Почёт ли – смерти приговор на Земле?

Опричник – Гот

Взойдут ли панорамой лет

Твои следы – им хода нет,

В той сладкой пище видеть сон

Опричника – из бледной тьмы?

Нелёгким будет жить над ним

Готический уклад внутри,

На жизни он ведёт свой чин,

А после в памяти следы -

Сам оставляет, как поэт

Природы воли – по игре,

Где ворон – некромант в пути

Его затерянное тело имени.

Несёт отчётливый сюжет

То слово – после жадной бури,

Им опираясь в бег веков -

Ты ждёшь опричника на воле.

Но город им хранит печаль,

Нелёгкий клад нашёл свой мир,

Он под изъяном одичал им

И выпил кровь, как тот вампир,

Кто ум свой пролагает – в свет,

А тело держит в темноте

Готической основы, где

Ты расставляешь этот вектор.

Ему спросил отважный взгляд

Кто прав сегодня, а кто нет,

Где ветер будоражил свет,

В руках твоих, держа игру

Над преисподней мостовой

Внутри опоры стен из ряда,

Где город спит и этим жив -

Вампир искусственного взгляда.

Он поднимает жёлчь ночной,

Тлетворной рвению рукой,

А сам под чёрной мостовой

Стоит в тлетворном рукаве,

Чтоб думать на одной игре,

Где был он ворону – впотьмах

Не вектор славы и не страх,

А ночь под серостью огней.

Они лишь – догорая мне

Несут обиды сквозь года

Опричника – забыть тогда

Искусство взгляда от миров,

Что должен ночью открывать

И ворон свой – впускать взаймы,

Как этот день внутри вины

На прошлый пафос от невзгод.

Отчётливой рукой берёт

Исходный номер под войну -

Тот ворон, облачившись в твой

Сюжет фамильный, что другой

Ты дашь искусству – забывать

Тот город сердца, где жива

История к проблеме жизни.

Но ворон в красном облетев

Куёт свой ветер, как и свет,

Приказывая выбить страх

От полнолуния – в руках.

Тогда бы право стало днём,

А ночь внутри – игрой зеркал,

Им вынув месяц, как оскал

Из предназначенных тобой -

Исходных чисел, где страдаешь

Любовью часа в сон тоски,

А ворон прячет под виски

Кровавый ад внутри окна.

Им жив опричник, он поэт

Из блага муки под любовь

Искать особый ветер слов

И им указывать – приличие.

Где стыла вороном под стать

Та городская благодать

Из чёрной муки близ сердец,

Что оковала смертью жилы,

Там ворон смотрит на тебя,

Он в воле жив и в том опричник,

Любовью созданный из ада

Для городской тоски – в руках.

Забывая каменные стелы

Постаменту грезит бытие,

Было ли твоим упрёком жизни

Падать для себя в окно, что сам

Ты забыл поставить неба свет?

Где желает сердце – всё расставить

По нутру, от честности у жил,

Верить им, чтоб волей не дожил

Ад конечной каторги до грани.

Будешь забывать одни года,

А другие – каменные стелы,

Мучают на форме нас – тогда

И зовут простить упрёком свет.

Не был за прохладой этой ранней

Сам опознан в мыслях – человек,

Он растаял в личности на свет,

Как природа стелы о познание.

Камень серой массой – о любви

Не даёт совета за прощание,

Забывает чувство в этой тьме,

Был ли ты им – призраком земным,

А потом забыл своё молчание,

Верил ли от камня этим – больно,

Но гордыня вылепила свод

От нутра искусства – за тобой.

Архитектор выдуманного счастья,

Ветер глаз у признака любви

По планетной роли между лиц

Пробегает слово – проводниц.

Нам они несут под чай – прощание

Или слово утоляют смертью,

Где у стелы видит эта разница,

Что быть может – выдумано ей

В жизни ли, но новое прощание

Или в смерти роскошь от любви -

Чёрной формой злого обещания,

Верить ли – от камня этой силы?

Силуэт запомнил эту грань,

По которой в старости идти

Не сегодня могут в нас – года

Или нам сказали эту мысль,

Облачившись в стелы – города,

По особенной примете идеала,

Быль к тому искусству не права,

Но гордится роскошью гнедой.

Человек не смотрит за мечтой,

Стала ли она прилична – в жизни

Или страхом отражает рай

В камне мёртвой боли на благах?

Ты запомнишь серый день в глазах,

Сизый тон от мимолётной грани

Между пропастью, обнявшей эту боль

И затерянное время под ногами.

Забывая каменные стелы

Бередит искусник в небе – слово,

Там он тает быстро и знакомо,

Что герои в личности свобод -

Пребывают для наивных лет,

Напевают сложные надзоры

Между прошлым мифом, что его

Смерть не видит – облачённый рай.

Сколько серых камней от воды

Спряталось без мысли о природе,

Сколько лет отказывало нам -

Покорять свободный мир для слов,

По которым стиль писал бы имя

Сложными орнаментами города,

Словом архитектора запомнив

Целый свод истории в глазах?

Каменные стелы, словно страх

Здесь стоят и смотрят на подоле

У всемирной формы бытия,

Сложенного в частности – вокруг.

Им бы верить слову от людей,

Где наивный день такой великий,

Познаёт искусство, словно ночь

В признанном Вселенной бытие.

Чёрный холод у её порога

Скажет сквозь обычаи твои,

Словно каменные сложены года

Над глазами мира – вдоль пролога.

Здесь им нет привычной пустоты,

Нет упадка к счастью – между нами,

Только ввысь они засмотрят – сами

И отстроят время в чести жизни.

Примета у костра

Поредеет пламя в знак лица,

Может – не с обычного конца,

Вытянув тугую половину

В роскоши, откуда – то внутри.

Между прочим, если не имел

Ты сегодня муки о причину,

Для приметы – в новости костра

Разжигаешь страхи на лице.

Пашешь вдоль отученного мной,

Центром формы мнительной игры,

Выпав из затяжной, хрупкой боли

В ту, что стала признаком вины.

Областью не хочет обладать

Собственное чудо – на ладони,

Время там ему умом сказать -

Наступает в личности – вокруг.

Был бы ты испуган, как и жизнь,

Страхом у костра за это знамя -

Верил бы над честностью – в уме,

Что твоя причина – выйдет мне

Этим кругом мёртвой тишины,

Формы слов с зазубренным концом,

Между прошлым именем и стилем,

Спрятав сон великой глубины.

Что под облаками – виден он,

Гордый и надменный человек,

Разжигая мудрости основу -

В ложной почве этой пустоты.

Дух творит искомое лицо,

Искорка летит внутри приличия,

А костёр ведёт обратно в то -

Юмором привычное и личное.

Здесь ему ты прожил – эту жизнь,

Смерть и фарс обыденной приметы,

Но однажды будет не до тех -

Риском понимать в уме – плато.

Создано оно через привычки,

К славе ходит – на прямой ноге,

Но в костре сжигает эти спички,

Ночью ли – от общего безумия.

Холит счастье времени в нутро -

Облако из сердца в той земле,

Где кострами вечности вросло -

Время предначертанного нам.

Над приметой поредеет – в знак

Добрый призрак и уйдёт внутри,

Он – скелет от ночи и обиды,

Сожжённой для гордости в любви.

Слышишь явь в понурой синеве

Над пространством этого мотива,

Схож ли он в костре – твоей игры

Или стал по-русски этим жить?

Ты восходишь в общество – ему,

Понимаешь ловкий сердцу праздник,

Ночью ли искать ему плато

В этой безнадёжной синеве?

Оттого, что дух летает мило

По костру, в котором спали тени

Вечным сходством – мифологий мира

И его привычек видеть свет.

На одной ноге, шатаясь видит

Страх – твои обличья серой ночью,

Добрый он, но горделивый очень

В пламени искусства от костра.

Знак летит на пять шагов у носа,

Мир отстал и время – право в нём,

Что желает философским днём

Управлять Вселенной от мотива.

Жёлтый шелест прямо у костра

Встал – перед картиной этой ночи,

Видит берег внутренне у прочего,

Что и знак искусства – от истца.

Заблудшее для нищих

Заблудшее, забывшее когда – то по уму,

Ты ищешь это высшее, на эту глубину

И всё терзаешь своды обыденного я -

Понять бы этот воздух, откуда у тебя?

Нельзя играть за правило, а также дорогим

Не быть тебе из раненых – мотивом по уму,

Заблудшим между правилом, на эту глубину,

Что ждёт твоё рождение, забывшее уют.

Искал за мерой ранний твой – обычные дела,

Монетам клал свой съеденный, понятный до утра

Морали здесь источник благ и чрево мудреца,

Как будто бы тебе не враг – от этого лица -

Искусства стиль, он ждёт восторг и муку на тебе,

Но каждый с ним уходит вдаль – на мысли от того,

Что небо жило в топь и даль, попробуя понять

Свой лик искусства над моралью, выеденной вверх.

Ты поднимаешь сердце вдаль и этим благо им

Ты пишешь слову в терпких длин – прямую полосу,

К которой не был ты один и – малого лица

Не видел способ объяснить искусство – до конца.

Мерцает между голых стен – твоими обогнув

Застенчивое облако – такое же в любви,

Ты не был им прямой главой, а только по уму

Спал нищим сердцем в той войне и гордо видел ту

Искусству – жизнь в прямой руке, откуда не хранит

Твой мир ментальной пустоты – обратные дела,

Он серой краской сохранит – искусственную даль,

Чтоб видел ты одну мечту и там её медаль.

Прочтя сегодня нищий клад – ты вышел из себя,

То был прекрасен, то не рад и этим волей пал,

По дну морского чуда ждёт – твоими вверх идти,

Для этих миром говорить – обратно в пустоту.

Но друг в замёрзшем теле был – сегодня не один,

Он видел скол твоей любви и форму бытия,

Так знает горький привкус сил – такую же звезду,

Как ей держать сегодня даль и мыслью одному -

Свободу в чувствах смерти лишь – ты высыпал игру

Под каждый берег этой тьмы и сам её – пронял,

Внутри оставшись от меня – такой же головой,

Где не был ты игрой менял и просьбой под собой.

Хранил искусственную лень, тягая меч с плеча,

То нищий – поздно видит речь и почерк от ума,

Который смертью воли слёз сегодня – заходил,

Он был суровым миром скал и этим не опал.

За серой пеленой миров – ты нищий господин,

Исходишь в мире в пользе благ, а роскошью один,

Ты вышиваешь неба круг и стелется волна,

Как удивления смерть и рок – внутри её игра.

Спасибо, жил на том ответ и месяцем под клич -

Ты был ему в уме не рад – испытывать приличие,

То страсть внутри горит одной, увесистой главой

И поднимает рок внутри, шагая вместе с той

Иллюзией – быть смертью вниз, а может сгоряча

Иметь просторный ветер лиц и этим облачать

Свою систему гордой тьмы – внутри её одной

Способности взрастить тот нищий воздух – рой.

Приемлем в позе от любви и роет страсть коню -

Твой берег мира от идей, коль скоро я храню

Искусство смерти в нищей тьме – сегодня и одна

Осталась жить в природном сне – навечно влюблена.

Исхожий ритм в прохладе лет – слетается внутри,

Мы подобрели, что возник он снова – впереди

И час за два спадает в нём, как сожжённый костёр,

Куда сегодня мы идём и смертью видим этот сон.

Потухший с вечера фитиль

Помаркой, незамеченной в стихе

Искусство ходит, словно шевелит

Потухший номер счастья и огни

За этим миром впавшего безумия.

Куда спустились встречами – они,

Где были сказаны на дне прямого чуда

От вечности, в которой не понять

Искусство мира в новом фитиле?

Ты взял его остановившийся пригиб

И долго мучил слёзами – о чувства,

Но радость схожа прозе о любви,

В великодушии всему уму – дороже.

Искать внутри потерянной красы

Тот летний дождь из мухи – постоянно,

Так странно думать, что нелёгок ты,

Щадящий позу в кресле для ума.

Пока дородна в ситцевом пальто -

Примета ночью – выживать пространство,

Ты ищешь чуткий слова разговор,

Что на фитиль приличествуешь – вновь.

Так вязок с вечера его огонь, молча,

Он дрожью слов поговорит о людях,

Где бездна ходит в ситцевом пальто,

Рисуя нам открытки для потомков.

Чужое детство в сложенном раю -

Нелепо видит всходы о попутном,

Привычном мире краденой души -

Там, где осталось только ей – летать.

Или парить под снежные блага -

Куда – то роскошью из этого довольства,

Где не был ты – тем принятым к ручью

Фантома смерти – в сердце для других.

Очнувшись – скажешь, будто бы сочту,

Что твой поэт оставил эту смерть,

Он говорит о прошлом – в день беды

И только поворачивает правду,

О свой фитиль – в приличных образах,

Играя этой формой в слог умов,

Где не был ты готов убрать вину,

Над только что приправленной – ему

Приметой думать, а потом летать,

Куда ты не хотел убрать из тьмы

Природу вздоха, потухая миром

И видели вороны этим вдаль – твою

Заблудшую систему мира вдоха,

Не ей – ты так заправил речь для снов,

Что завтра будет твой фитиль – готов

И жив для долгой встречи – под игрой.

Для летней просьбы, думая со мной

Ты очищаешь свод простора благородства,

Нуждаешься в излишней простоте

Над ношей, не показанной за сходство.

А твой покойный стыд – вертел умом,

Он жёг фитиль и думая сам – вышел

В одну из истин зла – потухших стен

И там её вину от всех очистил.

Как с вечера, помаркой на стихе

Ты обещал узнать прорехи и дела,

Но этим твой поэт – идёт до тла

В такую же природу светлых лет.

Он держит свод огня и дым – в ответ,

Меняя всполох численного взгляда,

За этим обществом, в которое влюблён

И ждёт ему той вечности – усладу.

Прожив свой номер высшей суеты -

Фитиль от губ дыхания – погиб,

Он вышел в вечер спрошенной любви,

Как стал внутри – одним из просторечий,

Искать и жить его проблемой грёз,

Где дух поэта выжимает – слово

От ясности, в которой тот живёт -

Искусством смысла – в вечности свобод.

Неправда для тоски

Уязвляешь, плывя за рекой

Непрочтённо, но также тоской

Разувешанной в пользе любви,

От того, что идут корабли

К одномыслью и томно мычат,

Им мы думать, кричать не даём,

Только в позу от хохота – ждём,

Что неправда взойдёт от тоски.

Где зимует твой зверь – бытие,

Где ликуют протёртые тени,

Уязвляя свой месяц за толк,

По которому в счастье идём.

Берег стёрт и за илом – Москва

Нам приглядно посмотрит – вдали,

Что такие же гнут – корабли

Идеальное поле из города.

Над планетным восходит умом

Поколение смертной тоски,

Что ни день – обналичит тюрьму

И противные тени в виски.

Ты не хочешь им петь идеал,

Но за ночью стоишь, отродясь,

Чтобы будущий видел тебя,

Как и сердце – над этим родясь.

В обналиченном доме твоём

Умирали сквозные дела,

То не против ты ждал – корабли

И дымила до солнца – пора

От наития встретить свой путь,

От усталой привычки – внутри,

Где не встало от солнца уютом

Межпланетное эхо – вдали.

Ты идёшь и от хохота в том

По московской аллее – строчит

Меркантильный манер за углом,

Он не думает, просто молчит,

Где остались твои корабли

В век забытые временем – в том

И потерянным космосом в нём

Ты пребудешь до этой зари.

Для неправды – развешан и прост

Твой усидчивый ветер – сквозь рост,

Он – наивным посмотрит в окно

Корабельным искусством за ту

Обозначенной маски – деталь,

Ей теперь в искромётной игре

Будет думать в тоске – идеально

И усваивать пользу – в себе.

Та неправда сложила костёр,

Он посмотрит и втянет свой вид,

От которого словом не спит -

Дух московской иллюзии мира.

Он затянут во тьме облаков,

Им не видят под срочные дни

Утопичность во тьме дураков

И наитие в подлости жизни.

То что было – не стало твоим,

А обратный расчёт по уму -

Та тоска в иллюзорном граните,

От которой ты светишь во тьму.

Век бежит по московской тропе,

Открывает свой времени край,

Но желают пройти в корабле

Утопичные свечи – во тьме.

Чтобы думать о том бытие

И строчить иллюзорные тени,

По которым гуляли в войне

Интересы – под тонкий намёк.

Та тоска – элегантная в нас

Нетипичная дама из мифа,

Всё обходит по городу шанс

И привычно раскрутит вуаль.

От неё удивляемся – вдаль,

Что же будет на моде – отлично

В этом веке тоски по любви

В преднамеренной ласке веков?

От неё не сбегают вдали

Утончённые всполохи мира

И плывут по тени корабли

В идеальный рассвет – предсказать,

Чтобы завтра он стал на тебе -

Удивлением в смертности мира

Обнимать – свой просторный полёт,

Проплывая в тоскливой игре.

Живо, но дорого

Обещанный на час – противник в рукаве

Идёт помучить шанс и гордую тоску,

Внутри его строфа и милые огни

Запустят в город снов – живую идиому.

Он жив и в слове сам, как дорогой уют,

Приличествует тут, не понимая нравов

Он шанс – интеллигент и тонкая игра,

В неё куют до позднего утра.

Свободный дух меж нас и масти приговор

Не хнычет, он погас от мозга для людей,

Но дух в притворный раз – не празднует одну

Морали связь и тьму, приличествуя глаз.

Поник сквозь мысль во мне – тлетворный идеал,

Был дорог сам и мне – он выручал вдвойне,

Когда искал войну и там в её глазах -

Был призраком за страх и меченый полёт.

Так видит идиот, что живо в смерти нам

Судьбы прямая драма и солнце во сто крат,

Вложившее печаль в особую примету,

То бытие из глаз, увенчанной звезды.

Почётом смотришь вдаль и в городе твоём

Противник на огне – не мучает, он ждёт,

Что сам в тлетворной мгле – забыл на этот раз,

Как жить ему, в том думая, что в сердце он погас?

Испил свою войну и вышел зверем – в том

Красивый, как модель и верный в свет звезды,

Но укоризна шлёт им – новый пересказ

Той мысли без тебя, где был немой рассказ.

Он вышит в рукаве над плахой городской,

А сон – его покой, что чудится сквозь тьму,

Бежать ли к одному, кто жив ещё сейчас

Или уйти ко дну – моральной топи завтра?

В философе сошлись – те тени близкой тьмы,

Они нашли следы, что выедены нам,

Как робкий слепок ран и толща от воды,

Где живы, будто сам – ты выманил мечты.

Собрав в один комок – испачканных надежд

Ты вышел в дорогом костюме из невежды,

Но посох был во тьме – искусством недалёк,

Он вылепил урок – живого чванства прежде,

Чем ты его сломал в природной былине

И робкой, словно шарм окутал здесь порой,

Где снова человек живой, уже едва,

Но дорого за два – тащить ему в покой

Ту участь между стен, ту властную игру,

Где живы были мы и памяти следы -

Вращались между нас, что форма бытия

Былого зверя в фарсе и жадности взаймы.

Берёшь тот склеп внутри, ему отмечен глаз,

Берёшь внутри войны – излишки от ума

И в том ты жив на свет – из времени и гроз,

Где сам тащил вопрос, что дорог нам внутри.

Раскрученное мухам назло

Пролетая над мухами – век в декабре

Источает искусство, приятное с виду,

Он разученный подвиг в упитанной роли,

На сегодня выходит блуждать – по утру.

Ты не видишь за чёрной основой – своей

Приближается муха и тает свеча

От такого искусства, что горе внутри

Не бывает историей формы – в печали.

Через несколько лет, улетая в печи -

Эти мухи, как светлые прозы из слов

Пребывают внутри утончённых миров

И гнетут преисподнее чучело нам.

Потому мы не знаем, кто здесь виноват,

Только прозу напишем о тонком уме,

Что сегодня внушает свой мир – идеал,

Он завидует праву над манией – сам.

Деревянные створки под письмами – в ад

Ты пропишешь и будешь на этом не рад,

Что раскрученный возраст – обратно во тьму

Ты захочешь поставить, как ветер из нас.

Он плюёт с небосвода для мнимой игры,

Он завидует миру для сферы умов,

Только мухи не помнят об этой игре -

Им уже незаметен твой склад – по добру.

Раскрутило растерянный возраст – оно

В авангардном приличие – сферу из нас,

Только думать не можем, как истина в глаз

Постоянно рисует свой век – монолит.

Он не помнит от мух, про какую игру -

Ты писал, чтоб напиться и выжить внутри

От придирчивой ясности – снова оставить

Идеальное поле, чтоб жить им, как мы.

Преднамеренный подвиг из немого окна

Открывает по мухам – угнетённый раздор,

Чтобы вечности плаха разнимала укор

Между видом напротив и счастьем взаймы.

Где не видно искусство – до этой войны,

Только каторга ищет беспросветные тени,

От которых ты стал им – вернее внутри

И усидчиво ловишь тот воздух сомнений.

Пропустила вечером долгая тьма

Удивление нового счастья без лиц,

Но устало ведёт к разобщению сна -

Потревоженной мухи – идеальный восторг.

Он прекрасен для мысли и таит в глубине

Отношение возраста, нужное мне,

Чтобы снова заставить свой верный полёт

Обходить по искусству на том – удивление.

Ты не можешь учесть эту новость – внутри,

Не имеешь за счастьем – былого пари,

Чтобы мучить назло эту долгую тьму,

С ней и мух понемногу, в искусстве к уму.

Обнищание прошлой души

За городом таило смертью – там

Обещанное общество для зла,

Искало вверх смотрящей белизны

И тонкой формы лебедя в руках.

О прошлом душ не понимало – им

Прохлады дым, под стелющейся тьмой

И верной чередой там был один -

Родник культуры времени с тобой.

Он своды открывал в пустой главе,

За взглядами из прежнего – вокруг,

Что воздух человеческой гордыни

Искал им время в пропасти души.

Её продать ты смыслам не хотел,

Но выученный страх парил – за ними

И шёл прохладный ливень по губам

За тонкой впадиной умильного лица.

За городом стояло обнищание,

Им вверено пройти свой век и бел

Ты смотришь от заклятья этих стрел,

Куда – то вдаль – от мирного истца.

Где ворон обнимает мудреца,

Всё всматриваясь между стёртых линий,

Внутри он будет думать про юнца,

Который стал для душ – пороком стен.

Прорыл свой ветхий ужас и погас

Внутри – остаток скорбного луча,

За мир без нас он выл, как сердце слёз

И сам парил в безудержной тиши.

Где серый вальс – рисует стены в нас

И утончённый визг глаголет по уму,

Как долго мы входили в эту тьму,

Которой стали – между белых глаз

Искать свободу в проданной душе,

За честь её нести – из жизни этой

И снова находить под верный шаг

Искусства слова в признанных глазах.

Как только свет кармической болезни

Исчез и ровной смертью суждено

Мне взять – одно студёное окно

Из прежних лет – таким же безвозмездным

Мечом искусства в малой пустоте,

Другого шага к ясности – в природе,

Где свет бессилен в смерти, а везде

Ты сам ожил внутри основы глаз.

Под уровнем планеты, как топаз

Играет ритм упущенной надежды,

Им снова век художественный рад,

Что ожидает душу в нас и прежде.

Хранит морали средних лет – печаль,

Ведёт свой сон сторонней былины -

Одна скульптура собранной войны

И мы в ней стали ветерком – нетленно

Стихать, как грозы спящей пустоты,

Идти по душам чувства осторожно

И верить праву в личности – теперь,

Как будто создан вымысел из нас.

Он открывает душам пересказ

И свод ночной всё льётся – между слов,

В которых души прошены внутри,

А прошлое их – смертью видит глаз.

Под нищей словом – может суждено

Узнать культуру собранной души,

Что стало вновь ей вверено давно

И там накрыто в позднем свете жизни.

Вся эта суть притворна для тебя,

Но нищий спит под вереницей праха,

Он прошлым видит душу, как магнит

И в том её манит – отжившей правдой.

Мечтая соль с небес – откинуть вновь

И стать судьбой увенчанного страха,

Но прошлый видит в зареве – покой,

Откуда ты стоишь – под этим сном.

Откалывает дух его под склон -

Мечты спокойной жизни – от утехи,

То вынут был моральный срез души

И стала пищей в социальном сне

Искать она – свой берег от жилища,

Спускаясь между драмы и людей,

Туда где нет искусства от других,

А только чёрный прах парит – под стих.