Болезнь потихоньку отступает, но тупая боль в затылке переходит в хроническую, что я и не замечаю её, и мне удается поработать над центральным проектом «Международная школа профессий» – «Успех равно Счастье», который действует в реальном времени во многих странах, благодаря упорному труду профессионалов команды.

Изначально мы с отцом создали полноценный курс, позволяющий выпускникам колледжей и университетов осознать выбор своей профессии, открыть для себя новые направления выбранной деятельности, развить способности и затем работать в удовольствие. Мы не ожидали, что онлайн-курс принесет такой успех, за считанные месяцы распространится по штатам. Через полгода, сформировав команду, мы развили идею и решили её расширить, включив в работу семинары, тренинги, позволяя проходить обучение каждому желающему по различным программам: бухгалтерия, информационные технологии, логистика, маркетинг, менеджмент, право, продажи, производство, реклама, финансы, гостиничный бизнес, ресторанный бизнес, туризм. Спустя два месяца, мы открыли первую «Международную школу профессий», наняли квалифицированных специалистов, организовали время обучения, снабдили каждый кабинет техникой, создали сайт, рекламу и пустили в жизнь заведение. Преподавателей на каждый образовательный профиль несколько, что позволяет им с должным вниманием относиться к каждому обучающемуся. По истечении курса под моим руководством выдаются дипломы государственного образца и специалист, прошедший курс, имеет право получить приоритет при поступлении на работу. Некоторые из них затем возвращаются к нам уже в качестве не обучающегося, а работника, чтобы стать одним из нас и делиться опытом с другими. Эта школа отличается от обычной тем, что в ней не рассказывают того, что знают все. Практикующие ту или иную профессию вещают о способах достижения высших результатов, о недопущении тех ошибок, которые допустили сами. Некоторые из блоков, связанных с экономикой, преподаю я, но, прилетев в Мадрид, со своей командой, я перепоручил на время эту занятость другим мастерам.

«Я делаю людей счастливыми, но сам не могу быть таким».

Поразмыслив, что Милана в скором времени завершит обучение на психолога, я подумываю над тем, чтобы дополнить школу психологическим направлением, которое вела бы она, совмещая там же открытые консультации. Правда, я еще не нашел повода и времени, чтобы оповестить ее, но, думаю, это станет для нее приятным сюрпризом после получения ею диплома.

Один из членов команды предложил развить направление «Ветеринария», но до приезда сюда я сам разрабатывал проект открытия отдельной ветеринарной службы, оттого в ближайшем времени по возращению в Нью-Йорк, с Миланой, я доведу его до конца.

– Да, Тайлер, приветствую, – отвечаю на звонок.

– Ты помнишь какой завтра день?..

С негодованием бурчу:

– Я был бы признателен памяти забыть об этом.

«День принятия мною окончательного слова».

– К каким выводам ты пришел? – Голос Тайлера предельно серьезен.

Изнывая от нетерпения пережить этот день, заламывая руки, из меня с бессильной яростью вырывается:

– Тайлер, о своем решении я осведомлял тебя. Я не раб, чтобы следовать его указаниям.

Тайлер накладывает ругательства и затем изъявляет:

– Скажу, как человеку, к которому привязался за эти годы работы и дружбы… Джексон, никто не способен с ним соперничать. Ты растрачиваешь на него силы, когда еще есть крохотный шанс к приходу консенсуса.

– Скажу, как близкому человеку, – начинаю с его формулировки, – я не брошу Милану, я натерпелся в жизни без неё и не пройду этот ад еще раз. Надо думать, Брендон уже подготовился к битве, но я поимею смелость столкнуться с ним с глазу на глаз и высказать свое последнее слово. – Не имея цели обдавать злостью Тайлера, я смягчаю тон: – Дружище, ты же знаешь меня, знаешь, что она для меня больше, чем жизнь… – храбро пересиливаю я свои страхи и ставлю точку в своих суждениях. – Я не изменю решения проигнорировать его запросы!

– И что ты собираешься делать, дружище? – недоверчиво произносит он. – Увезти ее? Не пройдет такой сюжет. Ставки потерять и Милану, и репутацию высоки.

– Иисусе, Тайлер, – с упреком говорю я, – репутация, х-а-х. Я не за репутацию бью себя в грудь, что связался с ним, – невольно огрызаюсь я, решив, как можно скорее прекратить разговор, который нацелен со стороны телохранителя на то, чтобы я изменил решение, чего я не сделаю: – Ты собрал охранную группу?

– Джексон, не слышишь ты меня и не желаешь слышать, – ругается он. – Что с того, что вы будете под охраной? У него десятки их по всему миру. Он пришкварит нас же первых. Но даже если так, то ты знаешь меня… Я готов пожертвовать собой ради вас двоих, но… – В эту паузу я ворошу его слова, которые никогда не слышал из его уст. – Он не остановится ни за что и добьется задуманного!..

– Прочь от таких мыслей! – с откуда ни возьмись уверенностью слагаю я. – Все будут живы. Есть у меня одна мыслишка поговорить с его дочерью. Она может безоговорочно на него подействовать. Раз, согласно его словам, любовь Беллы не знает границ, мы проверим её на прочность.

Тайлер недоверяюще бросает:

– Ты запамятовал, дружище, что она психически больна и вот кого-кого, а ее я бы побоялся больше, чем отца. Он удовлетворит любую ее прихоть, лишь бы с дочерью не случился приступ.

Слова Тайлера, терзающие слух, обогащены правдой. Но у любви свое действие. Если таковой обладает Белла, нужно назначить ей свидание и придумать самую правдоподобную ложь, по которой нам следует разойтись по разным сторонам.

Тайлер безостановочно убеждает, что мои варианты не сработают, но я, не тронутый его отчаянием, доканчиваю мысль, холодно ставив точку в роковых рассуждениях:

– Это мы ещё посмотрим.

Я не смирюсь со жребием, кинутым им мне так беспощадно и так бесчеловечно.

Глава 30
Милана

Неотвязные грустные мысли, что Джексон, все еще болеющий, находится один, постоянно лезут в голову. И все-таки стоило отказаться от этой затеи приезжать сюда, но он настоял, уверив меня, что ему гораздо лучше и не стоит из-за него пропускать торжество.

Скользнув в толпе, я вырываюсь в другую комнату, чтобы позвонить ему, но он не отвечает.

Перебравшись на вечерний воздух, к бассейну, когда уставшее солнце уже заканчивает опылять небо мерцающим светом, полная бессознательной тоски, а Мейсон, что мы здесь, уделяет вниманию поиску небесного ангела, я вливаюсь в малооживленную беседу моделей и несколько перебрасываюсь с ними фразами о проекте, защита которого состоится уже завтра. Бросая время от времени на него взгляд, я с удивлением замечаю, как он не убирает от себя мою туфлю. Его упорство одновременно забавляет и одновременно пугает. Друзья озабочены тем, откуда меня знает Мейсон, почему он здесь и почему меня не было на маскараде. Я же откидываюсь ответом, что я была там недолгое время, но потом мне нужно было уйти по личным причинам, а Мейсон, говорю им, всего лишь сын Марка, работающего в агентстве. «Но все знает Максимилиан и Джуана. Как хорошо, что руководитель передумал включать меня в список моделей для съемки и выбрал других», – эта мысль прорезает мне мозг, и я, отойдя от друзей, положив недоеденную ветку винограда на стол, устремляюсь к Джуане, по-детски смеющейся, воркующей с Итаном, чтобы перехватить план Мейсона и утащить болтающую по большей части не о чем, но обо всех.

Прежде чем дернуть ее и увести от Мейсона, чья-то рука касается моего предплечья. Я немедля разворачиваю голову:

– Я нарушу приличия, если попрошу у тебя один танец?

Как ни странно, но кто-то включил порождающую в душе меланхолию песню «Happiness is a butterfly» Lana Del Rey, которая так разнится по параметрам праздника.

Подумав секунду, прерывающимся от волнения голосом говорю так, чтобы только он меня услышал:

– Боюсь, меня неправильно поймут.

Я указываю на приглашённых.

«А если об этом узнает Джексон?» Он отпустил меня сюда, не осведомившись, что и Мейсон будет здесь. А в ссоре перед дефиле мы не нуждаемся.

– Брось, я так изучаю каждую девушку, их габариты, – смеется он. – Никто ни о чем не будет шушукаться. Это всего лишь танец.

– Ты не знаешь наше агентство и его правила, – мягко отказываю я ему.

Чересчур упорно смотря на меня, будто затаив дыхание в ожидании моего ответа, Мейсон подгоняет меня:

– Ну же…

В конце концов большую часть вечера я то думаю, то грущу, мысленно гоняю тот платок, вспоминая папу, почему бы не потанцевать с ним?! Что запретного в танце?

Я соглашаюсь. Мы становимся напротив розового заката, неподалеку от бассейна. Смущенная его близостью, я смотрю поверх его плеча на Джуану, пронзительно взирающую на меня и снимающую на камеру смартфона. «О нет».

– Ты охлаждаешь мой сердечный жар! – не отводя пламенного, глубокого взгляда от меня, нагнувшись к самому моему лицу, говорит он.

Я прерываю всяческие его намерения полушутя-полусерьезно:

– Перестань! Не забывайся!

– Ты осталась последней претенденткой на эту туфлю, – любовно улыбается он, подводя меня к тому, чтобы признаться ему во всем.

– Мейсон, – слегка волнуюсь я, – мне стоит сказать тебе…

– Оставь! – громко перебивает он. – Не стоит продолжать. Я понимаю, кем я являюсь в твоих глазах. Я и сам за сегодня почувствовал себя неадекватным, забудем.

Его мысли снова заполняет дама в голубом.

Музыка приостанавливается вместе с его неустанным говором.

– По бокалу молочного малинового коктейля?

– Да, – тихо соглашаюсь я, чуть улыбаясь, презирая себя, что снова не смогла сознаться.

Рассчитав, что время, в течение которого Мейсон вернется из виллы, составит несколько минут, я соображаю, что этого будет достаточно, чтобы на несколько секунд обговорить волнующее с Джуаной.

– Итан, могу я украсть подружку на пару слов? – стараюсь перекричать тяжёлую рок-музыку, играющую по требованию близнецов.

– Почему нет, – говорит он и отходит в сторону.

Тараторю мигом Джуане, до возвращения человека, влюбленного в одну девицу и влюбивший в себя за вечер всех одиноких и несвободных дам, за исключением меня:

– Ты общалась с Мейсоном?

Джуана, уже веселая, под градусом, танцующая на месте отвечает:

– Он сегодня ищет себе пару, как я поняла, что-то ходит, расспрашивает, уточняет. В округе него просто скопление всех моих подруг. Прямо соблазнитель сердец, – хохочет она над собственной шуткой. – Пусть развлекается! Но со мной он не говорил еще… – И прерывается на припев песни, голосом выкрикивая припев.

«Ф-у-у-х», – выдыхаю я, нервно кусая губы.

– Умоляю, Джуана, если он спросит что-либо про вчерашнее мероприятие, скажи, что я не присутствовала на нём.

– Как тебе будет угодно. А что такое? Он уже успел натворить дел? Судя по радостным и смешливым лицам подруг, он знает толк, как завоевать девушку. Он и в тебя втюрился, что ли? – Кажется, она вовсе не соображает, что говорит.

– Нет! – отрицаю я. – Некогда рассказывать, я потом…

– Красотки! – подходит Мейсон со спины Джуаны, поднося мне напиток. Я замолкаю, умоляя глазами ее молчать. – Спасибо тебе за приглашение, это неплохое место, но музыка… – Морщит нос.

– А что не так с музыкой? Попроси ответственного за музыкальное сопровождение – Алехандро, чтобы тот включил ту композицию, к которой лежит душа.

– Без шуток?

– Мейсон, какие могут быть шутки? Алехаа-а-а-андро! Обслужи гостя по музыкальным предпочтениям! – полупьяным голосом молвит подруга и её уводит Итан.

Выдохнув, надеюсь, что Мейсон уберет с мыслей эти влюбленные манеры к той, которую совсем не знает. Усевшись с ним на краю бассейна, я решаюсь помочить ножки, как это делает он.

Спросив у него про соревнования по боксу, он пускается в длинные рассуждения, не смолкая ни на секунду.

– Как у тебя с твоим парнем? – внезапно спрашивает он, заставив екнуть сердце.

– У Дж… – Его имя так и хочет сорваться с языка. – У Даниэля все так, как нужно, – смотря на подсветку, зажегшуюся сбоку бассейна, я быстро отвечаю. – Он постоянно работает.

– Он придет завтра на представление твоего дефиле? Мы с отцом собираемся. – Как бы этот призрачный намек, что он выразит мне поддержку, не оказался его попыткой привлечь мое внимание к нему.

– Вероятно, нет, – глухо говорю я, краем глаза видя его глубокий взгляд.

Я жду того дня, когда на любых встречах и мероприятиях буду рядом с Джексоном и мне не придется применять ложь в качестве оправдания.

– Твои глаза полны печали… Из-за парня? Обычно, девушки склонны к таким переживаниям. Вы поссорились? – И заметив, что я молчу, добавляет: – Я умею хранить секреты. Вещай!

– Наши отношения с мамой становятся хуже прежнего. Мы не только живем по отдельности, но и не общаемся. И это доводит меня до отчаяния. Эта женщина, которую от жизни в полвека отделяют всего несколько лет, насыщена нелепыми обидами, причиняющие мне боль. Она, разгневанная на весь мир, пускает яд в каждого встречного!.. – с раздражением и болью слагаю я, не контролируя себя, что поделилась с ним.

– Ну, не преувеличивай, – ставит допитый коктейль возле себя. – На аукционе, когда я впервые имел с ней знакомство лично, то сеньора Анна показалась мне приветливой женщиной, но с характером. Мы втроем изначально посидели в пиццерии, – мои глаза вылезают на лоб, – она была довольно в приподнятом настроении, но о тебе не говорила ни слова.

Мама была в пиццерии? С ними? Чета семьи. И ни слова обо мне сказано не было. «Я думала все время о маме, но она и вовсе не подчиняется думам о своей дочери…» Она же даже не знает, где я. Хотя, все время твердя о Джексоне, полагаю, она и внушила себе эту мысль, что я с ним.

– Мама ни словом не обмолвилась про меня?

– Если не считать, что она сравнила меня и тебя, сообщив, что был бы у неё такой сын, как я, который «не перечит и помогает ей», то больше ничего…

Грусть приобретает ещё большее выражение в душе. Рассеянно поворачивая ножку бокала в пальцах, я все больше убеждаюсь, что не нужна обоим родителям, а ведь совсем недавно я считала, что мама – центр моей вселенной. Какой там центр? Мама – чёрная дыра, поглощающая все на своем пути, лишь бы не иметь никакого отношения к Моррисам. Я рада, что она нашла отдушину в Марке, но… Родной мне человек так быстро выкинул меня из своей жизни и совершенно ничего не собирается делать?

– А что привело её к такому разобщению в мыслях с тобой?

Сию минуту я желаю только одного – уехать домой к любимому, единственно ждущему меня и искренне раскрывающему свои объятия.

– Мейсон, – опускаю совсем потускневший взгляд на свои часы, – я думаю, мне пора. Завтра насыщенный день и… нужно выспаться… – говорю, навесив фальшивую улыбку. Разговор с ним же и подверг меня в состояние бесконечного отчаяния.

– Уже? – ввергнутый в удивление, с возражением произносит он. – И девяти часов нет.

Секунду другую раздаётся мужской предупреждающий возглас, не давший мне бросить последнее слово, попрощаться с Джуаной и уехать домой:

– Держи-и-т-е-есь!

Синхронно повернув голову, мы с ужасом взираем, как Итан стремится прыгнуть в воду и, не сообразив о действиях, через мгновения мы все оказываемся в холодном бассейне.

Неожиданность осеняет меня страхом.

Ощутив, что я незаметно для себя стиснула шею Мейсона, вскричав, в порыве сильного потрясения, подхватив его, чтобы не утонуть с головой в достаточно глубокую водную расщелину, отодвигаюсь от него с очумевшим взглядом со словами:

– Я не собиралась, прости… – И резко взираю со злостью на плескающегося Итана, раздающего вольное хохотание: – Что на тебя нашло? Ты мог хотя бы предупредить?

– Надо же было вас как-то взбодрить, все-таки день рождения, а вы оба потупили головы.

Взбодрил. Очень. Что я теперь скажу Джексону, придя домой в таком виде?

– Чувак, но так дела не делаются, – Мейсон включает этот заступнический тон, которым спас «Мэрилин Монро». – Девушка могла не уметь плавать, и благо я был рядом.

– Герой! – издевается Итан. – Здесь не больше шести метров глубина. Не утонула бы.

Итан устраивает спор с Мейсоном, не затыкающего свой болтливый язычок, доказывающий правоту, а я, внутренне придя в бешенство от того, что выгляжу, как вымытый кот, чья шерсть разглажена водой, поднимаюсь по ступенькам на поверхность. Подбегающие девушки во главе с Джуаной, состояние которой мне совсем не внушает доверия, (она и так болтливая сплетница, так ещё и в состоянии сильного опьянения) вставшие полумесяцем возле бассейна, склоняют случившееся в шутку. Яркое пёстрое платье Джуаны уже измазано соусом от еды в форме большого пятна у бедра, а тушь под глазами слежалась и внесла чёрные отметины под глазами. «Милана, иди домой к болеющему Джексону», – бушует сознание, уговаривающее меня уйти. Вынудив сказать о том, что я уезжаю, Мейсон с Джуаной принимаются уговаривать меня остаться, ибо я пропущу чаепитие. Настаивая на своём, я задом, с принужденной улыбкой благодарности, отхожу, что вызывает негодование у Джуаны, тут же обижающейся на меня и уходящей с подругами в дом, а Мейсон, захватив свой коричневый пакет с туфелькой, отдав рукопожатия мужской половине вечера, уворачивается за мной.

Мы безмолвно подходим к моей машине. И я же первой решаю его нарушить.

– Необязательно провожать меня.... Ты бы мог остаться и побыть в обществе друзей Джуаны…

Он с неприкаянным видом, без движений на лице, открывает мне дверцу сиденья рядом с водителем.

– Зачем ты?.. – Смотрю в его подозрительные глаза.

– Я буду рулевым. – В его взоре висит думающий процесс. – Я не пил что-то с градусом, если ты об этом.

– Я и сама могу, – со смущением отвечаю и стелю на первые два места покрывала, дабы их не промочить.

– Усаживайся, – уверяет он, что вводит меня в заблуждение и образует небольшой страх.

Уже темнеет. А я поеду в такой не светлый час в машине с юношей, который мне малознаком. К тому же слова Марка о нём меня заботят.

Сторожив опасливо каждое изменение на его лице, я проникаю внутрь салона, но мое сердце не на месте.

– Ты напряглась, – пристегивается он. – Ты боишься или?..

– Нет, – фальшиво говорю я, улыбаясь, – просто… я…

Усмехнувшись, ляпает, придавая голосу искренность:

– Не волнуйся, ты меня не интересуешь. Я ослеплён только одной. И которая никак не желает, чтобы я её нашёл. – Откровенность в словах и трогает, и пугает меня. И ослеплен он лишь только одной. И этой одной являюсь я.

Поудобнее сев, откидываю со смехом на его выражение голову назад.

– Почему ты сейчас со мной, а не там? Почему провожаешь меня? И зачем заступился перед Итаном? – с вновь появившимся беспокойством спрашиваю я, наблюдая в окне, как из-за туч не видно луны и между нами не проникает света. Мои страхи небеспричинные. Подвергнувшись однажды насилию, не отпускающим мою память, я проявляю осторожность во всём.

– Та девушка, – спустя несколько минут отвечает он, – произвела на меня неизгладимое впечатление. Меня так распалило после того, когда я защитил её от нахала, наступившего на её небесную одежду, что я, снова вступив в спор, понял, какое приятное чувство создаётся во мне, когда я становлюсь на стражу, блюдя покой тех, кто в нём нуждается. С тобой, – тело покрывает словно иголками, когда начинаются такие слова с остановками, – я чувствую себя, как будто бы рядом с ней.

«Когда мы уже приедем». Он вновь принимается за своё.

– Есть в ней то, чего нет ни в ком, – притягательность простоты.

Если я сейчас признаюсь, то останусь ли я живой в руках боксёра?

Черт. Он влюбился. Беспощадно.

– Мейсон, я же ничего не сделала, чтобы ты…

– Ты выслушиваешь меня, как этого ещё никто не делал!.. – Грусть разрывает его.

Я сглатываю, даже не пытаясь глазами посмотреть на него, не поворачиваясь ни на миллиметр.

Нет. Так невозможно. Я скажу ему сейчас же. Он страдает из-за меня.

– Мейсон, – голос дрожит, – я хочу признаться. Знаю, ты обозлишься, но дальше так продолжаться не может.

– И что же такое важное ты хотела мне сказать?

Громкая музыка от звонка его телефона прерывает нашу напряжённую беседу.

– Секунду. Это друг.

Я киваю, про себя испуская громкий крик.

– Да. Что? – с громкостью выплескивает он. – Что? – с торжественной радостью ещё сильнее выкрикивает. – Антонио, мой спаситель!.. Как я тебе благодарен! Так завтра это станет массовым? – Сердце болезненно сжимается. – Я вышел на правильную дорогу! Битва не проиграна!..

Оглядываю его счастье, пылающее в глазах, и меня посещают плохие предчувствия.

– Ты не поверишь, Милана! Ты не поверишь! – орёт он, счастливо раздувая улыбку.

Я молчу, пристально глядя на него. Он продолжает:

– Мне помог один друг, журналист. Он выпросил своего дядю-видеографа, который был на маскараде, чтобы тот посмотрел видео с аукциона, – я застываю, стиснув зубы, – и нашел ту самую девушку по моему описанию. Завтра же Антонио сделает листовки с её снимком и распространит их по всему городу! Я знал, знал, что найду её! – бурная упоительная радость фонтаном выплескивается из его губ. – Она должна откликнуться! Она должна почувствовать, что я ищу ее!

Визги радостного возбуждения горячо сотрясают грудь Мейсона, и все последующие десять минут поездки он только и говорит об этом, а я с бледным лицом окутываюсь устрашающим предощущением.

– Ты за всю оставшуюся дорогу не сказала ни слова. – Останавливается перед домом.

Бросив короткий взгляд, я углядываю, что света в квартире нет.

– Милана, эй, – касается моего плеча и я, дернувшись, медленно поворачиваюсь, – что с тобой? Я чем-то расстроил тебя? А, ну да, ты устала слушать мои бредни. Я не учел, что мои мысли вслух слышишь только ты. – Я мотаю головой в стороны, соображая, что в шаге от разоблачения. – Я вспомнил! – верещает он. – Ты мне хотела сознаться в чём-то, но тебя отвлёк звонок. Я не спешу никуда, могу тебя спокойно выслушать, – оживлённо, бодро воспевает он, вознося хвалы Антонио.

Он сказал сознаться? Или мне послышалось? «Ты же хотела ему сказать обо всём до злополучного вызова».

– Да, – во рту все пересохло.

– И?

– Э-м…м… – Вдруг, узнав, он предпримет действия и посмеет что-либо сделать со мной? Он же спортсмен, я не справлюсь одна с ним. Не лучшим будет сознаться там, где не безлюдно и в дневные часы?

Нервничая, мямлю неестественно-спокойным тоном:

– Я тоже вижу в тебе своего друга. И… спасибо тебе за то, что делаешь для меня.

Укалываю себя мысленно за руку, что не положила конец вереницы лжи, которая завтра расползется на бумажном носителе, кажется, по всему миру и повиснет в воздухе.

Взяв мою наружную ладонь, он нежно отдаёт ей поцелуй, проговаривая:

– Уже завтра я буду так целовать свою «Мэрилин Монро», которая, наверное, так тоскует по мне… Она так смотрела на меня… – предаётся всё тем же сладким грезам, не успевшим покинуть его охваченное жаром любви тело, – так… так… Я обязательно вас познакомлю. Ты удивишься её природной красоте…

«Неверно счёл он мой взгляд, и смотрела я вовсе не на него».

Отдернув свою ладонь, которая подвергается излияниям страсти, прощаюсь, продумывая, как быть в сложившихся условиях:

– Я должна идти.

– Не имею права на то, чтобы задерживать занятую даму. Парень, несомненно, заждался. Глядишь, и я скоро уйду со статуса холостяка и во что бы то ни стало завоюю сердце ангела.

* * *

Стоит тишина. Я крадусь в комнату, чтобы прикрыть дверь, так как Джексон, по всей вероятности, спит. Сидя за столом, освещенным светильником, за чтением книги он, услышав шорохи, поднимает на меня глаза:

– Я ожидал тебя позднее. – Через секунду его взгляд неотрывно устремляется на меня. – Вечеринка закончилась раньше? И… – включает полностью свет, изучающе оглядывая меня, – что с твоим… – Поднимается и с дотошностью осматривает насквозь мокрую одежду и мои волосы.

Как только я вошла, я уже смирилась с тем, что очередной сцены ревности не избежать. Заявление Мейсона воспалило сознание так, что мозг мыслит только об этом и мучает измышлениями, что меня ожидает… Ссора на фоне попыток Мейсона известить каждого жителя Мадрида о воскреснувшей «Мэрилин Монро» мало-мальски меня тревожит.

– Лучше не спрашивай, – со вздохом отвечаю я, он все продолжает немигающе обводить мое тело, нуждающееся в горячей ванне. – Проделки Итана толкнуть меня в бассейн имеют свой результат в виде моего состояния.

– Я так чувствую, тебе было весело? – звучит от него с двойственным выражением, но без упрека.

И все? И это все, что он скажет? Даже не спросит, а были там парни? А с кем я общалась? Поразительное безразличие к опросу места, в котором я находилась, не свойственно ему. В сознание закрадывается понимание его состояния: он ещё не выздоровел, занимался работой и подготавливался к завтрашнему выступлению, лично встречался с Максимилианом. Однако изнеможённость никогда не мешала потоку его вопросов. Есть то, что и он тщательно обдумывает, не докладывая мне?

Я поджимаю губы, устало опускаясь в кресло:

– Без тебя всё было мрачным. И я тебе звонила.

– Хм… Прости родная. Отлежавшись первую половину дня, после я счел нужным с появившимися силами отдать себя работе. – Он садится на корточки подле моих ног. – У меня есть для тебя хорошая новость! – Тупо уставившись на дверь, я только и гоняю мысль, какую беду я сама же навлекла на себя. Чего мне стояло признаться ему, развеяв все его любовные мучения?

– Николас занялся твоими рукописями, и он в таком восторге! Труды подлежат процессу редакции, вёрстки, что займет немало времени, но я постарался убедить его, чтобы он всё сделал в максимально сжатые сроки. Через пару дней он предоставит мне один печатный экземпляр на обычных листах, и я с нетерпением займусь чтением!.. Моя писательница! Как же я горжусь тобой. Через недели две он свяжется с нами, и ты выберешь обложку для книги. Моя коллега, Дария Холл, лично займётся рекламой и продвижением произведения.

И голоса Джексона я не слышу, мысли Мейсона, как заноза засели в мозгу. «…завтра же сделает листовки, распространив их по всему городу». Джексон предлагал несколько дней назад уехать с ним в Нью-Йорк. А что, если это тот самый выход, чтобы избежать разоблачения от Мейсона?! Как только кусок фотоматериала попадет в руки Максимилиана, то моя модельная карьера снова подвергнется обстрелу. Я в засаде. Узнав, в какие опасные игры я ввожу агентство, к тому же прикрывая свои отношения с Джексоном, о которых ему, Максимилиану, ведомо, то его решением будет избавиться от меня.

Схватив меня за руку, застывшую на влажной юбке, уже со строгим выражением Джексон выхватывает меня из-под власти разума:

– Малышка, – и вырывается кашель из его груди, – ты со мной или витаешь где-то? Судя по всему, подходит второе.

Он нарочно поворачивает к себе мое лицо, повернутое вправо, и наши взгляды устремляются друг на друга.

Ослабленный здоровьем, его глаза все еще слезятся, и, я, окинув его взором, молвлю:

– Джексон, твой организм еще требует покоя и лечения. Завтра трудный день. Будем ложиться. Мы много работали, а на повторение речовок можно утром выделить время. А сейчас давай…

– Не уходи от вопроса! – резко перебивает он. – Ты не та Милана, которая была до отъезда. Кто-то посмел осквернить тебя?

Скажи я о Мейсоне, о его целях найти девушку, меня, Джексон, страшно представить, что может сделать. Язык не поворачивается известить об этом ему. Только не перед выступлением. Иначе я все испорчу. Нам обоим следует сосредоточить свое внимание на дефиле, защитить его, не опозориться перед Максимилианом и затем уже можно ему рассказать обо всем. Я утешаю себя мыслью, что листовки по городу еще не будут означать, что на них кто-то будет смотреть и рваться на помощь неизвестному лицу, который ищет девушку. Да и не все видели меня в тот день. Опасения есть, но переживания за то, что еще не случилось, – бессмысленны.

– Нет, – коротко отвечаю я, смотря в его беспокойные слезящиеся глаза. – Я тревожусь за действия мамы.

– Есть какие-то новости?

Я рассказываю о своем звонке Марку.

– По каким основаниям, он решил, что в ее действиях есть нечто подозрительное?

Я пожимаю плечами, сжимая обеими руками его большую ладонь:

– Джексон, у меня скверное предчувствие. Она как будто бы что-то замышляет за нашими спинами. А мне еще нужно за оставшимися вещами заехать завтра домой.

– Тайлер это сделает. Я передам ему, – уверяет меня.

– Нет! – живо опротестовываю я. – Нет! Это сделаю я, после дефиле. Я должна набраться решимости, приехать и поговорить с ней.

– Но это может быть опасным! – гневится он. – Я не пущу тебя одну к ней! И не проси!

– Она же все-таки моя мать, Джексон… – Положив на его плечи руки, затем стиснув ими его теплую шею, я не перестаю бормотать, что дурная тягость теребит душу и дело не только в маме.

– Не поддавайся интуиции, милая, она частенько нас подводит. Пока мы вместе – тебе ничто не угрожает!.. – убеждает он меня, утыкаясь губами в шею. – Группа охраны во главе с Тайлером грядущий день будет передвигаться вместе с нами.

Я с ужасом отслоняюсь от него:

– Группа?

Джексон перемещает взгляд с одного предмета на другой. Тут тоже кроется какая-то тайна?

– Есть те, кто может нанести тебе вред? Джексон! Почему группа? Почему? – наспех допрашиваю я его. – Это из-за того снимка? Или из-за Даниэля? Или что? Почему ты молчишь?

Он всячески старается избежать взгляда со мной, как это делала я. Есть то, что наполняет ужасом его сердце.

– Джексон! Ты скажешь?

С величайшим усердием он признается:

– Да, это связано со снимком, поэтому тебе, как и мне, следует быть вдвойне осторожной. Любое подозрение не оставляем без внимания. Тайлер до сей поры занимается всеми вопросами.

Так проходит несколько минут – он убеждает меня, что, чтобы не нависло над нами, как большая мрачная туча, мы пройдем через всё…