Воспользовавшись остановкой на светофоре, нежно потянувшись к губам своей звезды, она, коснувшись ладошкой моей щеки, приближает меня к себе и робко целует.

Ставлю машину в тень и, заметив боковым зрением ее пальцы на дверной ручке, приказываю:

– Не смей!

Закатив глаза и засмеясь, она все же слушается меня.

Я выхожу и открываю дверцу со словами, подавая руку:

– Прошу, мадемуазель!

– Вы такой любезный, сэр Моррис!

Войдя в образ партнера и партнерши исключительно по рабочим мотивам, – тяжело не взять ее руку – мы вдвоем торопимся в здание театра, но раздающийся нам вслед жалобный голос обездвиживает нас:

– Помогите добрые люди. Господь воздаст вам. Я остался один. Я потерпел автокатастрофу. Моя семья погибла. Я остался один…

Полуоборачиваемся.

Седой старик, без одной ноги, в рваных лохмотьях, сверху укрытый рыжим полушубком в тридцатиградусную жару, сидит у пешеходного перехода в инвалидной коляске и играет на скрипке. Рядом с ним стоит коробок, из которого под гуляющим лучом солнца сияют несколько монет. Зловонный запах, доносящийся от него на большом расстоянии, отпугивает проходящих мимо, которые, прикрыв нос ладонью, увеличивают шаг и отбегают в сторону.

– Джексон, надо бы подойти к нему…

Отвесив смешок, бормочу:

– Милая, отложим добрые дела, мы задерживаемся и…

– Джексон! – гневится она, так как я не поддерживаю ее. – Ты не слышал? Он одинок, он потерял своих близких… Мы должны помочь ему. Как красиво он играет на скрипке! – Ее глаза влажные от жалости, которую она чувствует в эту минуту. – Ты только посмотри на несчастный вид этого брошенного…

– Я не раз видел, как под такими жалостливыми прятались миллионеры! Идём! Нам некогда! – Порывы ветра на зло подносят к носу тухлейший запах биологических отходов, словно на нем сдох какой-то скот, и я непроизвольно начинаю сердиться.

– Нет! Он не такой! – противится она, как ребенок.

– Да к нему же не подойдешь?! Несет за километр! И какая разница: несчастный вид или нет. Мы не обязаны помогать всем бомжам мира и зацикливаться на их не сложившихся жизнях! Нам звонят уже родители детей… – Второй телефон разрывается от вибрации.

– И пусть запах, это не проблема. К тебе, что, возвращается, хладнокровие?!

– Причем здесь это?! – возмущаюсь я и рукой тяну ее к себе, пытаясь насильно увезти от бродяги и вырвать из нее согласие на моё рациональное решение поспешить к моделям. С упреком в голосе, надеясь, что он подействует на неё, ворчу: – Не ты ли мне кричала, что мы уже опаздываем?! Некрасиво будет опозориться в первый же день перед родителями. Мамы, наверняка, переживают и уже жалеют, что притащили своих малышей.

– Успеем! Не будь злюкой. Объясним всем на месте причину нашей задержки. Ты посмотри, какая морщина вылезла у тебя на лбу?!

– Что? Какая морщина? – И отпустив ее руку, я трогаю свой лоб в то время, как она, ловко и обманным путем вырвавшись из моих рук, убегает к нему.

Что за упрямство, растущее с каждым днем в этой женщине? Ее сострадание ко всему живому и неживому сводит меня с ума! Безумная женщина! Безумная!

Я опаздываю на целых пять минут. Перфекционист внутри меня злится, бьется кулаками о стенку живота, сильнее раздражаясь. Джексону Моррису же нечего делать, и он подкармливает бомжей. «Надеюсь, нас никто не видит». Положив руки на пояс, из-под очков я наблюдаю за ней – ласково с улыбкой, спрося, как он себя чувствует, она высыпает весь свой кошелек ему в коробку и в спешке возвращается.

– Всё, бежим! – сурово восклицаю я и, шагнув, слышу в спину:

– Джексон! У меня в сумке в машине бананы оставались, давай ему отдадим?!

С недовольством испустив воздух, я уже с агрессией выражаюсь:

– Ты издеваешься?

– Тебе жалко?

– Милана!.. – нервически прорывается из меня.

Звонящий её телефон отвлекает нас:

– Это Марк. Они с мамой поссорились. Воображаю, что он звонит, чтобы об этом поговорить.

Напряжение и обеспокоенное выражение её лица, плотно утвердившееся за мгновение, заботит меня и раздражение постепенно снижается.

– Если ты не хочешь, могу я ответить…

– Джексон, я должна с ним поговорить, узнать про маму… Тебе лучше идти, а то нас сочтут совсем безрассудными.

Аллилуйя! К ней вернулось самообладание!

– Я понимаю тебя, – поглаживаю ее за плечо и, не противоречив ей, я немедленно стремлюсь к входу, в зал, который предоставили нам для подготовки к выступлению.

Глава 7
Милана

Условившись с Марком о беседе, с мыслями, что, наконец, узнаю, что произошло между ним и мамой, заодно изолью свою душу, я бегу на репетицию и, как только захожу внутрь, мой взор издалека натыкается на Джексона, разъясняющего родителям, как будут проходить ежедневные занятия с их детьми на протяжении нескольких дней. Я занимаю наблюдательный пост, не дав себе шагу вперед. Многие с таким теплым чувством благодарят его за предоставленную возможность для мальчиков и девочек.

Ритчелл помогла нам отыскать талантливых ребят и задала идею сценария.

– Джексон, а вы один будете их готовить к конкурсу? – спрашивает чья-то мамочка, с таким волнением и трепетом, переживая за свое дитя.

– Нет-нет. Я же не модель. – Он улыбается. – Ребятишек основам моделинга будет учить профессионал в своем деле, Милана Фьючерс. С минуты на минуту она подойдет. – Он оглядывается ищущим взглядом, но не замечает меня. Из скромности, пока некоторые родители еще не ушли, и из любопытства я прячусь за полуоткрытой дверью, ведущей к сцене.

«Профессионал в своем деле…»

Теплота в душе от таких слов!

«Но я потеряла уверенность в себе. Я же не настолько профессиональна. А вдруг, у меня не получится? Вдруг, я не смогу их научить чему-то?»

Стоя в окружении детворы, Джексон пересчитывает их по головам и, как мы и обговаривали, ведет записи, проставляя напротив каждой фамилии галочки о присутствии. Двадцатка в сборе. Начиная знакомиться с забавной малышней и с усилением громкости непрекращающихся ни на минуту голосов всех взятых детей, болтовня которых резко переходит в баловство, Джексон заговаривает с ними строже. С элементом мужской галантности и с жестом дружеского чистосердечия он протягивает руку каждому парнишке. Настраивая карапузов с розовыми носиками на ответственную работу, он слегка припугивает, что непослушание ведет к изгнанию из группы и замены на другую модель. Дети понимающе кивают ему.

«Как модно в мужчине сочетается романтик с безудержным накалом эмоций, который, кажется, растроган от порывов детских чувств, и строгий управленец, который предельно требователен и чрезмерно придирчив к сотрудникам», – раздумываю я.

– Александр, зачем ты это сделал? Зачем ты дёрнул ее за косичку и посмел встрять в девчачий разговор? – слышу я, как он в предельно мягком тоне ругает какого-то рьяного мальчишку, пытающегося привлечь девчонку, никак не поддающуюся его обаянию.

Я ни делаю ни шага, чтобы подслушать этот милый разговор.

– А чего она не поворачивается ко мне?! – смело отвечает мальчуган, нахмурив брови. «Эта мимика мальчика так характерна Джексону, когда его что-то не устраивает в моих действиях. Второй Джексон».

– Ну разве так нужно знакомиться с девочками?! – смешливо выдаёт мой зарытый в глубине души романтик, продолжая: – Так ты никогда не привлечёшь ее внимание. Всё гораздо проще! Подходишь и говоришь: «Девочка, давай дружить! Ты очень красивая и веселая! Погуляем сегодня во дворе?!»

Усмехнувшись, я не верю своим ушам, что Джексон учит неизвестного ему ребенка правилам мужской этики. «Хм, когда-то он точь-в-точь в детстве предлагал мне встречу в песочнице. Но Питер был первым». Улыбка на мне увеличивается в разы, когда мальчик выдаёт:

– Дядя Джексон, вы ничего не сечете в девушках! Так предлагали дружить век назад! Это уже не работает! И я не хочу с ней дружить. – Не без тени развязной самоуверенности говорится им. – Я хочу быть ее женихом! – дает противный удар Александр, малюсенькой ладошкой похлопывая по плечу Джексона, присевшего на корточки, чтобы быть подходящим к росту смышленого юноши. – В наше время девочки любят крутых парней, тех, которые не отлипают от них любыми способами! И сразу предлагают идти в кино!

Джексон приходит в изумление, слегка покраснев и опешив:

– Александр, что ж, я промахнулся, не подрасчитал, что ты уже сам все знаешь без чьих-либо советов. Поэтому мне придется признать свой промах. – Что? Это я слышу от Джексона? От моего Джексона? – Будешь с ней в паре выступать?

– Вы не шутите, дяд… – не успевает он проговорить еще не созревшим мужским голосом, как тот его перебивает басом:

– Только без «дяди»!

– Спасибо, Джексон! – визжит мальчик от радости.

Предельным усилием я отгоняю от себя страхи, волнение и подхожу ко всем со словами, сказанными негромко, чуть боязливо:

– Как дела? Все в сборе? – Джексон вмиг оборачивается и расширяется в улыбке.

– Люб… – Оговорившись, он перефразирует: – Милана! Поговорили? Я уже успел соскучиться! – пылко и еле слышно доносит он последнюю фразу, на что я изнутри вспыхиваю, как свеча. Ощущаю ту простую нежность, позволившую мне забыть, каким подчас он бывает суровым.

– Да. Мы договорились о встрече. Через четыре часа. Как раз, когда закончим.

– Хорошо, – и быстро громче он добавляет: – Начнем? Я с ними не управляюсь один! Это не дети, а монстры!

– Спешишь? – И задаю вопрос, мучавший меня все это время: – Во сколько у вас намечен разговор с Гонсалесами? – От их семейства становится сухо во рту.

– Тоже после репетиции. – И отведя от меня взгляд, он собирает мелюзгу в круг и объявляет:

– Внимание! Это Милана Фьючерс, модель, ваш главный учитель, который даст вам несколько уроков и научит быть настоящими моделями!

Я скромно обегаю взглядом двадцать смотрящих на меня голов, семилетнего возраста.

– Слушайте ее и не обижайте! – вставляет Джексон, жестом взмахнув пальцем вверх. Легкость его выражений скрывает серьезную мысль. Я прекрасно понимаю, что он думает о другом. Острая не засыпающая чувствительность во мне подбрасывает предупреждения об ощущаемой им опасности перед общением с Брендоном, Беллой. И даже среди звонкого смеха, при котором непросто собраться, он поглощен думами, как повлияет этот разговор на его карьеру. Я и сама помышляю и задаюсь вопросом: «Заявит ли Белла массово об измене?» Пакость точно какую-нибудь сотворит. Не оставит она нас в покое так легко. Я помню, как, испепелившись ревностью, она выгнала меня из дома Джексона, помню, как ненавистным взглядом объедала меня с ног до головы, как лицемерила…

– Милана? – кто-то окликает меня, оборвав от мысленной цепочки. – Это т-ты?

Это девичье лицо мне где-то встречалось. Виднеющаяся из ее волос заколка, которую я когда-то дарила этой малютке в транспорте, наводит меня на мысль, что это девочка…

– Я Мия, – в ход моих размышлений добавляет дитя, вылетая из кучки и обнимая меня.

Мия. Ей же нет семи лет, а мы договаривались о возрастном диапазоне, что…

– Мия? Эм… – столько мыслей и вопросов, что они не собираются в кучку.

Джексон истолковывает:

– Милана, Мия Ферро так хотела попасть к нам. По параметрам она ничем не отлична от остальных, даже рост приблизительно одинаков. Ей на той недели исполнилось шесть лет. Думаю, она справится со всеми требованиями. И по правилам конкурса проект может быть аннулирован, если родитель не дал согласия на участие его ребенка, а мы его привлекли. Мы ничего не нарушаем. Максимилиан знает об этом и возраста детей, как он мне сказал, могут быть разными, необязательно, чтобы все были на подбор. Это не будет нарушением. Сейчас дети по-разному выглядят, кому-то скажешь, что пять, когда ему семь, а кому-то десять, когда с виду все шесть.

Да, таким глазам трудно отказать.

– Конечно, пускай остается, – мямлю я, утопая в нежностях, не имеющих признака фальши.

– Милана! Милана! Это тот самый твой принц? – весьма откровенно на всю сцену, где еще присутствует эхо, спрашивает Мия. И на меня смотрят десятки детских больших глазищ.

Сильно заскромничав, я смеюсь:

– Мия! Это Джексон, ваш второй учитель! – Испытываю чувство неловкости от того, что мы вдвоем с Джексоном в присутствии этих смышлёных детей, но и наслаждаюсь радостью, сознавая, что мы вместе. И продолжаю, когда дети рассаживаются по стульям, установленными Джексоном на сцене: – Ну что, мои детки! Давайте приступать к первому уроку! – Я стараюсь сказать без стеснения, идя наперекор тревожным мыслям, которые с каждой секундой разрываются во мне, как мыльный пузырь.

– Да! Да! Да! – вскрикивают дети и единый пронзающий визг ложится на наши плечи, как груз. Наполняюсь верой, у нас с Джексоном получится справиться с этой задачей и обучить современных гиперактивных детей, которых, Джексон был прав, непросто утихомирить.

– Милана, – осведомляет Джексон, – предлагаю сначала разбить их по парам и затем приступать.

– Да! – соглашаюсь я и подбираю моделей по типажам по принципу мальчик-девочка. Александр мигает Джексону, чтобы тот не забыл о своем обещании, и оказывается, что эта самая девчонка и есть Мия.

Глава 8
Джексон

Вынуждаю себя забыть о висящих неприятностях и том документе, который тыкал мне в лицо Брендон. Призвав свое спокойствие, дабы построить мысленную стражу над смыслом переговоров с Брендоном, о котором Милана не должна узнать никоим образом, я разбираюсь со сценарием, перечитывая одно и то же по несколько раз. «Если я выберу путь, который подброшен мне этой гнусной бумажкой, то часть меня умрет сразу же и душе представится зияние могилы. Кто даст благой совет?» Поединок уже завязался в моей душе. И я обязан придумать на профессиональном уровне отказ, который намерен ему сообщить. «Если вчера не получилось это сделать, сегодня я обязан предпринять все, что в моих силах».

Мы сидим с Миланой напротив детворы.

Оттеснив все смутные беспокойства, я заслушиваюсь то, о чем толкует Милана, светящиеся глаза которой тут же ослепляют детей и завоевывают их внимание, и они с детским трепетом вдумываются в каждое слово наставницы, которую еще не совсем хорошо знают. Малыши уже очарованы ею. Она так добра! Ее нельзя не полюбить! С пленительным светом нежности, исходящим из ее существа, ибо, если она берется за дело, то вкладывает всю себя, она откровенно и так искренне рассказывает, какое значение для нее имеет работа моделью и упоминает о пережитых ею надеждах, взлетах и падениях. Будто поет музыку своей жизни, бессознательно повергая меня в экстаз упоения. Схожий свет в её глазах мне удается увидеть, когда она щебечет о своей книге. Плавно она переходит к тонкостям, которые нужно соблюсти, чтобы показать высокий уровень на сцене. И как у нее выходит выражаться простым языком, понятным детям?! Я не смог их угомонить, но эта девушка, моя девушка, в одночасье смогла заинтересовать этих детей, чтобы они, разинув рот, слушали ее с обожанием. Я внутренне ослеплен ею.

Всевышний превратил её в лучезарное сияние. Ее душа отливается алыми розами. Солнце, пробирающее в оконце, вплетает в ее темно-русые волосы золотые нити.

– Джексон, что скажешь или что-то хочешь добавить?

Улыбкой отвечая на обращенные ко мне слова, я поднимаю голову, смотря на неё поверх листа, утопая в блеске ее светящихся любящих глаз.

Затем я быстро произношу, заметив, как дети повесили на мне глаза в ожидании ответа, а Милана обвела странным взглядом:

– А-а… нет… Ты рассказала исчерпывающую информацию.

Это счастливое и нежное личико меня не должно догадаться, что я что-то скрываю от нее.

– Джексон, расскажешь, что мы будем делать на каждой репетиции и чему интересному нужно будет научиться? Ты изучал нашу разработанную сюжетную линию. Я там еще кое-что подписала.

– Да, конечно, – и принимаюсь растолковывать, что и в какие сроки дети должны освоить, легким движением подбородка подкрепляя каждое слово. Мы с Миланой решили тоже принять участие и закружиться в вихре вальса, которому она пообещала меня научить.

– Хорошо! Приступаем к первому практическому занятию! – Милана расслабилась и по голосу успокоилась.

Дети повторяют с места за Миланой, где она на сцене сама демонстрирует движения, которые нужно им сделать.

Маскарад и выпускной бал оказались подходящими тематиками для этого проекта. Милана загорелась над их воплощением.

– Научатся все! Не переживайте! На следующем занятии будем учиться, дома потренируйтесь. Девочки особенно. Так как в день показа будете на маленьких каблучках.

– Как феи и королевы? – удивленно-радостно с наивностью выкрикивает темноглазая кудрявая смуглая девочка, с длинными ниже пояса волосами, будто в ней цыганские корни.

– Самые настоящие, – с добротой отвечает Милана. – Еще время осталось. Кто желает сейчас попробовать представить подиум и пройтись по нему?

Белокурая принцесса Фелиция с голубыми глазами поднимает руку:

– А «мозьня, мозьня» я, я? Я хочу попробовать!

С умильной гримасой Милана подходит, берет ее за ручки и, показывая, как следует идти, параллельно вместе с ней красиво двигается вперед. Фелиция спешит, и моя малышка делает ей замечание, и они снова и снова пробуют, обе заливаясь смехом. Я улыбаюсь, не спуская с них глаз.

– Умница какая! – Она хвалит, обнимая, ребенка и завязывает ей хвостик на голове, который развязался.

«Она была бы прекрасной матерью».

Проводив всех радостных от впечатлений детей и доставив лично в руки родителям, мы собираемся к выходу:

– Тебя подбросить?

– Нет, я сама доеду. Репетиция прошла, а вне репетиции мы должны осторожно встречаться друг с другом, чтобы никто нас не увидел вместе.

– Да… ты права. Тогда до звонка, любимая?

– До звонка, любимый.

И пожелав друг другу удачи, чмокнув ее в щечку, мы расходимся по сторонам.

Глава 9
Милана

Подхожу к ресторану в отеле «Карлтон Мадрид Марриотт», где меня должен ожидать Марк. Я осознаю, что встреча с мамой неизбежна. Тяжело представить, какой разговор может получиться из тех отношений, что мы имеем. Но… для начала необходимо услышать все из уст Марка, чтобы понять, что произошло у них.

– Милана, – подзывает меня Марк, с улыбкой на лице, идя на встречу, выходя, как я полагаю, из гостиничного номера, где он скитается, – добрый вечер.

– Добрый вечер, – отзываюсь я, представляя на вид свою улыбку. На Марке темно-синий спортивный прикид: шорты и футболка. Ноги покрывают кроссовки.

– Присядем здесь? – указывает на свободный столик. Оттенок грусти пробегает в его голосе. Я киваю. – Я после тренировки, поэтому не успел подобрать нужный комплект вещей для нашей встречи, – чуть с юмором говорит он.

Он занимается в тренажерном зале? «Мама, кого же ты упускаешь… И в чем же этот модельер провинился?»

– Я угощаю, что закажешь?

Я обозреваю меню, не испытывая чувство голода, хотя последнее, что я ела – завтрак и то на ходу. Но для снабжения себя жизненными силами перед беседой и с Марком, и с мамой, с двумя сторонами, внезапно отдалившимися друг от друга, нужно что-нибудь впихнуть в себя, через «нет».

– Спасибо. Я, пожалуй, остановлюсь на шарике ванильного мороженого.

– А я, напротив, ужасно голоден, поэтому закажу свиной стейк на гриле и фри.

Сообщив заказы официанту, я не осмеливаюсь начать разговор.

– Я хотел бы поговорить и… – уткнувшись взглядом в принесенный ему безалкогольный коктейль, начинает он. Краска ложится на его лицо.

– Марк, я очень хочу выслушать вас. Говорите, как есть, – произношу я, стараясь вселить в него уверенность, что я не изменю своего отношения к нему, узнав то, что он хочет сказать, то есть причину их ссоры с мамой.

– Милана, – вздыхает он, – как бы начать… – Щеки заливаются ярким румянцем. Волнуется. – Когда мы поехали в Севилью с твоей мамой, на мою родину, всё начиналось прекрасно. Мы хорошо проводили время, гуляли, ей понравился мой дом…

– И дайте-ка угадаю, мама взъелась из-за какой-то мелочи? – вставляю я, дабы снизить напряжение, исходящее от Марка.

– Не совсем, – на одном тоне выражается он, продолжая смотреть на стакан, на котором играют лучики уходящего солнца. – Помнишь, когда я впервые у вас был, я рассказывал вам о своей жизни?

– Да, конечно. – Помню, как Даниэль настаивал на том, чтобы мы с мамой рассказали всю правду о нашем прошлом за столом.

– Так вот, я сказал, что не был женат и это так, поверь, но…

Я начинаю тревожиться.

– По молодости я познакомился с одной женщиной, Лейлой, живущей в Канаде… Мы очень долгое время общались с ней… И спустя через годы, я узнал, что у меня есть сын, внебрачный. – Я сглатываю, разевая рот от удивления. У него есть сын? Официант приносит мне мой заказ, но я не притрагиваюсь к нему.

– И мама узнала это? – предполагаю я в образовавшуюся между нами тишину.

– Да… – Он замолкает на секунду и с пояснением и краткой предысторией продолжает: – С моим сыном Мейсоном мы не живем вместе, но периодически поддерживаем общение. Каждый год он приезжает ко мне в Севилью, чтобы какой-то промежуток времени проводить вместе. Он живет в Канаде с Лейлой и отчимом. Парнишка в здравом уме и понимает всю ситуацию, находясь в хороших отношениях и со мной, и с матерью. Да и отчим, неплохой человек. Мы с ним как хорошие друзья, на охоту раньше ездили. Мейсон спортсмен по боксу, носит титул «чемпиона мира», и я горжусь им очень.

Я держу в руке чайную ложку с мороженым, переваривая все слова.

– Ваш сын знаменитый спортсмен?

– Можно сказать и так.

– И он приехал в тот самый день, когда вы с мамой были там? – догоняю я.

– Да, я даже не успел объясниться с ней и… Теперь я тоже, как и… как же его… забыл имя… О, Джексон. Как и Джексона, она считает теперь меня предателем. И… она права. Но я не успел её об этом оповестить, да и не ожидал, что Мейсон приедет без предупреждения.

«Какой скандал устроила мама, какая она была разгневанная…» Но я понимаю ее. Марк опустил этот пункт о себе, а она подумала, что он ее обманул, а сам женат и использует ее. Кажется, причина того ее сокрушительного звонка, когда мы были с Джексоном в Милане, нашлась.

– Марк, – пытаюсь я хоть что-то сказать. – Вам всего лишь нужно было открыться ей, сказать об этом…

– Да она даже слушать не стала! Развернулась и уехала обратно. – С лихорадочной живостью проговаривает он.

Это в духе мамы.

– Марк… Спасибо, что поделились… После нашей беседы я поеду домой и попытаюсь поговорить с ней, объяснить за вас…

– Благодарен тебе. И… Милана, я…

Я поднимаю на него взгляд. Как же он переживает.

– За этот месяц, я понял, что вы для меня с мамой стали семьей… Я буду верить, что она простит меня… Сейчас она и видеть, и слышать меня не желает.

– Марк, как и вы, для меня, и уверена, для мамы. А как ваш сын относится к тому, что вы и моя мама… – Слова не связываются друг с другом. – Вместе, – дополняю я и заедаю слова мороженым.

– Отец, ты где пропада… – Раздается чей-то возглас, но не ребенка. Я оборачиваюсь в испуге и замираю. Темный, высокий, с короткой стрижкой, в точности как у Марка, с неописуемо накаченными мышцами, аккуратно выстриженной бородкой и серьгой в ухе, которая прямиком бросается в глаза, к нам приближается юноша и, приподняв на меня взор, останавливается в мыслях и действиях. На нем джинсовые светлые рваные шорты и белая майка. Его голубые глаза олицетворяют морскую гладь. На вид ему можно дать все двадцать пять лет.

Я смущенно смотрю на него, так как он не спускает с меня глаз.

– Мейсон, познакомься, это Милана. – МЕЙСОН? Но… я думала, что ему лет… он не такой и… – Милана, это мой сын, – знакомит нас Марк.

Мейсон не шелохнется с места, и Марк ударяет его локтем.

– Ты чего, сын?

– Приятно познакомиться с такой обворожительной девушкой, – наконец выдает он грубым голосом и усаживается на свободный стул.

– И мне, – скромно выдаю я, полушепотом, робко обводя взглядом Марка. – Имею в виду с сыном Марка.

– Ну вот, вы уже и знакомы. Мейсон, Милана Фьючерс – модель, и мы с ней…

– Да-да-да, я понял, – с завороженным видом произносит он. – Работаете.

Что с этим парнем?

– И прикрой мордашку, – закрывает ему Марк рукой полуоткрытый рот, на что я сдерживаю смешок, – у нее уже есть молодой человек. Поэтому говори, что хотел и дай нам договорить. Я скоро вернусь к тебе.

– Эй, – возражает Мейсон, – а, может, я тоже хочу послушать вас, зачем мне уходить?

Марк растерянно смотрит на меня, а его сын невольно приковывает к себе взгляд.

– Нет! Возвращайся в номер. Я недолго.

Я с нежеланием отставляю вкусное мороженое в сторону и тихо произношу:

– Мне кажется, мы уже все обговорили, поэтому… Созвонимся завтра…

Он благородно кивает, словно я спасла ситуацию, и ему не придется оправдываться перед Мейсоном, объяснять, кто я и что забыла рядом с ним. Мейсон – немаленький и о романе его отца с моей матерью, думаю, давно уже понял.

Я встаю, прощаясь:

– До встречи. И была рада познакомиться, – добавляю я, бросив короткий взгляд на боксера, взор которого застревает на мне.

– До скорой, – отвечает Мейсон.

Я отхожу к выходу, воспроизводя слухом:

– И откуда ты таких находишь безупречных… Она… она…

– Прикрой варежку! Милана занята!

– Пф… подумаешь.

Я смеюсь, распахиваю дверь и вдыхаю прохладный вечерний воздух.

Джексон не отвечает. Я снова звоню ему, но он сбрасывает.

15. Я буду любить тебя до скончания времен До скончания времен До скончания времен (англ.).