знаешь. Ни прежнего себя уже не вернуть, ни нового принять не получается. Чистое гадство.

Роман с Аленой пришли к нам в гости в то дивное субботнее утро, когда рабочая неделя уже позади, а выходные, поди, еще и не начались, то есть впереди два полновесных дня для настоящего лежебоки, каким, собственно, я был всегда. Моя прекрасная супруга Софи предпринимала отчаянные попытки в первые годы нашей совместной жизни сделать из меня велосипедиста, горнолыжника или любителя длинных лесных прогулок. Но годы усилий не принесли должного успеха, и махнув на меня рукой, она совершала по утрам велосипедные прогулки и возвращалась ко мне пополудни, как раз к моему пробуждению.

Сегодня я был бесцеремонно разбужен, так как гости ожидались с самого утра. «Привет», – хором прокричали нам «ранние пташки» и завалились в дом. Софи, лишенная из-за гостей своей утренней велосипедной прогулки, носилась ястребом по дому, поражая всех своей нерастраченной энергией. Я никак не мог открыть глаза и норовил уснуть, привалившись на край дивана. Спас ситуацию Роман, рассадив всех за журнальный столик. Бокал холодной сангрии с фруктами вернул меня к жизни и заставил поутихнуть мечущуюся Софи. «С добрым утром, друзья», – произнёс Рома и первым выпил вино.

Все могло бы так же отлично закончиться, как и началось. День клонился к закату, и съеденные шашлыки приятно наполняли желудок. Нам бы выпить кофе и разойтись, если бы не Роман. Теперь его потянуло на ролевые игры. Только, избави бог, не подумайте ничего дурного – просто он давеча посмотрел фильм Паоло Дженовезе «Идеальные незнакомцы» и решил повторить его сюжет на нашей базе. Задача проста: все выкладывают мобильные телефоны на стол, и все приходящие смс зачитываются вслух, а на звонки необходимо отвечать по громкой связи. В фильме герои выяснили, что прожитые вместе годы не сделали их по-настоящему близкими людьми, их разделяют тайны, и пропасть непонимания пролегла между ними глубже Марианской впадины. Мне идея показалась занятной, и я первым крикнул «да», бросив свой iPhone на стол. За другими дело не стало, и четыре телефона заняли свои места за столом, олицетворяя нас, наши уменьшенные копии.

Четыре телефона – четыре жизни. В суматохе мы как-то прошли мимо факта телефонизации человечества. Смартфон и интернет, социальные сети давно стали для нас настоящей жизнью, реальностью, заменившей ранее привычный нам мир. Мэр теперь встречается с известными блогерами, а жизнь в сети давно стала важнее дел обыденных. В сети ты мудрец, подобный Омар Хайяму, или путешественник, как Миклухо-Маклай. Кто ты на самом деле, в реальной жизни? Где, где? Что значит «в реальной»? Мы создаем свою реальность в интернете, размещая ее на всеобщее обозрение, и смотрим на такую же реальность других людей.

Ты встал и ушел после первого отделения оперы Джузеппе Верди в Ласкала, но выложил фотки из театра со скромной подписью «мечта сбылась». Где реальность? Для всех ты – заядлый театрал и ценитель творчества Верди. Минет час, и ты сам поверишь в это, выступая театральным гуру на дружеских вечеринках. Что же тогда реальность: то, что думают все и через некое время ты сам, или действительно происходившие события, канувшие неизвестными в пучину? Оставшись без телефона хоть на миг, чувствуешь себя голым, нагим. Всем становятся видны усердно припрятываемые изъяны, и ты сиротливо озираешься в поисках своего смартфона. Фух, вот он! Теперь ты снова одет и можешь, как и ранее, транслировать свою было утерянную реальность во внешний мир.

Сразу скажу: я, в отличие от брюзжащих старух, не считаю происходящее злом, как не считает злом макияж, красивые одежды, парфюм и ювелирные безделушки красавица, собирающаяся в свет, или кавалер, созерцающий ее впоследствии в полной боевой готовности. Так и смартфоны – тоже не зло. Просто их одевать стало со временем важнее, чем La Prairie и Dolce & Gabbana. Если бы я был режиссером, то снял бы происходящее примерно так: свет, освещающий людей, потихоньку угасает, и четыре ярких луча озаряют телефоны на столе, показывая зрителю, что настоящей жизнью живут, казалось бы, бездушные коробочки с электроникой, а люди – всего лишь топливо, подпитывающее их, как бутерброд, удовлетворяющий желание человеческой плоти.

Но мы были у себя дома, и ни софитов, ни режиссера, ни съемочной группы в наличии не имелось. Мы сидели, освещаемые светом заходящего солнца, и телефоны молчали на столе, «уснув» от длительного ожидания. Время ожидания – время дум. За день все устали от разговоров. Я развалился в кресле, и мысли мои быстро унесли меня от границ дома. Я блуждал среди неизведанных миров по просторам вселенной, мимоходом поедая драконов и отвечая взаимностью красавицам.

Затем я вспомнил, как двадцать лет назад познакомился с Софи. Мы встретились с ней случайно на берегу моря. Я с компанией друзей проехал более 500 км, чтобы добраться до водной глади, и теперь наши усилия были посвящены поиску пристойного жилья по карману. Нас было пятеро ребят и столько же девчонок, но встретив Софи на пляже, я не смог вернуться. Мои друзья за глаза стали звать мою избранницу сиреной…

Звякнул телефон Ромы синхронно с телефоном Аленки. Это пришла смс из банка. Как выяснилось, у них общий счет и, соответственно, оба видят все транзакции. «50 гривен – списание за обслуживание счета», – произнес Роман, усердно копируя голос Левитана.

Софи в вечер нашего знакомства не пришла ночевать домой, и ее отец – профессор и местный светила – поднял на уши всю местную милицию. Нас поймали под утро, когда я как раз провожал мою любовь к дому. Софи бросили в бобик, меня тоже, предварительно шлепнув дубинкой по спине и надев стальные браслеты. Освободил нас из кутузки все тот же профессор, оказавшийся впоследствии славным малым, если так можно говорить о своем тесте…

Зазвонил мой телефон, и я щелкнул кнопкой громкой связи. В трубке звучал взволнованный девичий голос. Моя секретарь Белла, многократно извиняясь за неурочный звонок, что-то несла о срочных семейных обстоятельствах, не позволяющих ей выйти в понедельник на работу. На уточняющий вопрос она несла какую-то чушь, но как я понял, никто не заболел и не умер. «Белла, чао», – сказал я ей и нажал отбой.

Родители брошенной мной прямо посреди отдыха девушки, от которой я ушел к Софи, работали преподавателями в институте, в котором я учился с их дочкой. Ребята оказались мстительными, и сессию я не сдал. Благо, тесть-профессор устроил меня в местный вуз, и я доучился практически без приключений. Помню, как я по настоянию Софи полез с лыжами в гору. Мы спускались по трассе для «чайников», но я и там умудрился поломать лыжу о ель. Пришлось долго идти вниз пешком, утопая по колено в снегу. Затем я еще месяц лежал с воспалением легких. Софи каждый день поила меня целебным чаем и ставила банки.

Теперь позвонили Алене. Ее соседка что-то протяжно и громко орала в трубку. Из сбивчивых криков следовало, что растущие на грядке Алены и Романа сорняки хищно пролазят своей корневой системой на участок соседей и не дают расцветать там дорогим голландским тюльпанам. Соседку, как ни странно, тоже звали Белла. «Белла, чао», – сказали ей хором Роман и Алена и отбили звонок.

Я как-то на первые более-менее приличные деньги повел Софи в дорогой местный ресторан. Официанты порхали, как бабочки, пытаясь угадать даже невысказанное желание. Сказка закончилась вместе со счетом, превышавшим раза в три мои финансовые возможности. Пришлось Софи бежать домой за папиной помощью. Нет, все-таки профессор – мировой старик…

Наконец-то засветился телефон и моей супруги. Она нажала кнопку. Звонил мужчина. Он называл почему-то Софи Кнопкой и печалился о том, что Софи не было на велосипедной прогулке с утра. Рома и Алена смущенно смотрели на нас во все четыре своих глаза, но и здесь интриги не получилось. Звонивший был нашим соседом и другом отца Софи. Он называл ее Кнопкой еще с детства и часто пытался ездить на велике по утрам рядом с ней, покуда у него хватало сил. Софи не стала ничего объяснять гостям, и я, развалившись в кресле, потянулся за коньяком, решив немного поиграть из себя крепко задумавшегося мужа. Рома предложил прекратить эту игру как наскучившую, но я твердой и решительной рукой сделал отрицательный жест. Немного помолчали.

Я вспомнил, как мы студентами с Софи были в Турции, и к ней на дискотеке стал слишком настойчиво приставать тамошний жигало. Жигало отделался переломом челюсти, а я – местной тюрьмой. Но и там, как говорится, я даже чаю попить не успел, так как у профессора оказались знакомые профессора даже в Турции. Я вышел на свободу и стал побаиваться тестя и его мирового могущества. «Господи, – подумал я, – как давно с нами ничего не случалось, как все ясно и понятно у нас в жизни. Смс из банка, звонки соседей, сотрудников с работы»… «Как скучно мы живём! В нас пропал дух авантюризма, мы перестали лазить в окна к любимым женщинам, перестали делать большие хорошие глупости», – сказал мне прямо в лицо невесть откуда взявшийся пьяный Ипполит (фильм «Ирония судьбы, или с легким паром»), и я решительно отодвинул свой бокал с коньяком.

Наша выдуманная размолвка как-то сблизила Рому и Алену, и так представлявших в глазах друзей единой целое. Мы звали их про себя Ромаленой, судача о них друг с другом. Ромалена целовались и держали друг дружку за ручку, как молодожены.

Я и Софи проводили их к машине и, попрощавшись, вернулись в дом. Сон не шел, и мы сидели при свете ночника за журнальным столиком, на котором лежали два наших смартфона. Их экраны периодически вспыхивали, сполохами сигнализируя о входящих сообщениях, но мы сидели и сидели, не реагируя на призывный свет.

«Это ведь хорошо, что нам нечего скрывать друг от друга?» – спросила меня Софи. «Ну что ты, конечно! Это только в водевиле пары узнают об изменах друг друга, затем плачут, прощают друг друга и любят с еще большей силой». «Ты не жалеешь, что женился на мне?» Я молча поцеловал супругу. Софи поправила челку и пошла в спальню наверх. «Я еще чуть-чуть посижу», – бросил я ей вслед.

Я потянулся за своим бокалом, и пьяный Ипполит вновь материализовался предо мной. Он пил, разливая поровну наметанной рукой коньяк, и звал меня за собой. Он постоянно сбивался, то звал меня в Танзанию с ее Килиманджаро и Нгоронгоро, то, подмигивая и икая, требовал лететь с ним на Кубу. Короче, мы здорово с ним набрались. Последнее, что удалось мне запомнить – как я делал селфи с Ипполитом и выкладывал его в интернет с темой: «Я и Ипполит летим на Кубу».

К полудню следующего дня под ним было уже более сотни лайков и комментариев. Кто-то пытался узнать, в каком мы аэропорту, кто-то интересовался, почему на фото нет Ипполита, и требовал ссылку на его профиль. Еще было голосовое сообщение от Ромалены с благодарностью за чудесный вечер и просьбой не ссориться с Софи, с которой мы, на взгляд Ромалены, идеальная пара. Я порылся в сети и нашел фото смазливой мулатки. Быстро поместив себя на фото рядом с ней, я бросил его в сеть с подписью «Куба». Народ большей частью ставил смайлики, означающие восхищение, а бывалые «кубинцы» писали советы, куда стоит сходить и что почем. Я побрел в душ, затем за таблеткой аспирина. Софи ждала меня для позднего завтрака. «Люблю тебя», – сказал я, садясь за столик.