Глава 19
Милана
Взяв такси, я еду в дом, который лишь вчера арендовали родители подруги.
Любовь и губит меня, и подхватывает на руки, спасая от отчаяния.
«Он не доверяет мне. Разлука имеет свои последствия. Нам трудно, трудно… Но нанимать людей, чтобы те контролировали любой мой шаг, – безрассудство». Как он смог пойти на такое? Не укладывается в голове.
Джексон ещё что-то хотел мне сказать, но я не стала его слушать. Может, про Даниэля?
Вытерев слезу, набираю номер пропащего, номер его близких, но ответ прежний – пустота. А что, если Джексон намеренно подговорил Даниэля, что тот больше никоим образом не связывался со мной?
Нажав на звонок на черных воротах, за которыми стоит двухэтажный особняк, мне открывает дверь отец Ритчелл.
– Милана? – удивляется Эндрю. – Ты чего так поздно? Все хорошо?
На моем заплаканном лице сквозит приветливая улыбка.
– Хотелось увидеть вас с миссис Аннет и Питера с Ритчелл.
– Проходи, мы как раз досматриваем перед сном старинное кино. Молодые еще не спят, – улыбается он, по-джентльменски пропуская меня вперед. – Как твоя мама?
«В поиске родителей Беллы, чтобы высказать им правду о нас с Джексоном», – молниеносно дает ответ сознание.
– В порядке, наверное, – заунывным голосом бормочу я. – Мы поругались, и я ушла из дома.
– Из-за еще одного Морриса? – предполагает он, со вздохом.
Я киваю, потупив голову.
– Все образуется, – приобнимает меня за плечи. – Бегом в дом, а то простынешь, воздух сегодня прохладный. Но, предупреждаю, в доме вещи еще не все разобраны… не споткнись о коробки.
– Да, спасибо вам большое, мистер Эндрю.
– Если тебе нужно, можешь оставаться здесь, сколько угодно.
Я еще раз его благодарю и прохожу в особняк.
– Я позову дочь, – высказывает по-доброму Эндрю и удаляется на второй этаж по крутой деревянной лестнице.
Мой взгляд падает на Питера, на котором одеты все те же старые пляжные (синие с желтыми нарисованными на них пальмами) до колен шорты, в которых он расхаживает дома, с одним лишь отличием, что в эту секунду они уж больно стали ему узкими, облегающими. По крайней мере, так было в Сиэтле. Джексон над ним всегда подшучивал, говоря, что шорты, как его талисман, он одевает их, где бы ни был. Раньше в обоих глубоких карманах этой одежды были сладкие карамельки, шоколадки, которыми он запасался, если мы втроем смотрели фильм, и чтобы не возвращаться обратно на кухню за «вкусняшками». Мы с ним заядлые сладкоежки, это Джексон у нас не любитель сахарных изделий.
Счастливый с виду, он держит поднос, на котором поставлены две чашки ароматного горячего шоколада. Заметив меня, изумленно произносит:
– Милана, ты ли это? Что, что с лицом? Откуда ты? – Всматривается в мои блестящие от слез глаза под тусклым кухонным светом и ставит утварь на стол. – И почему ты здесь?
Я прохожу к нему, глубоко вздохнув, опуская лицо вниз. Порой, когда кто-то интересуется твоим состоянием в момент, когда слезы ещё не успели отступить от тебя, ты пускаешь второй соленый поток на волю, тот, который не успел сгинуть первоначально.
– Ну что ты, детка, иди ко мне, – с невероятной нежностью говорит Питер, и я прижимаюсь, растворяясь в родных объятиях. Слезы градом льются из глаз, и я не в силах их остановить. – Он опять что-то натворил? – уже с грубостью высказывает брат. Я крепче обхватываю его руками, проливая слезы в плечо. – Сестренка, расскажи мне, что с тобой?! – Он поглаживает меня по голове, действуя успокаивающе, как и было ранее. – Он все рассказал тебе? – Впитывая каждое его слово, я поднимаю на него глаза, едва ли отстранившись. – Мы придумаем что-нибудь, не расстраивайся, – говорит прямо в лицо неровные мысли. – Нельзя терять надежды. – От него веет чем-то печальным.
Объятая трепетом от его двусмысленных выражений, спрашиваю:
– Про что ты имеешь в виду?
Его тело словно становится вздыбленным, напрягшимся.
– Э… нет, я хотел сказать, что… – мнется, раздумывая как прикрыть сказанные им слова.
– Нет уж, Питер! – с восклицанием говорю я. – Объясни, что хотел мне сказать такими словами?
Он смотрит поверх моего плеча с таким лицом, будто видит призрака, внушающего ему сущий ужас и страх.
– Питер! Что мы придумаем? Какой надежды?
– Я хотел сказать, – снова берется за свое, – я хотел сказать, что… – колеблется он.
– Что-то с Даниэлем? – предугадываю я. – Вы именно поэтому встречались?
– Д…ыа… – закусывает нижнюю губу, – вестей пока никаких и…
Я вздыхаю.
– Но ты не тревожься, сестренка. И… – волнение чуть стихает в его действиях и глазах, – ты же не из-за этого приехала?
Слышатся чьи-то шаги:
– Ритчелл с Аннет отключили фильм и, оказывается, уснули, – уведомляет Эндрю шепотом, – поэтому спуститься не смогут. Не буду их будить.
– Конечно, я с Питером немного поболтаю тогда и… Где мне можно у вас переночевать? – робко спрашиваю я.
– Перед лестницей, – указывает он, – дверь. Там комната для гостей. Размещайся, бери все, что посчитаешь необходимым.
– Спасибо вам, я очень признательна… – Всегда испытываю смущение в гостях, так как не хочется теснить людей, но и ехать к Джексону не вижу смысла, снова начнем выяснять отношения.
– Я вас оставлю.
– Доброй ночи, – искренне говорю я я.
– Эндрю, а как же ваш горячий шоколад? – Указывает Питер на кружки.
– Милану угости, я валюсь с ног, – устало произносит папа подруги. – Завтра прилетят торговые агенты, наши знакомые из Буэнос-Айреса, длинный день.
– Хороших снов, – дополняет Питер.
Эндрю уходит.
Мы идем на кухню. Пахнет новизной и запахом срубленного дерева.
– Присаживайся, – указывает мне на высокий барный стул. – И начнем наши ночные беседы, – улыбается брат, подвигая ко мне чашку с напитком.
Заняв место рядом, обхватив руками горячую белую фарфоровую чашку, засматриваюсь, как из нее еще идет пар, кружась в танце с воздухом.
– В чем этот негодяй провинился на сей раз? – в тоне прослеживается и шутка, и легкое раздражение.
Питер, прислонившись локтем о стол, одной рукой берется за голову, маленько наклонившись, другой прихлебывает налитое в емкости.
– Джексон считает, что я изменяю ему, – высказываю с таким кажущимся мне равнодушным голосом.
Питер выбрасывает из горла напиток. Он растекается по его животу и добирается до шорт.
– Чт…о?
– Питер, – поверхностно смеюсь я, – у меня есть салфетки. – Раздобыв их в сумке, в которой бардак, представленный смесью всех разнородных предметов, я подаю ему.
– Вот неуклюжий.
– Весь в меня.
– Или наоборот, я в тебя такой, – подбадривает меня шуткой. – А теперь серьезно. Какие основания у нашего Величия так считать? Он обезумел совсем? – вытираясь, обдумывает Питер.
– Тебе не рассказывала Ритчелл про сына Марка?
Он опускает задумчиво уголки губ, которые покрыты коричневым оттенком, как будто у ребенка, который ел беззаботно шоколад, не мысля, что может быть испачканным.
– Ритчелл меня известила лишь о маскараде, в шесть вечера, завтра и то эта новость прозвучала у нее от тебя.
Я улыбаюсь, уносясь мыслями в далекое детство, смотря на Питера, отчего сама беру влажную ткань и устраняю на его лице слипшиеся потеки. Он мотает головой, как малыш, нарочно игриво противясь моему действию.
– Потому что я не могу говорить о серьезных вещах «грязнуле», – одновременно произношу я. Его зрачки загораются, он так глядит будто тоже бродит по нашим прошлым воспоминаниям.
– Я не перестану утверждать, как я рад, что мы возобновили общение и… настоящие брат и сестра.
От таких слов наполовину высохшая слезинка стекает из левого глаза, которую Питер мне мгновенно утирает подушечкой пальца.
– Как я вам? Чистый? Теперь мне можно побывать в высшем обществе и подслушать краем уха разговоры титулованных дам?
Я бросаю в его лицо эту же салфетку, тихо хохоча:
– Угомонись, братец!
– Итак, продолжим наши светские беседы, – со смешной гримасой сообщает Питер.
Я докладываю ему события последних дней.
Питер сосредоточенно выслушивает.
– ЧТО ОН ТВОРИТ? – громко глаголет брат. – Из ума выжил, нанимать слежку, – злостно молвит, мотая головой в стороны. – Давно пора вправить мозги ему, больно умный стал. И только и знает, что ступает в самое дерьмо!
– Так еще и кричит на меня, обвиняя, что я изменила ему и мне нельзя ни с кем встречаться из лиц мужского пола! – раздраженно заявляю я. Обида еще не отступила.
Питер нервно воспринимает ситуацию, но произносит, что поговорит с ним.
– У меня вопрос. Ты гарантируешь, что этот малый захотел пообщаться с тобой только, чтобы стать тебе другом или?.. – через минуту спрашивает ровным голосом.
– Питер, – настойчиво я произношу, – ты же знаешь, что кроме Джексона мне никто не нужен и…
– Милана, детка, – когда он так говорит, мне становится так тепло, так спокойно, – меня в свое время это не останавливало, поверь. – Замолкает на мгновение. – Говоришь чемпион по боксу?
Я киваю.
Он мигом набирает его инициалы в интернете, где высвечивается вся информация о Мейсоне.
– Ох, стойкий боец, – комментирует Питер, читая полушепотом, и некоторые фразы выделяет голосом: – Лидер по количеству золотых медалей, мастер спорта, известный, как «непробиваемая стена», славящийся на ранге своей силой, возрождающейся в нем от голоса рефери (судьи), гласящего о том, что можно начинать раунд. – Милана, отчасти я понимаю опасения Джексона. Но он, конечно, в своем репертуаре нанимать лиц, чтобы проследили и… – утихает на полуслове, размышляя о другой мысли.
– Почему не договорил?
В его взгляде висит острая задумчивость.
– Джексон был неправ, это я выясню, что там за охрану он нанял, но… Милана, а как бы поступила ты, увидев его на фото с неизвестной девушкой?
– Точно также, – вздыхаю я, осознавая, что сглупила так явственно, среагировав на его ревность. – Но, Питер, он же даже слушать не стал меня, я хотела рассказать ему про Мейсона.
– Верю, – жгуче говорит Питер, почесывая чуть заметную щетину на подбородке, – это он может – взбеситься, нашуметь, раскомандываться. Ты главное не принимай так близко к сердцу. Разберемся. С этим точно.
Он кладет свою руку на мою.
– Спасибо тебе. После наших бесед тревога исчезает и растворяется.
– Ты приехала по адресу, детка. – И с шумом отхлебывает из чашки шоколад.
Он знает, что меня этот звук раздражает и одновременно смешит. И я беззлобно дразню его:
– Питер, ну кто же так делает! Манерам джентльмена девятнадцатого века ты и не научился.
Он намеренно продолжает втягивать в себя жидкость.
Я морщусь и головой будто отпираюсь назад от этого противного звука.
– Питер!
– А что?! – Он хватается за яблоко, лежащее в вазе, предлагает мне, но я отказываюсь и откусывает его сам. Издается хруст, также не вызывающий блаженных чувств. – Я человек простой, как крестьянин. Это ты у нас эталон женской красоты!
Я смеюсь от тона, которым он произносит фразы, пытаясь увезти меня от того, чтобы я оставила неспрошенным еще один вопрос.
– Питер, и все же, что он еще говорил, когда вы встречались?
Вертев в руках огрызок, он, подумав несколько секунд, отвечает:
– Он очень тебя любит и не представляет жизни без тебя, из-за этого и вспыхивает по каждому поводу.
– И я его очень люблю.
– Его злость пропитана любовью. Вы просто не слушаете друг друга – в этом вся проблема.
Поговорив еще немного, успокоившись, мы в порыве сестринско-братских чувств присоединяем кулачки друг к другу.
В следующую минуту он рыскает по карманам.
– А это моей младшей сестренке, – протягивает конфету-ириску. – Всегда улыбайся.
Момент из детства.
Я смеюсь вместе с ним, забирая сладость с ощущением искрящегося детского веселья.
– Ты все еще кладешь в них конфеты?
– Что значит все еще? – гогочет Питер, прикрывая рот.
Посидев минут десять, Питер показывает мне спальное место и уходит к Ритчелл. И все беспокойные тревожащие душу мысли, которые были во мне до разговора с братом, утихают и принимают форму сновидений.
Глава 20
Милана
– Подруга-а-аа, просыпайся, – будто во сне слышу я и переворачиваюсь на другой бок.
– Любимая, – шепчет кто-то, – может, хватит её будить? Пусть человек поспит.
– Нет! – прерывает дерзко женский голос. – У нас столько дел до маскарада… – Чья-то рука дотрагивается моей спины, легонько качая. – Милана, пожалуйста, проснись уже.
– Это бесполезно. Мы с сестренкой сидели почти до утра, поэтому…
– Даже меня не позвали, – звучит с недовольством.
– У нас состоялся разговор брата и сестры! – чуть громче говорит Питер, и я сознательно просыпаюсь, но за счёт того, что повёрнута спиной к ним, продолжаю лежать, не шевелясь, подслушивая их беседу.
– А о чем таком тайном вы болтали, что я бы помешала вашему тандему? – с лёгкой обидой и одновременно сарказмом выражается подруга.
– Есть кое-какие неполадки, – вполголоса говорит Питер, – с Джексоном.
– А что с ним не так?
– Заревновал братец нашу Милану. Считает, что она изменяет ему с Мэттом.
– С каким еще Мэттом? – удивленно молвит Ритчелл, приподняв голос.
Я не удерживаюсь и вставляю сонно:
– Питер, не с Мэттом, а с Мейсоном.
– Так она не спит, а подслушивает, – усмехается Питер, дернув рукой меня за ногу.
– Ай, щекотно же, – хохочу я, поворачиваясь лицом к ним.
– Ничего не понимаю. – Ритчелл пытается разобраться и делает вдумчивое лицо, пока я прячусь под одеялом от рук Питера, готовых меня защекотать до смерти. Забава нашего детства. Причем Питер (как и Джексон) это мог сделать в любом месте, и я извивалась, как змея, ползущая через лесные тропинки.
– То есть к тебе подкатывает сын Марка? – Ритчелл делает большие глаза. – Чемпион по боксу?
Начиная смеяться от того, что Питеру все-таки удалось пробраться к моим рёбрам, по которым он передвигает пальцами, заставляя меня ворочаться, то на одну, то на другую сторону, я еле отвечаю:
– Н-е-е-т, – и закатываюсь в смехе вместе с Питером, стряхнув полностью с себя сон.
– Питер, отойди уже от неё! Дай нам поговорить! Вы вчера все обсудили, теперь я хочу обо всем узнать в мельчайших подробностях! – Ритчелл высказывает предельно строгим тоном, но тот не останавливается и доходит до моей подмышки. Рёв, судорожный смех и веселье сносит во мне крышу, и я не воспроизвожу никаких изречений подруги, ворочаясь от щекотаний.
– Госпооооди-и-и, Питер! – ноет Ритчелл. – Ты как ребёнок!
Подмигнув Питеру, который сразу же понимает, какая мысль образовалась во мне, мы атакуем Ритчелл, сидящую на краю кровати, и щекочим её со всех сторон.
– АААА… ВЫ ЧЕГО?! – голосистый смех разносится по комнате, заполняя все пространство. – ААААА… ПОМОГИТЕ… Я ЖЕ ДО СМЕРТИ ИХ БОЮСЬ.
Втроем, прыснув со смеху, и завалившись на кровать, на которой человек пять может уместиться, мы начинаем гоготать, в точности являя собой хулиганов детей.
– Питер, Милана, ведете себя, как избалованные дети, – смеется подруга, лежа на моем плече. – Берите пример с меня!
– Это говорит нам тот человек, у которого день рождения, двадцать второй год, только девятого сентября, – указывает, глумясь, Питер.
– Замечу, что вы, господин Шутник, старик уже.
– В самом расцвете сил, – смеясь, указывает пальцем Питер и шутливо подносит его к кончику носа Ритчелл.
– Милана, так это правда, что Джексон посчитал Мейсона своим соперником? – Не отступает от любопытной вести подруга.
Питер, обнимая нас с Ритчелл, развалившийся на другой части кровати, сбоку, не успокаивается от смеха:
– Каким соперником, врагом номер один! Взбесился так, что Миланка ночью приехала на такси.
– Нахал! – восклицает невольно Ритчелл. – Он даже не знает, что формально, Милана для Мейсона сводная сестра.
– Именно! Он слушать меня не стал и сразу начал сходить с ума, – с грустинкой говорю я, перебирая в памяти едва не остывшую разгоряченную ссору с Джексоном. Чтобы не наваливать лишних проблем на Ритчелл, остро воспринимающую любое отклонение от спокойной жизни, я умалчиваю о том, как Джексон узнал о Мейсоне.
– Он ещё пожалеет об этом, ой как пожалеет, что обидел тебя. – Ритчелл говорит таким голосом, будто что-то задумала.
– Так, девчонки, давайте уже завтракать, а то мне нужно скоро отлучиться и успеть сделать кое-какие дела перед вечером.
– Что ещё за дела у тебя такие, милый?
– Есть такие.
Я заливаюсь в смехе.
– Подруга, почему ты не кормишь братишку? Ты посмотри, он же голодный.
– Он всегда голодный, не прокормишь это брюхо, – она хлопает дважды по его пузу и обводит его пристальным взглядом, – и вообще сними ты уже эти шорты! Они уже малы тебе! И смотрятся вульгарно.
Живот содрогается от смеха.
– Зато Миланке нравятся, да?
В порыве смеха доношу:
– Конечно, в них карманы – как шкаф в страну Нарнию18, полные сладостей.
– Что? А меня он не угощает! – разгорается Ритчелл.
– Всё, брейк, будущие молодожены, а то нас родители могут услышать.
– Не услышат, – поднимается с места Ритчелл, но Питер заваливает ее обратно, на что она делает усилие, противясь его сильным рукам, – они уеха… – Смех и злость перемешиваются в ней. Весело с этими озорными. – Уехали на сутки по работе.
– Йох-у-у-у, холодильник в моем полном распоряжении! – Тут же резво вскакивает брат. – Девочки, вам проход закрыт!
Лучшее средство для тренировки пресса – побывать на одном бесплатном представлении, заслушав изречения Питера.
– Питер! – командует громко Ритчелл. – По-моему, вчера мы договаривались, что к свадьбе ты перестанешь съедать тонны сладкого и впихивать в себя жирную пищу!
– Свадьба не сейчас, а ближе к концу августа! За один день и схудну, – смеется и уходит от нас, напевая какую-то песню.
– КАК? – взвизгиваю я. – К КОНЦУ АВГУСТА? – ору я от удивления. – И ПОЧЕМУ Я НЕ ЗНАЮ НИКАКИХ ПОДРОБНОСТЕЙ?
– Я планировала встретиться и поболтать с тобой сегодня!.. Милана, идем в торговый центр за нарядами и там позавтракаем в кафе, как раз всё расскажу! Я знаю Питера, с его шутками мы ничего не успеем.
– Ритчелл, – улыбаюсь я, – только утро, у нас еще весь день впереди.
–Утро? Почти полдень.
– Уже? Как?
– Я и говорю, что времени у нас немного, чтобы выбрать платья для маскарада, нам и дня, как правило, мало. Тем более у тебя есть и другая миссия.
– О чем ты?
– Покорить ревнивца, подруга. Нужно заставить его припасть к твоим ногам и рассеять его злость на тебя.
– А! Ты об этом. Сложная миссия.
– Но разрешимая, вставай, одевайся, я тебя жду. Пойду, узнаю, как там наш клоун, не поджарил ли кухню.
– Да, – смеюсь я.
Вздохнув, убрав все печальные мысли, я сознаю, что Ритчелл права, нужно поразить Джексона, так, чтобы его гнев на меня растаял, и спокойно нам поговорить.
Заправив постель, я случайно натыкаюсь на телефон Питера, который, видимо, вывалился из тех самых его шорт. Рука так и тянется увидеть, что за всплывающие уведомления, так и приходят на его смартфон. Как будто найдя добычу, не двигаясь, бросив напрягший взор на полузакрытую дверь, которую Ритчелл не до конца прихлопнула, я набрасываюсь на драгоценность, озираясь по центру, где меня могут приметить. И, разблокировав экран, впитываю в себя слова, перескакивая то в начало последней его переписки с Джексоном, то в конец. С неудержимым волнением и отчасти нагрянувшим ликованием, сжимая судорожно чужую вещь, но могущую открыть мне то, что было скрыто от моих глаз, я вдумчиво заглядываю в последние сообщения между братьями. Внимание лихорадочно, как никогда ранее, обостряется.
П: «Джексон, как ты мог обвинить Милану в таком? Это сын Марка, с которым встречается ее мать. Ты хоть подумал, насколько её обидел? И что за слежка над моей сестрой, немедленно убери это к чертовой матери?!»
Прочитав одну мысль брата, во мне искрится радость, и хочется прибегнуть к благодарности за то, что этот человек встал на мою сторону.
Д: «Я не нанимал никакой слежки. Я знаю, что все испортил. Не нужно лишний раз напоминать мне об этом! Как она сейчас? Пришла в себя? Я все исправлю, обещаю».
Я верю ему, верю. Раскинувшаяся на лице улыбка, что он переживает за мое состояние, хоть и посмел нагрубить вчера, шепчет сердцу, чтобы оно простило его.
П: «Как не нанимал? Это они?»
Глядя на эту строчку, не поняв ее смысла, я перечитываю дважды. Они? Резкая смена эмоций давит на грудь, заставив призадуматься. О чем переспросил Питер?
– Милана, ты не видела мой телефон? – врывается голос в спальню. Я вздрагиваю, издавая: «А-Й».
– Да, – мнусь я, – я как раз хотела отнести его тебе и… – Смотрю в пол.
Питер улыбается, странно поглядывая на меня:
– Будем считать, что я ничего не видел. – Я краснею. – Знай, что он любит и хочет для тебя лишь счастья.
– Спасибо тебе, – расплываюсь в улыбке, стыдясь от того, что, не подумав, прочла сообщения. Но не до конца. И до самого важного не дошла. Кто «они»?
Он обнимает меня, произнося:
– Все прояснится.
И на этой ноте врывается Ритчелл, подгоняя меня отправляться за покупками платьев.