Расположившись в деревянной открытой летней беседке с решетчатым каркасом по низу, возле дома, под раскатистым деревом, встречающего всяк приходящего дружелюбным объятием, мы усаживаемся за округлым столом, в классические кресла с подлокотниками, обивка которых выражена цветом закатного пожара. «Собралась чета влюбленных». Напротив меня, рядом с мангалом, на подставке помещен никелированный серебристый самовар на дровах с ажурными ручками, подаренный Ником Фьючерсом на годовщину свадьбы Эндрю и Аннет семь лет назад.

Питер, сняв пиджак и накинув его на возлюбленную, собирает у запястья рукава белой рубашки и принимается разжигать угли. От зажженных мерцающих светодиодных светлячков на тоненьких незаметных веточках, напоминающих муравейник звезд, повисших прямо над головой, и включенных четырех настенных фонарей, с имитированными свечами по кругу беседки, порождается атмосфера тепла, уюта, умиротворенности. Прикрыв глаза, растянув губы в блаженной улыбке, я отдаюсь этому мгновению, когда как мое небесное видение исполняет стих, сочиненный ею и прочитанный мне в момент танца, под издающие звуки кипящей воды в самоваре, приносящие своеобразное пронзительное пение.

– Белиссимо! – отзывается с восхищением Питер. – Чем не аккомпанемент под твои творения? – не переставая следить за чаном, выказывает он, взмахнув рукой.

С сияющей улыбкой на губах Милана благодарит брата, не убирая взгляда от меня. Завороженный её красотой, нежностью голоса, которым она произносит любовные строки, я убеждаюсь, что эта Лазурь обладает даром покорять сердца.

Иной раз я задаюсь вопросом: «Что я сделал, что она даже через столько лет выбрала меня, а не коренного испанца, заморочившего ей голову?» Эгоизма и ревности от меня не отнять.

«А также властности, гордости и излишней вспыльчивости», – поддакивает разум, увеличивая список моих отвратительных качеств. Но у кого же их нет?! Ритчелл, вон, иногда ленивая и рассеянная, Питер – занудный, вечно жующий еду, любитель поспорить, даже если он неправ, и кольнуть шуткой, Милана… Вот! Человек, у которого нет недостатков! Но… если можно отнести упрямство, капризность и болтливость к отклонениям, тогда и она с незначительными особенностями, придающие ей индивидуальность.

Питер, демонстрируя свои навыки по завариванию чайных изысканных напитков, показывает сестре, с открытым ртом впитывающей то, что он приукрашено возвещает – какие засушенные фрукты лучше совмещать друг с другом, чтобы создать неповторимый аромат. «И обязательно несколько веточек мяты!» – дважды повторяет он.

– Ну чайный сомелье! Взгляните!.. – с нелепой торжественностью сказываю я, добродушно подтрунивая над братом, и вынимаю из внутреннего кармана верхней одежды маску, которая мне мешается. И кто придумал такую забаву – прятать свои лица в разукрашенную повязку?

Глядя в искрившиеся озорством мои глаза, он глумится:

– А ты сиди, помалкивай! Если такой умный, поднимай свой зад и дуй сюда! А то утонул в кресле, как барон, – оглушительный хохот срывается из его уст, разделяющий Миланой.

– Не я навязал себе эту роль! Того требуют традиции высшего общества: маскарады, балы, танцы… – с актерской интонацией я даю обратный ответ, выделяя слова движением руки. – Мне идет, не правда ли?

После издевательского смешка, слетающего из него, он передразнивает меня, перегнув с издевкой:

– Тебе не хватает пуза, как у пресыщенного всеми благами богатого дядьки, и закрученных черных усов. А еще сатиновых шароваров. Так что, далеко вашему величеству до настоящего барона, поэтому и нечего блистать в роли великого соблазнителя!

Закусываю губу, чтобы сдержать фразу, готовую сорваться с языка: «Да пошел ты лесом! За собой следи, братец! Кто-то наоборот уже наел пузо до такой степени, что не влезает в костюмы!», и, наморщив нос, бросаю взгляд сначала на улыбающуюся Милану, затем на Ритчелл, которая все двадцать минут, что мы здесь, отдается глубоким внутренним рассуждениям, не проронив ни слова. Облокотившись на колено и подперев ладонью подбородок, она с огорченным видом, уставившись в одну точку, повисает в оконцах мыслей. Беседа не завязывается у нас. Все будто тонем в холодном тумане и в печальной мгле. Нами всеми управляют наши мысли.

Милана замечает потухнувшую подругу, начинает ее расспрашивать, но та мотает головой и мямлит: «Все хорошо, ничего случилось».

Заварив ягодный чай, разнесший по воздуху нотки мандарина, бергамота и грейпфрута, Питер каждому доставляет по чашке и опускается на место.

– Не можем же мы вот так теперь бегать от неё! – Ритчелл, наконец, озабоченно проговаривает думы вслух, обхватив чашку ладонями. «Она все об одном и том же». – Отыскать бы способ, как побороть её ненавистные мотивы. – Сосущее её чувство тревоги продиктовано тем, что миссис Анна не осведомлена ее предстоящим свадебным положением, а так как её родители тесно общаются с Анной, то в скором времени это событие станет открытым для глаз.

Ритчелл имеет схожесть с Миланой и частенько эмоционально переживает от нагрянувшего происшествия, пусть и незначительного. Хотя эта острота чувств свойственна всем женщинам.

Радостные лица у всех тускнеют.

– Любимая, мы отыщем способ, обещаю, – успокаивающе произносит Питер, явно по выражению обеспокоенный моим случаем, который затопляет горечью душу, и о котором этим двум красавицам пока не следует знать. До того, как мы перебрались в беседку, девушки уходили в дом, чтобы найти обувь для Миланы и заодно принести баранки с маком, и в это время нам с Питером удалось переброситься фразами о моей засаде. Он известил, что созвонился с отцом и, доложив ему без причин, что нужно срочно встретиться, тот сказал, что не сможет пока прилететь. Мое время уменьшается. Чувствую, из моего ущелья нет выхода.

– На носу свадьба и… – переживает она, вперив взгляд на обручальное кольцо. – Мы не сможем не позвать Марка, а он не сможет придти без Анны… Если скрыть от неё это сейчас, то потом она возненавидит и моих родителей.

Мы с Питером для миссис Анны – живая мишень.

Милана проводит пальцем по золотому ободку чашки, погруженная в задумчивость.

До отца Миланы я так и не смог дозвониться, правда, быть может, он занят и перезвонит мне позже?! Он нужен Милане. Я чувствую, она одинока. Как бы я ни старался, я не в силах заменить ей её родителей.

– А что, если мы пойдём всеми к маме и поговорим с ней с глазу на глаз?! Без криков, ругательств… – предлагает, оживившись, Милана. – Я видела на маскараде её с Марком – значит, им удалось помириться.

– Ох, сестричка, – вздыхает Питер, – получится ли? И помимо Марка, Анны есть еще… – Я пинаю его ногой, чтобы он замолк. Завести разговор о Нике, Марии, Джейсоне – означает еще больше усугубить положение и испортить летний безмятежный вечер, которых, как бы драматично не звучало, в моем запасе осталось не так много. «Никогда не надышишься вволю», – подает разум.

– Мы все оказались в одинаковых условиях, – с намерением утверждаю я, чтобы развернуть слова брата в другую колею. Но, видя по лицам, что Милана и Ритчелл утопают в мыслях, я предполагаю, что они и не заметили его резкую, подозрительную словесную остановку. – Нужно навсегда покончить с тем масштабным событием и разорвать его на мелкие кусочки, расставив все по своим местам! – непоколебимо уверяю я. Для этого Ник должен быть здесь и обговорить об этом со своей супругой, дочерью и сыном.

– И как нам это сделать?! – озадаченно спрашивает Ритчелл, приподняв опущенные глаза. – Времени до свадьбы не так много.

– У меня есть вариант «А», который должен сработать. – Я глотаю чай.

– Какой?

– Не имеет смысла говорить о нём. Как только все получится, так и увидите.

– Джексон, на тебя вся надежда, – умоляет Ритчелл, – у нас с Питером столько хлопот впереди. Мы не можем разбираться еще и с семейными заботами, примирять всех…

Истекает несколько минут.

– И сегодня, – ободряется Питер с задорностью, развевая появившееся юморное настроение, – появилась ещё одна: покупка белого малыша с крыльями.

Я коротко смеюсь.

– Ангела, что ли? – со смешком отзывается Милана.

– Если бы, ангела.

Подключается уже улыбающаяся Ритчелл:

– Джексон, я спасала твой подарок, как могла!..

– Благодарю! – Я смешливо кланяюсь ей. – Одна ты понимаешь меня, что такие подарки нельзя никому отдавать!

Питер с Миланой, посмотрев друг на друга, закатывают оба глаза.

– Дарить такие подарки – транжирство и безрассудство!

Милана кивает несколько раз, укусив баранку.

Я недовольно поджимаю губы.

– И, милая, ты пока думай, как мы скажем родителям об этой покупке, – излетает фраза для Ритчелл.

– А представьте, если бы мы всеми вместе куда-нибудь полетели… – Я делаю мечтательное лицо.

Питер насмехается:

– А пилотировать ты, что ли, будешь?

Цокнув, сделав недовольную гримасу, меня так и подмывает сказать: «Ты достал уже со своими никчемными усмешками!»

– Я промолчу, – сдерживаюсь я.

– Хорошее решение, лучше молчи, – с уверенностью говорит он. – Слишком много проблем от тебя в последнее время.

Милана, приняв думающее лицо, тут же бросает, пока я с силой второй раз ударяю его большую лапу в лакированных туфлях:

– А вообще не стоило мне так спешить с его продажей и раз уж так получилось, неплохая идея использовать его, а пилотировать будет Тайлер.

– Тайлеру только этого не хватало! – брякает Питер.

Питер разошёлся. Он так и до правды дойдет. Черт возьми. Видимо, держать то, что я просил его в строжайшей тайне так, чтобы ни одна душа не узнала, не входит в круг его способностей, и я снова ошибся, доверившись ему.

– Кто-то говорил, что расскажет в подробностях о свадьбе! – вставляю я, пока мы все вчетвером не поперессорились из-за моего, не совсем удачного, как оказалось, подарка.

– Согласна с Джексоном! – подхватывает радостно Милана. – Ритчелл, не ты ли обещала? Шопинг не дал нам с тобой поболтать о свадьбе.

Я тянусь за добавкой чая, выдохнув, что предыдущая тема закрыта. В нашей компании есть двое весьма любопытных и донельзя стремящихся к справедливости – Питер и Милана, поэтому с каждым словом, лезущим в свет, нужно быть внимательным.

– Да! Начну вот с чего, – счастливо говорит Ритчелл, влюбленным взглядом косясь на Питера. – Дорогие наши Джексон и Милана…

– Как официально, – смеётся Милана, не давая договорить подруге. Её милая привычка, обостряющая иногда во мне раздражительность.

– Милана! – восклицает Ритчелл. – Ты опять за своё?!

– Любимая, пора уже свыкнуться с её особенностями, – защитник вступает в бой. – Никто же не говорит тебе каждый раз, когда мы обедаем или ужинаем всеми, что ты чавкаешь!..

Я издаю звук: «О…оо…ооо».

Разразившись смехом, держа трясущимися пальцами от смеха чашку, я озираюсь на нахмуренное лицо Ритчелл. У Питера, что ни слово, то шутка. Как он это делает?!

– Ах ты… – Она надувает капризно маленькие губки, хитро обдумывая, как задеть его. – Никто же не говорит, а я скажу, что Питер до сих пор храпит по ночам, как свинья!

Смех Питера длится ровно до тех пор, пока в его сознание не закрапывается мысль Ритчелл. Округлив глаза до потолка, с притворной серьезностью выдает:

– Свинья значит? Я же говорил, дело в искривлении носовой перегородки…

– Не хочу это слышать! – И хмурит бровки.

Чувствуя, что накаляется обстановка, Милана со всего проста слагает:

– Джексон и вовсе поет в ванной, используя душ в качестве микрофона!

Как? Как она узнала? Делаю потрясенное лицо.

– Свинья, певец, болтушка и чавкающая женщина, – прыскает Питер. – Вот так компания!

Смех застилает всю беседку.

– Одним словом банда, – молвит голосисто Ритчелл. – Вы меня перебили! Вернемся! Я хотела сказать, мы с Питером....

– Вы с Питером… – и снова невольно вставляет Милана, мой любимый комментатор (а смотреть с ней фильмы – это что-то с чем-то, не соскучишься). – А-а-а-а! – взвизгивает она. – Я не знаю, я не знаю, как это получается, – живо голосит она. – Оно само.

– МИЛАНА! – хором подхватываем мы втроем, помирая со смеху.

– Детка, – сквозь смех пытается сказать Питер, – мы почти привыкли к твоим странностям.

«Наказывал же ему удалить «детку» со своего лексикона».

– К твоим, Питер, мы будем привыкать ночью, – оскаливаю зубы я.

– Вы дадите мне сказать или нет?.. – качает недовольно головой Ритчелл и поджимает губы.

– Слово даме-с, – официально объявляю я.

– Спасибо, Джексон. И… – Мы втроем беспричинно смеемся. Милана закрывает рот, дабы не произнести и звука. – Вы сумасшедшие!

– Все в тебя, – покатывается со смеху Питер, что, кажется, его белая рубашка, слишком натянутая на его жировой слой кожи, разорвется.

– Может подгузники принести? – с желанной серьёзностью проговаривает она и через секунду взрывается в смехе.

– Уж нет, потерплю, Ритуля.

– «Ритуля» так называет её отец, – добавляет Милана.

– Ритуля? – двигаю бровями, недоумевая.

– А чего ты так удивляешься? – усмехается Питер. – Мою невесту вовсе хотели назвать «Маргарита», но…

– Но мама была против того имени, которое было повсеместно распространено, – затягивает Ритчелл. – И родители придумали совместить словосочетание «рит» с «чел» от имени «Рейчел», и чтобы оно было единичным добавить еще одну букву «л» в конце. Забавы ради. Если честно, меня не устраивало оно никогда. Как кличка какой-то дворняжки собаки, – делится подруга, что очень удивляет меня.

– Я даже не знал об этом!.. – с тоном изумления проговариваю я.

– Но… я решила, будучи тринадцатилетним подростком, что…

– ЧТО? – выкрикивает Милана, как только та останавливается, намеренно растягивая интригу.

– Мне самому стало интересно, – с любопытством говорит Питер, подаваясь корпусом тела вперед.

– Как только буду менять фамилию при заключении брака, то поменяю и имя, – с уверенностью и отчасти с указанием признается она. – И родители мне в этом никак не помешают. А то назвали… – звонко хохочет она.

– Ритчелл, и мне не сказала!.. – с притворной обидчивостью высказывается Милана. – А на какое? – с всплеском поражения молвит она.

– Не понял, – ошеломляется Питер. – Таки и мне не доложили об этом.

– Василиса премудрая? – шучу я. – Распрекрасная Аврора?

Получив в ответ на шуточный оргазм недовольное лицо Миланы, я замолкаю, указав жестом, что мой рот на замке.

– Только давайте договоримся без смеха! – предупреждает сразу она.

– Сознавайся, ну же! Императрица Жизель! – веселюсь я.

– Я влюблена в одно французское имя и… – Старается возбудить сильнейшее любопытство.

– НЕ ТЯНИ! – сгорает от нетерпения Милана, бросая мигающий взгляд на подругу.

– Маме понравилось оно, а вот папе… я еще не говорила, но…

– Милая, мы сейчас из штанов уже вылезем, – каламбурит брат.

– Ладно! – Она выплескивает со смехом наружу слюну. – Жозефина. Жозефина де Джеймс, или Жозефина де Моррис, – восторженно переставляет фамилии, добавляя частичку «де», как это заведено было во Франции. Видя, что все раскрывают рты, Жозефина наша добавляет: – Вы меня можете называть Жозетта, Джузи, Жозе, как вам угодно.

Питер напрягся. Братская кровь чувствует, как он силится сдержать смех и через секунду взрывается, пискнув:

– Жозя.

Я поддерживаю его, но менее грохоча, нежели он. Веселье, поселившееся в воздухе, передается всем.

– А мне нравится! Новое имя, новая жизнь… м…м… м… – Моя мечтает.

После нескольких минут Ритчелл командует:

– Так! Тишина! Нами было решено, что свадьбу мы проведем в Испании, – Питер вставляет, что под «нами» она понимает себя, так как он голосовал за родину. – Мы рассматриваем разные площадки, на днях поедем осматривать окрестности. Опыт с вашими днями рождения показывает, что наши друзья в принципе знают, куда добраться. Поэтому сразу хотим попросить прощения, что не попадем на дефиле, но будем искренне болеть за вашу победу.

Мысль о дефиле тянет за собой другую.

И до меня лишь сейчас доходит – я не могу точно быть уверенным, что смогу попасть на свадьбу, что ощутимо повышает во мне жар, вызывающий легкий озноб.

– Всё отвлекаюсь от главного! К вам будет предложение, будете «подружкой невесты» и «другом жениха»? И Джексон, мы тебя назначаем главным за музыкальное исполнение! Споешь несколько основных композиций? – умоляюще складывает руки. – Какие хотелось бы нам, я скажу тебе потом.

Я жестом головы даю положительный ответ.

– Ритчелл, вот скажи, зачем задавать такие вопросы, если об этом мы решили еще в шестом классе? – говорит Милана.

С приступом веселости поспешно я добавляю:

– И ты хотела, чтобы я все-таки был твоим парнем?

– Да, но… – напрягается она, будто что-то скрывая.

– Или я? – непроизвольно вырывается из Питера, но судя по выражению лица Ритчелл, ему стоило придержать язык за зубами.

– Я не думала тогда, кто станет моим избранником, но всегда знала, что на свадьбе лучшей подруги буду главным гостем! – Милана ловко находит точное выражение.

– Вы согласны, я так понимаю?! – еще раз спрашивает Ритчелл.

– Да, тысячу раз да! Да! – с великой радостью соглашается Милана и смотрит на меня.

Я шуточно молвлю тоном школьника:

– А что значит подружкой и другом? Мы должны как-то отличаться от девушки и парня?

– Любимая, вот кому мы доверяем главные миссии? Этому дотошному певцу!

Оттопырив губу, я негодующе щелкаю языком. Как он достал меня. Экий болван!

– Они справятся!

– А какую дату вы выбрали? Какую хотите свадебную палитру? Фотограф, видеограф будет? А церемония будет закрытой? – Фонтан вопросов так и льется из Миланы. – А стиль, музыка, торт…

В улыбке, растянувшейся на лице Питера, читается удивление.

– Ууу… понеслась, как на лошадке, сестренка, – выражается он.

– Подруга милая, ты узнаешь об этом самой первой!.. – уверяет со счастливой улыбкой Ритчелл. – Мы и сами пока еще не решили.

Милана принимается с ярким взором заинтересованности выбрасывать свои затаенные мысли о желанном свадебном дне, затянувшиеся по ощущениям на час.

– Апчхиии… – неосознанно издаю я, прикрывая рот ладонью, перебивая Милану, с живостью лепечущую о романтичности закрытой церемонии бракосочетания на фоне заката. – Приношу извинения. – Издаю такой же звук более звонко ещё раз.

Бросив на меня думающий взгляд, она тут же переживает:

– Джексон, не заболел ли ты?

Салфеткой подтираю нос.

– Я в полном порядке, – говорю и продолжаю, почувствовав потребность во сне: – Может, будем перебираться в дом? Уже свежо как-то.

– Да ну, – возражает Питер. – Ты посмотри на термометр, висящий у тебя над головой. Двадцать один градус.

– В самом деле! Мне тоже прохладно, – соглашается Ритчелл, начиная прибирать со стола.

Заломив руки над головой, под струящийся дымок от самовара, настраиваясь на шуточный лад, вдумываюсь, как спросить о ночлеге для себя и Миланы.

– Не соблаговолите ли, дорогие граф и графиня, предоставить нам ложе? – Такая форма предложения, с которым я задаю вопрос, самого меня удивляет. Подле этой прекрасной девушки, моей девушки, мною нередко овладевает приступ дурашливости, пустой болтовни и забавных шуток, не соответствующих моему возрасту, равно как и общественному положению. Это снабжает мое сердечное спокойствие.

– Сударь, что значит «нам»? – острит Питер. Милана и Ритчелл снова отдаются смеху. – Наше ложе не предназначено для любовных страстей! – бесцеремонное упоминание об интимных связях вызывает оглушительный хохот у дам.

Ритчелл гордо, в стиле богатенькой графини, стоя, задрав голову, добавляет к словам жениха:

– Ваши намерения, сударь, нечисты!.. Нам не желательны лишние трудности от амурных похождений неженатого мужчины! Мы пустим вас и вашу распрекрасную даму, с виду царских кровей, при условии, если вы будете зваться – господин Моррис и госпожа Моррис. – И совершает реверанс со словами: – Нет выполненного условия, нет спальни!

Красные щечки Миланы свидетельствует о ее смущении.

– Столь не подобающие леди высказывания, не находите?.. – продолжаю вести словесную игру. – Уж слишком вы недоброжелательны!

Смех от Миланы подбадривает меня.

Питер, весело сверкая глазами, с высокомерным лицом забавляется:

– Для особых почетных гостей за десять тысяч франков можем разместить вас в отдельной комнате с двуспальной кроватью, но с обещанием, что завтрак будете готовить сами! И просьба соблюдать тишину в ночи!

«Гаденыш. Ну гаденыш».

– Мы согласны! – зевает Милана, на лице которой проступают очертания сна.

– Ладно, милый, – смеется Ритчелл, толкнув Питера в плечо, и кладет все использованные чашки на поднос, – прекращаем! Конечно, оставайтесь! Для вас всегда найдется место.

Я подхожу к Милане и подаю ей руку со словами:

– Мадемуазель, позволите, я донесу вас на руках?

Ритчелл, воздевая руки вверх, обращается к Питеру, с указанием:

– Что ты насмехаешься?! Сейчас же последуешь действиям этого господина и меня понесешь на руках!

Милана смотрит на меня со смешливым взглядом.

– Видится, – балагурит Питер, – вы снова решили привлечь внимание к вашей высокопочтенной персоне?

Поворачиваюсь к нему и уже со злостным раздражением выплевываю:

– Я намеренно буду храпеть, чтобы ты не спал всю ночь!

– А я «пускать газики»! – мгновенно отвечает, заставляя всех давиться смехом. У Ритчелл чуть ли не падает поднос с посудой, задрожавший, как от урагана, в ее руках. От взрывистых порывов смеха сотрясается пузо.

Это невозможно. И этот тип – мой брат.

– Не стоит, – у нее слипаются глаза. – Я уже не босая, нет причин меня тягать.

– Изволите откланяться в знак благодарности! – насмешливо кланяюсь, потешаясь. «Что на меня нашло?» – Добрых снов!

Не спросив снова Милану, я, как барышню, сажаю ее к себе на руки и несу в дом на фоне мерцания созвездий, трепетания поздней ночи и нескончаемых шуток Питера, льющихся нам вслед, и его хихикающей невесты. Стиснув мою шею, спящая красавица дышит так, словно уже видит в полудремотном состоянии сладостные грезы.

Питер выкрикивает, как только я переступаю порог:

– Второй этаж, правая дверь от ванной. Мы будем через стену. Левая дверь по коридору – комната родителей. Не перепутай! А то вляпаешься, как и всегда, и придется отвечать перед владельцем дома. И пой поменьше!

Я с раздражением махаю рукой, поняв, куда идти без повторений назойливого идиота.