Осенний жираф

Чудный новый мир

Нет, лучше рухнуть нам на полдороге,

Коль не по силам новый был маршрут.

Без нас отлично подведут итоги

И, может, меньше нашего наврут

Александр Твардовский

Иннокентий обладал одной слабостью, так ярко выраженной среди южан, – порядок и пунктуальность были далеко не самой сильной его чертой. Он легко мог проспать самолет или опоздать на государственный экзамен. И хотя жизнь часто била его за эти оплошности, это не лишило его жизнерадостности и прочной уверенности в том, что весь мир подождет. Бывало, станет Солнце в зените, возвещая о полуденном зное, а Кеша еще в постельке нежится, встать не сподобился. Уж как намучились с ним родители – врагу не пожелаешь.

Но мальчик вырос, и из-под родительского крыла упорхнул в самостоятельную жизнь. Это обуздало нашего соню, пробудив в нем невиданную доселе ответственность, ведь голод не тетка, а в Фирме с таким мириться не станут. Спишут враз в лешие или домовые, а там не забалуешь – работа каторжная.

Фирма, кстати, образовалась аккурат в год Кешиного рождения, когда швейцарский ученый Ризеншнауцер доигрался на адронном коллайдере и создал на его месте устойчивую черную дыру. Только вылезла из этой дыры не предсказанная Ризеншнауцером антиматерия, а посольство сопредельного мира с белым флагом и губной гармошкой.

Любая сказка рано или поздно становится явью, вот и землянам довелось узреть во плоти Кащея Бессмертного на трехголовом Драконе и Бабу Ягу в ступе и с метлой.

Ученики исчезнувшего Ризеншнауцера первыми встретили инопланетян, угостив их хлебом-солью, но поначалу крепкими тумаками, приняв их за всякую нечисть. Впрочем, межпланетный скандал удалось обойти, и в основном благодаря современной технике пришельцев. Выяснилось, к примеру, что ступа у Бабы Яги – на антигравитационной подушке, и ее умелое использование позволяет не только носиться над землей, но и раскидывать не в меру ретивых почитателей по углам. Дракон же оказался беззлобным, огнем не плевался, девиц не ел, а скромно любил пожевать сельдерей, запивая его ведром томатного сока.

Наскоро собранное заседание ООН вынесло решение принять новых разумных существ в свои объятия, но с оговоркой, что контакты между нашими мирами будут происходить крайне медленно и постепенно, в связи с разными законами физики, структурой материи и развитием технологий, чтобы не вызвать коллапса или революций. Для организации таких контактов и развития отношений было решено создать некую коммерческую Фирму, финансируемую напрямую из ООН. В ее обязанности входило наладить контакт, культурный и научный обмен, а также решение доселе невиданных и непонятных человечеству проблем, которые непременно будут возникать вследствие контакта.

Коллайдер обнесли трехметровой стеной, дополнительно вписав в окружность территорию, сравнимую с городом средних размеров. Там и отстроилась Фирма, начиная с офисных помещений и заканчивая жилыми кварталами, бассейнами, тюрьмой и детским садом. А что делать? – Жизнь берет свое. Выстроенный Фирмой город ученых и инженеров жил, и помимо сугубо межпланетных проблем, кто-то должен был решать и чисто человеческие. Воленс-неволенс, а лучшая борьба за чистоту – это регулярная уборка. Попав в Фирму один раз, выбраться оттуда в командировку в мир Кащея было в сто раз проще, чем в свой земной через трехметровый забор и тысячу бюрократических препон. Так что людей Фирма набирала в основном молодых, семьей не отягощенных, чтобы создавали все с чистого листа прямо здесь, в Фирме.

Иннокентий попал в Фирму, как ему показалось, случайно, проспав отборочный экзамен и поцеловав замочную скважину по приходу. Наскоро умывшись и одевшись, он прибыл к аудитории около 14.00 вместо заявленных в экзаменационном требовании 8.00. Абитуриенты как раз гурьбой выходили к встречающим их родителям, и Кеша увидел своих, волновавшихся у входа. Подойти к ним с тыльной стороны не позволял стыд, и парень метнулся в какой-то боковой вход в помещение, надеясь через него выйти к парадным дверям, чтобы не расстраивать родителей в очередной раз и выскочить в их объятия с основным потоком. Сам факт неуспешной сдачи экзаменов шокировал бы их не так, как вид проспавшего сына.

Но вместо пути к центральным дверям Кеша попал в импровизированную конюшню, где Дракон как раз принимал томатный сок, закусывая его сельдереем. Единственное, что поразило сознание нашего абитуриента, – как можно принимать томатный сок, предварительно не посолив его? Дракон оценил тревогу Иннокентия и, найдя припасенную соль, добротно отсыпал ее в ведро. «Так?» – мягко спросил он. «Так», – умиротворенно ответил Кеша. «Божественно, – прошипел Дракон и радостно завертелся волчком. – Это в корне меняет культуру потребления томатного сока и внесет новое и доселе неизведанное в аромат восторга, выделяемый при употреблении этого волшебного напитка! Кто Вы? Великий ученый и изобретатель?» «Иннокентий», – скромно представился Кеша, и, спросив у Дракона кратчайший путь к центральному выходу, умелся к родителям, волнение которых уже стало проявляться на их лицах.

Скромное письмо о пройденных тестах и успешной сдаче экзаменов было для Кеши полной неожиданностью. Лишь слабое пятно от томатного сока в углу пригласительного листа давало смутное объяснение, кому он обязан столь чудесным результатом.

Проспать перелет в Фирму ему не дал Дракон, с грацией слона запорхнувший к нему через балконную дверь. «Вставай, вставай, томаты доставай!» – весело проорал он Кеше в ухо. Молодые и холостые жили в общаге Фирмы, и там проспать было невозможно. А еще Дракон записал Кеше рингтоном свой утренний напев, и под его рычание просыпались не только Кеша, но и рядом стоящее женское общежитие.

В Фирме жизнь бурлила так, что даже самый ленивый закипал, приравниваясь к температуре окружающей среды. Одни испытания ступ и легендарные матчи в квиддич на специально доставленных из черной дыры метлах стоили того, чтобы отказаться от сна в целом как такового. Но кроме забав, кипела и работа, ведь Фирма зря денег не тратит. И Кеше предложили первому отправиться в Новый Мир с годичной командировкой как представителю землян. Сопровождать его вызвался, ясное дело, Дракон. Кешу терзало смутное сомнение, что и это приключение устроил ему любитель томатного сока – уж больно хитро он посматривал на избранника Фирмы.

Прощание с Кешей было недолгим: не дав опомниться, его, как сказочного героя, посадили на оседланного Дракона – и в путь, через черную дыру. Выпорхнув там, Кеша подумал, что в командировку не отправляют без конкретного задания, зубной щетки и сменного белья. Более того, Новый Мир – Новым Миром, а комары там кусались так же, как на матушке-Земле. Но положившись на судьбу, а точнее, на Дракона, уверенно летевшего куда-то, Кеша смиренно ждал.

То ли Дракон летел быстро, то ли лететь было недалеко, но минут через двадцать Кеша уже был в специально отстроенном здании, очень напоминающем огромную пещеру. Когда стихли приветственные аплодисменты и присутствующие расселись по местам, он увидел всех представителей Нового Мира, не раз воспетых в сказках разных народов. Мальчик-с-пальчик, Золушка, Шрек и Чебурашка сидели прямо по правую руку от него. Зал был полон.

Кащей обратился к Кеше с приветственным словом и сразу стал брать быка за рога: «Наш мир, называемый вами, землянами, Новым, чахнет от коррупции. Какая-то ведьма выпустила эту заразу, и даже самые могущественные волшебники не могут победить эпидемию. Что мы только ни делали! Меняли Кащея на Белоснежку, ломали иглу в яйце, создали НАБУ (Новое Антикоррупционное Болото Утопий) со специально обученными антикоррупционными жабами. И ничего – Кащей жив, Белоснежка проворовалась, жабы притесняют бегемотов и грозят окончательно выгнать их из болота. Каждый попробовал быть во главе Нового Мира, но, увы и ах, эффект был одинаково плачевен. Видимо, проклятие сильнее нас».

«Сильнее нас!» – вдруг заревели в голос антикоррупционные жабы, и с песнями и плясками, потрясая «Верту» и бриллиантовыми запонками, взявшись за руки, пустились в хоровод.

«Спокойно! – прервал их Кащей. – Следующим этапом мы создали САП (Слепых Антикоррупционных Павлинов), благодаря слепоте которых надеялись на беспристрастную борьбу с коррупцией. Но подвергнутые ослеплению павлины взятки брать не разучились, и умело прятали добытое под раскидистыми хвостами».

«Сильнее нас!» – запели павлины и пустились в пляс, аккуратно, в меру своей слепоты, давя антикоррупционных жаб острыми лапами. Те смешно взрывались, оставляя после себя облачка зловония, запонки и «Верту».

«И вот, – продолжил Кащей, – мы решили поискать помощи в соседних мирах, и благодаря Ризеншнауцеру первым делом оказались у вас. Мы искали самого стойкого, с природным иммунитетом, какой бывает один на миллион, как, скажем, к вирусу Эбола: все погибнут, а одному хоть бы хны – он победит и не заметит. Нам нужен был человек, не сломленный системой, не проникшийся ее заразой. И только Вы, Иннокентий, подошли нам на сто процентов. Ваш организм, интуитивно защищая Вас от скверны, не давал Вам возможности заболеть коррупцией. Вы проспали экзамен, на котором все давали на лапу преподавателю, не попали на самолет, где представитель авиакомпании брал денежку за лучшие места. Вы полностью невосприимчивы к коррупции. Даже на экзамен для поступления в Фирму Вы не пришли, избегая этой заразы, а умело посоленный томатный сок был Вашим внутренним порывом и не требовал взамен никаких благ. Вот мы и решили обратиться к Вам за помощью, чтобы Вы, Кеша, вылечили нас от этой проказы, поделились своим иммунитетом. Ведь как сказал наш известный ученый, поэт, альфонс и коррупционер Башунин в приветственной оде, специально написанной в честь Вашего прибытия:

 
«Во сне рождается победа,
Она куется не мечом.
Уйдет зараза, сгинут беды,
Змея свернется калачом».
 

«Мечом – калачом, – подумал Кеша. – Интересная рифма». Все это настолько напоминало сон, о котором так много говорил Кащей, что, несмотря на подготовку в Фирме, Иннокентий ущипнул себя, чтобы убедиться в реальности происходящего. Потом он закрыл и открыл глаза, но в целом ничего не изменилось. Кащей все так же стоял на трибуне, а жабы на сцене научились больно царапаться острыми углами запонок и теснили слепых антикоррупционных павлинов.

«Я согласен», – сам того не ожидая, произнес Иннокентий. Вопли, пляс, крики радости и пение заполнили всю трибуну. Все рванулись на сцену, чем серьезно смешали расстановку сил между НАБУ и САП, тесня уже и тех, и других. Один Башунин сумел вовремя выскочить из толпы и проорать очередную часть оды:

 
«Кащея свергли, Кеша с нами.
Долой коррупцию, ура!
Нам новый грант пришлют по почте
Иначе полная…»
 

Кто-то в толпе ударил Башунина, и его обмякшее тело увлек нескончаемый радостный поток. Последнее слово не рифмовалось, и Кеша не стал долго сосредотачиваться на его поиске. К ночи торжества схлынули, и над Новым Миром воцарился сон.

Наутро Кеша проспал прием, на котором министры и олигархи предполагали дать ему взятки. Подождав заговоренного Кешу, они сложили свои дары у него в приемной, заочно пообещав ему делать так двадцатого числа каждого месяца. Слух о подношениях на борьбу с коррупцией быстро разнесся по планете, и система отстроилась под новые условия. Помощники министров собирали дань к 19-му, начальники управлений – к 18-му, простые же граждане, как обычно, отдавали ее первого.

После распития томатного сока с Драконом Кеша прилетел на место Кащея, где увидел собранные дары. Времени оставалось немного, и Кеша, верный сын Земли, связался с Фирмой в поисках выхода из ситуации. Те, к неописуемой радости Иннокентия, с ходу согласились выкупать Кешины дары за звонкую межгалактическую монету, интересуясь изобретениями Нового Мира. Делать летающие метлы на старушке-Земле оказалось накладно, а покупать их у Кеши – крайне выгодно. Тем более, что Фирме нужны были средства на новые изыскания.

Иннокентий направлял все полученные с Земли средства в бюджет Нового Мира, поэтому тот рос, как на дрожжах, и вскоре достиг невиданной цифры. Заработали социальные программы, повысили пенсии и зарплаты, и даже друг Кеши Дракон мог позволить себе томатный сок с сельдереем каждый день. С солью, разумеется. Попасть к Кеше на прием было практически невозможно, так как спал он все больше и больше, и местные коррупционеры потихоньку наполнили бюджет так, как не наполняют его в мирах, где коррупция – до сих пор дело невиданное.

Кеша же в свободное от сна время написал книгу «О пользе сна», разошедшуюся миллионными тиражами по всем населенным мирам нашей Галактики. Эпиграф к книге сочинил, естественно, Башунин.

Закон сохранения

Подумай, мы назвали все звезды и планеты, а может, у них уже были свои имена

Станислав Лем. Солярис

Легкое дежавю мелькнет перед тобой, как облачко, заслонив яркое солнце, и внесет сумятицу в окружающий мир. А я ведь так ясно помню это лицо, приходившее ко мне во сне, этот поцелуй, глаза и нежное прикосновение бронзовой кожи. «Вы снитесь мне каждую лунную ночь», – начал я разговор с незнакомкой, которая смешно, по-турецки, сидела на полянке в парке, охраняемая толстым сенбернаром, лениво зевавшим у ее ног. «Возможно, не самая остроумная фраза для знакомства», – пронеслась шальная мысль, но виной тому сегодняшний день и его непомерные перепады погоды – от яркого солнца, ударившего в глаза в минуту пробуждения, к утренней грозе и сразу назад, к ясному и чистому горизонту. Вот только маленькие перистые облака периодически закрывали небо, и казалось, что это сбоит телевизор, но передачу вот-вот наладят, и помехи исчезнут без следа.

Облака окончательно исчезли, и сознание стало проясняться. Улыбнувшись в ответ, девушка протянула руку. «Хари, – сказала она. – Я Хари, а это мой пес Кельвин». «Я тоже Кельвин», – радостно сказал я, и выпустив руку Хари из своей, полез целоваться к уже захрапевшему было сенбернару. Хари засмеялась. Моя красивая свежевыглаженная небесно-голубая форма пилота королевских авиалиний буквально за минуту покрылась травой и частино шерстью собаки. «Я с двумя Кельвинами, значит, могу загадать желание», – произнесла Хари и на секунду закрыла глаза.

«О боже, как она прекрасна!» – подумал я, но кто-то сбил меня с этой заманчивой мысли и настойчиво лизнул в ухо. «Я угадаю Ваше желание», – решил я не терять удачный момент. Хари внимательно смотрела на меня. «Вы хотите мороженое в компании двух Кельвинов. Я знаю прекрасное кафе неподалеку»…

Как быстро летит время. Постой! Мы не ценим тебя в минуты радости и ругаем в минуты скорби. Как все зашло так далеко? Мы сыграли с Хари свадьбу через месяц после знакомства, ее пес, наш Кельвин, ушел в его пятнадцать лет, что немало по собачьим меркам. Я бросил летать и снова засел за учебники, уже в финансовом, пять лет работал ночами, подрабатывая то сторожем, то вышибалой, а Хари научилась вязать и делала что-то особенное на заказ.

Потом выпуск, первая работа брокера в инвестиционном банке и тяжкий путь к успеху… Ушли родители, ушел Кельвин, мы перебрались из домика на колесах в приличный дом. Затем Всевышний подарил нам нашего первенца, нашего сына. Мы назвали его Икар. Я погасил ипотеку, ушел из банка и, рискнув всем, создал фонд. Свой собственный инвестиционный фонд имени Кельвина. «Это в память о нашем хвостатом Кельвине», – сказал я Хари.

Затем еще 20 лет, и вот уже сын – пилот королевских авиалиний. Он не хотел вникать в цифры и опционы. Он любил летать, и летал, как древнегреческий сын Дедала и его тезка Икар – дерзко, рискованно и красиво, не слушая никого.

Затем, как и сына Дедала, его не стало. Хари держалась молодцом, но в один из дней ушла за сыном, уколов себе что-то в вену. Я не стал слушать нудные отчеты врачей и полицейских. Зачем? Но я помню, как вошел после работы домой и увидел ее в кресле с откинутой безвольно рукой. Увидел шприц и черную точку от укола, зиявшую на безупречной бронзовой коже черной воронкой…

Я не мог позволить себе даже минуту слабости, и работал как вол, пропуская выходные и праздники, иногда забывая о времени года и путаясь в днях недели. Затем успех, почетный серебряный трофей лучшего фонда года, и имя Кельвин с нарисованным рядом долларом на обложках всех финансовых журналов. Мой дом был полон гостей, а в друзья мне старались попасть даже политические знаменитости. Автографы, фотографии, лекции для студентов Гарварда. «Мы строим мир, – говорил я им, – и важно использовать для стройки хороший кирпич. Но самое важное – фундамент, все держится на нем».

Затем – ипотечный кризис и банкротство. Я продал все, что имел. Продал дом, перебравшись в дом на колесах, продал серебряный трофей, предварительно смяв его и скатав скалкой в слиток серебра. Но все это не покрыло убытков фонда.

И дальше банально: друзья бросили меня, вкладчики, что ранее, казалось, произносили мое имя с благоговением, пытались меня линчевать. Один из них оказался неплохим юристом и сумел объединить потерпевших вместе со мной крах в общее целое и напасть на меня единым фронтом. Газеты смешали меня с грязью, и прокурор в суде блистал красноречием. «Кельвин виновен не в том, что украл деньги, – говорил он. – Он виновен в том, что украл у наших граждан веру в страну, веру в ее развитие. Он откинул нас на столетия назад, и этому преступлению есть только одна кара. Вы знаете ее, Ваша Честь».

Как все зашло так далеко? Я мог уйти за Хари, но не сделал этого. Не знаю, почему. Я не был трусом. Даже наоборот – я хотел испить чашу неудач до дна и опять выйти на лестницу, по которой можно карабкаться вверх. Я хотел, чтобы хвостатый Кельвин, Хари и Икар стояли, отлитые в бронзе, на пороге вновь отстроенного фонда. Но слушая приговор суда, я ясно осознавал несбыточность моих надежд. На носу была избирательная кампания, и судья метил на пост губернатора.

«Вы положили плохой фундамент», – сказал Ваша Честь. Наверное, это так. Я понял и принял свой приговор, я увидел его в глазах суда. Зал ахнул, и даже прокурор, похоже, не ожидал услышать это. Но я никогда не был трусом. Я не упал в отчаянии и не выстрелил себе в висок.

Когда Ньютон получил яблоком по голове, в его светлые мысли пришло не только понимание всемирного тяготения. Нечто гораздо большее, что потом окончательно развил и трансформировал Эйнштейн, было тогда сформулировано вслух. Мир есть непрерывная смена времени, материи и энергии, проистекающая от начала времен и длящаяся до его конца. Ученым тогда удалось описать в одной формуле весь миропорядок, объясняющий легенды и верования всего человечества, начиная от вечной жизни и жизни после смерти до путешествий во времени. Все оказалось достаточно прозаично: время связано с материей и энергией в единое целое, и оно также никуда не девается и не исчезает, являя собой единый замкнутый круг сохранения. Каждый прожитый нами миг не уходит безвозвратно, образуя параллельную Вселенную.

Представьте выложенные в ряд бусы. Каждая бусинка – это наш мир в единицу времени. То есть всегда есть мир, где вам пять лет, и мир, где вам пятнадцать. Просто мы не видим и не чувствуем этого. А бусы лежат в бесконечном ряду времени, и ничто не мешает путешествовать, перескакивая с бусинки на бусинку. Нет, конечно, вы не встретитесь с самим собой, мотнувшись на 5 лет назад – просто перенесется ваше Я, и вы очутитесь в теле и мире пятилетней давности, забыв прошедшие годы навсегда. Силы Вселенной сотрут из памяти прожитое, как ластиком стерев вас из миров, следующих за точкой возврата. И вы начнете свою жизнь с этой точки заново, не подозревая ни о чем, как и окружающие вас люди, заново вписывая себя в историю мира, создавая свои вечно живущие копии во времени и пространстве, заполняя образовавшуюся брешь. Как на месте отрезанной ветки дерева вырастает новая, так и вы вновь заполните собой миры будущего.

Разве что только ваша жизнь будет другой. Мир всегда наполнен роем случайностей, и только ими определены события вокруг. Вот вернулся ты в свои пятнадцать и начал жить опять. Ты легко можешь не поступить в вуз или не встретить любимую, стать великим гением или ужасным убийцей – на все воля случая. Как шарик в рулетке не будет выпадать одинаково, бросай ты его с одной силой в одно и то же время каждый день. Чтобы совершить такой переход, нужно знать Закон Сохранения, построить соответствующую машину и обладать поистине колоссальной энергией, превращая ее потом во временной сдвиг.

Это выдающееся открытие вначале привело к упадку все мировые религии, ведь воочию можно было убедиться, что вечной жизни в традиционном смысле не существует – ты не умираешь никогда, так как жив в параллельных Вселенных, каждый день в которых тебе где-то пять, а где-то пятнадцать. Стала понятна история предсказателей и провидцев, их выдающийся природный дар использовать окружающую энергию для путешествий по параллельным Вселенным.

Но как человек, открывший металл, не виновен в том, что из него сделали гильотину, так и Эйнштейн не виноват в появлении современной машины для казни преступников – «Стирателя». «Стиратель» принудительно вернет вас в прошлое, в так называемую точку перелома, в которой, по мнению суда, сломалась, пошла наперекос ваша жизнь, в точку, где в фундамент был заложен плохой кирпич.

На первый взгляд гуманное решение повергло в ужас преступников, чьи деяния могли заслужить этот приговор. Как бы ни была тяжела твоя жизнь, риск забыть все плохое сопровождался риском не встретить в новой попытке и ничего хорошего, что было так дорого тебе, что удерживало на плаву. Многие предпочитали до конца своих дней гнить в тюрьме, не рискуя переписать свою жизнь заново. Но Кельвину суд не оставил выбора – никакой альтернативной меры, никакого «на выбор подсудимого». «Стирание» – вот был его приговор.

Кельвину не разрешалось узнать, в какой возраст его вернут. Священник, чья вера была непонятна уже и ему самому, посетил Кельвина в ночь перед казнью. «Сын мой, тебе дадут новый шанс. Тебе все простится, и ты начнешь жизнь вновь. Ты снова будешь молод, и вся жизнь, прекрасная и ужасная, будет лежать перед тобой. Ты не трус и не принял яд, как многие из приговоренных. Тебе ли печалиться перед завтрашним днем?»

«Вы ведь не скажете мне, в какой миг вернут меня, отец мой?» «Нет». «Да, милосердие… Это конечно… Меня не убьют и дадут новый шанс. Почему же тогда приговоренные принимают яд, и пришедших к «Стирателю» прикручивают ремнями? От меня ушли Кельвин, Хари и Икар. Я разорен, а мое имя втоптано в грязь. Что держит меня в этом мире? Почему мне с радостью не взойти на «Стиратель», отдав себя воле случая и могуществу Вселенной?! Я отвечу Вам. После казни я могу прожить заново новую и счастливую жизнь. Все на всем временном участке стирания мгновенно забудут обо мне старом и увидят нового, думая, что так было всегда. Может, каждый из нас уже сотни раз проходил через эту машину, или это мой первый приговор. Кто знает? Но перед тем, как палач нажмет кнопку, я хочу, чтобы Вы, святой отец, осознали происходящее.

Человека можно убить, но не память о нем. В этой жизни я и все вокруг будут помнить лай Кельвина, улыбку Хари, и как летал мой сын Икар. А секундой позже это все будет стерто. Будут другие девушки, собаки и дети. Но этих, моих, скорее всего, уже не будет. Какова вероятность шарика в казино выпасть на одно и то же число? Я не знаю, когда все пошло не так, где тот камень, что был плохо положен. Я и сейчас валялся бы в форме с хвостатым Кельвином на лужайке у ног Хари, я отвел бы Икара в летное училище, основал бы свой фонд. Сейчас Вы скажете что-то о милосердном Господе, натолкнувшем Ньютона и Эйнштейна на это открытие и создание «Стирателя», чтобы прощать людей и давать им второй шанс. Знайте же: это не Он! Он не был бы так жесток с нами».

«Я прощаю тебя, сын мой, и буду молиться за тебя перед Господом, пока не нажата кнопка „Стирателя“, пока я помню тебя таким», – промолвил святой отец.

Меня не пришлось заставлять силой. Я сам взошел на эшафот. «Поехали, – сказал я в лицо палачу. – Запомните меня и моих любимых такими, пока Вы не стерли наши жизни из этого времени и из своей памяти»…

Мне 25, и я уже пилот королевских авиалиний. Небесно-голубая форма красиво смотрится на подтянутом теле. Особенно сегодня, в яркий летний день. Какое-то странное чувство у меня сегодня с утра, как будто перистые облака застилают мой взор. Надо прогуляться и прийти в себя, стряхнуть тяжелый осадок. Гроза, набежавшая с утра, ушла, и дышится легко. «Вы снитесь мне каждую лунную ночь», – начал я разговор с незнакомкой в парке, что смешно, по-турецки, сидела на полянке, охраняемая толстым сенбернаром, лениво зевавшим у ее ног. Улыбнувшись в ответ, девушка протянула руку.